РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ НАУКА?. 1.1. Научное знание и его критерии

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ НАУКА?

1. 1. Научное знание и его критерии

Научное знание представляет собой особый вид познавательной деятельности, направленной на выработку объективных, системно организованных и обоснованных знаний о мире (Степин, 2003). Научное знание взаимодействует с другими видами познавательной деятельности: обыденным, художественным, религиозным, мифологическим, философским постижением мира. Оно ставит своей целью выявить законы, в соответствии с которыми объекты могут преобразовываться в человеческой деятельности. Поскольку в деятельности могут преобразовываться любые объекты – фрагменты природы, социальные подсистемы и общество в целом, состояния человеческого сознания и т. п., постольку все они могут стать предметами научного исследования. Наука изучает их как объекты, функционирующие и развивающиеся по своим естественным законам. Она может изучать и человека как субъекта деятельности, но тоже в качестве особого объекта. Предметный и объективный способ рассмотрения мира, характерный для науки, отличает ее от иных способов познания. Например, в искусстве отражение действительности происходит как своеобразное сочетание субъективного и объективного, когда любое воспроизведение событий или состояний природы и социальной жизни предполагает их эмоциональную оценку.

Ядром подавляющего большинства представлений о том, что такое наука, является постулат, который гласит, что наука есть постижение истины. Действительно, наука призвана получать истинные знания о реальности, однако «получение истинных знаний» и «наука» – не синонимы, то есть постижение истины не требует исключительно научного подхода.

Истинное знание может быть и ненаучным (в данном случае определение «ненаучный» не носит негативного оттенка). С другой стороны, научное знание не всегда является истинным. Известный методолог науки Карл Поппер утверждал, что любое научное высказывание всегда имеет шанс быть опровергнутым в будущем.

И все же наука в отличие от обыденных представлений о реальности целенаправленно стремится к постижению истины и использует для этого специальные теоретико-логические и эмпирические приемы. Истина по существу своему сводится к проверке или, по крайней мере, к возможности проверки сходства между идеей, описывающей некоторую реальность и самой этой реальностью.

Как пишет И. Лакатос (1995, с. 7), «на протяжении столетий знанием считалось то, что доказательно обосновано – силой интеллекта или показаниями чувств. Мудрость и непорочность ума требовали воздержания от высказываний, не имеющих доказательного обоснования; зазор между отвлеченными рассуждениями и несомненным знанием, хотя бы только мыслимый, следовало свести к нулю. В соответствии с классическими представлениями о науке она не должна содержать «никакой примеси заблуждений». Возникает вопрос: способен ли интеллект доказательно обосновывать идеи? » Философы науки по-разному отвечают на этот вопрос. В настоящее время в науке появились понятия «вероятной истины» и «истины как соглашения». Например, по утверждению Дьюи и Шиллера, слово «истина» «…означает только то, что мысли (составляющие лишь часть нашего опыта) … помогают нам приходить в удовлетворительное отношение к другим частям нашего опыта, суммировать их и резюмировать с помощью логистических сокращений вместо того, чтобы следовать за нескончаемой сменой отдельных явлений. Мысль, которая может, так сказать, везти нас на себе, мысль, которая успешно ведет нас от какой-нибудь одной части опыта к любой другой, которая целесообразно связывает между собой вещи, работает надежно, упрощает, экономизирует труд – такая мысль истинна ровно постольку, поскольку она все это делает» (цит. по: Джемс, 1993, с. 85).

Сейчас истинность не рассматривается как необходимый атрибут всех познавательных результатов, претендующих на научность. Однако она выступает регулятором научно-познавательной деятельности. Вот как пишет о регулирующей роли истины Карл Поппер: «Статус истины … и ее роль в качестве регулятивного принципа можно сравнить с горной вершиной, которая почти постоянно закрыта облаками. Альпинист, восходящий на эту вершину, не только сталкивается с трудностями на своем пути, он может даже не знать, достиг он вершины или нет, так как в густой пелене облаков ему трудно отличить главную вершину от второстепенных. Однако это не влияет на объективное существование главной вершины, и если альпинист говорит нам: «У меня есть некоторые сомнения относительно того, поднялся ли я на главную вершину» – то тем самым он признает объективное существование этой вершины. … Хотя для альпиниста может оказаться невозможным с уверенностью установить, достиг ли он вершины, ему часто легко понять, что он не достиг ее (или еще не достиг), когда, например, натолкнувшись на отвесную стену, он вынужден повернуть назад» (Поппер, 2004, с. 378-379).

Каковы же критерии научного знания, его характерные признаки?

Прежде всего, отличительным качеством научного знания является его систематизированность. Оговоримся опять же, что знание может быть систематизированным не только в науке. Кулинарная книга и телефонный справочник представляют собой прекрасные образцы ненаучной систематизации. Научная же систематизация специфична. Для нее свойственно стремление к полноте, непротиворечивости, четким основаниям систематизации. Научное знание как система имеет определенную структуру, элементами которой являются факты, законы, теории, картины мира.

Вторым важным отличительным качеством науки является стремление к обоснованности, доказательности знания. Со стремлением к доказательности знания иногда связывают само возникновение науки. Применяются разные способы обоснования научного знания. Для обоснования эмпирического знания применяются многократные проверки, обращение к статистическим данным и т. п. При обосновании теоретических концепций проверяется их непротиворечивость, соответствие эмпирическим данным, возможность описывать и предсказывать явления.

Третьим отличительным признаком науки является объективность, или стремление избежать субъективизма, связанного с индивидуальностью самого ученого. Кстати, в этом – одно из отличий науки от искусства. Если бы художник не создал своего творения, то творения бы просто не было. Но если бы ученый, пусть даже великий, не создал теорию, то она все равно была бы создана, потому что представляет собой необходимый этап развития науки, является надсубъективной.

Влияние субъективизма, как правило, не замечается самими исследователями. Вот забавный факт, обнаруженный в исследовании Гринвальда и Шуха (Greenwald & Schuh, 1994). Они анализировали предубеждения на материале цитат из статей по социальной тематике в пользу авторов с явно нееврейскими фамилиями (Эриксон, Мак-Брайд и т. п. ) или в пользу авторов с еврейскими фамилиями (Гольдштейн, Сигал и т. п. ). Изучив около 30 000 цитат, включая 17 000 из работ по исследованию предрассудков, Гринвальд и Шух пришли к замечательному открытию: по сравнению с авторами-евреями авторы-неевреи на 40% чаще цитировали ученых-неевреев.

Одной из форм проявления субъективизма и бездоказательности в науке является неспособность исследователя отказаться от выдвинутой теории, в которую он верит, несмотря на очевидные эмпирические свидетельства. По выражению Томаса Гексли, вечная трагедия науки заключается в том, что «уродливые факты убивают красивые гипотезы». Вот какую «поучительную историю» рассказывает на эту тему Имре Лакатос (1995, с. 24-25).

Это история о том, как неправильно вели себя планеты. Некий физик доэйнштейновской эпохи, пользуясь ньютоновской механикой и законом всемирного тяготения (N) при некоторых данных условиях (I), вычисляет траекторию только что открытой малой планеты Р. Но планета не желает двигаться по вычисленному пути, ее траектория отклоняется. Что делает наш физик? Может быть, он заключает, что, поскольку такое отклонение не предусмотрено теорией Ньютона, а с упрямым фактом ничего поделать нельзя, то, стало быть, теория N опровергнута? Ничуть не бывало. Вместо этого наш физик выдвигает предположение, что должна существовать пока еще неизвестная планета Р', тяготение которой возмущает траекторию Р. Он садится за расчеты, вычисляет массу, орбиту и прочие характеристики гипотетической планеты, а затем просит астронома-наблюдателя проверить его гипотезу. Но планета Р' слишком мала, ее не удается разглядеть даже в самые мощные из существующих телескопов. Тогда астроном-наблюдатель требует построить более мощный телескоп, без которого успешное наблюдение невозможно. Через три года новый телескоп готов. Если бы ранее не известная планета Р' была бы открыта, ученые на весь мир раструбили бы о новом триумфе ньютонианской теории. Но ничего подобного не произошло. Что же наш физик? Отверг ли он ньютоновскую теорию вместе со своей гипотезой о причине отклонения планеты от вычисленной траектории? Отнюдь! Вместо этого он уверяет, что планета Р' скрыта от нас облаком космической пыли. Он вычисляет координаты и параметры этого облака и просит денег на постройку искусственного спутника Земли, наблюдениями с которого можно было бы проверить его вычисления. Предположим, что установленные на спутнике приборы (возможно, самые новейшие, основанные на еще мало проверенной теории) зарегистрировали бы существование гипотетического облака. Разумеется, это было бы величайшим достижением ньютоновской науки. Но облако не найдено. Отбросил ли теперь наш ученый теорию Ньютона вместе со своими гипотезами о планете-возмутительнице и облаке, превращающем ее в планету-невидимку? Ничего подобного. Теперь он уверяет, что существует некое магнитное поле в этом районе вселенной, из-за которого приборы спутника не могут обнаружить пылевое облако. И вот построен новый спутник с другими приборами. Если бы теперь магнитное поле было обнаружено, ньютонианцы праздновали бы головокружительную победу. И снова – увы! Может быть, теперь уже можно считать ньютоновскую теорию опровергнутой? Как бы не так. Тотчас выдвигается новая еще более остроумная гипотеза, объясняющая очередную неудачу…

Эта история ясно показывает, что даже самые респектабельные научные теории вроде ньютоновской динамики и теории гравитации могут терпеть неудачу, запрещая какие-либо наблюдаемые положения вещей. По выражению того же Томаса Гексли, «обычная судьба всех новых истин – быть ересью в начале и предрассудком в конце» (цит. по: Реале Дж., Антисери Д., 2003, с. 237).

Наконец, четвертым признаком и критерием науки является публичное представление получаемых результатов исследований. Это значит, что отдельно взятый человек не может выступать носителем научного знания. Более того, научное знание вообще не существует до тех пор, пока результаты исследований не доведены до научной общественности в форме публикаций и докладов. Одним из требований к научным публикациям является представление в них всех необходимых сведений для того, чтобы любой другой исследователь имел возможность воспроизвести те же результаты. Требование публичности выступает в науке гарантией объективности научного знания.

Вопросы и задания для самоконтроля:

1. Дайте определение научного знания.

2. В чем заключается регулятивная роль истины в науке?

3. Назовите основные критерии научного знания.

4. Приведите примеры исследовательского субъективизма в науке.