Часть 2. Революция и «новая женщина»: гендерная политика большевиков 6 страница

В Германии падение годности к военной службе мужской части населения выражается в следующих красноречивых цифрах[60]:

 

 

Года	Процент годных из числа явившихся к набору
	56, 75
	56, 30
	54, 90
	54, 50
	53, 60
	53, 00

 

«Статистика учит нас, – пишет „Vorwä rts“ (8‑ го мая 1913), – что из года в год у нас не только абсолютно, но и относительно растёт число, вследствие слабости и физических недостатков, непригодных к военной служба призывных, тогда как число годных к службе относительно падает».

 

Количество годных плюс могущих быть годными призывных понизилось за четыре года (с 1907 по 1910) с 70 до 67, 8 %, число же относимых в ратники ополчения поднялось на 2, 8 %. Это явление становится ещё нагляднее, если сравнить абсолютные числа за большой промежуток времени:

 

В 1901 году	из числа 507 997 призывных	было забраковано 141 403;
	558 597	179 293

 

«Это не пустяк, – восклицает „Vorwä rts“, – если уже сейчас почти треть призывного населения оказывается физически слабосильной и непригодной для рекрутчины».

 

В своём труде «Militartauglichkeit und Grosstadteinfluss» гигиенист Альсберг приводит ряд убедительных фактов, доказывающих, что коэффициент пригодности к военной службе, под которым он подразумевает соотношение между численностью призывных и числом признанных годными для военной службы, понижается с каждым годом. Целый ряд известных гигиенистов вместе с военными авторитетами подтверждают, что повышение численности наличной военной силы возможно уже сейчас, только при понижении требований на набор.

В Англии, напр., минимальный рост для приёма под знамёна считался: [61]

 

В 1845	5 футов	6 дюймов

Официальная статистика Англии даёт следующую картину роста числа непригодных к военному делу по всей Англии из всего количества юношей, являющихся ежегодно к набору.

Наборы последнего десятилетия в Англии[62]:

 

 

Годы	Число освидетельствованных рекрутов	Число забракованных рекрутов
	Абсолютное
	На 1000 освидет.
	1901–10	649 972	209 838	322, 84
	1910	45 671	14 124	309, 26
1911	48 178	12 403	257, 44

Относительно благоприятный набор 1911 года объясняется большей «эластичностью» применённого критериума при освидетельствовании годности к военной службе, но и при этих пониженных требованиях браковка четверти юношей в расцвете сил и молодости указывает на всю серьёзность положения. Характерно, что, «недоразвитость» (малорослость, недостаточный вес и узкая грудь) составляет наибольший процент случаев непригодности. В 1911 году на 1000 освидетельствованных приходилось 43, 60 «недоразвитых», в 1910 – 55, 66, в 1909 – 74, 94. Затем следуют: болезнь; сердца, слабость зрения, болезнь зубов, повреждение нижних конечностей и т. д. [63]

В промышленных округах Лидса, Йорка, Шефильда в период 1897–1901 годов 47, 5 % представляющихся к набору оказались не удовлетворяющими даже современными пониженным требованиям. Из 11 000 лиц, представившихся в 1899 году в Манчестерском округе, только 1072 оказались годными к регулярной армии, 2107 – зачислены в ополчение и 9/10 совершенно забракованы.

Доктор Изачик говорит по поводу России, что понижение требований при приёме на военную службу вызывается высокой нормой смертности и заболеваемости населения особенно в промышленных округах, влекущей за собой растущую непригодность к военной службе. В Московском округе, сообщает он, в 1899 году уволено было 28, 59 % призывных из‑ за неспособности к военной службе; в 1902 году количество это поднялось до 32, 57 %.

Точно так же растёт, по утверждению специалистов военного дела, число увольняемых по случаю болезни рекрутов в период отбывания воинской повинности. В Германии за период 1894–95 годов по 1906(–7) год число увольнений поднялось с 15, 2 на каждую тысячу наличных военных сил до 23, 9 на тысячу. Во Франции, где вследствие медленного прироста населения выбор среди призывных особенно ограничен и требования при приёме значительно ниже, чем в Германии, заболеваемость солдат ещё значительнее. За тот же период 1902–1906 годов, когда на каждые 1000 солдат падало 610 случаев заболеваний в Германий, во Франции заболеваемость составляла 1825 на 1000 в год, что указывает, что одно и то же лицо болело по несколько раз в год. Чем медленнее прирост населения, чем слабее оно физически, тем неустойчивее и положение армии. А между тем дегенерация, физическое вырождение населения тесно связаны с пышным расцветом промышленности при существующей эксплуатации наёмных рабочих рук[64].

