Что делать, когда никто не виноват, а на душе

Все равно погано и Кто виноват, если уже ничего

Не поделаешь?

Если верно, что право — это искусство добра и справедли­вости, то также должно быть верно и то, что когда у кого-нибудь возникает ощущенье, что вокруг бесцеремонно попи­рается справедливость, то право, по его представлению, долж­но изыскать какие-то средства справедливость восстановить, а возникшее чувство притупить и постепенно свести к нулю. Иными словами, если кто-то считает, что с ним поступи­ли несправедливо, то ему нужно обратиться к праву — в нем он непременно найдет средства для восстановления попран­ной справедливости. Если же, вопреки чаянию, не найдет — значит, либо плохо искал, либо напрасно переживал и все что случилось суть воплощение высшей справедливости, либо, на­конец, была неверной исходная посылка (о том, что право — искусство добра и справедливости).

Настроения, царившие в «Гаэнергобанке» мы уже об­рисовали. Ощущалось не просто «попрание справедливо­сти» — на душе было, мягко говоря, погано. Случившееся отбивало всякую охоту заниматься каким-либо бизнесом, погружало в состояние хандры, поддержки отечественных производителей спиртных напитков, философских размыш­лений о несовершенстве мира и, к тому же, навевало сомне­ния в божественности человеческой природы. Виноватых, однако, не находилось; первый извечный русский вопрос («Кто виноват?») пришлось оставить без ответа, и занять­ся другим, не менее вечным и сложным— «Что делать?». По части фактических действий ответ нашелся быстро — не платить, иска не признавать, стоять в суде, что назы­вается, не на жизнь, а на смерть. Но как сражаться? Судеб­ные баталии — баталии юридические; «замочить адвоката противной стороны» (был и такой совет) вряд ли поможет. Какие юридические аргументы использовать? Ограничить­ся заявлением, типа «Исковые требования не признаем, по­тому что не хотим платить», или «потому что нам кажется, что с нами кто-то поступил несправедливо», — этого очень мало. С такими «возражениями» в российском арбитраж­ном суде делать просто нечего — уж лучше вовсе не ходить на заседания, надеясь, что истец проколется и сам все ис­портит. В данном случае и на это рассчитывать не прихо­дилось.

Оправившись от первого изумления юристы засучили ру­кава и проанализировали ситуацию. Откуда исходит ощуще­нье несправедливости? Кто поступил несправедливо? «Калу­гапутьмаш»? Несомненно. Но и «Арт-Плюс ГМБХ» тоже не столь уж белый и пушистый. Зачем он скупал векселя, пря­мой должник по которым — банкрот? Может быть, чтобы по­лучить «контрольный пакет» на собрании кредиторов? Но за­чем? Рассчитывал на удовлетворение своих требований? Яв­но нет — вексельные требования относятся у нас к самой по­следней очереди, так что такой расчет, как минимум, наивен. Значит, злоумышлял именно на требование и иск к кому-то из индоссантов; нетрудно догадаться, к кому. При этом, тот факт, что удовлетворение иска оставит индоссанта лицом к лицу с банкротом и, соответственно, что индоссант понесет убытки, приобретателя векселя не смутил. Значит, вырисо­вывалась ситуация, кратко описанная в ст. 17 Положения: приобретатель, приобретая вексель, сознательно действовал в ущерб должнику. Единственному платежеспособному долж­нику — «Газэнергобанку».

Вот отсюда-то и вырос естественный вопрос, который с те­чением времени остался тем столпом, на котором держалось все дело в целом: а может ли вообще простой вексель пере­даваться и приобретаться по индоссаменту после того, как векселедатель (прямой должник по нему) признан несосто­ятельным (банкротом)! Прямого ответа на него в вексель­ном законодательстве не нашли. Законодательство о банкрот­стве (п. 1 ст. 98 Закона[186]) указывало лишь, что с того момен­та, когда арбитражный суд признал должника банкротом и открыл конкурсное производство, срок исполнения всех его денежных обязательств считается наступившим. Значит, 30 июля 1998 г. — ъ день объявления «Моснацбанка» банкро­том — по всем его векселям наступил срок платежа. Понят­но, что векселедержатели более могли не ждать наступления срока платежа по векселям (ждать уже нечего, срок насту­пил), а могли предъявить требования о платеже немедленно в рамках конкурсного производства. Но оставалось неясным другое — а могли ли векселедержатели воспользоваться дру­гой своей возможностью — индоссировать векселя?

