 |
ГЛАВА 7: Ковалентная связь и Орбитальное перекрытие
|
|
|
|
к воде.
Мартин пошел поплавать. И он очень, очень долго плавал. Я уже немного ревновала
И отвлекала себя, заканчивая последнюю курсовую работу.
Он вернулся, и я старалась не таращиться на него или не пускать слюни, когда он
выходил из воды. Он был мокрым, очень, очень мокрым. Казалось, весь кислород внезапно исчез из атмосферы. Он вытирался, а я делала вид, что не смотрела. В конце концов, почти сухой он исчез в капитанской каюте.
Я недовольно вздохнула, рассеянно готовясь к тесту по математике. Потом услышала жужжание и щелчки, которые исходили от адской ленивой удочки хитреца Мартина.
Он с легкостью поймал два желтоперых тунца, и мне предстояло принять непростое решение: я могла бы пойти за ним, рискуя, что рыба могла сорваться, или попытаться вытащить маленькую, более послушную из двух. Я успешно достала одну, но другая сорвалась, и три минуты у меня ушло на то, чтобы поймать первую сачком, отцепить и положить в огромный холодильник с морской водой, установленной на палубе.
— У тебя хорошо получается.
Я посмотрела через плечо и обнаружила его, прислонившегося к двери на верхней палубе, наблюдающего за тем, как я склонилась над холодильником, распутывая сеть. Он все еще был без футболки, и капельки воды прилипли к его волосам.
— Я упустила большую рыбу. — Я выпрямилась, сказав извиняющимся тоном: — Я не думала, что смогу сама их вытащить и не хотела потерять обеих.
Пожав плечами, он оторвался от двери, подходя ко мне, пока не заполнил все пространство. Его руки скользнули под мою футболку, лаская гладкий живот.
— Привет, — сказал он, смотря на меня сверху вниз. Выглядя при этом потерянным и полным сожаления.
|
|
|
— Привет, — сказала я, поднимаясь на носочки, чтобы поцеловать его. Это было всего лишь мягкое давление моих губ на его, но я нуждалась в этом. И когда я обратно встала на ноги, то увидела, что он тоже нуждался в этом.
— Извини, — сказал он.
— Ты прощен, — сказала я.
Он улыбнулся, и эти противоречивые чувства в его глазах сменились облегчением.
— Я не сказал тебе, за что я извиняюсь.
— Ты все равно прощен.
Пальцами он зацепил пояс моих шорт, поглаживая линию бедер.
— Я перегнул палку. Все твои доводы — веские. Просто я не хочу вернуться в кампус и разойтись. Мне нужно видеть тебя, часто.
Обернув руки вокруг его спины, я прижала его к себе. На самом деле, я хотела почувствовать его кожу напротив моей, но сейчас решила довольствоваться только его теплом.
— Я никуда не денусь. Я больше не собираюсь скрываться в шкафу кабинета химии, когда мы вернемся. Кроме того, если бы я так сделала, ты бы знал, где меня найти. — Я поцеловала его ключицу. Черт, он был вкусным. Быть так близко к нему заставляло мои гормоны бушевать, будто на параде, сделав мои трусики влажными. Было бы неловко, если бы мне было до этого дело, но это было не так. Я полюбила то, как он заставлял меня себя чувствовать.
— Пообещай мне, что когда мы вернемся, может через месяц или после экзаменов, ты передумаешь на счет того, чтобы жить вместе.
Сама идея встречаться с Мартином, или вернее продолжать встречаться с Мартином, до окончания экзаменов, создавала ощущение, что все, что мы делали здесь, было по- настоящему, и внезапно становилось тяжело. Это был словно установленный пункт в будущем. Я думала о наших с ним встречах во время учебных сессий в библиотеке и в кофейне. Как это было бы. Как он провел бы ночь со мной в один из выходных, когда Сэм уехала бы домой.
Я осознала или, вернее, лучше поняла, почему он хотел жить вместе. Если бы мы делили квартиру, мы были бы обязаны быть вместе, как здесь, и он не хотел от этого отказываться. Как и я.
|
|
|
— Где ты будешь жить все это лето? — спросила я, поглаживая руками его спину вверх вниз, просто чтобы чувствовать его.
— Я уже запланировал съехать из дома в апреле. Я подумываю о квартире в центре.
— Так далеко?
сказал:
— Ага, но так легче сесть на поезд до Нью-Йорка.
— А что в Нью-Йорке?
Он медлил, глядя на меня, его руки замерли.
— Проект, над которым я работаю.
— Что за проект? Внеклассное задание?
Он покачал головой, его пальцы переместились к задней части моих шорт.
— Нет. Это не для занятий. Это... касается венчурных капиталистов. Мои брови подскочили вверх, я была и удивлена и поражена.
— Просто небольшой венчурный капитал7в Нью-Йорке?
Он фыркн ул от смеха, его голос был низким, урчащим и восхитительным, когда он
— Ага. Типа того.
— Это как-то связано с твоими жульничающими удочками? Может, гольф-клуб,
который играет в восемнадцать лунок сам по себе?
— Нет, это не связано с рыбалкой. Это, хм, спутники.
— Ох. — Я кивнула, уверена, что выглядела при этом так, словно спутники были столь же впечатляющими, как рисование пальцами. — Ох, спутники. У кого нет небольшого венчурного капитала для проекта спутников в Нью-Йорке? У меня их как минимум двадцать.
Теперь он посмеивался, словно я была веселой и милой.
— Правда? Нам нужно сверить записи.
— Сколько денег ты пытаешься заработать на этой маленькой космической деятельности? Пять? Десять миллионов? — Я тут же решила отбросить ци фры, потому что они прозвучали неуместно.
Он ошарашил меня, ответив со всей серьезностью:
— Шестьдесят с копейками, но у меня есть способ, чтобы поднять капитал, так что мы в шоколаде.
У меня челюсть отвисла, и я изо всех сил старалась не задохнуться от недоумения.
— Кто ты? Зачем ты ходишь в колледж?
— Колледж хорош, чтобы завязать знакомства, встретиться с нужными людьми, умными людьми, которых я потом смогу использовать, налаживать контакты. — Он пожал плечами, словно колледж был одной большой социальной сетью, ассоциацией или
7 Венчурный капитал - капитал инвесторов, предназначенный для финансирования новых, растущих или борющихся за место на рынке предприятий и фирм (стартапов) и поэтому сопряжённый с высокой или относительно высокой степенью риска.
|
|
|
собеседованием для всех его одноклассников в неизбежной Империи Мартина Сандеки. Потом он добавил: — Еще я люблю греблю, и мне нравится выигрывать.
Не смогла удержаться, чтобы не поддразнить его.
— Я одна из этих твоих нужных людей? Ты планируешь использовать меня позже?
— Нет, — сказал он искренне, вдумчиво, его тон отражал выражение его лица. — Ты стала полной неожиданностью, и ты можешь все разрушить. — Затем подумав, он рассеянно добавил: — Ты можешь погубить меня.
Я почувствовала легкий укол реальности прямо под сердцем.
— Я не хочу, — я умоляюще сжала пальцы на его спине. — Мартин, я никогда не погублю тебя.
— Ты не сделаешь этого нарочно, — успокоил он, выглядя смиренно. — Но ты сможешь, если захочешь.
— Я не захочу.
Он криво усмехнулся в ответ, позволяя мне полюбоваться им. Затем, воспользовавшись тем, что я отвлеклась, проник пальцами в шортики моего купальника, прикасаясь к голой коже.
— Пойдем вниз.
— Зачем?
Наклонив голову, он поцеловал мою челюсть, прокладывая поцелуями путь к моему
уху.
— Я хочу сделать очень плохие вещи с этим внизу. — Он зарычал, схватив меня,
поглаживая, отчего мое дыхание прервалось, а жидкое тепло пронеслось к очень хорошим местам... в моих трусиках.
— Какие вещи? Можно мне детали? Может, даже пронумерованный список. — Я дразнила его, но мой голос предавал меня, прерываясь и становясь неровным.
Он поднял голову оттуда, где кусал меня. Его взгляд был горячим, скрытным и полным сексуального обещания.
— Позволь мне раздеть тебя, и я покажу.
Я была голой. Он нет.
* * *
Он весь день ходил в шортах для купания, потом переоделся в боксеры и пижамные штаны для сна.
Вообще мне было некомфортно голой. За всю мою жизнь я обнажалась перед кем-то только во время или после ванны, либо душа, или переодевания в купальник. Поэтому быть
обнаженной, еще и наедине с Мартином, ощущалось, словно прыжок с парашютом из зоны моего комфорта.
|
|
|
Я задумалась, делало ли это меня чудачкой. Разве другие девятнадцатилетние девушки, менее сексуально сдержанные, проводили минуты и часы наедине с собой обнаженными? Любуясь своими коленями, рассматривая свои локти, открывая новые пятнышки на спине? Как-то я в этом сомневалась, по крайней мере, не девчонки из США.
Это страна, в которой Джанет Джексон, случайно обнажив сиськи на Супер Кубке 2004 года, заставила многих поверить, что это был признак Апокалипсиса. В фильмах зачастую показывалась смерть, кровь, насилие с рейтингом для детей старше 13-ти, но не дай бог, были обнажены соски или задница. Матерились, ругались и калечили, убивали, но вид обнаженного человеческого тела — это было похотливо, оскорбительно и постыдно.
Действительно, в США увидеть мужской половой член без секса можно было только двумя способами: изучая анатомию или физиологию 101. Часть меня подумала, а были ли зоопарки настолько популярны из-за того, что дети имели возможность узнать всё об анатомии животных, и, следовательно, опыт посещения влиял на общее образование.
Сейчас же я была обнажена. Мартин устраивался рядом со мной. Все это чувствовалось таким нереальным и неправдоподобным, впрочем, как и любой другой момент в течении этой недели.
И я хотела прокричать, что не кто-то, а я обнималась с Мартином Сандеки, как-то вот так: Я ОБНИМАЛАСЬ С МАРТИНОМ САНДЕКИ!
Но вместо этого я спросила спокойно и невозмутимо:
— Итак, скажи мне, ты больше любишь обнимать или когда тебя обнимают?
Его губы были напротив моей шеи, в том месте, где она соединялась с плечами, и я почувствовала, как его рот скривился в едва заметной полуулыбке.
— Не знаю, я никогда этого раньше не делал.
— Что? Не обнимался?
— Ага.
Я позволила этому случиться. И как только это произошло, я улыбнулась в тусклом свете каюты, сказав с небольшим удивлением:
— Кэйтлин Паркер сдавила Мартина Сандеки в объятиях, как вишенку. Я почувствовала его широкую улыбку, прежде чем он сказал:
— Неплохо. Я надеюсь вставить твоей вишенке.
Я потрясенно вздохнула, после чего рассмеялась, прикрывая половину лица. Потом и он присоединился ко мне, и я почувствовала, как содрогалась его грудь от смеха.
Было хорошо разговаривать с ним, шутить. Не могла определить, когда мы доросли до такого комфорта друг с другом, но было бы странно, если бы я позволяла ему прикасаться к моему телу, не будучи уверенной, что смогла бы дразнить его по поводу обнимашек.
Мы провели весь день, валяя дурака, плавали, потом поели, разговаривали, немного подурачившись. Он любил меня на животе, лежа в постели с его пальцами между моих раздвинутых ног, покусывая мою спину, бока, шею и задницу.
|
|
|
Еще ему нравилось, когда я седлала его лицо, пока он лежал на кровати, впившись пальцами в мои бедра и голень, пробуя меня.
Еще он любил, когда я, оседлав его бедра, просто целовала его, мы были как подростки, у которых играли гормоны, обнимались, прикасались, лаская, изучая сладкие места друг у друга.
Несмотря на то, как начался этот день, он мгновенно стал одним из моих любимых за все это время. Я чувствовала себя счастливой. Такой счастливой. Легкомысленной, возбужденной, радостной, восторженной и беззаботной, как никогда не чувствовала себя раньше. Просто лежать с ним было волнующе. Мы были командой, и я была уверена, что могла на него положиться, и я хотела, чтобы и он смог.
— Итак, сэр, — я упомянула его шутку про «вставить вишенке», — это было весело и своевременно. Сегодня вы выиграли конкурс Остроумная среда.
— Не знал, что у нас конкурс, и я думал, что сегодня Мокрая и Дикая среда.
— Среда может быть какой угодно, не только мокрой и дикой. Она может быть остроумной, задумчивой или тревожной. Эта прекрасная среда.
— И что же я выиграл? Где мой приз?
— Просто знание того, что ты выиграл, и мое уважение. Он сжал меня.
— И у многих людей есть твое уважение? — Я задумалась над этим, сжав губы и прищурившись.
— Сорок семь... и половинка.
— И кто эта половинка?
— Это не половинка, а два и три четверти, и они принадлежат Джону Ф. Кеннеди и Ричарду Никсону. Я на три четверти их уважаю.
— Ты уважаешь исторические личности?
— Да, после тщательной проверки.
— Ричард Никсон? В самом деле? Я кивнула.
— Да. Он много сделал для нормализации наших отношений с Китаем. Ну, еще он вытащил нас из Вьетнама. Но... Его властолюбивое высокомерие, ложь и слабость, а также приукрашивание по телевизору событий низводит его до трех четвертей.
— А «ДФК8»? Каковы его недостатки?
— Мне не нравится, как он относился к женщинам, особенно к жене. Он не делал на практике того, что говорил, что делает его скользким типом. Также фиаско в Заливе Гвиней и групповое мышление, тьфу. Не проси меня начинать.
— Хорошо, не буду. — Он снова сжал меня в объятиях.
— Что на счет тебя? Как много людей ты уважаешь?
Мартин вздохнул. Я почувствовала, как он выдохнул мне в шею, заставив волоски на коже зашевелиться, пощекотав меня.
— Давай посмотрим, — он замер.
— Слишком много, чтобы сосчитать?
— Пять... Нет, четыре.
— Четыре? Всего четыре?
— Да.
—Ну кто, скажите на милость, эти столпы человечества?
— В отличие от тебя, исторических деятелей не уважаю вообще. Если я никогда не встречал человека, я не могу уважать его.
— Ты говоришь серьезно.
— Это серьезно.
— Нет, я действительно хочу знать. — Я сдвинула ноги, повернув голову через плечо, чтобы видеть его лицо.
— Да, конечно.
Я улыбнулась, но быстро подавила улыбку.
— Конечно. — Он все также серьезно продолжил: — Эрик.
— Твой товарищ по команде? Он кивнул.
Я повернула голову обратно к подушке, было приятно слышать, что Мартин уважал Эрика, так как была уверена, что Сэм действительно очень понравилась Эрику.
— И мой бизнес партнер.
— С этими штуками с венчурным капиталом в Нью-Йорке?
— Да.
8 Джон Ф. Кеннеди.
— Кто четвертый?
— Твоя мама, Сенатор Паркер.
Я нахмурилась, несколько раз моргнув, мой тон передавал мое удивление.
— Моя мама? Ты встречался с ней?
Я почувствовала его кивок, когда его руки сжались вокруг моей поясницы.
— Мартин, когда ты встречался с моей мамой?
— Три года назад в Вашингтоне, округ Колумбия.
—Что?.. Как?.. Когда? — Возможно, он не понял вопрос, отчего я повернулась, чтобы быть лицом к нему. — Хорошо, начнем сначала. Что случилось? Как ты с ней встретился?
Он пожал плечами, словно то, что он сначала встретился с моей матерью, а только потом познакомился со мной, не большое дело.
— Я был в округе Колумбия с отцом. Мы сидели за ланчем в ресторане с командой телекоммуникационных лоббистов, и вошла твоя мама с несколькими членами своей команды.
— И ты уважаешь ее потому, что... она заказала гамбургер вместо салата? — Я покосилась на него, пытаясь понять, как короткая встреча с моей мамой три года назад могла завоевать его уважение, как она могла стать одной из четырех человек в этом коротком списке.
— Мой отец остановил ее, когда она проходила мимо, предложив присоединиться к нам за ланчем. — Взгляд Мартина переместился за мое плечо, сосредоточившись, вспоминая эту сцену. — Я впервые видел, что мой отец был вежлив с кем-то. А она посмотрела на него, как на подонка. — Одна сторона его рта выгнулась галочкой при воспоминании.
— Что она сказала? Она осталась на ланч с вами? Он покачал головой и мягко улыбнулся.
— Нет. Она сказала: " Нет, спасибо" и попыталась уйти. Но он преградил ей путь, при этом толкнув. Тогда она сказала: " Я лучше наемся стекла, чем будут страдать от твоей испорченной и нудной компании".
Мартин широко улыбнулся, когда его глаза вернулись ко мне.
— Святое возвращение Бэтмэна! — воскликнула я на выдохе.
— Знаю. Она была жестокой, контролирующей, даже холодной. Она заставила его выглядеть маленьким и ничтожным при этом. — Он сказал это, словно восхищался тем, как она принизила его отца. — После ланча я узнал, кто она, увидел запись ее выборов и тогда понял, что это имело смысл.
— Как так?
— Потому что она — председатель Комитета по коммерции, науке и транспорту в Сенате. Она выступила автором или соавтором каждого потребительского и Анти-Большого Телекоммуникационного законопроекта, который разрабатывался последние десять лет.
Я почувствовала необходимость защитить ее.
— Это потому, что телекоммуникационные компании в США обладают монополией и вступают в неформальные соглашения не конкурировать друг с другом, чтобы держать цены искусственно завышенными, а значит, никто и никогда не сможет получить Сандеки Телеком или Брайтхауз, или Версию, чтобы на самом деле обеспечить конкурентоспособные ставки, уже не говоря о надлежащем обслуживании клиентов. Слишком много для разумной скорости интернета стоимостью менее $100 в месяц? Или вызова службы поддержки, которая не составляет и восьми часов? У кого есть время для этого?!
Мартин хмыкнул, схватив мои запястья. Я неосознанно жестикулировала руками, показывая свое разочарование.
— Знаю, знаю. Я согласен, — сказал он, пытаясь утешить меня, потирая внутреннюю сторону моей руки и мягко целуя. — Твоя мама делает хорошую работу в Вашингтоне.
Это да. Я знаю. Она была замечательной, мне очень понравилось, что моя супер- героиня мама в его коротком списке. У него был исключительно хороший вкус.
Независимо от нашего согласия в том, что она была удивительной, я снова покосилась на него, поджав губы.
— Странно говорить о моей матери, когда я в постели с тобой.
— Тогда о чем ты хочешь поговорить?
Я сболтнула первое, что пришло мне на ум.
— Каким был Мартин Сандеки, когда был ребенком? Он поднял брови, отвечая:
— Говорить о твоей маме — странно, но говорить обо мне ребенке — нет?
— Просто ответь на вопрос.
Мартин на мгновение задумался, прежде чем ответить.
— Я был... тихим.
— Так что же, ты был наблюдателем?
— Наблюдателем?
— Ты был одним из тех ужасных детей, которые смотрят, как играют другие дети.
— Я не был ужасным.
— Я была. Я была ужасным наблюдателем. Я смотрела, как играют другие дети — довольно жутко, кстати — пытаясь разобраться в их играх. Особенно девочек. Они, казалось, очень много боролись друг с другом. И плакали. И выдумывали. И шептались.
— Но ты — нет?
— Нет. — Я вспомнила, как это было больно сначала: пренебрежительное отношение, когда мне было семь и восемь, и одиннадцать, и шестнадцать, но потом моя мама сказала, что я не должна была тратить энергию на обычных людей, потому что они никогда не стали бы никем сверх обычным: " Тебе не нужно дружить с ними для того, чтобы руководить ими", вот что она сказала тогда.
Я продолжила, отбрасывая воспоминания:
— Они не позволяли мне играть в свои азартные игры, в основном потому, что я была ужасной и всегда пыталась остановить их борьбу. Я пыталась создать долгосрочное перемирие. Но добиться гармонии между маленькими девочками напоминает попытку провести переговоры по ближневосточному мирному договору.
Мартин засмеялся на выдохе, заправив прядь моих волос за ухо и плечо.
— Я хотела, чтобы все обошлось, а они хотели продолжать эту драму. Но это нормально. Их отпор позволил мне совершенствовать искусство скрываться в очень юном возрасте.
— Почему ты пряталась? Они смеялись над тобой? Я покачала головой.
— Нет. Они игнорировали меня. Думаю, я пряталась потому, что это был мой выбор. Тебя не будут игнорировать, если тебя никто не видит. — Я говорила, не переставая, никогда раньше я не задумывалась о том, почему пряталась. Выявление моих мотивов заставляли меня чувствовать себя очень некомфортно, поэтому, прочистив горло, я сменила тему: — Что же ты делал, когда был ребенком? Кроме того, что был тихим.
— Был упрямым.
— Ха! Я в шоке. — После чего я добавила себе под нос: — Вру. Я совсем не удивлена.
Мартин ущипнул меня за бок, достаточно, чтобы заставить меня извиваться.
— Я был тихим, упрямым и застенчивым.
— Застенчивым? — Я переместилась на матрасе, положив щеку на его руку, нахмурившись от этого слова. — Не могу представить тебя застенчивым.
— Почему? Потому что теперь я такой общительный?
Я задумалась над этим: какой был застенчивый Мартин — глазами ища его, думая о поведении Мартина с тех пор, как я знала его. Он почти не разговаривал со мной, как мой
партнер по лабораторной, хотя он, видимо, думал обо мне довольно долгое время. Я вспомнила, как однажды он попросил мой номер телефона и как в прошлом семестре он не смотрел мне в глаза, пока он говорил. В то время я думала, что это было высокомерие. Я вспомнила, что на вечеринке в прошлую пятницу он был наверху, играл в бильярд вместо того, чтобы внизу напиваться и веселиться.
Это заставило меня задуматься и одновременно задать вопрос:
— Мартин, а ты любишь вечеринки? Он прищурился, но ничего не сказал.
Мои глаза широко раскрылись, и я провозгласила:
— Ты не любишь вечеринки! Ты подлец!
Он поймал мои запястья, прежде чем я успела сделать хоть что-нибудь, типа пощекотать его или отстраниться, или прикусить его плечо, и переместил мои руки на свою голую грудь.
— Нет. Я не люблю вечеринки.
— Тогда почему ты заставил меня пойти?
— Потому что мне нравится сама мысль показать тебя в качестве моей подружки. — Я поморщилась.
— В этом нет смысла.
— Я не сказал, что это имеет смысл, просто это так. Теперь мои глаза сузились.
— Но ты оставил меня, когда мы пришли.
— Мы уже разобрались с этим. Я ушел, желая показать тебе, что не собираюсь... как ты там говорила? Метить территорию вокруг тебя? Я искал тебя двадцать минут спустя и не мог найти. Ты ушла и спряталась в прачечной. Вместо того, чтобы показать, что ты моя девушка, я искал тебя пол ночи.
— Так вот почему ты был так зол, когда нашел меня?
— Нет. Я был зол еще до того, как нашел тебя, потому что думал, что ты ушла с кем- то другим. Было облегчением найти тебя, но потом я разозлился, потому что ты предпочла читать, а не быть со мной.
— Бедный, бедный Мартин. — Настолько, насколько я могла дотянуться с ним, удерживающим мои запястья, я погладила его грудь. — Давай я поцелую твое задетое эго и тебе станет лучше.
Он выгнул бровь.
— Я не хочу, чтобы ты целовала его. Сжав губы, я прищурилась на него.
— Ты всегда думаешь о сексе?
— Да.
Я фыркнула.
— Точнее, о сексе с тобой.
Я безмолвно смотрела на него, а он на меня. До этого, когда он пошутил на счет вставить моей вишенке, это ощущалось как шутка. Но сейчас... нет.
Я не думала, что была готова к этому, еще нет. Мы были вместе меньше недели. Я доверилась ему менее трех дней назад. Это могло быть и как лагерь знакомств, но я все еще пыталась понять смысл страсти. Заниматься сексом с Мартином, при этом не любя его, было плохой идеей.
Я не хотела путать одно с другим.
— Мартин, я не...
— Знаю. Ты еще не готова. — Он кивнул, его глаза метались между моими, его тело прижалось ближе одним гибким восхитительным движением, потом он отпустил одно мое запястье, погладив мое тело от плеча до бедер.
Потом заставляя меня одновременно смеяться и хмуриться, добавил:
— Возможно, завтра.
|
|
|