Военно‑ медицинская статистика даёт на этот счёт весьма любопытные данные: наименьшее количество пригодных к военному делу поставляют промышленные округа, особенно фабрично‑ заводские города и местечки; наибольшее количество – округа; где преобладает крестьянское население, занятое земледелием. Аграрная Пруссия всё ещё поставляет 63, 79 % ежегодного контингента, Бавария – 10, 39 %, промышленная же Саксония, Баден, Вюртемберг – от 2, 84 % до 6, 60 %. Если принять за сто количество призывных, долженствующее падать на различные местности, и сравнить это должное количество с действительным количеством наличных военных сил, распределённых по происхождению из местности того или другого типа, то получим для Германии следующую картину:

 

Должное количество призванных		Действительное число принятых на службу
Из деревень
Из мелких городов
Из местечек
Из городов средней величины
Из крупных городов

Набор по городам пополняется усилением повинности деревенских жителей.

По словам доктора Гундобина, до 70 % новобранцев, признаваемых непригодными к военной службе, составляют городские жители. Между пригодностью к военной службе и общими условиями существования населения наблюдается самая тесная связь. О плачевных результатах рекрутских наборов в промышленных округах свидетельствует статистика всех стран. Швейцарский фабричный инспектор кантона Гларуса, напр., приводит данные, указывающие, что «брак» у фабричных достигает 39 %, у призывных, принадлежащих к земледельческой части населения – 24 % и у ремесленников – 23[65].

По подсчёту проф. Эрисмана, в России из рекрутов‑ земледельцев поступают в армию 71 %, из торговцев и лиц свободных профессий – 61 %, фабричных же и мастеровых – 59 %.

В Великобритании наименьший процент непригодных к военному делу дают колонии, наибольший – сама Англия и Уэльс с их преобладающим фабрично‑ заводским населением. В среднем за период с 1901 по 1910 год непригодность к военной службе распределялась следующим образом по различным частям Англии.

На 1000 призывных оказывались непригодными[66]:

 

 

В колониях	251, 80
Ирландии	305, 48
Шотландии	308, 74
Англии и Уэльсе	27, 41

Характерным моментом в определении пригодности населения к военной служба является то, что решающая роль в данном случае принадлежит не столько роду занятий, профессии самого призывного, сколько роду занятий его родителей.

Призыв 1906 года в Германии даёт следующую характерную картину: на каждые сто призывных оказались годными к набору, 118, 50 сыновей земледельцев и 89, 83 сыновей родителей, занятых в других отраслях народно‑ хозяйственной жизни. Из сыновей текстильных рабочих только 56, 78 на 100 удовлетворяли требованиям, сыновья же горнорабочих дали ещё меньший процент призывных – всего 39, 63. Эти данные отчётливо показывают, какое громадное значение на физическое здоровье молодого поколения оказывают общие социальные условия жизни и труда представителей различных категорий труда разных слоёв населения.

Ещё отчётливее выступает тесная связь между нормальные развитием юношества и экономическим благосостоянием родителей, если сравнивать между собой пригодность к военной службе сыновей «несамостоятельно трудящегося населения», т. е. наёмных рабочих, и «отпрысков» собственников капитала или земли. Тот же призыв 1906 года для Германии показывает, что на 1000 призывных приходилось:

• 190, 82 сыновей самостоятельных земледельцев,

• 73, 79 сыновей «несамостоятельного сельского населения» (батраков, арендаторов),

• 138, 93 сыновей самостоятельного городского населения,

• 72, 63 рабочих.

Подобными примерами изобилует военно‑ медицинская литература всех стран, но для целей данного исследования достаточно и этих беглых примеров, подтверждающих высказанное положение, что процент годности к военной службе прежде всего зависит от социально‑ экономического уровня благосостояния широких масс населения. Чем неудовлетворительнее условия жизни родителей, тем слабее жизнеспособность молодого поколения, тем ограниченнее выбор при наборе и тем затруднительнее составление растущей в своей численности армии из физически крепких и выносливых рекрутов.