Обращение к Закону о банкротстве, как оказалось, по­могло привести ситуацию к общему с вексельным законода­тельством, знаменателю. В ч. 1 ст. 20 Положения о векселях прочитали: «Индоссамент, совершенный после срока плате­жа, имеет те же последствия, что и предшествующий ин доссамент». Итак, ответ на мучивший вопрос наконец-то был найден: да, индоссирована векселя после срока платежа (по-слесрочное индоссирование) возможно. Причем, такой, после-срочный, в широком смысле слова, индоссамент переносит право собственности на вексель и удостоверенные векселем права на индоссата также, как если бы речь шла об индос­саменте, совершенном до наступления срока платежа. От­вет, таким образом, оказался для «Газэнергобанка» неутеши­тельным: получалось, что индоссаменты в пользу «Союза» и «Арт-Плюс ГМБХ» законны и производят свое неприятное «вексельное» действие.

Но, к счастью для себя, «Газэнергобанк» дочитал норму ч. 1 ст. 20 Положения о векселях до конца: «Однако индосса­мент, совершенный после протеста в неплатеже, или после истечения срока, установленного для совершения протеста, (т. е. послесрочный индоссамент в собственном, узком смысле этого слова, — В. Б.) имеет последствия лишь обыкновенной цессии». И в этой норме заключалось, понятное дело, спасение «Газэнергобанка». Ведь «обыкновенная цессия», как известно, переносит на приобретателя право требования со всеми недо­статками, характерными для прав предыдущих держателей (ст. 386 ГК), в частности — для прав ОАО «Калугапутьмаш».

Все было бы прекрасно, если бы «Газэнергобанку» уда­лось доказать, что данная норма подлежит применению в его ситуации. А доказывать надо было, как минимум, три обстоятельства — два юридических и одно фактическое:

1) во-первых, что индоссамент, совершенный после объ­явления векселедателя несостоятельным, по своим послед­ствиям приравнивается к индоссаменту, совершенному по­сле протеста, а не просто после наступления срока плате­жа, т. е. является послесрочным в узком смысле слова;

2) во-вторых, что индоссаменты на «Союз» и «Арт-Плюс ГМБХ» были совершены именно после банкротства векселедателя (они не были датированы, а по ч. 2 ст. 20 По ложения предполагается, что недатированный индоссамент не является послесрочным); и, наконец

3) что пресловутые «последствия обыкновенной цессии» распространяются не только на лицо, учинившее после-срочный индоссамент, но и на всех иных регрессных вексель­ных должников, т, е, что послесрочный индоссамент превра­щает держателя векселя в цессионария по отношению ко всем регрессным вексельным должникам.

Как ни странно, но не возникло особенных затрудне­ний с доказыванием второго (фактического) обстоятель­ства. Должно быть, ни истец, — ООО «Арт-Плюс ГМБХ», — ни его сообщник «Союз», просто не оценили в полной мере его юридического значения, ибо в первых же судебных засе­даниях они сказали правду: да, индоссаменты в их пользу были совершены примерно в мае 1999 г., т.е. спустя 9 с лишним месяцев после банкротства векселедателя. Кроме того, в процесс были привлечены свидетели — сотрудники ОАО «Калугапутьмаш», — показания которых однозначно подтвердили этот факт. Уже потом, в кассационной инстан­ции, истец пытался подвергнуть это обстоятельство сомне­нию, но судебного сочувствия не встретил. В общем, думать, как говорится, всегда полезно, но иногда бывает поздно.

De jure...

Настоящая же борьба разгорелась вокруг двух юридиче­ских вопросов. Позиция истца была понятна и, надо сказать, весьма приятна для суда: ст. 20 Положения говорит только об индоссаменте, совершенном после протеста или после исте­чения срока для его совершения [187], но ни словом не упоминает об индоссаменте, совершенном после банкротства векселеда­теля. Позиция, полученная посредством буквального толко­вания нормы. «Газэнергобанк» же настаивал (и совершенно, по нашему мнению, справедливо) на том, что необходимо вы­яснить — а соответствует ли действительный заложенный в норму смысл, буквальному значению тех слов, которыми она выражена?

Для выяснения этого вопроса специалистами банка бы­ло предложено следующее рассуждение (юристы по досто­инству его оценят).

Почему индоссамент, совершенный после срока плате­жа, но до протеста — это еще «нормальный» индоссамент, а вот после протеста — уже нет? В чем смысл такого разли­чения? Очевидно, потому, что до протеста вексель еще не несет в себе информации о том, исполнено ли или нет удо­стоверенное им обязательство прямого должника. Даже уже наступил срок платежа, но вексель все еще находится на руках у кредитора, — это само по себе ни о чем не говорит. Скорее всего, кредитор просто не пытался предъявить век­селя к платежу — только и всего. Но если на векселе появ­ляется отметка о протесте в неплатеже (такой вексель име­нуется преюдицированным), то ясно, что всякие лица име­ют возможность установить посредством простого внешнего осмотра векселя тот факт, что удостоверенное им вексель­ное обязательство нарушено.

