 |
ГЛАВА 9: Органическая и биологическая химия
|
|
|
|
Мы зашли в тупик после нашей большой битвы. Я не ответила на его вопрос. Он не позволил мне спрятаться в шкафу.
Но мы достигли перемирия, что было хорошо, потому что мы были как минимум в десяти милях от острова, совершенно одни на весь оставшийся день.
Все стало более напряженным, но и чрезвычайно вежливым. Мы вернулись на палубу, обедая в абсолютной тишине. Я помыла тарелки, пока он мыл свои. " Пожалуйста" и " спасибо" использовалось в избытке. И " всегда пожалуйста". По какой-то причине, по безмолвному соглашению, мы решили не выходить за рамки " в сегда пожалуйста". На что я отвечала: " Нет проблем". Или он говорил: " С удовольствием".
Напряженная вежливость, ставшая причиной полной тишины, когда он сосредоточился на рыбалке — в действительности просто держа удочку! — в то время, как я, положив полотенце на помост в носовой части, делала вид, что читала. Вместо этого, я думала о последних днях и часах и о том, что мне с этим надо было делать.
Было странно быть с Мартином, при этом не разговаривая с ним. Поэтому, когда солнце приближалось к горизонту и Мартин спросил, хотела ли я отправиться в коттедж и встретиться с Эриком и Сэм или оставаться на катере на ночь, я удивила и его, и себя, когда ответила, что хотела бы остаться на катере, попросив его позвонить Сэм и Эрику, чтобы рассказать им о наших планах.
Хотя мы и отсутствовали со среды, я не хотела ехать в коттедж, когда он и я общались не более чем вежливыми фразами. Завтра был наш последний день. Слишком многое было недосказанным. Независимо от того, вернулись бы мы как друзья или больше, чем друзья, я хотела, чтобы мы задержались в этом прекрасном месте.
|
|
|
Мартину нужен был друг. Он нуждался в безопасном месте. Я не была влюблена в него... Или, возможно, я... Или, возможно, я была влюблена в него... Я не знала! Господи!
Но он был важен для меня. Как только потребность спрятаться в шкафу прошла, я была полна решимости не отказываться от того, что мы начали. Я хотела посмотреть, к чему это привело бы.
Когда он узнал, что я хотела бы остаться на катере на ночь, настроение Мартина резко изменилось. Он стал не стоически вежливым, а на самом деле вежливым.
Он связался с помощью базы с Эриком, и я смогла поговорить несколько минут с Сэм, достаточно, чтобы заверить ее в том, что я была в полном порядке и мы увиделись бы завтра во второй половине дня.
Потом он спросил, хотела бы я поплавать, и я сказала да. Поэтому мы поплыли. Я делала все возможное, чтобы игнорировать его тело, потому что он по-прежнему возбуждал меня и мои податливые похотливые трусики, и он прекрасно держал свои руки при себе.
Я сделала салат, а он сделал сашими 10 из желтоперого тунца, пойманного в течение дня. Я была впечатлена тем, что он знал, как готовить сашими из целого тунца, пока не поняла, что это была просто нарезанная на куски рыба. Вру. Я до сих пор под впечатлением. Он был действительно хорош с ножом.
Я похвалила его мастерство как рыбака и в нарезке рыбы. Как хорошо, что мы нашли тему, которая была совершенно безопасна для обсуждения — наше задание по химии. Поэтому, после ужина мы разложили книгу по химии, мои заметки, разделили таблицы и выводы и приступили к работе.
Все верно, дамы и господа, отметьте этот день на вашем календаре. Мартин Сандеки помог мне с составлением таблиц и выводами.
Если кто-нибудь говорит: " Извини, что сделал тебе больно", заставив подумать, что использовал тебя из-за твоей семьи, потому что ему не приходило в голову просто спросить:
«Что ты чувствуешь ко мне», и при этом помогал тебе с лабораторными таблицами и выводами, это все был обман.
|
|
|
Конечно, он помог сделать работу, которая заняла бы время у меня. Тогда, может, как предложение мира, или, может быть, ему понравилась задача, Мартин предложил, закончить свою часть таблицы. Я позволила ему.
Встав, я кое-как размялась и взглянула на половинку луны на небе, затянутую тучами. Похоже, собирался дождь.
10 Сашими — блюдо национальной японской кухни. Са шими готовят из филе разнообразных сортов рыб, других морепродуктов и даже мяса, порезанного на небольшие кусочки. Продукты используются только в сыром виде.
Я убрала со стола и помыла тарелки, в то время как он заканчивал нашу лабораторную работу. Во время смывания пены с тарелок меня поразило странное ощущение тоски и печали.
Завтра был последний день.
Трудно поверить, что Мартин нашел меня, прячущуюся в шкафу кабинета химии, буквально на прошлой неделе. Такое ощущение, что это было жизнь назад. А еще и неделя не прошла. Все было по-другому. Я была другой. Мне было непонятно, как можно было жить одной жизнью изо дня в день, и ничего важного не происходило.
Но потом вдруг, в течение семи дней, весь мой мир изменился. Всего семь дней, которые могли бы быть, как и любые другие семь дней.
Это на самом деле было как в лагере знакомств. Через эту борьбу, или что у нас там было, я узнала больше о Мартине, стала понимать его лучше, чем в течение первых шести дней поездки вместе взятых:
1. Он был испорчен способом, который я никогда не смогла бы понять.
2. Он привык всегда получать то, что хочет: будь то ин формация или молчаливое согласие — манипулируя.
3. Он был влюблен в меня или, по крайней мере, так думал.
4. Он был готов учиться на своих ошибках.
5. Он не хотел повторять свои ошибки.
6. Он боялся быть отвергнутым.
Последнее открытие делало его вполне нормальным. Первые два вызывали крайнюю обеспокоенность. Четвертый и пятый давали надежду.
Но из-за третьего пункта я чувствовала слабость, вспоминая слова, которые он говорил. Заставляя мое сердце биться быстрее, дыхание учащаться, а горелка Бунзена в моих трусиках увеличивала сигнал тревоги до миллионного уровня, и я хотела простить ему почти все.
|
|
|
Это была правда. Я хотела простить его. Я хотела снова поверить ему. Я доверяла ему до этой борьбы, потому что он заслужил мое доверие и искренность. Еще я хотела, чтобы он доверял мне настолько, чтобы рискнуть своим сердцем, не разбив при этом моё.
— Эй.
Я посмотрела через плечо. Мартин стоял в дверях кухни, держа два стакана, и смотрел на меня. Я забрала их у него с натянутой улыбкой и повернулась обратно к раковине. Вымыв стаканы, я поставила их на полотенце, чтобы просушить.
После этого он сказал:
— Прости меня.
Я кивнула, поворачиваясь к нему в профиль, с другой натянутой улыбкой.
— Знаю.
Он вошел в маленькую кухню и встал позади меня. Я чувствовала его тепло спиной, приготовившись к его прикосновениям, мое тело напряглось в ожидании.
Но потом заиграла музыка из динамика сотового телефона. Качество звука было не очень хорошим, но не ужасным. Я узнала песню с первых десяти нот.
—. Стиви Уандер? — спросила я, полностью поворачиваясь и глядя на сотовый телефон в его руке.
Он кивнул, потянувшись к месту, где на полотенце сушились стаканы, которые я только что помыла, и положил там телефон.
— Я подумал, может, тебе захочется послушать музыку.
— Очень счастливый, — сказала я название песни, боясь смотреть на Мартина, словно у него было три головы, все еще потрясающих, но все же три. — Тебе нравится Стиви Уандер?
Он кивнул, не прикасаясь ко мне, иначе кроме как своим проницательным взглядом.
— Ага. Он мой любимчик. Мне нравится отрываться под " Сэр Дюк" или " Суеверие", когда я бегаю.
— Тебе нравится Стиви Уандер, — повторила я, на этот раз как утверждение, потому что это было странно. Потом я рассмеялась своему удивлению, закрывая рукой свою широкую улыбку. — Это может стать моим любимым фактом о тебе, Мартин Сандеки.
Он скривил губы в язвительной усмешке, опустив глаза. Он потянулся к моей руке, отрывая ее от лица, чтобы увидеть мою улыбку, и переплетая свои пальцы с моими.
— Не прикрывай свой рот, это одна из моих любимых вещей в тебе.
Бабочки и стрекозы устроили собрание у меня в животе, порхая по всем моим четырем конечностям. Все казалось сказочным, туманным, скорее всего, эффект от Стиви Уандера в качестве саундтрека к этому разговору, и я поняла, что склонялась к нему, поднимая подбородок.
|
|
|
Он потерся своими губами о мои, пробуя меня языком. Этого было недостаточно, но он не стал углублять поцелуй.
Вместо этого прошептал:
— Я люблю тебя, Кэйтлин.
Он немного отодвинулся, его глаза впились меня, словно он хотел убедиться, что я слышала его и понимала.
Он выпустил мою руку.
После чего повернулся и вышел из кухни, оставляя меня со Стиви Уандером, рассказывающим мне о том, как он построил свой замок любви для двоих, хотя я никогда не знала, что это было для меня. 11
Я не спала.
* * *
Прошлая ночь с Мартином была чудесной, наполненной разговорами обо всем, эта ночь стала странной. Мы не прикасались друг к другу. Вместо этого мы лежали по разным сторонам кровати, повернувшись на бок друг от друга.
Я была уверена, что и он не спал.
Это подозрение подтвердилось, когда я услышала, как он вздохнул, потом пробормотал: " К черту это дерьмо" себе под нос, после чего переместившись, потянулся к моему телу, притягивая через эту огромную пропасть к своей груди.
Я усмехнулась в темноту.
— Не могу спать с тобой и не прикасаться к тебе, — сказал он хрипло, оправдываясь. — Так что, если ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, то я пойду спать на диван.
— Нет. — Я прижалась назад в его объятия. — Нет, останься. Кажется, я тоже не могу уснуть, если ты не прикасаешься ко мне.
Он прохрипел благодарности, после чего мы погрузились в тишину и мерное покачивание лодки. Чувствуя себя уютно, тепло и безопасно, я была примерно в полутора минутах от того, чтобы улететь прочь в сказочную страну, когда Мартин шепнул мне в шею:
— Пожалуйста, Кэйтлин... Не наказывай меня.
Я напряглась, эти слова были странными и тревожными. Я повернулась в его объятиях из-за яростного желания увидеть его лицо.
В тусклом свете я рассмотрела его глаза, прежде чем ответить, и увидела, каким он был измученным и настороженным.
— Мартин, я уже говорила тебе прежде. Я не наказываю людей. Я всегда честна с
тобой.
Он поднял руку, проведя костяшками пальцев по моей щеке, убрав несколько прядей
моих волос за плечо.
— Ты еще не простила меня.
11 Первые строки песни Стиви Уандера «Overjoyed».
— Нет. Еще нет. Но это не значит, что я наказываю тебя. Я обещала, что постараюсь простить тебя. Мне просто нужно время.
Он кивнул понимающе, глядя на мое плечо. Он прикасался ко мне там, пальцем вырисовывая кружочки на моей коже.
|
|
|
Затем он снова посмотрел в мои глаза, не отпуская их. Его взгляд и голос были сомневающимися, когда он спросил:
— Позволь мне... Могу я сделать тебе хорошо?
Бабочки и стрекозы снова собрались у меня в животе. Мое сердце стучало, как молоток, созывая сексуальное желание, я сжала вместе бедра, непроизвольно отвечая на его просьбу, в низу живота закручивалось что-то горячее и жидкое, мои соски становились жесткими пиками.
" Да", хотела я сказать. Господи, да. Пожалуйста.
Я не вполне доверяла сама себе, чтобы говорить, мое сердце болезненно накренилось от близости его сердца, поэтому я ничего не сказала. Но потом меня поразило какое-то внезапное озарение.
— Нет, — я вздохнула, не веря в то, что отшила его, но нашла в себе силы добавить:
— Но я хотела бы прикоснуться к тебе.
Его глаза расширились, а красивый рот приоткрылся. Все в нем смягчилось, было очевидно, что он не ожидал моей просьбы. Затаив дыхание, я села на кровати, снимая одеяло с его груди, после чего совсем убрала его в сторону.
Я потянулась к поясу его пижамы, и он, словно придя в себя, внезапно схватил меня за запястья, останавливая:
— Что ты делаешь?
— Прикасаюсь к тебе.
Его челюсть была напряженна, в глазах замешательство:
— Зачем?
— Потому что мне нравится прикасаться к тебе. — Я пожала плечами.
— Кэйтлин, — прорычал он. Он выглядел так, словно ему больно. — Не дразни
меня.
Я ждала, что он действительно посмотрел бы на меня и увидел бы мою искренность.
Я надеялась, что мне не пришлось бы давать устные обещания. Я надеялась, что он просто поверил бы мне.
В конце концов, и с дрожащим дыханием Мартин выпустил мои запястья, выглядя при этом свирепым, опасным. Блеск в его глазах снова напомнил мне раненого зверя. Я видела его в уязвимом состоянии, и это было необычным для него.
Я снова согнула пальцы вокруг пояса его пижамы и потянула вниз по его ногам. Он помогал, приподняв бедра, не отрываясь, смотрел на меня.
Я попыталась выглядеть равнодушной, насколько это было возможно, хотя понятия не имела, что я собиралась делать. Пытаясь изобразить уверенность, я взглянула на его талию, посмотрев на его толстый, длинный, замечательной формы пенис. Пенис был словно с учебника по анатомии: выглядел совершенно нормально, насколько это было возможно, просто длиннее и толще.
Поэтому, я понятия не имела, почему это зрелище меня так возбудило. Это был просто пенис. Ничего особенного, просто пенис, кроме того, что он был длиннее и толще, чем среднестатистические изображения пенисов, кроме человека, прилагающегося к нему.
Необъяснимо, но я хотела попробовать его.
Я наклонилась вперед, чтобы сделать это, но Мартин схватил меня за плечи, чтобы остановить.
— Что за черт, Кэйтлин?
Я посмотрела на него, потом на его пенис. Он подпрыгнул. Мартин зарычал.
— Нет, — сказал он. — Нет, нет, нет. — Он схватил меня за плечи, укладывая меня обратно туда, где я лежала до этого. Он лег на меня сверху, прижимаясь ко мне. — Ты не будешь этого делать.
— Что? Почему? Тебе не нравится?
— Конечно, мне нравится это! Но ты никогда этого не делала. — Он нависал надо мной голый, почти крича, потому что я хотела подарить ему свой первый минет.
— Думаешь, я провалюсь12?
Он заморгал, замерев на мгновение, после чего застонал.
Он уперся лбом о мое плечо, и тогда я осознала двойной смысл своих слов.
— Ох, извини. Конечно, ты надеялся, что я буду сосать. — Он снова застонал.
— Ты пытаешься убить меня.
— Нет. — Я рассмеялась, потому что ничего не могла поделать, жаль, что я не могла дотронуться до него, потому что он держал мои запястья. — Нет. Я просто... Я просто хочу сделать тебе хорошо.
Он не поднимал голову.
— Точно. Ты хочешь сделать мне минет после того, как я заставил тебя чувствовать себя дерьмого, а ты до сих пор не простила меня. Потому что это имеет смысл.
12 Имеется в виду двойной смысл фразы: " I’llsuck" (англ) – " Я провалюсь / Я буду сосать".
Я не хотела говорить ему, что причина, по которой я еще не простила его, в том, что он, очевидно, не доверял мне. Достаточно того, что он не доверял мне взять в рот его пенис. Я думала, это был общепризнанный факт, что все мужчины любили минет, пиво и опять минет. Кто отказывался от минета? Недоверчивый Мартин Сандеки — вот кто.
Я фыркнула.
— Послушай, Сандеки. Я бы хотела поместить твой очень живописный пенис у себя во рту. Да или нет?
Он застонал, уткнувшись головой в мою шею, и укусил меня.
Я рефлекторно наклонила голову в сторону, маленькие великолепные волны распространялись сквозь меня из-за того, как его рот любил и терзал мою шею.
— Да или нет? — пропищала я.
Он приподнялся надо мной. Его эрекция прижималась к моему животу, и я старалась не извиваться, зная, что, вероятно, снова вывела бы его из себя.
— Почему ты делаешь этого со мной? — Его тон был подавленным, но глаза грозно сверкали.
— Да или нет?
Он сглотнул, неторопливым взглядом проследив путь от моих глаз к губам, шее и
груди.
— Отлично, — сказал он, и могла сказать, что он думал, я не сделала бы этого. — Но
тебе придется снять футболку.
— Зачем?
— Потому что я не хочу, чтобы ты глотала. Если ты в первый раз будешь глотать, то больше никогда не сделаешь этого снова, сперма на вкус противная.
— И откуда ты это знаешь?
— Девчонки говорили мне. Многие, многие девчонки.
Сейчас он был просто грубым, пытаясь оттолкнуть меня, вместо того, чтобы дать мне возможность продемонстрировать, что я заслуживала доверия. Но я была упрямой.
Я подняла подбородок, спросив:
— Я все равно не понимаю, зачем мне снимать футболку.
— Потому что мне нравится видеть мою сперму на твоих сиськах.
Если он пытался напугать меня непристойностями или шокировать, его слова возымели обратный эффект. Мои легкие горели огнем, дыхание стало прерывистым. Я не знала, что меня дернуло это сделать, но я повторила слова, которые он уже дважды говорил мне.
— Не дразни меня, — прошептала я.
Его глаза расширились, встретившись с моими. Я снова удивила его. Широко открытые глаза, приоткрытый рот — он смотрел на меня как на сексуальное инопланетное существо, отпустив мои запястья, Мартин лег спиной на кровать.
Я снова села, снимая футболку, устраиваясь поближе к его талии. Его руки были сжаты в кулаки по бокам. Думаю, это была попытка не прикасаться ко мне.
Я наклонилась, потянувшись к его стволу одной рукой, удерживая его эрекцию, потому что он все еще покачивался, напрягаясь, когда я подошла ближе. Я облизнула губы, дыша на него, отчего он застонал. Звучало так, словно его пытали. Я почувствовала отчаянное желание облегчить его страдания, так что, открыв рот, я скользнула губами и языком по его члену, принимая его в рот, посасывая.
Он выругался — устойчивый поток ругательств вырвался из него, смешиваясь с моим именем.
Я двигалась вверх-вниз, вспоминая порно фильм, который мы смотрели с Сэм в прошлом семестре, поедая соответствующий сезону тыквенный попкорн. Сэм двенадцать минут критиковала технику минета девушки. Она даже поставила видео на паузу, подойдя к телевизору, и воспользовалась моей линейкой как указкой.
— Видишь, здесь, — сказала она, указывая на девушку, держащуюся за свою грудь.
— Она должна этой рукой доставлять ему удовольствие, поглаживая его шарики, внутреннюю сторону бедер или под коленями. Что она делает на груди? Ничего. Это нецелевое использование ресурсов.
Я пыталась вспомнить остальную часть ее указаний и знала, что если попыталась бы взять его слишком глубоко, то подавилась бы. Я была еще не готова к такому, рвотные позывы не то чтобы мне нравились, так что, я старалась делать то, что хорошо ощущалось для меня, чем я наслаждалась.
Я была удивлена и нет, узнав, что он, казалось, тоже наслаждался этим. Когда я застонала, потому что мне понравился солоноватый вкус его смазки, он тоже ответил мне стоном. Когда я сжала пальцы вокруг его ствола, кружа языком по головке его члена, каждый мускул в его теле напрягся, он затаил дыхание.
Это было похоже на солоноватое мороженое, которое никогда не тает, прилагаясь к прекрасному, сексуальному мужчине, который получал удовольствие и боль от моих экспериментов. Как ни странно, это заставило меня ощущать легкое головокружение и власть. Кожа стала мягкой, невероятно мягкой, и настолько горячей.
И довольно резко все прекратилось.
— Кэйтлин, остановись, остановись... блядь, я сейчас кончу. — Он оттолкнул меня, сжимая себя.
Мои глаза расширились при виде того, как его большая рука сжимала его большой член. Это была самая сексуальная вещь, которую я видела. Я вытерла тыльной стороной ладони рот, замерев.
— Хорошо, — сказала я. — Скажи, что мне делать. Мне лечь, чтобы ты оказался сверху? — Конечно же, логично, чтобы он высвободил сперму мне на грудь.
Но уже было поздно. Мартин дважды погладил себя, и все. Он пролил все на свой живот, его рука двигалась вперед-назад резкими движениями. Я наблюдала за тем, как это случилось. Его тело было напряженным, рельефные мускулы расслабились, лицо было искаженное агонией и сладким облегчением, словно он был смущен и зол и слышал хор ангелов, который только он мог слышать.
Он судорожно вздохнул, положив другую руку на лицо. Он прижимал руку ко лбу, словно пытаясь удержать мозг от взрыва.
Я улыбнулась, с нетерпением ожидая его оценки минета. Я нашла футболку, насухо вытерев руки, а затем, нежно положив ее на его живот; хотя он вздрогнул, когда мягкий хлопок коснулся его все еще возбужденного члена.
Я прочистила горло, глядя, как он рассеянно протирал себя, его дыхание все еще было прерывистым. Пульс на шее выбивал яростный ритм.
Когда он перестал двигаться, моя улыбка увяла. Я устала ждать. Я легонько толкнула его.
— Мартин... Ты спишь?
— Нет.
Я выждала пять секунд, после чего спросила:
— Ну и как я? Отстой?
Он засмеялся, это был хороший, бархатистый звук, соблазнительный и довольный; мягкие завитки из нежности обернулись вокруг моего сердца, сжимая словно объятия. Мои трусики стали влажными, словно вывесив табличку с надписью " Готовы к действию", Мартину просто нужно было прикоснуться.
Но еще было немного печально, и эта печаль заставляла меня нервничать.
Он сел, свесив ноги с кровати, остановившись на секунду, прежде чем встать и пойти в туалет. Я смотрела, как он бросил мою футболку в угол и ушел, звук его смеха все еще вибрировал в моих ушах и сердце.
Вода включилась и выключилась. Мартин вернулся почти сразу же, потянувшись за своими штанами.
Я рассматривала его, после чего спросив:
— Серьезно, как я? Будут какие-то указания на следующий раз?
Он дрогнул на последнем вопросе, после чего, надев штаны, сказал:
— Следующего раза не будет.
Его слова были непонятными и печальными. Он выглядел немного расстроенным.
— Почему нет?
Он заскрежетал зубами, сглотнув, прежде чем ответить:
— Я не буду этого делать.
Его слова разбивали мне сердце, это было бесчувственно:
— Что?
— Это. — Он поднял подбородок в мою сторону.
— Ты можешь сказать точнее.
— Я схожу с ума по тебе....
— Я тоже схожу с ума по тебе. — Я встала, но его следующие слова заставили меня замереть.
— Остановись! — Он взмахнул ладонью в воздухе, его голос был суровым. Казалось, он боролся изо всех сил. — Ты знаешь, что я имею в виду, Кэйтлин. Я влюблен в тебя, а ты нет... И я не знаю, зачем ты сделала то, что сделала, но это... Это полный пиздец.
Мартин запустил пальцы в волосы и отвернулся от меня. Мое сердце сделало убийственный скачок в его сторону.
— Мартин...
— Нет. — Он покачал головой. Я видела, что его глаза были закрыты, словно он пытался закрыться от меня, и я теперь понимала, почему он так ненавидел, когда я закрывала глаза или лицо.
Он продолжил, и я с облегчением вздохнула, увидев, что он открыл глаза.
— Я не хочу быть каким-то жалким проектом. Я не хочу подталкивать тебя к тому, к чему ты еще не готова.
— Что заставляет тебя думать, что я не готова?
Он повернулся ко мне, яростно жестикулируя в сторону кровати.
— Потому что ты не должна была делать минет парню, которого не любишь. Ты не
такая.
— А что, если я такая девушка?
— Нет! Все то, что мы делали, каждый раз, когда я прикасался к тебе, это что-то
значило для тебя. Я вижу это и не хочу, чтобы это изменилось. Мне нужно что-то значить для тебя! Я не могу... Я больше не буду этого делать.
— Но, что если я влюблена в тебя? — Я не подумала, прежде чем сказала эти слова.
К лучшему или к худшему, я просто сказала то, что чувствовала на данный момент.
Он напрягся, поморщился.
— Нет... — Я видела, как он прищурился в вспышке слабого света в каюте. — Не говори того, чего не имеешь в виду.
Я встала с кровати и пошла к нему, движимая импульсом нашей совместной недели, нашей прекрасной недели. Я чувствовала, все, что мы делали, все наши споры и борьба, и шутки вели нас к этому моменту.
Мои ноги дрожали, но я чувствовала безумную, нелепую правоту этого момента во всех своих нервных окончаниях. Я взяла его руки, приложив к левой груди. Мое сердце билось ровно и уверенно, но глубоко и жестко, будто моя кровь стала вязкой, и сердце работало напряженно. Потом я накрыла его сердце рукой.
— Я влюблена в тебя, Мартин. И я говорю это, потому что это так, — прошептала я.
Его взгляд заметался между моими глазами, он неуверенно заморгал, словно я могла исчезнуть, если он бы закрыл глаза. Внезапно я оказалась прижатой к нему, окруженной его сильными руками, его рот на моем, и он шел со мной, спотыкаясь, спиной к кровати.
— Я хочу тебя, — сказал он между поцелуями, моя спина коснулась матраса, пока он возвышался надо мной.
— Я тоже хочу тебя, — сказала я.
— Боже, я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. — Он прокладывал дорожку к впадине между моими грудями, полизывая, кусая, посасывая, затем вернулся к моей шее, неистовые движения подсказали мне, что он желал охватить все сразу. Меня как волной накрыли все чувства разом: тоска и обида, напряженное желание.
— Скажи это снова, — потребовал он.
— Я люблю тебя, — задыхалась я. И потом снова, на этот раз для себя, потому что я чувствовала это. — Я люблю тебя.
Он грубо зарычал, жестко сжимая мое тело в ответ.
— Пожалуйста, — сказал он, покусывая мою шею, горячее дыхание заставляло меня дрожать, его рука мяла мою грудь. — Пожалуйста, мне нужно быть в тебе.
Я наклонила голову, подставляя ему больше шеи.
— Я думала, что ты не попрошайничаешь.
Его руки пробежались от моей груди до пояса шорт, оставляя мурашки на своем пути. Его пальцы толкались в мои трусики, раздвигая меня, потирая плотное кольцо над моим клитором и заставляя меня кричать.
— Я не попрошайничал, — сказал он, входя в меня пальцами. — Я вежливо попросил.
Я рассмеялась, но потом резко вздохнула. Мартин убрал пальцы, схватив мои шорты и стянув их вместе с нижним бельем по моим ногам. Он воспользовался моментом, чтобы скинуть свои штаны и потянулся к тумбочке. Когда он вернулся, я заметила сразу несколько вещей.
Он сидел на мне, его полностью эрегированный член восстановился и торчал между его ног, немного опираясь на мой живот. Осколки лунного света просачивались сквозь подводные иллюминаторы, отбрасывая на его тело голубовато-белое свечение. Я потянулась к нему, сжимая его чуть выше узких бедер, мне нравилась гладкая текстура его кожи поверх твердой плоскости мышц.
Глядя вниз на меня, он взял пакетик из фольги и разорвал его зубами. Мои глаза расширились при виде этого, потому что... секс.
Мы собирались заняться сексом. Я собиралась заняться сексом.
Примерно через две минуты или меньше я уже не была бы девственницей. Святое дерьмо.
Я не была уверена в том, что произошло, когда я сказала ему: «Я люблю тебя» и не взяла свои слова обратно, потому что это была правда, но после признания в любви я даже не предполагала секс. По словам Мартина, я не была готова делать минет, хотя в следующую минуту уже была готова потерять девственность.
— Вау! Постой, подожди минутку! — Я подняла руки между нами.
Мартин точно не хотел ждать, но и не двигался, чтобы лишить меня девственности. Вернее, его руки замерли как раз перед тем, как он собирался надеть презерватив на свой член. Затем он схватил меня за запястья, удерживая их по сторонами, и любил мою грудь своим ртом, языком и зубами.
— Скажи мне, чего ты хочешь, — сказал он, в перерывах между поцелуями, посасываниями и покусываниями. — Ты хочешь, чтобы я был внутри?
— Ах, — я вздохнула, когда он, отпустив мои запястья, поднес свой палец к моему рту и погрузил его внутрь. Инстинктивно я пососала его, кружа по нему языком. Потом он провел мокрым кончиком по моему подбородку, между грудей, через мой живот и, наконец, окончательно раскрыв мои бедра, проник в меня. Его средний палец гладил вверх и вниз, кружил вокруг моего центра, легонько прикасаясь, где я нуждалась.
— Потому что я хочу тебя, я хочу тебя столькими способами. — Он прикусил нижнюю часть моей груди, заставляя меня подпрыгнуть. — Ты хочешь меня?
Я собиралась сказать да, но вместо этого, с придыханием, получилось:
— Я принимаю противозачаточные.
Он замер. Застонав. Лбом прижимаясь к моим ребрам.
— Блядь, — сказал он. Потом я поняла, что он отбросил презерватив на пол. Скользя по моему телу к щеке, его голос стал мягким и серьезным, когда его глаза нашли мои:
— Я чист, клянусь. Я бы никогда не рисковал с тобой.
Кивнув, я сглотнула. Я верила ему. Я любила его. Его тело было тяжелым, и я чувствовала меньше контроля, чем за всю мою жизнь. Должно быть, он прочитал страх в моем лице, потому что нежно поцеловал меня и уткнулся носом в мое ухо.
—Ты позволишь мне попробовать твою сладкую киску сначала? Я собираюсь попробовать тебя, заставив кончить с помощью моего рта. Если ты захочешь больше, меня внутри, тебе просто нужно попросить.
Мое дыхание участилось, трусики трепетали от предвкушения. У меня появилась мимолетная мысль, что это было неправильно — оставлять все решения за мной, потому что у меня совсем не было опыта, и я не была в курсе того, как ощущалось бы, когда тебя лишали девственности, пока это не случилось.
Он укусил мою нижнюю губу, затем переместился ниже, прокладывая путь вниз по моему телу, но я поймала его руки, прежде чем он смог зайти далеко. Его взгляд вернулся ко мне, и я знала, что мои глаза тревожно расширились.
— Подожди... Как плохо мне будет? По шкале от одного до десяти?
Он заботливо усмехнулся, убирая волосы от моего лица, его глаза просветлели, утратив немного дымку желания.
— Это не очень приятное чувство, Паркер. Слишком много всякой ерунды. Я не знаю, что чувствует девушка в первый раз.
— Но ты говорил, цитирую: " Я трахнул много девственниц... ". Конец цитаты. Ни у одной из тех, кого ты знаешь, не было оргазма? Во время их первого раза?
Мартин откашлялся, глядя в сторону, немного посмеиваясь.
— Ты хочешь поговорить о других девушках прямо сейчас?
— И да, и нет. Я не хочу знать их имена, или какой цвет был у их лака для ногтей, или любил ли ты хоть одну из них, но я хотела бы услышать некоторые фактические данные, чтобы я смогла принять обоснованное решение.
— Я не любил их, — внезапно сказал он. Нахмурившись, добавил: — Но нет, ни у одной из них не было оргазма в первый раз.
— А другие промежуточные переменные? Его хмурый взгляд смягчился.
— Что, например?
— Ты пользовался презервативом?
— Всегда.
— А они любили тебя?
Он медлил. Я видела, что он размышлял, а затем ответил с впечатляющей честностью:
— Да, думаю одна из них.
Я сжала губы, мои глаза неистово сверкали. Почему-то эта мысль заставила меня чувствовать онемение.
Он рассматривал меня, его пальцы рассеянно играли у меня между ног, как будто он ничего не мог с собой поделать. Я была одновременно возбуждена, сильно возбуждена и обеспокоена, сильно обеспокоена и, в конце концов, очень возбуждена.
Потом, продолжая с впечатляющей честностью, добавил:
— Я никогда никого не трахал без презерватива. Я никогда не задумывался ни о чем, кроме как защитить себя и кончить, и то, как хорошо это чувствуется. Это ощущалось хорошо, если делать это внутри девушки, но не обязательно. Я никогда... Не делал этого с любовью и никогда не беспокоился об удовольствии девушки больше, чем о своем. Но, клянусь Богом, Кэйтлин, — он облизал губы, его глаза метались между моими. — я хочу сделать это незабываемым для тебя. Я хочу делать это всю оставшуюся жизнь с тобой. Я не хочу сделать тебе больно, но я хочу твое тело так же, как хочу твое сердце и ум, и я хочу, чтобы ты потеряла контроль, когда я буду внутри тебя.
Я вздохнула, выдыхая свои страхи и вдыхая мужество. Я кивнула, сжимая губы вместе. Он поцеловал меня, прижимая кончик своего среднего пальца к моему центру, после чего прошептал:
— Я заставлю тебя чувствовать себя настолько хорошо, что в следующий раз ты на коленях будешь умолять меня сделать это.
Я простонала, выгибая спину, отчего он усмехнулся, оставляя влажный поцелуй на моей правой груди.
— Такая красивая, — сказал он, скользя поцелуями напротив моей кожи, посылая тепло к моему центру. — Такая чертовски идеальная. — Он укусил мое бедро. Это было больно, но еще и ощущалось чудесно.
Он раздвинул мои ноги шире, положив свои большие руки на внутреннюю сторону бедра и удерживая меня открытой. Он подул на мой центр, потом лизнул меня — горячий и мягкий, и скользкий. Языком он раскрывал меня и скользил кончиками пальцев по внутренней стороне бедра, щекоча меня и посылая новую волну мурашек по моей коже.
Он продолжал дразнить меня, его прикосновений, всплеска от полизываний и поглаживаний было недостаточно, чтобы толкнуть меня через край, но более чем достаточно, чтобы сводить меня с ума.
Я чувствовала себя опустошенной и нуждающейся.
Так что я потянулась к нему, запутываясь пальцами в его волосах и говоря:
— Пожалуйста, пожалуйста... Мартину не нужны были уточнения.
Он поднялся на колени, его каменно твердый, внушительной формы член возвышался надо мной. Он вытер тыльной стороной ладони рот. Его глаза были полуприкрыты, когда он рассматривал мои раскрытые ноги, вытянутые руки и мою кожу. Я была открытой для него. Его правая бровь выгнулась, совсем немного, а улыбка превратилась в сексуальную ухмылку.
Размеренными замысловатыми движениями он подкрадывался к моему телу, располагаясь у моего входа. Я почувствовала набухший кончик, толкающийся в меня, пока он нависал надо мной, глядя на меня с жадным, зачарованным интересом.
— Пожалуйста, Мартин, — стонала я, мои руки были на его бедрах. Мое нутро и таз ощущались болезненными и пустыми. Я изменила положение бедер, подавшись вверх, скользя напротив него.
Я видела, как он задрожал, низко прорычав. Потом, показным терпением, он наклонился, целуя меня — мягким, податливым, ищущим поцелуем — и секундой позже, пока его рот все еще любил меня, он протиснулся в меня одним быстрым толчком.
Я напряглась, сжимаясь от резкой боли между ног, и захныкала.
— Я люблю тебя, — прошептал он, его глаза удерживали мой шокированный взгляд.
Потом он толкнулся глубже.
Я чувствовала, как растягивалась. Это было невозможно и неприятно, я не могла дышать. Это было больно.
Но каждый раз после того, как он входил, на две или три секунды он останавливался, и я была благодарна. Медленными, скользящими движениями он возвращал меня к удовольствию, настроенному его руками и ртом.
Часть меня просто хотела, чтобы все закончилось, хотелось оттолкнуть его, заставить его остановиться.
Но его глаза, такие заботливые и взволнованные, многообещающие и благоговейные, остановили меня. Затем он пригнулся к моей шее, выпуская горячее дыхание прямо под моим ухом, кусая меня и жарко любя.
Он снова прошептал:
— Я люблю тебя, Кэйтлин. Я люблю тебя. Ты идеальная, и твое тело идеальное. Я люблю тебя.
В конце концов, от толчков внутри уже не было так больно, и хотя по-прежнему было неприятно, я не чувствовала резкую боль.
С каждым осторожным толчком его таза он оставлял мягкий поцелуй на моем лице: на подбородке, щеке, носу — легкими, как перышко, прикосновениями заставляя меня чувствовать себя любимой и желанной.
Я и близко не достигла пика, но любопытство и какой-то инстинктивный ритм разбудили меня от моего оцепенения, и я начала поднимать свои бедра навстречу ему.
Его рука прижала мои бедра, останавливая мои движения.
— Кэйтлин, не делай этого. Если ты... Блядь, я собираюсь... Я не могу...
Я раздвинула ноги пошире, сжимая внутренние мышцы, наслаждаясь яростным — Возмущением? Предостережением? Желанием? — в его глазах. Я ответила ему прищуренным взглядом и волнообразными движениями бедрами, заставляя его со
|
|
|
