Юридическая природа bond'a, выданного Антонио

Теперь сопоставим результат наших юридико-филологических исследований с фактами, которыми сопровождались, процессы составления и выдачи пресловутого bond'a: не противоречат ли наши выводы фактическим обстоятельствам? Таких фактов В. Шекспир сообщает очень немного (по сути — всего три) и они суть следующие:

1) Деньги у Шейлока занимал не Антонио, а его друг Бассанио; Антонио, следовательно, мог быть только поручителем. Описанные выше переговоры не оставляют никакого сомнения, что речь на них шла (по крайней мере, первоначально) о займе Бассанио под (или с) «bond» (поручительством) Антонио. Имея в виду самостоятельный характер английского поручительства не правильно ли отсюда заключить, что речь должна идти только и исключительно о поручительства (гарантии), но ни в коем случае не о векселе?

2) Участники операции отправились за составлением, bond'a к нотариусу. Возникает вопрос: зачем, если в их намерения входило составление именно векселя — документа, по общему правилу, не требующего (и практически никогда и нигде не требовавшего) нотариальной формы? Не значит ли это, что речь шла не о векселе, а о каком-то другом обязательстве?

3) Как вообще нотариус допустил составление векселя с условием о праве кредитора вырезать кусок мяса из тела неис­правного должника? Мы здесь имеем в виду не нравственно этический аспект вопроса, а чисто юридический: широко из­вестно, что вексель — документ, не терпящий вообще никаких излишеств (тем более — таких). И если такой документ все-таки был составлен, то вексель ли это был?

К этим фактам добавим четвертый — широко известный из истории вексельного права:

4) В торговом быту Венеции и Англии — как во время дей­ствия комедии, так и в шекспировскую эпоху — в ходу были преимущественно переводные векселя, которые содержат, как известно, не обязательство векселедателя по уплате денег, а его предложение об уплате, сделанное им третьему лицу (пла­тельщику). Здесь же речь явно идет о воплощенном в доку­менте обязательстве Антонио уплатить определенную сум­му (3.000 дукатов). Если предположить, что выдаваемый до­кумент был простым векселем, то получится, что В. Шекспир, так стремившийся приблизить описание действий своих геро­ев к реальности, не учел этого обстоятельства и описал ситуа­цию, представлявшую собою не общее правило, а исключение из него?

Перечисленные факты говорят, по крайней мере, на пер­вый взгляд, о том, что В. Шекспир вел речь все оке не о вексе­ле, а именно о поручительстве; именно так и правильно пере­водить слово «bond» во всем тексте комедии; перевод «bond» словом «вексель» обусловлен, очевидно, соображениями адап­тации текста русского перевода к повседневному (обиходному) русскому языку[115]. Но попробуем вникнуть в перечисленные факты чуть глубже (по порядку):

1) Не мог ли поручитель облечь свое обязательство в фор­му векселя? А почему бы и нет, если речь идет о так называе­мом гарантийном векселе третьего (по отношению к должни ку) лица? Гарантийными (обеспечительными) обычно называ­ются векселя, выдаваемые должником кредитору с условием о том, что последний вправе пустить их в обращение не иначе, как по их неоплате в назначенный срок, либо с наступлением неисправности должника по определенному обязательству[116]. Тем самым, с одной стороны, исправный должник гарантиру­ется от перемены личности кредитора, которая по тем или иным неимущественным (и оттого — неюридическим) сообра­жениям может быть для него нежелательна или неудобна, а с другой кредитор неисправного должника получает воз­можность удовлетворить свой интерес в получении суммы долга несмотря на неисправность должника (путем реали­зации векселей). Об использовании в современном торговом обороте гарантийных векселей третьих лиц нам слышать, откровенно говоря, не приходилось, но каких-либо принципи­альных правовых или смысловых препятствий к этому нет. Обязательства по таким векселям действительно напомина­ют обязательство третьего лица, взявшего на себя риск неис­правности должника, т. е. обязательство поручителя (гаран­та), а сами гарантийные векселя этого рода вполне могут быть названы поручительскими векселями. Следовательно, не исключено, что фразы «Antonio shall be bound» («Antonio shall become bound») и «Antonio bound» следует переводить примерно так: «Антонио даст поручительский (гарантийный) вексель» («обеспечит уплату своим векселем») и «гарантий­ный вексель Антонио»[117].