В чем заключается содержание обязательства индоссан­та? «Индоссант, поскольку не оговорено обратное, отвечает за акцепт и платеж» — постановляет ч. 1 ст. 15 Положения о векселях. В «переводе» на «юридический язык» это означа­ет: задача индоссанта состоит в том, чтобы обеспечить век­сельное обращение без эксцессов, и в частности — сделать так, чтобы вексель был оплачен. Если индоссант не смог этого обеспечить, и факт эксцесса удостоверен протестом (ст. 44 Положения о векселях), то векселедержатель впра­ве предложить индоссанту произвести платеж (выкупить вексель) (ст. 45 Положения) и, при отказе индоссанта от этого, — обратиться к нему с иском о вексельном взыскании (ст. 47 и 48 Положения). Если же индоссамент совершается на преюдицированном векселе, т. е. в момент, когда наруше­ние вексельного обязательства прямым должником уже со­стоялось и о нем достоверно известно всякому лицу, в том числе и приобретающему вексель, то спрашивается: в чем же в таком случае будет заключаться обязательство индос­санта? На него возлагается невыполнимая задача — предо­хранить обращение векселя от эксцессов, в то время, когда эксцесс уже состоялся! Но разве допустимо обязывать к со­вершению невозможного? Допустимо ли, к примеру, уста­навливать залог или поручительство по обязательству, ко­торое уже нарушено? страховать от риска, который уже реа­лизовался? обеспечивать отсутствие недостатков товара, за­ранее известных покупателю? Разумеется, нет.

Но то же самое явление наблюдается и в случае ин-доссирования векселя после банкротства прямого долж­ника. Банкротство — процедура публичная; об объявлении банкротом производится публикация. Значит, об объявле­нии векселедателя — КБ «Моснацбаик» — несостоятельным в момент совершения индоссамента приказу ООО «Арт-Плюс ГМБХ» знали и должны были достоверно знать лю­бые добросовестные заинтересованные лица. По законода­тельству о банкротстве данный факт означает лишь на­ступление сроков по обязательствам банкрота, а по вексель­ному законодательству—еще и свидетельствует о том, что выданные им вексельные обязательства являются нару­шенными. Банкротство прямого вексельного должника — это тоже эксцесс вексельного обращения, да еще к тому же и такой, который можно не удостоверять протестом. Об этом более чем определенно свидетельствуют ст. 43 и 44 По­ложения о векселях.

Таким образом выходило, что буквальный смысл ст. 20 По­ложения существенно уже действительного. Если верно, что назначение института послесрочного индоссамента состоит в том, чтобы избежать несообразностей в правовом статусе век­сельных регрессных должников в отношении к послесрочному приобретателю, то получается следующий вывод: послесроч-ным должен считаться не только индоссамент, совершенный после протеста, но и индоссамент, совершенный после объяв­ления несостоятельным прямого вексельного должника, и, более того — после всякого вообще юридического факта, даю­щего векселедержателю право на вексельный иск.

Осталось разъяснить третий вопрос, состоящий из двух частей: в чем заключаются и (самое главное) на кого рас­пространяются предусмотренные ст. 20 Положения о вексе­лях «последствия обыкновенной цессии»? «Арт-Плюс ГМБХ» предпочел этого вопроса попросту не замечать, что, впрочем, было логично. Ведь по его мнению узаконивающий его ин­доссамент вовсе не относился к категории послесрочных, ну, а коли так — то и обсуждать нечего: перед нами нормальный индоссамент, а значит норма о «последствиях цессии» к на­шей ситуации не относится. «Газэнергобанку» же предстояла нелегкая задача — установить смысл нормы самому и разъяс­нить его судьям.

Банковские юристы продолжили изложенное выше рас­суждение о назначении института послесрочного индосса­мента следующим образом.

Лицо, которое зная о нарушении прямого вексельного обязательства, тем не менее, все равно приобретает вексель, демонстрирует этим своим поступком то, что исправность и платежеспособность прямого вексельного должника не имеют для него большого значения. Но это противоре­чит самому назначению векселя как инструменту оформ­ления кредитных отношений, охраны и защиты интересов их активных участников — кредиторов. Коль скоро лицо соглашается стать держателем заведомо ненадежной цен­ной бумаги, значит, для него не очень-то и важны ее век­сельные свойства. Срабатывает принцип юридической эко­номии: права и преимущества, которые лицу не нужны, по наступлении определенного события либо вовсе переста­ют за ним признаваться (считаются прекращенными), либо теряют способность к принудительной реализации (защи­те). Приобретатель векселя по послесрочному индоссаменту расписывается в том, что ему неинтересны его вексельные свойства. Раз так, то эти свойства документ должен поте­рять. Значит, фраза ст. 20 Положения о том, что послесроч ный индоссамент имеет последствия лишь обыкновенной цессии, означает, что он не имеет тех последствий, кото­рые характерны для обыкновенного вексельного индоссамен­та, попросту говоря, не является индоссаментом. Следо­вательно, на лицо, легитимируемое послесрочным индосса­ментом, не распространяются правила Положения о век­селях о правах кредитора, получившего вексель по индос­саменту (законного держателя), в частности — правила ст. ст. 16, 17, 47 и др. Правовое положение таких лиц (цессиона­риев) определяется общегражданскими нормами о цессии (в частности — ст. ст. 386 и 390 ГК), а не нормами вексельного законодательства.

Применив этот вывод получаем следующие результаты. Статьей 16 Положения векселедержатель определяется как лицо, которое легитимировано именно индоссаментом, а не надписью, имеющей последствия обыкновенной цессии. Но коль скоро ООО «Арт-Плюс ГМБХ» было легитимировано не индоссаментом, а передаточной надписью, имеющей по­следствия обыкновенной цессии, оно не может быть при­знано законным векселедержателем. Если это так, то ли­ца, индоссировавшие вексель, не несут перед ним каких-ли­бо обязанностей, ведь в силу ст. 47 Положения, они обяза­ны только перед векселедержателем, каковым ООО «Арт-~ Плюс ГМБХ» не являлось. А ст. 17 Положения установлено, что «лица, к которым предъявлен иск по... векселю, не мо­гут противопоставлять векселедержателю возражения, ос­нованные на их личных отношениях... к предшествующим держателям...». Коль скоро ООО «Арт-Плюс ГМБХ» не является векселедержателем, как это было доказано выше, то «Газэнергобанк» вправе противопоставить ему возраже­ния, основанные на его отношениях с любым из предшеству­ющих истцу векселедержателей, в частности — возражения, касающиеся его отношений с ОАО «Калугапутьмаш».

Сказанное позволяет правильно ответить и на вторую часть вопроса: «последствия обыкновенной цессии», о кото­рых говорит ст. 20 Положения о векселях, относятся к при­обретателю векселя по послесрочному индоссаменту и зна чит, ссылаться на них может не только его непосредствен­ный контрагент (индоссант послесрочного индоссамента), но и все иные индоссанты, и, более того — все вообще регрессные вексельные должники (индоссанты, авалисты, а в переводном векселе — также и трассант). Они продолжают быть обязаны перед лицами, приобретшими документ именно как вексель, т. е. лицами, легитимированными непрерывным рядом индос­саментов (законными векселедержателями), но не становятся обязанными в отношении его послесрочных приобретателей, ибо после протеста векселя в неплатеже или иного равнознач­ного эксцесса они лишены возможности принять на себя ка­кую-либо «вексельную» обязанность.

По итогам этих рассуждения всплыло новое обстоятель­ство, ненадолго смутившее юристов. Как же так? Неужели же по опротестованному векселю можно приобрести толь­ко требования к прямому должнику, но нельзя получить регрессных прав? Поиск ответа в вексельном законодатель­стве был коротким: конечно же, можно. Только для это­го приобретателю векселя нужно выступить посредником в платеже за кого-либо из регрессных должников (ст. 63 По­ложения о векселях). Так, если бы ООО «Арт-Плюс ГМБХ» хотело бы приобрести требования к «Газэнергобанку» после наступления срока платежа (после объявления векселедате­ля несостоятельным), ему нужно было бы оплатить век­сель за «Газэнергобанк» в порядке посредничества — тогда бы оно и вправду приобрело требования и к «Газэнергобан-ку» и к лицам, которые обязаны перед ним. Таким образом, невозможность приобретения вексельных прав к индоссан­там посредством послесрочного индоссамента получила еще одно, хотя и косвенное подтверждение — для этой цели слу­жит специальная процедура, не совпадающая с послесроч­ным индоссаментом — оплата векселя в порядке посредни­чества.

Итак, российское право на сей раз не подвело. Средства удовлетворения чувства попранной справедливости нашлись.

Оставалось только убедить арбитражный суд применить эти средства.

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: