Часть 2. Революция и «новая женщина»: гендерная политика большевиков 1 страница

⁂

 

Если пролетаркам не может быть места в организации, которая, разрывая знамёна рабочей партии, продолжает размахивать лишь обрывками этих знамён для привлечения легковерных и наивных женских сердец, то ещё меньше общности существует у женщины рабочего класса с другой женской политической организацией – «Женской прогрессивной партией». Как уже было сказано, партия эта в политическом отношении стоит правее «Союза» и носит ещё более ярко выраженную печать буржуазного феминизма. Политические пожелания прогрессисток, разумеется, скромнее пожеланий «Союза». Программа прогрессисток устраняет вопрос о борьбе за общее политическое освобождение и прямо ставит своею задачей борьбу за политическое равноправие женщин. Исходя из того положения, что «политическое равноправие является одной из главных причин порабощения женщины», прогрессистки, конечно, и не заикаются о борьбе с существующими экономико‑ социальными отношениями, в ещё большей мере, чем политическое бесправие, отягчающими и пригнетающими женщин. Политическое и гражданское равноправие – таков лозунг прогрессивной партии.

Как же определяет «Женская прогрессивная партия» политическое равноправие женщин? Каковы выдвигаемые ею требования? «Избрание народных представителей всеми гражданами, достигшими 25‑ летнего возраста, без различия пола; предоставление всем гражданам независимо от пола активных и пассивных избирательных прав; организация местного самоуправления на тех же началах, на каких покоится народное представительство». Итак, мы видим, что программа прогрессисток включает требование всеобщего избирательного права для граждан, которым исполнилось 25 лет. Но почему прогрессистки не детализуют своих требований? Почему умалчивают они о том, понимать ли под «предоставлением всем гражданам пассивных и активных избирательных прав» прямое и равное голосование?

Если судить по физиономии «партии», по духу, её проникающему, то прогрессистки, будучи искренними, должны были бы высказаться в своей программе либо за двустепенные выборы, либо за неравное цензовое представительство. Двустепенные выборы прекрасно отфильтровывают непригодные к «высшей политике» элементы общества и всего вернее обеспечивают «цвету современной культуры» – буржуазной интеллигенции – место в народном представительстве. Повышение возраста избирателей с 21‑ го до 25‑ ти лет показывает несомненную тенденцию «женской партии» внести хотя бы с этой стороны ограничительное начало при определении правоспособности граждан. Как бы ни старались уверить нас прогрессистки, что они даже и мысли не допускают об ограничении чьих бы то ни было прав[27], повышение возрастного состава избирателей выдаёт их цензовые симпатии; это возрастное ограничение является ведь тоже цензом, всей тяжестью ложащимся на рабочий класс, где сознательная жизнь человека начинается значительно раньше и где политическое самоопределение развивается интенсивнее в более молодом возрасте. Осторожная формулировка основного требования программы «женской партии» тем характернее, что вырабатывалась она в повышенный период политической жизни России, весною 1906 года, когда радикализм политических лозунгов не мог ещё звучать диссонансом с окружающей мертвящей действительностью.

Поражает в программе прогрессисток крайне туманная формулировка и другого существенного требования: гражданского равноправия женщин. Пункт программы гласит: «Существующие законы, уголовные и гражданские, должны быть пересмотрены при участии женщин». Ни слова об основах этого пересмотра, а между тем это требование всего ближе должно бы захватывать интересы именно женщин крупной буржуазии – членов «женской партии». «Союз равноправности» не только определённее высказался, но и практически больше сделал по этому пункту: с помощью специальной юридической комиссии он пересмотрел весь свод русских гражданских законов и внёс в соответствующие места поправки в смысле уравнения гражданских прав обоих полов[28]. Работа эта передана была в подкомиссию по равноправию первой Государственной Думы, и таким образом равноправки оказались активнее прогрессисток в этом отношении. А между тем «Женский Вестник» посвящал особое внимание гражданскому равноправию женщин и можно было ожидать, что хотя на этот раз прогрессистки сбросят свою обычную инертность и не только на словах, но и на деле постараются «отстоять» принципы гражданской равноправности женщин. Прогрессивная женская партия – это пока слабая и пассивная политическая организация, бессильная защищать какие бы то ни было пожелания и запросы женщин. Быть может, поэтому‑ то она и не пережила той политической эволюции, какую проделал «Союз».

Ещё до официального образования партии часть феминисток умеренного направления группировалась вокруг «Женского Вестника», руководимого д‑ ром Покровской. «Женский Вестник» никогда не отличался политическим радикализмом и ухитрялся даже в октябрьские дни сохранять свой «беспристрастный» тон и своё «критическое» отношение к движению народных масс; он сумел в период наиболее горячих революционных схваток сохранить в целости и невредимости свой узенький кругозор буржуазного феминизма, и никакие «политические бури» 1905–1906 годов не заставили его горячее откликнуться на мировые события, совершавшиеся вокруг него. Даже «Хроника» «Женского Вестника» в богатый общественными переживаниями 1905 г. по‑ прежнему носила совершенно специфический, «дамский» характер. Точно весь мир замкнулся в узкодамских запросах; точно великая борьба за народное освобождение, борьба, захватывавшая, между прочим, тысячи, десятки тысяч женщин не касалась представительниц феминизма. Вопросам жизни работниц отводилось, разумеется, минимальное место. Впрочем, «Женский Вестник» тогда, как будто, и не претендовал на союзничество и сотрудничество с пролетарками.

Если «Женский Вестник» и реагировал на окружающие события, то с совершенно своеобразной стороны: этот классово‑ буржуазный орган уже тогда открыто ополчался не только на тех, кто боролся за политическое переустройство страны, но даже и на тех, что стремились забастовками улучшить своё положение:

 

«Мы преклоняемся, – говорит „Женский Вестник“, – перед геройством отцов и мужей, но вместе с тем утверждаем, что они геройствуют, главным образом, не за свой счёт, а за счёт матерей и жён. В самом деле, рабочий бежит от стонов своей голодной семьи из дома. Он находит себе утешение в своём увлечении борьбой, в кругу товарищей и друзей, а то пойдёт в кабак напьётся, и, вернувшись домой, изобьёт стонущую жену и плачущих от голода детей. У матери и жены не хватит духа поступить так; изо дня в день, с утра до ночи она остаётся со своими голодными детьми, и её душу терзает их плач. Мы спрашиваем, на кого же упала тут главная тяжесть забастовок? На жену и мать. И при подобных условиях мужчины осмеливаются укорять женщин в консерватизме, когда последние удерживают мужей от участия в стачках! Пусть мужья во время стачечных голодовок возьмут на себя труд каждый день полдня просидеть с детьми, а жёнам предоставят на это время свободу от их голодного плача! Может быть, тогда они не будут так легко обвинять женщин в консерватизме. Мне, конечно, возразят, что в настоящее время мужчины ведут борьбу за свободу, ради которой надо жертвовать всем. Соглашаясь, что свобода драгоценна, я не могу согласиться с тем, что борьбу за неё надо вести очертя голову и не щадя ничего. Я настаиваю, что в какой бы то ни было борьбе должно быть как можно меньше невинных жертв. А теперь мужчины, нетерпеливо стремясь к призраку свободы, появившемуся в России, поступают так, как будто они борются на необитаемом острове, где за это не расплачиваются женщины и дети»[29].

 

Можно ли идти дальше? Не ясно ли, что правое крыло феминисток само закрывает двери перед работницами, заявляя во всеуслышание, что не понимает и не сочувствует рабочему движению? Но так открыто выражался «Женский Вестник» лишь до тех пор, пока он не стал органом оформившейся феминистской организации с определённой политической программой. Образование «Женской прогрессивной партии» заставило и «Женский Вестник», и отдельных членов партии заговорить другим языком. В своих «Рефератах по женскому вопросу» г‑ жа Бахтина заявляет:

 

«Из всего сказанного видно, что мы, узкие феминистки, как угодно было г‑ же Коллонтай назвать нас, боремся вовсе не за классовые интересы и не за буржуазию, как говорит г‑ жа Коллонтай, и даже не лично за женщину; нет, мы, члены женской прогрессивной партии, боремся за всё человечество»[30].

 

А д‑ р М. Покровская пытается даже дать нечто вроде социально‑ политической программы, чтобы показать своё сочувствие рабочим и попечительную заботу о них. Эта программа сводится к изложению кооперативных идеалов под своеобразным углом зрения. Убеждая рабочих бросить пагубный метод борьбы стачками, который только ухудшает положение рабочего класса, так как «ведёт к повышению цен на продукты» (предприниматели и рабочие несут от забастовок убытки, а затем перекладывают их на всё население), Покровская предлагает рабочим заняться кооперациями, которые одни в состоянии спасти человечество от современного «экономического хаоса»[31]. От профессиональных союзов «Женский Вестник» многого не ждёт:

 

«Профессиональные союзы содействуют развитию солидарности среди рабочих, но вместе с тем приходится признать, что они вносят свою долю участия в общий экономический хаос, так как каждый профессиональный союз часто действует во вред другим. Сапожники, например, при помощи забастовки увеличили свою заработную плату. Хозяева переложили это увеличение на свой товар, и потому другим профессиям рабочих приходится платить дороже за обувь. Они тогда, в свою очередь, начинают требовать повышения заработной платы, что отражается на сапожниках, жизнь которых ухудшается, и последним опять приходится прибегать к стачке, чтобы увеличить свою заработную плату соответственно увеличившейся дороговизне жизни. Таким образом, рабочее население вращается в заколдованном кругу и вечно волнуется, не находя из него выхода».

 

И далее:

 

«Борьба с капитализмом при помощи стачек создаёт противоположность интересов рабочих в разных производствах. Повышение заработной платы пекарей, в сущности, понижает таковую рабочих других профессий. Единственной панацеей от всех этих зол является кооперация, которая, быть может, скорее приведёт к свободе, равенству, братству и экономическому освобождению масс, нежели капитализм, выросший до чудовищных размеров», – решает Покровская.

 

Итак, «Женский Вестник» готов даже выйти из обычных рамок узкофеминистских задач и заняться вопросами социальной политики, лишь бы показать женщинам рабочего класса, что и прогрессистки «болеют» нуждами бедных младших сестёр, лишь бы проявить своё понимание ближайших запросов пролетарок. Правда, понимание это носит ярко буржуазный отпечаток; правда, панацеи, найденные с таким трудом феминистками, едва ли способны вызвать энтузиазм даже малосознательных пролетарок; но дело не в результатах, а в тех мотивах, которые руководят феминистками. А мотивы всё те же: привлечь в свои ряды женщин рабочего класса всеми средствами и способами.

Весною 1907 г. «Женская прогрессивная партия» основала свой собственный клуб, целью которого должно было являться: «Достижение равноправности женщин с мужчинами. Взаимная нравственная и материальная поддержка. Просвещение женщин: чтение рефератов, популярно‑ образовательных лекций и т. д.; устройство развлечений. Сближение членов между собою для обсуждения и разработки различных вопросов, касающихся их деятельности». Но, несмотря на своё желание завербовать к себе демократические женские элементы, прогрессивная партия сама с большим выбором принимала новых членов в клуб. Эта феминистская организация в ещё большей степени, чем «Союз», чуждается пролетариата и чувствует к женщине рабочего класса нечто вроде почтительного страха. «Женская партия», разумеется, хотела бы зачислить в свои ряды эти широкие, волнующиеся массы фабричных женщин», но открыть им доступ в клуб прогрессисток, позволить им сидеть возле «почтенных» поборниц равноправия в шелках и кружевах, позволить им вступать в полемику с «учёными» женщинами, – нет, этого наши правые феминистки допустить не в состоянии. «Политический расчёт» пасует перед дамскими‑ предрассудками. Много ли можно ожидать от подобной «политической» организации?