Против этого объяснения можно было бы возразить сле­дующее: ценность гарантийных векселей — в возможности их отчуждения (передачи), а в XIII в. — во время дей­ствия комедии — векселя еще не могли быть передаваемы, по крайней мере — по индоссаменту. Это верно, но не нужно забывать, о том, каким правом руководствовался В. Шекс­пир, когда писал свое произведение. Это раз. Затем, нигде — ни в оригинальном тексте, ни в переводах комедии — ни сло­вом не упоминается о том, что пресловутый «bond» был со­ставлен на определенное лицо: и в XIII в. в Венеции исполь­зовались бланковые (незаполненные) документы, а в конце XVI-начале XVII вв. в Англии — полноценные документы на предъявителя. Если «bond», полученный Шейлоком от Антонио был одним из таких документов, то передача его новому приобретателю не исключалась. Это два. И, нако­нец, третье: судя по дальнейшим, предпринятым Шейло­ком, действиям, «bond» был необходим ему для удовлетво­рения исключительно неимущественного интереса — насы­щения чувства мести. Ясное дело, что для достижения этой цели не было никакой необходимости в передаче докумен­та.

2) Пожалуй, самую большую сложность представляет во­прос о роли в этом деле нотариуса, ибо, действительно, но­тариальная форма векселя даже во время его зарождения, представляла собой редчайшее исключение. Лишь в практи­ке итальянских менял Х-ХП вв., — т.е. в то время, когда пе­реводной вексель представлял собой совокупность трех до­кументов, один из которых (расписка в приеме денег от пе реводителя) удостоверялся нотариально[118]. Какое бы время и право ни взять, — «притянуть» обязательное нотариальное удостоверение к документу Антонио все равно не получается. Остается только предположить, что речь идет лишь о доб­ровольном облечении сторонами вексельного обязательства в нотариальную форму; это предположение тем более основа­тельно, что к нотариальному удостоверению документа пред­лагает прибегнуть Шейлок — кредитор. Хорошо известно, что именно кредиторами довольно часто выдвигается ряд допол­нительных, в сравнении с установленными законом, требова­ний к должникам, касающимся, в том числе и формы сделок. Видимо, в данном случае стремление Шейлока удостоверить документ у нотариуса было продиктовано не столько недове­рием к Антонио, сколько желанием оградить себя в суде от возражений о подлоге[119].

3) Вопрос о том, как нотариус мог допустить составле­ние векселя с явно нетрадиционным условием тоже получа­ет логичный ответ, если вспомнить, что вексель далеко не на всех этапах своего существования был документом про­стым, кратким и не терпящем излишних вещей. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на тексты дошедших до наших дней векселей 1339 и 1395 гг.[120], среди прочих «реквизи­тов» которых непременно фигурируют приветствие адресата (плательщика), изъявление почтения к нему и восклицание, типа «Во имя Господа», или «Да хранит Вас Христос»[121].

4) Наконец, и сомнение, возбуждаемое историческими дан­ными о преимущественном использовании переводных вексе­лей, тоже имеет логичное разрешение. Вспомним, что Шей­лок убеждает Антонио выдать не просто вексель, а вексель, содержащий «in a merry sport» — «шутливое», «забавное»[122], по его уверениям, условие, о праве вырезать фунт мяса из тела должника. Ясно, что уже в силу одной этой причины подобный «документ» никогда не мог бы стать предметом торговых сделок; да и не нужна была Шейлоку возможность его отчуждения (см. выше). А ведь причиной широкой рас­пространенности именно переводных векселей является имен­но стремление обеспечить их максимально свободную оборо-тоспособность, что достигается как раз за счет их перевод­ной (кредитной) природы — доверии первого векселедержа­теля не только своему непосредственному контрагенту (век­селедателю), но и третьему лицу, назначенному им в каче­стве плательщика. Простые векселя встречают затруднения со сбытом, ибо не удостоверяют отношений иных, чем между первым приобретателем и векселедателем, каковые вполне мо­гут и не быть отношениями доверия. Поручительский вексель Антонио, вообще не предназначенный для сбыта и обращения, вполне мог, следовательно, и не быть векселем переводным[123].

Вывод, сделанный по итогам первого параграфа, должен быть скорректирована учетом новых результатов. Условия составления и выдачи bond'a не только не противоречат выводу первого параграфа, но и уточняют его следующим образом: Антонио выступил поручителем за Бассанио, оформив свое обязательство поручителя с помощью обеспечительного (гарантийного) векселя — одностороннего акта, удостоверяющего его (Антонио) обязательство уплаты денежной суммы в определенный срок.