 |
ГЛАВА 2: Химия окружающей среды
|
|
|
|
Я проснулась на следующее утро, пораженная супер гениальной идеей.
Вообще-то уже был полдень, так что можно было считать, что я проснулась на следующий день, пораженная супер гениальной идеей.
Это было связано с тем, что сказал вчера Мартину, как раз перед тем, как мы съели
такос.
Вчера вечером, после того, как Мартин взял чистое полотенце из сушилки, мы
покинули прачечную, полную чувственных обещаний. Мы шли, взявшись за руки, с Мартином это было совершенно по-другому, чем в одиночестве. Океан тел расступался — люди, увидев его или почувствовав, расступались.
Он не спеша привел нас обратно к бассейну. Вдоль одной из стен были три открытых душа. Мартин подошел к одному из них, установил температуру воды потеплее и потянул меня под душ, смывал следы нашей встречи с моей кожи.
Из-за этого я чувствовала себя одновременно чистой и грязной. Чистой по понятным причинам. Грязной, потому что он не сделал не единой попытки, чтобы скрыть, каким взглядом он на меня смотрел. Очевидно, он оценивал мои формы. Глазами он следил за водой, которая стекала по моим плечам, между грудей, по моему животу и ногам. Под тяжестью его знойного взгляда я попыталась напомнить себе о своих феминистских убеждениях: что я была направлена на эту землю не для того, чтобы привлекать мужчин.
Но теперь эти идеалы чувствовались чем-то таким далеким, немного наивным и слишком неудобным.
Быть желанной и соблазнительной — пьянящее чувство. Это было захватывающе, ощущения были просто отличные. То, как Мартин смотрел на меня, желал меня, сосредоточенно и едва сдерживая напряжение, заставило меня задуматься, а так ли были хороши печенье и штаны для йоги.
|
|
|
Такие мысли казались кощунством.
Затем он наклонился и прошептал мне на ухо:
— Все, о чем я могу думать, — это как прикоснуться к тебе.
От этого комментария меня кинуло в жар, потому что все, о чем могла думать я, — это как Мартин прикоснулся бы ко мне.
Но в ясном полуденном свете я осознала, что прикосновения — хотя и очень, очень приятные — могли стать проблемой.
Сэм снова спала со мной. Я попыталась ей объяснить, что у нас произошло с Мартином, версию " только для взрослых", и как мы неправильно истолковали поцелуй. Она прервала мои объяснения, сказав, что знала, что мы не правильно все поняли. Видимо, Сэм решила противостоять длинноногой блондинке Даниэль от моего имени. И Даниэль призналась, что Мартин был не заинтересован. Большую часть ночи Сэм пыталась найти меня, чтобы рассказать эту новость.
Как только она увидела, что мы с Мартином едим такос, она поняла, он сам меня нашел и мы все выяснили.
Тем не менее, Сэм настояла, что она спит со мной. Думаю, мы в некотором смысле были как пояса целомудрия друг для друга. Если мы спали друг с другом, то не смогли бы переспать с кем-то еще.
Я тихонько встала с кровати, сходила в душ и, переодевшись в шорты и футболку, пошла на поиски Мартина. Сначала я увидела Гриффина и Рэя. Они были на многоуровневом балконе, который занимал всю заднюю часть дома. К моему удивлению, они занимались.
Рэй сообщил мне, что Мартин, должно быть, еще не проснулся, потому что сегодня был единственный день, когда они не планировали тренироваться.
— Он старается поспать так долго, насколько это возможно, если нет тренировок, — объяснил Рэй. — Но я могу рассказать, где его комната. Не думаю, что он будет возражать, если ты разбудишь его.
— Хммм... — Я колебалась. Я не хотела его будить, тем более, что ему редко удавалось поспать подольше.
— Не думаю, что он будет возражать против этого, — добавил Гриффин с усмешкой, его карие глаза оценивающе рассматривали меня от лодыжек до самых глаз.
|
|
|
Я прищурилась, глядя на него. Он был похож на тот тип, что доедал объедки, если представлялась такая возможность.
— Конечно, — сказала я Рэю. — Можешь нарисовать карту?
Пока Рэй вытаскивал чистый лист бумаги, чтобы нарисовать схему дома, Гриффин ухмылялся моему недоверчивому взгляду.
— Так твой дед астронавт? Я кивнула.
— Ага.
— А твоя мама сенатор?
— Точно.
— Твоя бабушка разрабатывала атомную бомбу или типа того?
— Типа того. — Моя бабушка по материнской линии была физи ком. Она не работала непосредственно над Манхэттенским проектом 4, но она помогала правительству США запустить первую Атомную Подводную Лодку.
— Должно быть странно быть выходцем из такой знаменитой семьи. Я сморщила нос.
— Мы не знаменитые.
— Но это не так. Ты словно из Американской королевской семьи. Разве твой отец не президент чего-то там?
— Нет. Он декан колледжа медицины.
Гриффин присвистнул, его взгляд из оценивающего превратился в задумчивый. Он выпрямился, его лицо и тон стали практически благоговейным.
— Так ты действительно умная, да? Чем ты собираешь заниматься? Какая у тебя специальность? Ты, наверное, будешь лечить рак или типа того.
Я уставилась на него, не желая отвечать. Я гордилась своей семьей, но их достижения — не мои, а их амбиции — это не мои амбиции.
К лучшему или нет, но о нас судят по нашим предкам. Люди ожидали, что я смогла бы достать до звезд.
Я была умной, но я не была гением физики, работающем на атомных подлодках, или астронавтом, или деканом колледжа медицины. Мне пока было нечем гордиться. У меня не хватило бы терпения для такого рода давления. Меня устраивала моя нормальная, личная жизнь, и мне просто нравилось играть на гитаре.
Я перевела взгляд на Рэя и увидела, что он наблюдал за мной, его брови были приподняты, как бы говоря: " Посмотри. Ты идеальная девушка для брака".
Я проигнорировала вопрос Гриффина, натянуто, уклончиво улыбнувшись, обращая все свое внимание к Рэю.
— Итак, Рэй, насколько мы близки к тому, куда приводит карта?
* * *
Мартин спал, когда я нашла его. Он был без футболки, запутавшийся в простых коричневых простынях и одеяле на двуспальной кровати, которая выглядела слишком маленькой для него. Он прижимал подушку к груди, другая была у него за спиной, ещё одна
|
|
|
— под головой. Кровать стояла в углу. Он окружил себя комфортом со всех сторон, словно его обнимали, пока он спал.
4 Кодовое название программы США по разработке ядерного оружия.
Размер кровати удивил меня. Меня также удивило, насколько маленькой была его комната. Она была в разы меньше кровати королевского размера, на которой спала я, и была скудно обставлена для настоящей спальни. В дополнение к кровати здесь были комод без зеркала, стол с простым деревянным стулом и тумбочка. Одежда валялась на всех поверхностях, как будто человек действительно жил здесь.
Комната была противоположностью роскошных апартаментов, которые он предоставил мне. Моя комната была смешением стерильно белого и роскоши — такую комнату вы увидите в модном журнале. Его же была уютной, неряшливой и настоящей. Она напоминала мою комнату в доме родителей.
Я смотрела, как он спал почти минуту, зависнув на входе в комнату, словно лиана. Эта мысль заставила меня улыбнуться. Чтобы не быть словно зависшая, нерешительная лиана, я решила закрыть за собой дверь и присесть за стол, притаившись, чтобы немного напугать его, когда он бы проснулся и увидел, что я смотрела на него. Эта мысль заставила меня зловеще рассмеяться.
Я выдвинула стул и уже собиралась сесть, как вдруг Мартин до смерти напугал меня. Он сел, схватил меня и бросил на кровать. Затем он перекатился на меня и прижал к матрасу.
— О боже мой, Мартин! — Весь воздух вышел из моих лёгких. — Ты напугал меня!
Он пронзал меня смеющимся взглядом, опираясь на матрас и касаясь меня только там, где его руки держали меня за запястья над головой.
— Доброе утро, Паркер.
— И давно ты не спишь? — Я сердито посмотрела на него, желая, чтобы моё сердце успокоилось, и краткий всплеск адреналина отступил.
— Около пяти минут. Я проснулся, когда ты постучала, и услышал, как открывается дверь. — Он улыбнулся мне. Его голос был восхитительно хриплым ото сна.
|
|
|
— Ты всегда, когда просыпаешься, хватаешь девушек и бросаешь их на свою кровать?
— Только если эта девушка — Кейтлин Паркер.
Я оценила, что он использовал мой способ против меня же самой, и покачала головой от его махинаций. Казалось, это сделало его счастливым, потому что его глаза загорелись угрожающим удовлетворением.