С самого возникновения своей партии прогрессистки решили держаться строго легальной почвы. Даже в период относительной свободы, когда собрания сплошь и рядом организовывались явочным порядком, прогрессистки бегали за разрешением в градоначальство и настаивали на присутствии во время их заседаний чинов полиции.

 

«На этом настаивалось, чтобы был прецедент санкционирования администрацией женских политических организаций»[32].

 

Этот метод вызвал в свое время со стороны «Союза» строгое осуждение; однако если бы это был единственный «ложный шаг» прогрессисток, то с ним ещё можно было бы помириться. Гораздо большим препятствием в деле привлечения демократических женских элементов к «Партии» являются её умеренно‑ политические симпатии, её явно выраженный буржуазно‑ классовый дух.

Если «Союз Равноправности» по своей социально‑ политической физиономии всего ближе подходит к кадетам, то прогрессисток можно приравнять если не к октябристам, то по крайней мере к мирнообновленцам. Правда, прогрессистки выражают резко отрицательное отношение к деятельности «Союза русского народа» и даже обсуждают меры и способы борьбы с «истинно русскими женщинами», ведущими в провинции борьбу не только с «крамолой», но и с женским равноправием[33]. Однако, вступая в борьбу с черносотенством, прогрессистки, несомненно, в то же время тяготеют к октябристам. Когда на одном собрании «Партии» обсуждался вопрос о том, в какую из фракций третьей Думы передать петицию о равноправности, то рядом с кандидатурой Милюкова и других кадет красовалось и имя Гучкова. Но вовремя вспомнив, что октябристы ничем не проявляли своего сочувствия равноправию женщин и никогда не выдавали себя за его сторонников, прогрессистки отказались от мысли действовать через Гучкова и остановили свой выбор на Милюкове. Это собрание происходило ещё до внесения октябристами в Думу законопроекта о земском самоуправлении, признающем избирательные права и за женщинами с имущественным цензом. Интересно, как бы теперь отнеслись к кандидатуре Гучкова прогрессистки? Есть много оснований думать, что они предпочли бы связать свои выступления с октябристами; кадетизм в глазах многих прогрессисток политически слишком «радикален»…

И несмотря на узкобуржуазный дух, несмотря на умеренность политической физиономии «Женской Партии», организация эта не теряет надежды «объединить под своим знаменем всех сочувствующих делу женского освобождения женщин». Выступая на защиту идеи «объединения» женщин, «Женский Вестник» отдаёт пальму первенства в деле борьбы за равноправность представительницам буржуазного класса.

 

«Совершенно естественно, что феминизм возник сначала среди интеллигентных женщин. Простая невежественная женщина, ведущая жизнь, полную тяжёлых лишений, унижений, оскорблений, обид и всяческих надругательств, не в силах отдать себе отчёта, почему её жизнь такова. Вследствие этого, она или рабски покоряется ей, или в единичных случаях протестует против своего положения преступлением. Но интеллигентная женщина, более сознательно относящаяся к жизни, пытается выяснить причины тяжёлой женской доли»[34].

 

Неужели, в представлении прогрессистов, женщина рабочего класса только «простая невежественная женщина», за права которой должна распинаться и воевать более «смелая» буржуазная феминистка? Неужели в самом деле воображают они, что благодетельствуют работниц, вовлекая их в буржуазно‑ феминистское движение? К счастью, опасаться развращающего влияния прогрессисток на работниц не приходится: много говоря о пользе объединения всех женщин, прогрессистки не делают никаких практических шагов навстречу пролетаркам. До сих пор «Женская прогрессивная партия» не обнаружила ни одной попытки вести, наподобие «Союза», пропаганду феминистских идей между работницами или крестьянками. Чувствуют ли прогрессистки, что скромными пожеланиями их программы трудно привлечь к себе сердца работниц или же слишком яркий классовый дух мешает им принимать в свои ряды на равных правах женщин «чёрной кости», – факт, во всяком случае, тот, что прогрессистки только на бумаге стоят за всеженскую организацию, но практически же усиленно оберегают свою партию от вторжения чересчур демократических женских элементов. Тем хуже для них и тем лучше для женщин рабочего класса.

Существует ещё одна феминистская организация, которая, не имея определённой политической программы, фактически последние годы принимает активное участие в борьбе за политическое равноправие женщин. Организация эта – «Русское Женское Взаимно‑ благотворительное общество». Несмотря на то, что это чисто дамское общество, с отборным благонамеренным составом членов употребляет все усилия, чтобы сохранить свою прежнюю «политически нейтральную» позицию, что оно продолжает вести свою обычную культурно‑ благотворительную работу, отворачиваясь от широких общественных задач, пробудившаяся политическая жизнь непрестанно втягивает даже и это чисто феминистское общество в свой круговорот и заставляет так или иначе реагировать на совершающиеся политические события. «Женскому Обществу» приходится подавать петиции, рассылать воззвания, приветствия, высказывать неодобрения, собирать сведения и справки. А приводит это к тому, что более живые и более активные элементы «Общества» сгруппировались вокруг отдела по избирательным правам женщин и здесь, уже не отмахиваясь от политики и общественной жизни, ведут вокруг лозунга политической равноправности женщин обычную феминистскую работу. Созыв «Всероссийского женского съезда» – это столько же дело «Женского Общества», вернее, его отдела избирательных прав, сколько и «Союза Равноправности».

Но в какую сторону склоняются политические симпатии этой первой в России чисто феминистской организации? Надо ли сомневаться, что «Общество» по своим политическим убеждениям должно придерживаться умеренного либерализма, что для него, как и для прогрессисток, кадеты порою кажутся чересчур «красными». Если свою петицию в Первую Государственную Думу «Общество» передало через кадетскую фракцию, то, разумеется, не в силу особой симпатии к партии «народной свободы», а лишь потому, что из всех партий, в программах которых стояло и женское равноправие, это была самая правая. Петицию свою «Женское Общество», разумеется, составило возможно более туманно и обще: сетуя на то, что среди «первых избранников русского народа» «нет ни одной женщины и ни одного представителя, избранного непосредственно женщинами», петиция предлагает «поставить на решение Государственной Думы вопрос о политическом равноправии женщин в России» и «внести обновление в жизнь женщин, признав за ними равные права для участия в служении родине». Так обошло «Женское Общество» все подводные камни при определении своих политических требований. Не раскола внутри «Общества» опасалась эта прекрасно спевшаяся организация с ясно определившейся буржуазной физиономией: туманность пожеланий нужна была для женщин, стоящих вне «Общества», для тех, которые давали свои подписи под петицией. Чем более общи и неопределённы были пожелания «Общества», тем вернее было собрать под петицией имена женщин различных политических оттенков.

Точно так же остерегалось «Женское Общество» выставить на вид свои требования и подчеркнуть политические симпатии и в поданном через председателя Ф. Головина во вторую Государственную Думу заявлении о необходимости уравнения женщин в политических правах с мужчинами[35]. И только в отчёте «Отдела избирательных прав Женского Общества» за 1907 г. удаётся нам найти ясное и недвусмысленное определение основных политических задач и требований Общества: «Цель отдела должна состоять в объединении женщин в (? ) одной платформе: „равные избирательные права с мужчинами“». Отсюда можно вывести одно лишь заключение: Женское Общество, во всяком случае, стоит в своих политических запросах на одном уровне с международным феминизмом. Можно ли ожидать большего от организации со столь ярко выраженной «дамской» физиономией?

Если по вопросу о политическом радикализме «Женского Общества» могли ещё оставаться какие‑ либо сомнения, то теперь отношение этой «первой» русской феминистской организации к октябристскому законопроекту о земском самоуправлении должно было рассеять и последние иллюзии. Цензовое начало нисколько не смущает наших «пионерок» женского равноправия; идея цензового представительства женского элемента в земском самоуправлении, по‑ видимому, возникла у них совершенно самостоятельно; по крайней мере, в их заявлении «о необходимости равноправного участия женщин в земском и городском самоуправлении», поданном во вторую Государственную Думу, ничего не говорится об основах этого равноправия и не указывается на желательность одновременной демократизации и самих земств. Впрочем, повторяем, полуфилантропическое общество ведь и не претендует на политический радикализм и ещё меньше, чем прогрессивная партия, заботится о привлечении в свои ряды женщин рабочего класса.

Под влиянием политических событий, под давлением изменяющейся общественной атмосферы изменяются характер и физиономия наших феминистских организаций в России. «Радикальный», тяготевший к социализму и революционным партиям в дни своей юности «Союз Равноправности» быстро линяет и правеет, тогда как благонравное «Женское Общество», долгие годы чуравшееся всякой «политики», постепенно приобретает «вкус» к политическим выступлениям и начинает проявлять несвойственную ему ранее активность. И только «Женская прогрессивная партия», продолжая колебаться между кадетизмом и октябризмом, влачит по‑ прежнему довольно жалкое и незаметное существование.

К какой из этих организаций может пролетарка подойти с доверием? У какой из них найдёт она действительную опору и защиту своих интересов? Не ясно ли, что ни одна из перечисленных организаций буржуазных женщин не в силах ответить на насущные запросы работниц, что от буржуазных поборниц равноправия, как бы радикальны ни были их политические требования, пролетаркам нечего ждать? Кроме горечи и разочарования, сотрудничество с ними ничего не может дать женщине рабочего класса.

Феминистское движение в России принимает все более и более буржуазную окраску. Оно не только не связано с общерабочим движением, но становится с ним всё в более и более резкий антагонизм. Хотя левое крыло феминизма, «Союз Равноправности», и продолжает являться поборником демократических требований, но старательное отмежевание «Союза» от классовой рабочей партии свидетельствует, что весенний период феминизма пройдён, что романтические иллюзии изжиты, что буржуазное женское движение даже не находит более нужным скрывать свою истинную классовую физиономию.

Но раз феминистки сами не желают более «сотрудничества» с рабочей партией, им, естественно, приходится искать опоры в другом месте. Само по себе феминистское движение ещё слишком слабо, чтобы рассчитывать исключительно на свои собственные силы. Вполне нормально и логично искать этой опоры у близких по духу буржуазных партий. Вопрос лишь в том, насколько представители буржуазного либерализма являются надёжными союзниками женщин, насколько их заступничество может обещать реальные политические выгоды?

С какой гордостью перечисляют феминистки малейшие симптомы сочувствия женскому делу со стороны буржуазной оппозиции. Какое преувеличенное значение придают они тем принципиальным декларациям, на которые так щедра была либеральная буржуазия в революционный период! Наибольшее число таких деклараций, в той или иной форме провозглашающих принцип равноправности женщин, падает, разумеется, на «мятежный» 1905 год. В этот период повышенной политической жизни под напором неотвратимо надвигавшейся на неё волны народного движения буржуазная оппозиция научилась говорить языком самого народа. Были ли такие демократические принципы, которые бы она отказалась выставить на своём знамени? Было ли такое, подхваченное массами, политическое требование, которое она решилась бы отвергнуть? Женщины составляли в тот памятный год часть волнующейся народной массы; ими пестрели ряды рабочего и крестьянского движений; их голоса настойчиво звучали во всех почти оппозиционных организациях. Не считаться с требованиями женщин значило останавливаться на полпути, значило рисковать в ту критическую минуту самым существенным – потерей популярности и доверия масс.

В течение всего 1905 г. органы местного самоуправления, эти «гнезда оппозиции», частью по собственной инициативе, частью в ответ на обращённые к ним запросы женских групп выносили постановления, в которых высказывались в пользу уравнения женщин в правах с мужчинами, одни – во всех областях государственной и общественной жизни, другие – только в органах местного самоуправления. Ряд губернских и уездных земств, на своих совещаниях высказывавшихся одно за другим за коренные реформы в области государственного устройства и местного самоуправления, провозглашали принцип равноправности женщин: Таврическое, Симбирское, Костромское губернские земские собрания высказывались за полное уравнение прав обоих полов; Нижегородское губернское земство стояло за участие женщин на равных правах с мужчинами в мелкой земской единице. Уездные земства – Петербургское, Юрьевецкое, Темниковское, Балахнинское – высказывались за предоставление женщинам пассивного и активного избирательного права в реформированном городском и земском самоуправлениях; Вятское, Уфимское, Кременчугское, Городненское, Елизаветградское, Симферопольское, Ардатовское, Дмитровское, Кологривское, Старицкое стояли за предоставление женскому населению одинакового с мужчинами права выборов во все законодательные учреждения и органы местного самоуправления. Городские думы – Кронштадтская, Воронежская, Ковенская, Либавская, Вятская, Кутаисская, Курская, Ставропольская, Тифлисская, Эриванская, Новгородская, Костромская – требовали распространения избирательных прав в городское самоуправление и на женщин. В том же духе высказывались городские представители на областных съездах в Твери и Костроме.

Как ни утешительны эти факты, надо помнить, что благоприятные для женщин постановления даже в тот горячий политический момент принимались обыкновенно после страстных дебатов, что предложения о предоставлении женщинам избирательных прав всегда встречали яростные возражения и во многих случаях проходили одним‑ двумя голосами, что, наконец, целый ряд городов и земств (Петербургская и Московская думы, Нолинское и Макарьевское уездные земства, Саратовское чрезвычайное губернское земское собрание, Орловское земство, Виленское совещание о введении земских учреждений и т. д. ) категорически отказывал признать политическое равноправие женщин. Были отдельные случаи признания за женщинами одинаковых с мужчинами прав при условии установления цензового начала; так, например, Новороссийское губернское совещание о реформе земских учреждений постановило признать избирательные права в местные земства за всеми плательщиками земских налогов, за получившими высшее или среднее образование лицами обоего пола и за представителями профессионального труда, за исключением «чернорабочих» – термин, как известно, весьма растяжимый. Черниговская дума признала, что к участию в городском самоуправлении должны быть допускаемы все жители города, достигшие 25‑ летнего возраста и приписанные к нему в продолжение двух лет.

Не следует также забывать, что все эти постановления носили прежде всего чисто «платонический» характер: составители их прекрасно понимали, что до осуществления их ещё очень далеко; выдвигались требования возможно более широкие, возможно более «крайние», чтобы было «с чего уступать». И если, несмотря на это, представители местного самоуправления даже в революционный 1905 г. с такой неохотой провозглашали в своих desiderata пока ещё отвлечённый принцип женского равноправия, то что бы было, если бы дело дошло до практического осуществления этого демократического требования? Неужели феминистки серьёзно верят, что представители либеральной буржуазии в самом деле отстаивали бы и на практике это «принципиальное пожелание»?

Характерно отношение съездов городских и земских деятелей к вопросу о женском равноправии. Несмотря на то, что женские организации прислали на польский съезд городских и земских деятелей 17 заявлений с требованием признания избирательных прав за женщинами, представители местного самоуправления отклонили рассмотрение вопроса. То же повторилось на следующем съезде городских и земских деятелей, в сентябре 1905 г. И на этот раз представлены были ходатайства женщин, предлагавших съезду высказаться в пользу женского полноправия. O. A. Головин объяснял нежелание съезда заняться рассмотрением этого вопроса тем, что на предыдущем польском съезде решено было предварительно обсудить его на местах; между тем от органов местного самоуправления ещё не поступило никаких отзывов. В. Д. Набоков иначе мотивировал отказ съезда рассмотреть вопрос о политических правах женщин: по его мнению, этот важный вопрос вообще подлежит решению только будущего народного представительства, избранного на основе всеобщего избирательного права. Большинством (72 голоса против 63) съезд отклонил обсуждение ходатайств женских организаций.

Но в ноябре, когда революционная волна захватила даже наиболее осторожные и консервативные элементы оппозиции, бюро съезда, вырабатывая основы созыва Учредительного Собрания, приняло следующую резолюцию:

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: