Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Силуэт Рап'рока вскоре отдалился и исчез, пропал в дверном перекрытии.




Стоя посреди сворачивающихся комочков материи, Нимфа разъяренно повторяла вслух, что вовек не забудет предательства. Что обязательно отыщет подлеца Шелтон а, достанет из-под земли, даже если для этого придётся прочесать все пригороды и селения Аквы, накажет, опозорит пред толпой, вместе с теми, кто регулярно пособлял Рап'року в запугивании и терроризме. Неважно как прозвучит приговор – будет это пожизненное заключение в темнице или же казнь. История с подставой не замкнётся на побеге стражников и все причастные получат сполна.

………………………………………………………………………………………………………

Нимфа верила, что никто не погиб. Что все, находящиеся в замке на момент атаки Упадка, уцелели. Её вера её подвела, утянув на дно с бедой и сокрушением…(Выплыть не удастся, если не сорвать лихорадочно доспех неудачи…(А такая неудача, как у Элль, может быть лишь у неё.

                                                                           И ни у кого больше…

………………………………………………………………………………………………………

 

Сейчас королева Аквы чувствовала себя, как давно себя не чувствовала. Её душу пронзило разорение, её саму прожгла пустота… когда не остаётся силёнок даже на то, чтобы всхлипнуть. И если пропустить хотя бы одну незаметную слезинку, выльётся поток, и количество литров слёз в Акве превысит количество литров воды.

Не успевшую спуститься, Элль заколотило. Пакостные предположения проталкивались в голову. Возможно, эта календарная дата – срыв покровов, и благими намерениями вымощена дорога в Аид. Возможно, не все во вселенной нуждаются в помощи, и порой, по заветам дианойи, вернее пройти мимо угодившего в капкан передряги, чем выпускать его на волю. Правда, для полуэнгелов очень тяжело кого-то не спасти… Полуэнгелы начинают думать, что согрешили. Элль начинает думать, что согрешила,

                                                       ибо Элль – последний полуэнгел,

                                                       и переживать - в её крови.

………………………………………………………………………………………………………

Бури и выплёскивания, падения и подъёмы, “фрактуры” > переломы жизни и жизнезавершения… Всё то, что другие, обычные смертные, не пережили бы!

………………………………………………………………………………………………………

 

В голове всецарицы на долгие-долгие метры расширялись, сплетаясь, крытые дромосы из непрозрачных материалов…

 

“Небеса на меня разозлятся, ведь я опоздала. Опоздала ведь я” – Водяная Нимфа, для которой не существует ничего дороже божьего волеизъявления, только расцвет отчего края, вернулась на то место, где намедни бурлило пиршество, амикошонское веселье в её честь, и узрела душераздирающую сцену, откусившую ломоть от неё: коньки зарезаны, мертвы, их головы на скатерти, а скатерть вся в крови. Кубки перевёрнуты, блюда перевёрнуты. Убийцы изрядно всё испачкали, осрамили традицию, надругались над обычаем…

Это не выстрел по гордыне, а растаптывание. Чем Элль хороша, так это тем, что за два миллиона сучьих лет не отучилась огорчаться, её по-прежнему сотрясали отвратительные “подвиги” смертных, и иногда, за редким исключением, сильно травмировали.

………………………………………………………………………………………………………

…Сегодня, в вечерение, Элль возьмётся оплакивать гостей перед зеркалом, перед отражением. Благоговеть себя за непредотвращённые потери и воссылать моления тьме, лишь чтобы тьма отстала впредь. К Сагнуку обратиться может, или обратится в месть Всезлу…

………………………………………………………………………………………………………

 

А смертные – как демоны…

 

 

…Аква будто не заметила, как уменьшалось число её жителей. Уже на следующий день после трагедии, танцы, звездящиеся в очах Водяной Нимфы, музыка, издаваемая волшебным пианино, пение раковины, пение креветок и пение всевозможных подводных улиток заставили королеву усомниться в присутствии зла. Рап'рок, должно быть, объявится нескоро, пройдёт не меньше месяца, как террорист напомнит о себе, а уж найти его, призвать к правосудию, успеется ещё. Элль порекомендовали не нервничать. Феи. Не стремиться к тому, о чём придётся жалеть. Речь о жестокости и наказании. Несмотря на обещание, данное конькам, полуэнгел не была уверена. Ни в чём. Особенно в собственной решимости.

Водяная Нимфа может посносить головы раззадоренным клоунам, её рука не дрогнет при встрече с хулиганьём из земной подворотни, её не надо долго упрашивать пойти на битву с клыкастым чудовищем. К этому она готова всегда. Однако перечисленное не идёт ни в какое сравнение с убийством Герберта Шелтона, на что имеется ряд веских доводов. Элль на себя понадеялась: приручила изменённого, попыталась смягчить его боль, компенсировать потери, вверить новь. Но каким же могущественным было заблуждение Нимфы! Оказывается, Герберту ( Рап'року) не была нужна другая жизнь. Герберт (Рап'рок) мечтал лишь об одном - чтоб его оставили едино с утратой, едино с несвежей, поношенной болью.

………………………………………………………………………………………………………

Пробиваясь сквозь толпу танцующих, что в упор не замечали свою королеву, Элль двигалась к трону. К символу власти. Ей хотелось посидеть, полюбоваться. Далеко не всегда получается просто отдохнуть. С её-то комплексами(К тому же вечером феи прилетят, сядут на шею и начнут по старинке назидать, проповедовать…

………………………………………………………………………………………………………

 

Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Рядом с троном вертелся странный шут. Шут королевский! Пойманный бдительной стражей в предыдущем году за совершение неких непристоинств, позже арестованный, уродец был… помилован. Дочь Эбресса получила информацию об аресте, рассмотрела дело и тотчас вмешалась. Дочь Эбресса вытащила многих, чьи умы, по её мнению, недостаточно черны, чтобы пропадать в подвалах. Даже если нарушения имели место быть...

Ну, а шут – есть шут. Публику развлечь – тот ещё талантище. Юродивый кривляка избаловал Элль комплиментами, вкусными,

такими, которые не один подтянутый принц ни одного государства не сможет сочинить. Причём кривляка с ней не ёрничал, а метил в душу, выгребая яму, чтобы потом в неё запрыгнуть. Эта яма – доверие, и глубина её поражает. Самая притягательная из всех в бытии дыр и по совместительству самая мрачная. Неправильно зашедшие, обычно, в ней ломаются, но те, кто приспособился, обретают счастье.

Д        О                      В         Е                    Р         И      Е       

Счастье шута не в Элль, но в её взгляде. Не во временах, а в малом миге. “И став хранительницей судеб, прелестность Аквы оглянулась – увидела шутов”.

Д        О                      В         Е                    Р         И      Е       

Так много драмы, совсем не слышится комедия…

Предзнаменование финита и надобность рыхло подпрыгивать…

Запляшут все, все вскачут. Вскачет и запляшет замок!

Эбресса поместье…

НЕ                 Р А                  ЗРЫ             ВНО                        СТЬ   

- Шут, я чувствую, ты предан мне, а таких всё меньше с каждым днём и с каждым часом. Признайся, шут, правитель из меня ни к чёрту? Я опозорила отца? Скажи, коль так считаешь! В себе моё невежество ты не держи! Отравишься ты мной…

О, шут…

Д        О                      В         Е                    Р              И      Е

Имя идиота – Купон. По крайней мере, Купоном идиот величает себя. Его корни – неизвестны. Из какого он мира – загадка. Просто существо. Просто Купон. Божок идиотов. Народ Аквы полюбил “божка” за его недостатки.

  АБСОЛЮТНОЕ ДОВЕРИЕ

                                                                       ЕСТЬ

                                                                                   НЕРАЗРЫВНОСТЬ

После удачного знакомства Элль с Шутом её сны сменили курс, пройдя узаконение, отчего встаёт вопрос: может, оно было слишком удачным?

С утреннего срока, с полосы разверток, Элль Купона в зерцале находила. Заходя в свои чертоги, смотрела на трюмо: бешава улыбался, многозначительно облизывая ярко напомаженные губы, смачивая их языком, озорновато подмигивая Нимфе.

                                                                                        НЕРАЗРЫВНОСТЬ

                                                                       ЕСТЬ

ДОВЕРИЕ

Героиня стереглася экспликаций, объяснений. Шарады комика пришлись по вкусу ей - живой загадке. Украдкой подступали думушки о воле сладкой… о погашении долгов. Улов беспутных фордевиндов по ветру…

      …и, может, даже вне подводья. Элль дышала всем и тяжкости не убавлялось. Купон обнадёжил: её ярмо снимаемо. Лишь стоит подождать. Малеша отвелось, мол… а далее - гладь в собрании с тишью, ярма не будет. Бремя полуэнгела спадёт, богини все отхлынут, отхлынет и добро, поскольку зла, сколка того тёмного, не станет в космосе, не станет во миру,

                       по милости вертлявого Шута, чья слава – Купон,

       НЕРАЗРЫВНОСТЬ            И                                             ДОВЕРИЕ

и чья славность, ин`аче, незабвение, протянется века, иль, если повезёт, то все тысячелетия.

НЕ                 Р А                  ЗРЫ             ВНО                        СТЬ   

 

У бомолохов черта – у них нет ртов. Когда они едят, изведывают сласти. Отверстия, куда кладётся пища, на ладонях. Демоны - шуты ли? Или “жрать ладонями” есть слов игра, блестящее глумление? Захребетничество монстров в дни сгорания таинств Аквы, чтобы было неповадно петь идолам хвалу.

- Не достоин жизни… Кто не достоин жизни? Я не достоин жизни? Я и так ведь не живу! – Купон пригласил Нимфу за стол, выслав ей письмо. Мышленно, не физикой. И там политические оппоненты Элль, коньки… мертвы, но дышат жабрами. Погибшие в заправде спрятались во лжи. Коньки сидели, жрали пищу, запихивали в рот себе и близким. Кровь на шее… должно быть, Элль приснилось. К чему снится во сне кровь на шеях у коньков?

                                                                   Или же не снится… стоп!

 

- Для начала позволь прояснить: что ты такое? И каким образом тебе удаётся передергивать реальности? Верни меня на место, слышишь? Я не хочу здесь оставаться! – Водяная Нимфа вежливо отодвинула тарелку, не притронувшись к десерту, к торту со спиральками и звездочками, ни осилив и ломтика постного, - Запомни, дважды я не повторяю! Не сделаешь так, как я велела – мы с тобой поссоримся, и мы не будем в равном положении, поверь! Мы изначально не на равных!

“Потому что у одного из нас есть власть? О, да, богиня. Ты права” – сказал бы Шут, да промолчал. Реплики Купона неслышимы, но чувствуются. Чувствуются кожей, появляясь в виде свербежа. Элль предприняла ряд попыток выбраться из-за стола, и постижение прикованности непреодолимой цепью нагнало постепенно. Купон не собирался отпускать её - поимницу карикатуры.

 

 …Одежда гансвурста ярка, составляет противоположность всему подводному миру: головной убор конусообразной, округлой формы, колпак с бубенцами, желтая пижама с тонкими чёрными линиями, синие перчатки, плюс… (!!!) странная сапфировая жидкость, непрекратимо льющаяся у Шута изо рта, не то слюна, не то что-то иное, но сочетается с болезненной синюшностью красной каймы губ.

Мерзейшая жидкость выплескивается в стороны, грязня и пачкая весь зал. Оки да, оки да, всё - обожгло сознание волной полной безысходности!

 

Корень даллрадской фифтисендры, аналога земной мандрагоры, с примесью бельринского омара – излюбленное блюдо шута. Всякий вкусивший сей шедевр кулинарии тут же умирает, но не шут, потому что, как и сказал Купон, “не все достойны жить, а он жить недостоин”.

       НЕРАЗРЫВНОСТЬ            И                                             ДОВЕРИЕ

Второго числа нового месяца Нимфе вновь пришлось Шута разглядывать в трюмо, с утреннего срока, дождавшись прекращение ночи, ибо любопытство, какую из загадок на сей раз подшвырнут, съедало без остатка.

Кого ж бояться, непонятно – заправды или Купона? Насколько вреден Шут для Вседобра и жизни? Он, вроде, помогал царичке не сдаваться, оказываясь рядом в трудные минуты. Но его короткий плащ позади, его скупые глаза, ползущие по залу, его сбивающий смех… претендовали на звание “грех”.

Зло, у которого не удаётся быть добром, деспотично и властолюбиво. Оно втирается в доверие и навязывает (рекламирует) неразрывность.

- Не ешь это, пожалуйста. Чем бы ты ни был, я не хочу, чтобы ты умирал! Войди в меня, проникнись, я повидала достаточно смертей. Все мои два миллиона – смерть… Боюсь, не выдержу, если ты проглотишь! – Нимфа принуждённо смотрела, как чудачина Купон хватает корень фифтисендры, разжевывает с хрустом. Только одно НО: хрустит его челюсть, а не растение. Так повелось, что у мертвяков слабенькие кости, и неважно, сколько тряпочной “яркости” они напялят на себя.

Абстракционизм без примирений и прикрас - Купон,

стилистическая фигура – Купон,

и Купон – экспрессия.

Д        О                      В         Е                    Р         И      Е

НЕ                 Р А                  ЗРЫ             ВНО                        СТЬ

Нимфа всячески отбивалась от тошноты, от замираний, да всё без толку, хоть в гроб ложись, и Шут этим, очевидно, пользовался – вниманием и жизнелюбием своей королевы. Корень уже на треть уместился во рту, вдавливаясь внутрь всеми пятью пальчиками!

Хрипы, хрипы… хрип-хрип-хрип!

Хрип-хрип-хрип, хрип-хрип, хрип-хрип!

 

 

………………………………………………………………………………………………………

Сколько продлилось слепое незнание Нимфы, столько Нимфа промучилась. Её знобило от суетных мешкотных чувств, от несуразия, тяжелого, как жернова мельницы. А вот когда Купон подкрался со спины, вытаращил кривые зубы и обслюнил… вот тогда да…

                                                                                                       

………………………………………………………………………………………………………

- Ну, что?!!! А королева закусить не желает!

 

Спазмы усилились. Шут положил ладони на плечи, как бы, проводя массаж, воздействуя на нужные точки, передавая энергетику зла через перчатки.

 

- Не желает закусить?!!!

Д        О                      В         Е                    Р         И      Е

НЕ                 Р А                  ЗРЫ             ВНО                        СТЬ

- Хотя бы ложечку…

Remember that the frog strictly criticizes crazy flight of a swallow. Federico Garc í a Lorca

(Помни, что лягушка строго критикует бредовый полёт ласточки. Федерико Гарсиа Лорка)

I had a dream.

— Imagine, and I.

— What was seen by you?

— That dreams — nonsense

 William Shakespeare, "Romeo and Juliette"

(— Я видел сон.

— Представь себе, и я.

— Что видел ты?

— Что сны — галиматья.

                             Уильям Шекспир, “Ромео и Джульетта”)

Уродливые, не вписанные в правду дегуманизационные грёзы иссяклись против всякого чаяния! Стоило Нимфе раскрыть правый глаз, а вслед за ним и левый, Аква вернулась к прежним положениям. Не веря, что это прошло, владычица чуть потрясла шеей. Ей снова представился крупный танцевальный вечер: два ряда гигантских статуй из металла, схожего с золотом (и не только визуально); восьмиугольные беседки в разных частях зала; нарядный цветной потолок с люстрами-ландышами; выточенные из кораллов колонны, щедро украшенные зелёными водорослями. Чудо чудес, хранимое промыслом сверху!

А рядом с троном по традиции кривляется шут. Безобидный и дружный. Не Купон, не чудовище. Всего-навсего шут, дурачина. Королева с трудом улыбнулась ему…

 

Всё хорошо. Я только зря изнервничалась, ведь это - просто сон. Я стоя засыпаю. Пора бы отдохнуть…

 

 

…Приближалась поздняя ночь. Территории Аквы пустели. В трактир Бэрим’эрд, не хваленный, разве что, внуками угрей, заглянули двое. Прежде их никто не видел. Далл Рад – та точка на карте, где каждый знает каждого, где к чужеземцам принято относиться с колющей предвзятостью и подозрением, не слишком подходило Араал-су и Армиису. Загнанным преступникам, обреченным из-за перемены своего места жительства менять не только страну, но и социальный язык, не куда было идти. Все пути испробованы, всем средствам воплощения найдено совершенное применение, но проблема бывших стражников не разрешена. Им ещё предстоит побороться за своё место под звездой…

Синебородые палтурины, рыбо-крабы из северного Бэйнса, мрачно перешептывались. Они первыми заприметили присутствие парочки подозрительных рож и сейчас решали, как мудрее поступить – заголосить “тревога”, выдав стражников, или не встревать, авось, королевство само их растопчет, если есть за что. Размышления, размышления и ещё раз размышления… Всех родившихся в Бэйнсе, так или иначе, обучают терпению и стратегии. Впрочем, это наглядно видно в беседах с палтуринами.

 

Араал-с, которого от друга отличала не только склонность к агрессивным выпадам, но также и иллогичное стремление всем всё доказывать, почуял недоброжелательность туземцев и... низко наклонился. Беглец, чей залог свободы – скрытность, искренне не хотел оказаться услышанным.

- Мы, похоже, застряли здесь до наступления утра. Высовываться наружу сейчас, в еженедельно проводимый народный карнавал, совсем не вариант. Ну, а потом, под утро свалим. Затаимся в долине воронок, где нас точно не отыщут. Там будет пища, там будет место для ночлега. Как тебе… такая мысль?

Армиис не наблюдал иного выхода, и за неимением собственных идей кивнул согласно:

- Ты знаешь, брат, я готов прыгнуть вместе с тобой в любую пропасть. Главное, чтобы ты был уверен. Ты уж позаботься о нашей безопасности и не мчись туда, где, как тебе указывает сердце, мы утратим то немногое, что у нас осталось.

Что осталось у всей Аквы…

Араал-с собирался сморозить нечто в духе “зря ты паникуешь. Мы не позволим списать нас со счетов”, как вдруг, к сюрпризу всей гостиничной рыбо-клиентуры, трактир посетила реальная стража. Игравшие в азартные игры, болтавшие о том, о сём, знатные гости живо приумолкли. Трактирщик, самка осьминога, знала цену неправильного обращения к низшим правоохранителям в сельских областях и во что бы то ни стало старалась избегать печального повтора. В прошлом месяце Рап'рок в компании своих невежливых дружков едва не разгромил заведение. Причина проста до безрассудности: главе стражей не понравилось, как на него смотрят, точнее сказать, “пялятся”. Дабы пресечь дальнейшие сплетни и пересуды, начинавшие распространяться по округе Бэрим’эрда, Рап'рок во всеуслышание проколол панцири четырём старым черепахам. Бедняжки скончались, не покинув трактир.

И сейчас то же самое… Головоногая чувствовала – злыдни не исчезнут, пока не окропят клинки чьей-нибудь кровью, “по велению королевы”.

 

- То единственное из всех существующих мест, куда ты прыгнешь, это твоя смерть! Но прежде чем ты это сделаешь, я хочу, чтобы Аква имела в виду… - со скрипом доставая меч, доставая медленно, Рап'рок приготавливался. Приготавливался произнести приговор, - Порядок выдачи наказаний полностью в соответствии с распоряжением богини. Всех изменников королевства, всех жен изменников, всех дочерей изменников, всех сыновей… ожидает плаха! Бревно напополам – судьба нечестивых! – а, собравшись создать взмах, убийца посмотрел в глаза. Обоим. И Араал-су, и Армиису, - Ну, а вам мы, так и быть, обеспечим хорошую скидку. Вы покинете мир с куда меньшим позором, избежите шумихи…

 

Осьминожина прищурилась. Следующим мгновением чудовищная судорога, судорога-монстр, пронзила тела неудачных беглецов с головы до ног и хлёстким ударом вышибла сознание. Простячковый Бэрим’эрд обсеялся перисто-кучевыми облаками ужаса.

Оружие Рап'рока казнило без разбору – запятнанных и незапятнанных, вгоняя в безысходность всю сколько-то надеющуюся, верящую жизнь…

 

 

…Водяная Нимфа, которая желала лучшего не только для родного мира, но и для всего сущего, опасалась выглядывать из замка. Снаружи королеву не ждало ничего утешительного: поддавшиеся на злодейские подговоры, сманивания, те, кто был некогда глубоко предан Элль, теперь обрушили всю мощь своего негодования на неё, на ворота замка. Толи акванцам было лень искать виновных, то ли Нимфа виновата сама. Виновата, что позволила сей неразберихе случиться, всюду влезая со своим непозволительным бескрайним добродушием. “Мягкотелость губит повелительниц”.

Нимфе безумно повезло иметь в друзьях шута. Кривляка, сгорбленный, но честный, до изнеможения, до апогеев и верхов честности, не отходил от Элль ни на шаг. Иногда согревал утешениями, иногда – вручал указы. Очевидно, гоготун справлялся с ролью умудрятеля ничуть не хуже фей.

- Я очень не советую! Помните, вам не следует тратить энергию на унижающие достоинство попытки переубедить огорчившихся, разочаровавшихся в вас! Любой отец, тем более, король, не пожелал бы видеть дочку сломленной. Вступив в переговоры с невеждами и гнусами, что ломятся сюда, вы подтвердите мои худшие теории, и тогда я не смогу уберечь вас в будущем…

- Что за теории? – спросила шута Нимфа, - Не молчи, раз заикнулся. Договаривай…

И шут ответил госпоже:

- Что вы – такая же, как все, не считая вашего бессмертия, разумеется, и вашей возможности дышать и там и здесь. В воде, и на поверхности! Если вы вдруг, представим, прекратите быть в моих глазах богиней, то можете считать, песня энгелов пропета до конца! Пушистые рапсодии Эдема притихнут водерень! Звуки, которые никогда не прозвучат, уже улавливаются с натугой. Как бы не пришлось досадовать по милости вашего питомца…

- Моего питомца? Это ты, часочком, не о Герберте? – надула губы Элль, которую трясло при одном упоминании имени Рап'рока, - Смотри мне! Лихо не буди!

- О нём, о проклятом! – подпрыгнул Шут игриво, - Да что тут, собственно, смотреть? Мне так и вовсе было ясно, чем всё завершится. И нет, великая, здесь нет вашей вины. Природа… дело в ней. Благородство – стезя энгелов. Но как быть с остальными? Энгелы ж не все. Кто-то не оценит благородство, а у кого-то стезя – подлость.

- Видимо, у Герберта… - вздохнула Нимфа, - А я лелеяла мечты…

- Надежда – не залог. Теперь свет просветлился. Долженствовать надеждам – ещё туда сюда, но доверяться им… так глупо… Однако, если мой тон показался вам оскорбительным, я приношу извинения. Раскаиваюсь в грешности и каюсь во грехе! – последнее предложение шут буквально выдавил из себя, как из тюбика…

 

 

…В державе приспел вечер.

Элль вдруг подзадумалась и вся чуть-чуть померкла. Кожа “приоделась” в бледность, а зрение акванки пропало в цветном мареве. В тронном зале Эбресс появился! Старик, заросший сединой, возник на глазах дщери, намереваясь доозвучить основы правления, навеянные ему гениями рая, которым за миллиарды с гаком, которые ведут наблюдение, но не вмешиваются, поскольку похоронены, убиты сынищем родным!

 

Он умирал очень тяжело, уже какой век! По уставшим глазам было видно, что жить он не хочет, ибо не для кого, ибо незачем. Но гонит от себя безносую смерть, понимая, что всему есть предел, который ощутил он сегодня, поскольку проклятье, наложенное Гадесом, снялось, по всей видимости!

Эбресс не жилец на этом свете. Но он не уйдёт, не простившись с дочерью, не насладившись прикосновением к мягким рукам Элль, которая всегда останется малышкой для него. Он не позволит себе сдаться…

- Н-н-н-е в-е-р-ю-ю-ю-ю-ю… - выдавил отец, махая быстрыми костлявыми пальчиками, - Т-т-ы н-е м-о-ж-е-шь быть е-е-ю…

Наступила пауза, похожая на сон, во время которого всё происходило будто в тумане. И вдруг сквозь этот туман прозвучали слова внезапно возникшей, единственной дочери:

- Но, как ни странно, это я. Прошу, узнай… Узнай меня!

… Д         О                       В          Е                     Р          И           Е   Д         О                       В          Е                    Р               И       ЕНЕ                  Р А                   ЗРЫ              ВНО                         СТЬ

Д         О                        В          Е                     Р          И       ЕНЕ                  Р А                   ЗРЫ             ВНО                         СТЬ Д         О                      В          Е                      Р          И      Е

НЕ                  Р А                   ЗРЫ              ВНО                         СТЬ НЕ                  Р А                   ЗРЫ             ВНО                          СТЬ

Д         О                       В          Е                          Р          И       ЕНЕ                       Р А                   ЗРЫ             ВНО                        СТЬ

Д         О                        В          Е                     Р          И       ЕНЕ                  Р А                   ЗРЫ             ВНО                        СТЬ Д         О                       В          Е                      Р          И       ЕНЕ                  Р

 

- Узнай, молю…

 

 

Эбресс, склоняя взгляд, с дыханьем грузным:

- Давно к колодцу не ходила, давненько в Лифе не была! Давно ты душу не свежила! Мечта отцов разумных и злобы затруднение

давненько не ступала вниз, давно по илу не скользила…

Не стой, мечта отцов. Ступи же!

 

Элль, в кой цвёл послушливый кроткий ребёнок, слова сказать против не смогла. Она сладилась с королём, изъявив согласие губами, изъявив тонким полудетским шёпотом…

- Раз ты настаиваешь, пап, счастливый из мужей акванских, то я спущусь и душу освежу. Но храни в себе – тебя лишь ради. Сама б я потянула, ибо не грызусь нуждой. Неправильно богов будить, не имея вескости. Иначе мертвецы спускаться воспретят, проход мне ограничат!

Но если ты настаиваешь…

Только если настаиваешь…

 

 

…Элль не страшилась мрачных коридоров, содержала и берегла историю миров, ей доступны секреты, ей открыты гасписы образования, рождения, прогрессы…

                                    звенья, доскональности…

 

Пока спускаешься – можно утомиться. Но глупо спорить, утомление стоило того. “То” стоило всего!

                                                     И даже утомления…

 

Маленькая церковь на нижнем уровне, во “дворце подземелья”, где нету воды. Поочередное проигрывание каждой струны в определенном порядке, забаюкивающая мелодия для юных принцесс и безусых ювенальных принцев… Нимфа шла туда, держа глаза закрытыми, впадая в благоденствующую перманентность. Не резкую, не грубую. Изнеженную, лёгкую, как она сама, когда не борется со злом.

(Эта церковь – единственное безводное место во всей Акве)

Одно из величайших изобретений, когда-либо придуманных, несомненно, ножницы. Мало кто знает о первоначальном предназначении “инструмента для резания”. НО… Нимфа знала и это. Элль впервые увидела ножницы пятьдесят шесть веков назад. И ахнула, и побоялась, и сунулась, и подвелась. Ножницы создали энгелы, чтобы себя смертить. Мало отказа от Чаши. Мало просто заявить об усталости. Мало заплакать…

Соблюсти определенный алгоритм действий, жестокий, болезненный – вот что было нужно, вот что потребуется от Водяной Нимфы, если в один день она прокричит, что более не хочет/не может сражаться…

 

Готовая порезаться, обрисоваться ранами, обрезать себе что-нибудь, запихнуть инструмент в вульву и вытащить через рот, переворошив внутренности на несколько рядов, Нимфа…

Готова на всё…

 

Илифия дышала верой, что об Элль будут говорить все вселенные, все космосы, и сейчас, если бы богиня была бы жива, она бы очень разочаровалась в преемнице.

Разочаровалось бы, но не осудила…

 

 

В безводной церкви, со стенами из редких сортов мрамора, с украшениями, статуями и жертвенниками, располагалось углубление – древний глубокий колодец, куда поочередно лезли девы-энгелы и где девы-энгелы смертились. Полубогини брали ножницы, после чего происходило нанесение себе тяжких увечий, самоповреждение, портили наружные половые органы, кромсали свои (!!!) вульвы, мешали воду с кровью, плескаясь в том и в том.

Илифия называла мазохистские склонности женщин “Божьим даром”, поскольку муки помогали достичь высшей степени наслаждения – наслаждения от спасающей мысли, что скоро примкнут к смертным женам, завершат длинный путь! За это можно немного постонать…

 

Водяная Нимфа сказала – так больше нельзя. Водяная Нимфа сказала – так больше нельзя. Водяная Нимфа сказала – так больше нельзя. Водяная Нимфа сказала – так больше нельзя. Водяная Нимфа сказала – так больше нельзя. Водяная Нимфа сказала – так больше нельзя. Водяная Нимфа сказала – так больше нельзя. Водяная Нимфа сказала – так больше нельзя. Водяная Нимфа сказала…

- Так больше нельзя!!! – и буквально запрыгнула, свалилась в колодец. Оказавшись среди каких-то подыхающих рыбешек (которые, видимо, полностью не сдохнут никогда), плавающих на самой поверхности, Нимфа помолилась. Помолилась трижды, четырежды, пятижды…

 

…Помолилась, помолилась, помолилась, помолилась, помолилась,

                                                  помолилась…

 

  

И…

 

И…

- А-а-а-а-а-а-а! – запихнула ножницы Илифии в половую щель, в “срамные губы”. Острые концы поизмывались над сущностью тела Элль, над её нутром. Водичка охлаждала кровь, а кровь хладила воду!

  

И…

- А-а-а-а-а-а-а! – ещё раз.

 

  

Затем третий и четвертый с теми же измызгиваниями, с приступными вскриками… Неуправляемая в жажде выдрать чешую бессмертья, Элль резалась и резалась. Ничто не смогло бы её остановить!

(Собрание священных текстов, в котором автор, один из множества богов, учит читателей, как обретать успокоение от утонченности парономазийных созвучий и внутренних паронимических рифм, разгадывать затейливые литоты и находить спрятанную за кружевами словес глубину мысли, пользовалось популярностью в кругах неумирающих. В самом деле, чтобы не заблудиться в папирусах давности, требовались исключительные качества, которыми, обладали, отнюдь, не все потомки бога.

 О ножницах, дарующих смертность, написано в стансах Илифии, позаботившейся о том, чтобы после её смерти её знания не пропали, а достались Элль)

Экстремально и патологически Нимфа, несколько помешанная, методично избавилась от своей груди – двумя движениями отчикнула сосочки, прошлась по кругу и срезала “круги”. Ножницы всё тяжелели и тяжелели. Её пальцы касались её мяса. В нескольких сантиметрах полощется отвергнутая железа, маленько окунается и всплывает вновь!

…Спустя жгучую минуту руки королевы пришли в неподвижность, её мышцы, длительно терпевшие, замлели, а ножницы смертения выпали. Ножницы уверенно отправились ко дну…

 

Множество печалей “застыло” на белеющих женских устах, и каждое из них выбивалось, каждое претендовало. До наглости навязчиво, соответственно комплексам Элль.

 

        

                 Стансы богов жизнь извещают:

                   вода – кровь, а суша – плоть,

              призывая не пугаться присутствия крови в воде,

      ибо это то же самое, что пугаться присутствия плоти на суше.

 

- А теперь задумайся, сколько еще должно пройти вечностей, прежде чем я достигну желаемого? Сколько еще мне придется страдать?

- Страдания закаляют! Тебе ли этого не знать? Вспомни, кем ты была веков тридцать назад и кто ты сейчас!

Ранним утром, когда плёнка воды только разогрелась, став значительно ярче, и Акву посетил свет семи созвездий, феи отправились в маленькую церковь. По прибытию малютки увидели пьяно бултыхающуюся на дне колодца, беспомощную Элль. С вырезанной грудью, с отсеянной бессмертностью…

Энгел, растерявший всё, что было дано ему, жалобно дёргался, постанывал сквозь стиснутые зубы…

 

  (Во времена первых приключений Элль всюду летали божьи серафимы, достигшие высот любвирождения. К этим созданиям приходили замыслы – хрупкие судьбы, снабжающие добро неувядаемостью. И задумались боги однажды – что если передать бесценные качества серафимов всем остальным существам? Но передать незаметно…

Увы, Каин оказался ошибкой. А ежели брать за образец Адама с Евой, то нельзя не углубиться в историю. Всё улаживается, обретая должное, нормальное течение: Адам и Ева сбежали ото зла, но зло в их жилах. И “личное произведение” Арая и Сафер, если те решатся на эксперимент, обязано максимально отстраниться от детей сморда. Невозможно совместить черты бескорыстных серафимов с отродьями тьмы. Небесные виртуозы это понимали, однако, их амбиции побороли логику)

Бог Арай – второй хозяин храма, защитник гор эдемских и пастух, признал в гостьюшке своё чаяние, сказав, как говорят отцы:

- Тебя мы рады видеть, как и прежде. Бесчисленные подвиги и самоотвержение! Живешь добром ты и служишь ты добру, ничего взамен себе не просишь! Пора с этим покончить, мы считаем! Достойна лучшего же ты!

Богиня Эйл Сафер – хозяйка храма, мать всех детей, своих, чужих и тех, которым только предстоит родиться, приняла красавицу с не меньшим добродушием, сказав, как говорит обычно мама дочке:

- О, воплощение, происшедшее от человека, в Акве, должно быть, тебе очень тесно…? Прости мое невежество и не прими за обиду: вода, как стихия, чужда воплощению! Раз не в воде родилась – то не нужно в ней жить! Ты вправе решать, где встречать старость! О, воплощение! Останься у нас!

 

Арай, согласный с Эйл Сафер, приподняв брови и смотря на Элль:

- Будешь ты бессмертна! Разучишься стареть! Много обязанностей и очень мало прав познаешь ты, лишь сутки проведя здесь! Ну, а на второй день расхочешь лететь в Акву… - перерыв – Как знать, быть может, осчастливишь нас…

 

Элль молвила в жуткой растерянности, опасаясь оскорбить отказом:

- Как осчастливлю? Разве вы не счастливы уже? Да вы только оглянитесь… и сад, и озеро чудесны! Говорю без всякой лести, здесь миг воспринимается как вечность!

&nb

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...