Чем дольше мы смотрели друг на друга, тем плотнее становился воздух между нами и тем тяжелее мне становилось дышать. Его взгляд изменился, вспыхнув новым пламенем, порочным и голодным. Я моментально забыла, зачем пришла и какая у меня была супер
гениальная идея. Все, что я знала, — это его взгляд, полный обещаний чего-то фантастического.
— Мне нравится, что ты здесь, — прошептал он, его полуприкрытые глаза переместились на мои губы.
— Где именно я нравлюсь тебе?
— В моей постели. Пусть одним из твоих жизненных правил будет находиться в моей постели каждое утро.
— Ох.. — Каждый вздох стал болезненным, тяжелым.
— Все, о чем я могу думать, так это как прикоснуться к тебе, — сказал он, наклоняясь, чтобы меня поцеловать.
Это была ключевая фраза, которая всколыхнула мою память. Я вспомнила, зачем я здесь. Я вспомнила свою супер гениальную идею.
— Подожди! — сказала я, отворачиваясь в сторону. — Подождешь?
— Да, подожди. У меня есть одна идея, и она не связана с поцелуями.
— Звучит как ужасная идея. — Он уткнулся носом мне в шею, полизывая шею, а его горячее дыхание заставляло меня извиваться.
— Предполагается, что ты должен отпустить меня.
— Еще одна ужасная идея.
— Вовсе нет. На самом деле она гениальная... Ох!
Мартин раздвинул мои ноги коленом и устроился на мне, потеревшись своей утренней твердостью о мой центр.
— Ты такая сладкая, — сказал он, кусая меня и пробуя своим языком. — Я не могу насытиться тобой. Я мечтал о тебе со вчерашнего дня, под душем...
— Серьезно, послушай меня. — Мои слова были слабыми, я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на всех ощущениях, связанных с Мартином надо мной, Мартином, облизывающем меня, Мартином, прикасающемся ко мне. Инстинктивно я подалась бедрами к нему. — Это правда очень важно, и я думаю это... ох... ох, так хорошо ощущается...
Его смех был довольным.
— Ты сдаешься, Кэйтлин? Могу ли я попробовать твою сладкую киску? Или мне заставить тебя кончить вот так?
— Нет. — Я покачала головой, зажмурив глаза, мои слова были с придыханием. — Нет. Я хочу, чтобы это что-то значило. Я хочу, чтобы это продолжалось.
Мартин перестал двигаться, его рот замер на моей шее, я почувствовала, как его тело напряглось, а потом расслабилось.
|
|
|
— Ах... Черт. — Он вздохнул, оставив мягкий поцелуй на моей ключице, после чего скатился с меня, отпустив мои запястья.
Я сделала огромный вдох, наполняя легкие свежим воздухом и сжимая колени вместе. Мои трусики меня ненавидят. Ненавидят. Меня.
Черт, так мне и надо.
Проклятье, черт, черт возьми, вот не задача, черт побери, к черту.
Мы лежали рядом в течение целой минуты. Наши тела соприкасались, но мы не делали попыток прикоснуться друг к другу. Наше дыхание было одинаково резким и прерывистым. Закрыв лицо руками, я поняла, что покраснела. Не удивительно. Я вся горела.
— Мартин... — Ладони приглушали мои слова, но я должна была закрывать лицо руками. Если бы я не сделала этого, то набросилась на него, умоляя удовлетворить мои трусики. — Моя супер гениальная идея состоит в том, что мы должны утвердить Неприкосновенный вторник.
Он очень долго ничего не говорил, так долго, что я подумала, слышал он меня или нет. Я уже хотела повторить то, что сказала, когда услышала, как он переместился и теперь лежал на боку. Я посмотрела на него сквозь пальцы, заметив, что он лежал, опираясь на локоть, с лицом искаженным от ужаса.
— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал он, положив другую руку на мой живот и скользя пальцами под подол моей рубашки, чтобы соприкоснуться с голой кожей, как бы подчеркивая свои слова.
— Позволь мне объяснить.
— Позволь мне видеть твое лицо.
— Хорошо. — Я медлила, убирая пальцы от лица и складывая их на груди. — Вот, что я думаю. Никто из нас раньше ни с кем не встречался, правильно?
Он прищурился.
— Ты же вроде говорила, что у тебя был парень.
— Он был геем. Мартин нахмурился.
— Что? Как это возможно? — Его взгляд скользнул вниз, затем вверх, рассматривая мое тело. Он был в ужасе.
— Не то чтобы я превратила его в гея. Очевидно, он был геем еще до того, как мы начали встречаться. Он... Ну, я была его прикрытием.
— И ты согласилась на это?
— Нет. Я не знала.
Он рассматривал меня пронзительным взглядом.
— Как долго вы были вместе?
— Четыре года.
— И ты не знала?
— Нет. Не знала. Думаю, до колледжа перспектива свиданий для меня была как Дисней — наивно и нейтрально. Мы целовались, в основном на вечеринках, где было много людей. Мы держались за руки, обнимались. Но когда мы были вместе, то просто тусовались, хорошо проводили время. Мы были хорошими друзьями. Это было как у моих родителей. Они любят друг друга, но прежде всего, они хорошие друзья. Могу подсчитать, сколько раз я видела, как они целовались.
— А тебе хотелось... В смысле, не хотелось ли тебе...
— Большего? Да. Хотелось.
— А он?..
— Он сказал, что хочет подождать до свадьбы.
— Почему ты не порвала с ним?
Я открыла рот, чтобы ответить, но потом закрыла его, так ничего и не сказав. Я задумалась над вопросом Мартина. Я обдумывала это в течение минуты.
Потом я ответила правду:
— Не знаю. Хотя, думаю... не знаю. Тогда это имело смысл. Мы были друзьями. Мы нравились друг другу. Мы поддерживали друг друга много лет. Я была рядом с ним, когда его родители развелись, и после, когда его отец умер от рака. Мне было тринадцать, когда мы были вместе. Были просто Кэйтлин и Картер. Люди ожидали, что мы будет вместе.
— Так что, ты никогда не заходила дальше поцелуев? Все четыре года? — Я кивнула.
Он со свистом вздохнул, его взгляд переместился на кровать за моим плечом.
— Не удивительно, что тебе требуется время... Что за придурок. Я фыркнула от смеха.
— Он был милым геем. Он просто запутался, и я рада, что смогла помочь ему. Мартин снова посмотрел на меня, сильно нахмурившись.
— Нет. Он придурок. Он использовал тебя, смешав тебя с грязью, заставил тебя думать, что с тобой что-то не так, что ты не сексуальная, что ты не чертовски великолепная и горячая, как сам ад. Если бы он был хорошим парнем, то оставил бы тебя, чтобы у тебя была возможность быть с кем-то на заднем сидении автомобиля, кто не думал бы ни о чем другом, кроме как залезть к тебе в трусики.
Я сморщила нос.
— Звучит просто восхитительно. Мне так жаль, что я подпустила к себе озабоченного подростка, который использовал меня, чтобы пошутить.
— Ты не правильно поняла. Я говорил не от тех, кто бы использовал тебя только ради твоего горячего тела. Ты слишком умная для этого. Ты бы почувствовала это за милю. Я говорю о парне, который бы не смог перестать думать о тебе, потому что хочет только тебя, а не каком-то неразборчивом придурке.
— Цель моего пребывания на этой земле — быть не привлекательной для мужчин.
—Эти слова сорвались с моих губ, только потом я подумала, что же сказала.
Мартин поднял голову и посмотрел на меня — нет, скорее, он сердито смотрел на меня — в течение нескольких секунд.
— Что, черт возьми, это значит?
Я пожала плечами, пытаясь придумать, как объяснить что-то такое очевидное о себе.
— Это значит, что мне не важно, насколько я привлекательна для мужчин.
— Что за чушь. Это полная чушь. — Мартин сжал губы и покачал головой. То, каким взглядом он посмотрел на меня, заставило меня рассмеяться. Было так смешно смотреть на его лицо типа: " Дееееееевочка, ты сумасшедшая! ".
— Это не чушь! — настаивала я сквозь смех. — Не хочу, чтобы все мои решения зависели от того, насколько я привлекательна для противоположного пола. Я хочу, чтобы мои решения основывались на другом: насколько хороший я человек.
— Тебе не все равно, — категорически заявил он. — Никому не все равно. Каждый человек на земле хочет быть лучше, хочет быть желанным.
— Хорошо, давай я перефразирую. Я не хочу переживать об этом. Я стараюсь, чтобы меня это не волновало.
— Теперь, это кое-что другое, — признал он, его рука переместилась ниже по моему животу, касаясь кожи чуть ниже пупка, словно чувствовать мою кожу было ему просто необходимо. — Но ты не думала о том, что дело в балансе? И найти кого-то, кто... Кого-то кого это волнует? Где его мнение имеет значение, потому что это важно? И быть желанной этому человеку, стремиться для этого человека стать лучше?
Теперь была моя очередь уставиться на него. Хотя я не была сердитой. Я просто смотрела. У его слов был глубокий, философский смысл, абсолютный шок от такой перемены, чего не ожидала от парня, которого я называла придурком.
— Мартин Сандеки, — я покачала головой, мои губы открылись в удивлении. — Я ошибалась на твой счет. Извини.
Он поморщился. Немного, но было заметно, и он перевел взгляд на потолок.
— Не знаю, как сильно ты ошибалась на мой счет, но это факт, что все, кого я встречал за всю мою жизнь до тебя, раздражали меня.
Не смогла справиться с этим. Я снова засмеялась.
Его взгляд вернулся ко мне, и я увидела, как неохотная улыбка заиграла на его губах.
— Все? — спросила я, дразня его и толкая в бок для пущей выразительности.
— Не все, только большинство людей. Я не люблю, когда меня загоняют в рамки человеческих ожиданий. Повзрослев, я стал общественной собственностью своих родителей.
— Даже твоей мамы?
— Особенно моей мамы. — Он закатил глаза, с обидой наклонив свой подбородок.
— Она хотела, чтобы её любили все, но никто в частности. Хотела, чтобы ей поклонялись, но её не волновало, знали ли её люди или нет.
— Она была актрисой, верно?
— Да. — Он кивнул, его глаза снова вернулись к потолку. Мартин плюхнулся на спину рядом со мной. Его рука искала мою, нашла, подняла её, чтобы он мог видеть и держать её между нами. — Она умерла, когда мне было тринадцать.
— Мне жаль.
— Не стоит. Это было освобождением.
— Господи, Мартин. — Его бездушное замечание высосало весь воздух из моих легких. Я попыталась собраться, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ты говоришь ужасные вещи.
— Это правда. Она была наркоманкой. Она использовала меня для саморекламы и дурацких денег, все время. Она пыталась устроить меня в шоу-бизнес или в модели. Я ненавидел это. Я не хотел этим заниматься. Она делала... кое-что и похуже. — Внезапно, он разочарованно вздохнул. — Я.. Я не хочу об этом говорить.
Я взяла его за руку, положив голову ему на плечо, прижимаясь к нему.
— Тогда мы не будем об этом говорить. Он сжал мою руку, прижав ее к груди.
— Это угнетает, а я не хочу, чтобы ты, лежащая в моей постели, ассоциировалась с печальными событиями. Я хочу, чтобы ассоциации с тобой были горячие, потные, голые.
Несмотря на всю серьезность нашего разговора, после его комментария меня окатило волной понимания. Я была поражена тем, насколько быстро, всего за несколько слов он мог завести меня.
— Ну, мы не будем заниматься сегодня этим. Сегодня Неприкосновенный вторник.
— Мы уже прикасаемся.
— Ты знаешь, что я имела в виду. Мы сделаем кое-что прикольное.
— Я думал, ты сказала, никаких прикосновений. Я шлепнула его по плечу.
— Мы сделаем кое-что прикольное без прикосновений.
— Ты можешь прикасаться к себе? Я не прочь посмотреть.
Этим комментарием он заслужил щипок. Я подняла голову, наклонившись над ним, и ущипнула его чуть ниже ребер.
— Ау! — Его руки взметнулись к тому месту, где я ущипнула его. — Вот, что бывает за твою дерзость.
— Святое дерьмо, Паркер! Больно. Хорошо. Что ты задумала? — Я видела, как он потирал кожу. Его тон и выражение лица были как у недовольного подростка, хотя я видела, как он старался не усмехнуться.
— Я научу тебя танцевать, а ты научишь меня грести.
— Я думал, ты не умеешь танцевать?
— Я умею танцевать только бальные танцы. Я научу тебя танго. Он выгнул одну бровь. Это была бровь подозрения.
— Ты умеешь танцевать танго?
— Да.
— Хмм.
— А ты научишь меня грести.
— Хмм... Я буду прикасаться к тебе, когда буду учить.
— С такими прикосновениями все в порядке — это учебные прикосновения. Это не делается с чувственными намерениями.
— Паркер, все это время я прикасался к тебе с чувственными намерениями. — Его голос был категоричным.
Я фыркнула, гордясь собой, что не закатила глаза или улыбнулась.
— Ну, тебе нужно контролировать себя один день.
— Зачем мы опять это делаем? Почему это хорошая идея? — Он опустил взгляд к моей груди, туда, где она прижималась к его плечу.
— Потому что мы действительно не знаем друг друга.
— Я знаю тебя.
Я проигнорировала его заявление, потому что это была чепуха.
— Вчера мы договорились, что оставим это в прошлом, так? На эту неделю? Он кивнул, по-прежнему глядя на мои сиськи.
— Гхм... Ты меня слушаешь?
— Да. Ты все еще хочешь меня. — Я опять ущипнула его.
Он подпрыгнул. Подняв взгляд на меня, он схватил мои руки.
— Перестань щипать меня.
— Перестань вести себя как кобель.
Он пытался удержать их вместе, но в итоге проиграл битву смеху.
— Тебя так легко раздразнить.
— Ох? Ты хочешь, чтобы я дразнилась в ответ? Потому что я могу это сделать. — Мой голос прозвучал угрожающим, низким, чем я очень гордилась.
Он перестал смеяться. Его глаза расширились и стали серьезными.
— Паркер...
— Думаю, у меня где-то есть бикини. Возможно, я могла бы помочь наносить пену и мыть гольф- кары...
Он вздохнул, что больше походило на рычание, и его глаза закрылись. Он отпустил мои запястья и прижал ладони к глазам.
— Это неприятно.
Впервые я использовала свою сексуальность для чего-то, чего не делала никогда раньше. Я привыкла полагаться только на свой мозг. Использовать свою женственность было забавно. Кто знает?
Конечно, после этой мысли последовало чувство вины. Напоминая мне, что многие поколения до меня, как моя мама, работали не покладая рук, чтобы освободить женщин от оков сексуальности, как единственного источника важности женщин.
Женщина значит больше, чем состояние ее девственной плевы или размер платья. Тогда моя сексуальность-сучка ударила по моей вине. После чего моя простофиля-
вина стукнула по моей сексуальности. Я мысленно сделала шаг назад, оставляя их бороться между собой, словно гигантский кальмар и кашалот в глубинах океана.
Я покачала головой, прежде чем сказать, пытаясь освободиться от своих раздвоенных мыслей.
— Тогда послушай меня и перестань дразниться. Если ты действительно хочешь отношений с кем-то, то должен узнать человека, и не только в физическом плане. Неприкосновенный вторник — это хорошая вещь. У нас будет немного времени без давления, чтобы больше узнать друг о друге.
— Я знаю тебя. — Его глаза были все еще закрыты, он словно говорил это комнате.
— Нет. Не знаешь. Какую начинку я люблю в пицце?
Мартин молчал. Я восприняла это как хороший знак. Но он выглядел подавлено, когда открыл глаза и посмотрел на меня.
вечно.
Очевидно, мне стоит напомнить ему, что Неприкосновенный вторник не длится
— И тогда завтра... — Я провела пальчиками по его груди, вниз по животу, к краю
его боксеров. Он поймал меня за запястье прежде, чем я смогла проскользнуть внутрь.
— А завтра что? — зарычал он, его глаза сверкнули опасным блеском.
— А завтра среда. Может, мы сыграем в шахматы или поработаем над нашей лабораторной по химии.
Он медленно покачал головой, его голос стал низким и хриплым.
— Думаю, ты не понимаешь, как сильно я тебя хочу.
Очередная волна понимания распространилась по моему телу, посылая ощутимые уколы везде, но особенно в моих трусиках. Инстинктивно я сжала бедра вместе.
— Мартин...
Он сел и подался вперед, его перемещения заставили меня замолчать, так что я снова легла. Мы поменялись местами, и теперь он нависал надо мной.
Он не отводил взгляд до последней секунды, пока не наклонился и прошептал:
— Так много способов... — Он поцеловал меня в щеку, рукой скользнув по животу, его пальцы пробрались под хлопок моих шортиков, дразня мои завитки, лаская их, лаская меня. Я инстинктивно подалась бедрами навстречу его прикосновениям. Но сердцем я знала, что должна была оставаться спокойной.
— Это Неприкосновенный вторник, Мартин, — я вздохнула, потянувшись к его запястью.
Его рука замерла, а лицо опустилось к моей шее.
— Хорошо. Неприкосновенный вторник. Но завтра будет Мокрая и Дикая среда, Язык и зубы в четверг и пятницу... — Он укусил меня своими острыми зубами — почему они такие острые?! — потом облизал это место. — Ну, я думаю, ты догадываешься, что произойдет в пятницу.
|
|
|
