6.3.1 Слива, сосна и бамбук. 6.3.2 Светлячки

6. 3. 1 Слива, сосна и бамбук

Слива расцветает в конце зимы и считается символом чистоты, юной красоты. Не случайно в «Записках у изголовья» в 104 дане на сестре императрицы было несколько нижних одежд цвета пурпурной сливы густых и светлых оттенков – ведь, «госпожа Сигэйся была неописуемо, чарующе прелестна» в своей юной красоте. О цветах сливы слагают стихи: «Однажды слуга, посланный одним придворным, принес мне ветку сливы. Цветы с нее уже осыпались. К ветке была привязана краткая записка: “Что вы скажете на это? ” Я ответила всего два слова: “Осыпались рано”. Придворные, толпившиеся возле Черной двери, принялись скандировать китайскую поэму, из которой я взяла мой ответ:

На вершине горы Даюй[61]

Сливы давно облетели... » [105]

А «осыпанный снегом сливовый цвет» утонченно красив [42].

Сосне Сэй Сёнагон не посвящает отдельных строк, но это дерево часто упоминается в «Записках у изголовья». Так, пятилистная сосна относится к деревьям, прославленным «не за красоту своих цветов... » [40]; по словам “сосны на черепицах” [83] (Мох на стене и сосны на черепицах) один из персонажей узнает стихотворение Бо Дзюй-и, в котором описывается заброшенный дворец на горе Ли: «От Западных ворот столицы недалеко... » Имеется в виду столица танского Китая Чанъань; с «соснами Такаса го» [238] связана знаменитая легенда, на тему которой были созданы народные песни, лирические стихи и впоследствии пьеса театра Но. Возле бухты Такасаго росли две древних сосны – «черная» и «красная». Согласно древним народным поверьям, в каждом дереве живет дух. Две эти сосны - любящие супруги, стали поэтическим символом верной любви. В 1930 г. «красная сосна», просуществовав около двух тысячелетий, засохла.

Бамбук в «Записках у изголовья» упоминается в основном в виде штор, занавесей и оград, однако есть и более интересные описания: «низкорослый бамбук» Сэй Сёнагон отмечет в «Травах» [66], «Проснуться посреди ночи или на заре и слушать, как ветер шумит в речных бамбуках, иной раз целую ночь напролет», – это относится к тому, «что глубоко трогает сердце» [119], с бамбуком Курэ («этот господин») связан курьезный случай [137].

Вместе слива, сосна и бамбук получили название «три друга холодной зимы».

6. 3. 2 Светлячки

Одним из любимых развлечений в традиционной Японии была ловля светлячков. В июле, когда происходит их лёт, толпы взрослых и детей собирались у рек – там, где лучше всего наблюдать светлячков, и ловили их сачками.

В «Записках у изголовья» Сэй-сёнагон рассуждает о том, чем любезно каждое время года. Отмечая, что лучшее время суток летом – это ночь, писательница продолжает: «Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки. Если один-два светляка тускло мерцают в темноте, все равно это восхитительно» [1]. Следует иметь в виду, что японские светлячки, как это и полагается им во всякой тепловлажной стране, - это совсем не то, что их бледные сородичи средней полосы. Их роение подобно праздничной иллюминации – яркие искры, пронизывающие ночную тьму. Китайское выражение «читать при светлячках и сиянии снега» укоренилось и в Японии. Оно указывает на бедного, но упорного в своих познавательных намерениях студента или ученого. Роение светлячков, их несколько хаотическое перемещение напоминали средневековым японцам о битвах. Кроме того, считалось, что яркое свечение этих насекомых проникает до самого сердца и высвечивает любовное томление.

6. 3. 3 Птицы

В японской литературе и, прежде всего, поэзии птицам принадлежит выдающееся место. В «Манъёсю» упоминается около 80 представителей животного мира. Больше всего среди них птиц – около половины. Синтоизм относится к религиям с развитым шаманским комплексом. В подобных религиях особая роль принадлежит именно птицам – как посредникам между шаманом и небом, между шаманом и иным миром. ... крылья были даны птицам и для того, чтобы они перелетали в поэтические свитки по воле стихотворца, предки которого привыкли видеть в птицах существ, достойных самого пристального религиозного внимания. Но птицы связывали поэта уже не с небом, а с землей; не с богами, а с людьми. А потому голос любимой приятен, как птичье пенье, стремительное перемещение в пространстве приравнивается к их полету. Возвращение в родные места уподобляется возвращению перелетных птиц, любовь – бесконечна, как птичье пение, а забота о любимой рисует в памяти птенцов, укрываемых родительским крылом.

Сэй Сёнагон в дане, который так и называется – «Птицы», упоминает около двадцати их видов. Некоторые просто перечислены («Пастушок. Бекас. ... Чиж. Мухоловка. ... Ворон. Коршун... »), имена этих птиц должны вызывать определенные ассоциации у читателя.

Особое же внимание Сэй Сёнагон обращает на соловья и кукушку. И это не случайно. «Соловей прославлен в поэзии. Не только голос, но и повадка, и весь его вид – верх изящества и красоты» [1]. Кукушка же – это нечто особенное, такое, что «напрасно... искать слова, о кукушке всего не расскажешь». Ее голос пленительный и волнующий сердце. «Нет сил противиться очарованию» [41].