Военные задачи, руководящие современной политикой держав, заставляют государственную власть особенно остро ощущать несоответствие между растущим спросом на пригодное для военной службы мужское население и тем ограниченным в количестве (вследствие замедления рождаемости) и неудовлетворительным по качеству человеческим материалом, какой ежегодно поставляется населением на славу отечества…

Повсеместно проявляющийся у представителей власти, начиная Францией и кончая её союзницей Россией, интерес к судьбе матерей и младенцев непосредственно вытекает из военно‑ государственных соображений, из опасения отстать в деле роста военных сил по сравнению, с конкурирующими на той же почве другими державами. В основе заботы правительственной власти о поощрении рождаемости, проведении законодательных мер по охране и обеспечению материнства и детства лежит неизменная забота власти об укреплении своего военного могущества.

Чтобы спасти ребёнка, надо охранять мать. Отсюда повсеместно наблюдающееся повышение интереса и общества, и государственной власти к вопросу страхования и охраны матерей. Проблема материнства признана, способы и меры к её разрешений включены в порядок дня социальной политики. Разработать эту проблему во всех её деталях, наметить последовательную цепь социальных мероприятий в целях обеспечения женщин возможностью выполнять её естественную функцию предстоит прежде всего рабочему классу, как той части населения, которая ближе всего заинтересована в наиболее совершенном разрешении проблемы материнства.

 

Общество и материнство [67]

 

 

Введение к книге

 

Среди многочисленных проблем, выдвинутых современной действительностью, едва ли найдётся вопрос большей важности для человечества, большей жгучести и настоятельности, чем рождённая крупнокапиталистической системой хозяйства проблема материнства. Вопрос об охране и обеспечении материнства и раннего детства встаёт перед социал‑ политиками, неумолимо стучится в двери к государственным мужам, заботит гигиенистов, занимает социал‑ статистиков, отравляет жизнь представителей рабочего класса, ложится бременем на плечи десятка миллионов матерей, принуждённых самостоятельно зарабатывать на жизнь.

Рядом с проблемой пола и брака, окутанной в поэтические ткани психологических переживаний, неразрешимых сложностей и неудовлетворённых запросов тонких душ, неизменно шагает усталой поступью, отяжелевшая под бременем собственной ноши величаво‑ скорбная проблема материнства. Неомальтузианцы, социал‑ реформаторы и просто филантропы – каждый по‑ своему спешит разрешить эту неподатливую проблему, каждый на свой лад выхваливает найденный им способ вернуть матерям и младенцам потерянный рай…

А гекатомбы детских трупиков растут и растут, и непокорная линия рождаемости, вместо того чтобы «разумно» повышаться ровно настолько, насколько этого требуют интересы государства, показывает неприятную склонность к постоянному понижению. Процветание отечественной промышленности, развитие народного хозяйства страны зависят от постоянного притока свежих трудовых сил; военное могущество нации обеспечивается непрерывным приростом здорового мужского населения. Как быть, что делать, если прирост населения не только замедляется с каждым новым десятилетием, но по примеру Франции упрямо клонится к убыли? Озабоченные этими тревожными симптомами, государственные власти в одной стране за другой становятся в ряды защитников раннего детства и хватаются за чуждый по духу современному строю принцип – государственного страхования материнства, принцип, становящийся в резкое противоречие с социальным укладом наших дней, подрывающий основу брака, нарушающий основные представления о частносемейных правах и отношениях. Но если государственным властям во имя «высших» государственных соображений, под давлением необходимости приходится выдвигать и проводить в жизнь это мероприятие, не согласующееся с общим духом представителей буржуазного мира, то на противоположном социальном полюсе, в рабочей среде принцип обеспечения и охраны материнства и детства встречает самый горячий отклик, самое живое сочувствие.

Требование страхования материнства и защиты детства общественным коллективом родилось из непосредственных, жизненных потребностей класса наёмных рабочих. Из всех слоёв общества он является наиболее заинтересованным в разрешении тяжёлого конфликта между вынужденным профессиональным трудом женщины с её обязанностями как представительницы пола, как матери. Следуя скорее властному классовому инстинкту, чем отчётливо сознанной идее, пытался рабочий класс найти способ к разрешению этого конфликта.

Он брёл ощупью, не сразу находя настоящий путь, но несомненным является то, что организованная часть рабочего класса выступала уже тогда на защиту материнства, когда самая проблема отрицалась ещё представителями других классов, а меры, предлагаемые для её разрешения, считались детской утопией. Уже на первом съезде Интернационала, в конце 60‑ х годов, был поднят социалистами вопрос об охране и защите труда работницы как матери и представительницы пола. С тех пор к вопросу этому постоянно возвращались в среде организованных представителей рабочего класса. Правда, в начале мероприятия, предлагавшиеся рабочими, носили сбивчивый, противоречивый характер, не согласовавшийся с основными тенденциями рабочего движения. Но постепенно, по мере выяснения тесной зависимости, существующей между движением рабочего класса и тенденцией развития женского профессионального труда, определялись и основные требования рабочих и работниц в этой области.

Требования, какие в настоящее время выставляют социалисты для охраны и обеспечения материнства и раннего детства, вполне согласованы с общими задачами социалистического движения. Совершающаяся эволюция общественных отношений ясно указывает, что в этой области одерживают верх тенденции к переложению на социальный коллектив тех задач, тех обязанностей, которые считались до сих пор неотъемлемой функцией частносемейных единиц.

Таким образом, идя с разных сторон и опираясь на разные мотивы, государственная власть, с одной стороны, социалистические партии, с другой, пришли к одному и тому же выводу о необходимости охранить и обеспечить материнство путём государственным. Расхождение существует сейчас не столько в области признания самого принципа страхования материнства, как это было ещё относительно недавно, сколько в применении этой социально‑ политической меры, в объёме её осуществления. Государственные власти, даже в тех странах, где уже сделаны первые шаги к страхованию материнства, стремятся ограничиться минимумом, – делая уступку за уступкой неодобрительно хмурящемуся буржуазному миру. Представители же рабочего класса, наоборот, требуют радикальных мер и беспощадно критикуют половинчатость реформ современных правительств, одной рукой пытающихся защитить ребёнка и мать, а другой поддерживающих ту самую систему – эксплуатацию наёмного труда, которая влечёт за собой гибель обоих.

Вопрос об охране и обеспечении материнства путём государственного страхования возник относительно недавно. И – что самое характерное для этого социального мероприятия – практика предшествовала здесь теории. Первый шаг в деле охраны материнства законодательным путём сделан был в Швейцарии в 1878 году установлением обязательного восьминедельного отдыха для рожениц‑ работниц. Начало государственному страхованию материнства положила Германия включением особого пункта о вспомоществовании родильницам в закон о больничном страховании 1883 года. И та и другая мера продиктована была менее всего соображениями гуманитарными или интересами работниц‑ матерей. Она явилась результатом одних и тех же явлений, впервые озадачивших представителей власти: чудовищной детской смертностью в промышленных районах (достигавшей в промышленных округах Германии в 70‑ х годах 65 %) с одной стороны, растущей неудовлетворительностью рекрутских наборов – с другой.

Но в то же время, как государственная власть практически делала первые шаги по пути к охране и обеспечению материнства, она вместе с представителями буржуазного мира заглушала своими негодующими криками голоса первых апостолов идеи широкого страхования материнства, мечтателей‑ филантропов вроде Жаля Симона, Пуссино, известного гинеколога Пинара во Франции, теоретиков вопроса Луи Франка в Бельгии, Паулины Шиф в Италии, Элен Кей в Швеции, позднее Руфь Брэ в Германии, выдвигавших это требование во имя «гуманности», «справедливости», во имя здоровья и жизненности нации, во имя восстановления древнейшего женского права – права на материнство. Делая уступку необходимости, государственная власть стремилась долгое время сохранить внешний декорум и делать вид, что практическое признание принципа страхования материнства нисколько не противоречит неприкосновенности частносемейного начала. Отсюда постоянное подчёркивание со стороны правительственной власти, что государственное обеспечение рожениц не есть рента материнству, а лишь пособие, выдаваемое на время вынужденной безработицы.

Несмотря на всю свою непоследовательность, государственной власти практически приходится всё дальше и дальше подвигаться по пути государственной охраны и обеспечения матерей. И если ещё лет двадцать тому назад идея государственного страхования материнства считалась «утопией», то сейчас это реальное мероприятие включено в число неотложнейших задач социальной политики каждого «дальнозоркого» правительства.

Разумеется, все те меры, которые с величайшей осторожностью и осмотрительностью проводят власти в интересах охраны и обеспечения матерей и младенцев, крайне далеки от совершенства. Пока это не более как первые неуверенные шаги по длинному, полному препятствий пути к осуществлению идеала: переложения забот о новом, драгоценном для человечества поколении с плеч частных лиц – родителей на весь общественный коллектив. То, что сделано до сих пор в этой области, не более как провозглашение и признание принципа, но и оно существенно и чревато последствиями.

Значительный шаг вперёд сделал вопрос о страховании материнства в последнее десятилетие, т. е. уже в Ⅹ Ⅹ веке. За последние годы он ставился уже не только на рабочих съездах, но проник и в широкие общественные круги, привлекая поочерёдно внимание то гигиенистов и медиков, то статистиков и социал‑ политиков. В парламентских дебатах целого ряда стран он почти не сходил с очереди. В германском рейхстаге (сессия 1910–1911 гг. ) вопрос возбуждал горячие прения, во французской палате и сенате к нему несколько раз возвращались в течение всех последних лет (сессии 1908–1913 гг. ), его касались в английском парламенте при обсуждении билля национального страхования (сессия 1911 и снова в 1913 г. ), он дебатировался в итальянском народном представительстве (1905–1910 гг. ), в швейцарском союзном совете (1906–1911 гг. ), в австрийском рейхсрате (сессии 1909–1913 гг. ), в норвежском стортинге (1909–1911 гг. ), в шведском, финляндском, румынском и сербском народном представительствах, в третьей Государственной думе в России при разработке закона о страховании в случай болезни (1909–1912 гг. ). В результате – введение государственного страхования рожениц в восьми европейских государствах (Италия, Франция, Норвегия, Швейцария, Россия, Румыния, Англия, Сербия‑ Босния‑ Герцеговина) и Австралии, расширение страховых законов, обеспечивающих матерей‑ работниц в странах, ранее введших у себя эту отрасль социального страхования (Германия, Австрия, Венгрия, Люксембург).

И всё же, несмотря на несомненные симптомы усиления интереса к вопросу обеспечения материнства и раннего детства, этой задаче первостепенной государственной важности всё ещё уделяют слишком мало внимания, даже в наиболее передовых по социальному законодательству странах. Государственная власть всячески стремится ограничиться реформами в узкой области непосредственной охраны роженицы, оставляя работницу в остальное время её существования в тех же пагубных условиях жизни и при той же вредной обстановке труда, которая влечёт за собой полную невозможность нормального материнства. Между тем именно вопрос об обеспечении и охране матерей и младенцев представляет собой такую задачу социальной политики, которая произвольно не может быть вырвана из общей цепи тесно с ней спаянных реформ в области труда и жизни рабочего класса. Много ли выиграет мать и младенец при проведении относительно широкой охраны материнства, если в остальное время работница предоставлена будет неограниченной эксплуатации капитала, если её рабочий день будет длиться до изнеможения сил, если уровень существования всего рабочего населения будет находиться на границе непрерывного голодания?

Сколько‑ нибудь удовлетворительное разрешение вопроса об охране и обеспечении материнства мыслимо лишь при одновременном проведении сложной системы коренных финансовых и экономических реформ, на которые так туго поддаётся всякая государственная власть. Правящие круги предпочитают простирать свою охраняющую руку на женщину рабочего класса только в момент, когда она дарит государству нового члена, оставляя её в остальное время её жизни под властью беспощадной эксплуатации капиталом. Ту же ошибку повторяют и социал‑ реформаторы, когда предлагают осуществить изолированное разрешение проблемы материнства, отмахиваясь от всех тех основных требований, которые выдвигает организованный рабочий класс в интересах работницы и как члена класса и как носительницы будущего – матери.

Охрана и обеспечение материнства входит как неразрывная часть в общую сеть социальных реформ, намечаемых рабочим классом, и в этом основное достоинство тех мероприятий, которые в целях защиты матерей выдвигает социал‑ демократия. Отстаиваемые ею мероприятия составляют как бы последовательные ступени той лестницы, которая ведёт к заманчиво зовущему к себе идеалу‑ цели: разрешению проблемы материнства во всём её объёме. Проблема эта тесно сплетается с основными задачами класса и неразрешима вне осуществления его основной конечной цели. Но именно потому, что вопрос о страховании материнства составляет неразрывную часть социалистической программы, что он неотделим от неё, что самая проблема всего ближе затрагивает интересы рабочего класса, нельзя не удивляться тому, как мало сделано социалистической мыслью для теоретической разработки вопроса об обеспечении матерей и охране раннего детства. Ни по одному вопросу социальной политики нет такой бедной социалистической литературы, как по столь существенному пункту, каким является многосложная и многозначащая для будущего проблема материнства.

Практика опередила и здесь теорию, и сами требования социалистов в области охраны и обеспечения материнства ещё находятся в процессе своего выявления. До сих пор нет ни одной сколько‑ нибудь исчерпывающей работы, проникнутой социалистическим духом, которая пыталась бы подвергнуть серьёзному анализу эту часть программы рабочего класса и рассмотреть, насколько практически намеченные мероприятия и требования соответствуют цели класса и интересам движения.

А между тем вопрос этот заслуживает того, чтобы ему уделено было больше вдумчивого внимания со стороны представителей наиболее в нём заинтересованного класса. Не затрагивает ли он самые существенные основы нашего современного общества? Не отражается ли на непосредственной судьбе семьи? Не изменяет ли самую сущность брачных отношений? Не входит ли как важный элемент в основу будущего намечаемого социального строя? Не пора ли привести в соответствие требование широкого страхования материнства с основными задачами класса, отдать себе ясный отчёт, какое место эта часть программы социалистов занимает в общем грандиозном здании общественного переустройства? До сих пор в социалистической литературе отсутствуют ясный, теоретически обоснованный ответ на такой существенный вопрос: какая из существующих форм страхования материнства наиболее соответствует интересам рабочего класса и ближе отвечает его основным задачам? Является ли самая распространённая форма обеспечения матерей – слияние страхования рожениц с больничным страхованием, система, введённая правящими верхами в Германии и заимствованная многими правительствами других стран, в самом деле желанной для рабочих? Не должна ли она служить только переходной ступенью к более совершенной, полной и всесторонней системе обеспечения матерей, долженствующею представлять ввиду обширности самой задачи область социального страхования, построенного на ином начале?

Ответы на эти вопросы зависят от того определения, какое нужно дать страхованию материнства и с какой точки зрения рассматривать функцию деторождения. На этот счёт существуют три различных взгляда.

Если встать на точку зрения германских законодателей и приравнять роды к явлению патологического характера – к болезни, влекущей за собой вынужденную безработицу, от которой и страхуется женщина, то слияние обеих отраслей страхования на случай родов и на случай болезни является логичным. Однако отвечает ли это слияние интересам рабочего класса? И можно ли уложить сколько‑ нибудь широкое обеспечение материнства в узкие, вполне определившиеся рамки больничного страхования? Сами законодатели, введшие это обобщение, даже при современных скромных размерах страхования материнства оказываются вынужденными выходить за пределы больничного страхования, внося дополнительные параграфы, касающиеся работниц‑ матерей. Не желая признать страхование материнства за самостоятельную отрасль социального страхования, законодатели избирают средний путь и превращают обеспечение матерей в отдельную по смыслу от обычного больничного вспомоществования, функцию больничных касс.

Но на обеспечение материнства существует и другой взгляд, которого придерживаются главным образом защитники материнства в романских странах: рассматривая материнство как особую социальную функцию, приравнивать вспомоществование, выдаваемое работнице‑ матери, как премию за ту услугу, какую роженица оказывает государству. Эта точка зрения влечёт за собой установление иного принципа страхования материнства, не связанного с вопросом о болезнях и о вынужденной безработице. Она допускает выделение обеспечения материнства в особую, самостоятельную отрасль страхования. Приемлема ли такая точка зрения для рабочего класса? Отвечает ли она интересам движения? И на этот вопрос нет прямого ответа в социалистической литературе.

Остаётся, наконец, третья точка зрения на вопрос обеспечения материнства как на один из способов обеспечить члену класса женщин‑ работниц бремя материнства, как на переходную ступень к такому положению вещей, при котором забота о подрастающем поколении перестаёт лежать на плечах частных лиц, а передана будет в руки общественного коллектива.

Что именно этот последний [взгляд] всего ближе отвечает интересам рабочего класса, видно из того, что он всего полнее соответствует и идеалу будущих отношений между полами и взаимных обязанностей социального коллектива и индивидуума, которые должны будут лечь в основу общественного строя, построенного на ином трудовом начале. При выработке социальных мероприятий, имеющих целью защиту материнства, организованный рабочий класс должен исходить из того конечного идеала‑ цели, который обещает дать полное разрешение проблемы материнства.

Это основное положение – идеал должно служить критерием и при выборе со стороны социал‑ демократии между [различными] системами страхования материнства.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: