 |
Глава 12: Факторы, влияющие на растворимость
|
|
|
|
Самолет приземлился, а я была не в настроении. Вернее, в анализирующем, тревожном, весь мозг себе вынесла из за этой ситуации, настроении.
В то время, как Мартину, казалось, стало легче. Когда мы сошли с самолета и сели в лимузин, мое настроение не улучшилось. Эрик и Мартин обсуждали, что делать с тем, что Бен ушел из команды. Сэм метала в меня испытующие взгляды. А я просто уставилась в окно.
Когда мы приехали в общежитие и парни понесли наш багаж в здание, мое настроение не улучшилось, даже когда Мартин затащил меня в заброшенный кабинет на первом этаже, жестом попросив Сэм и Эрика пойти вперед. Даже когда он прижал меня к двери, врываясь в мое личное пространство, его глаза были темными и горячими, что-то замышляя.
Пока он не сказал:
— Я скажу это, потому что я доверяю тебе, Кэйтлин. Я не хочу, чтобы что-то, меньше всего, чтобы мое долбанное прошлое, встало между нами.
Я выдержала его взгляд, почувствовав, как напряжение с легкостью упало с плеч, оставляя после себя чувство тоски.
— Спасибо, что доверяешь мне. Я... Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через все это. Я знаю, что тебе нелегко доверять кому-то.
— С тобой это легко. — Его глаза словно зажглись, когда он поймал мои запястья и прижал меня к двери. Голос Мартина стал на октаву ниже, когда он добавил: — Быть с тобой, слушать, как ты играешь свою музыку, слушать, как ты говоришь всякую ерунду...
Я выгнула бровь, остро ощущая раздражение и уже было открыла рот, чтобы запротестовать. Он усмехнулся и заговорил быстрее, чтобы я не помешала:
— Прикасаться к тебе, целовать тебя, смотреть, как ты кончаешь, занимаясь со мной любовью... Ты делаешь все правильным.
Мои щеки горели, когда он поймал мой взгляд и его губы опустились к моим. Я приподняла подбородок, чтобы встретить его рот, ожидая его поцелуя, изголодавшись по нему.
|
|
|
Мартин отпустил мои запястья, когда его рот скользнул по моему, а жадные руки двинулись под рубашку, прикасаясь к моей голой коже. Когда мы оторвались друг от друга, мои пальцы были запутаны в его волосах, и я задыхалась; Он почти разжег огонь в опасной близости от моих трусиков.
В принципе, он был Орлом Бойскаутов по разжиганию огня в трусиках.
То, как я застонала и взмолилась, звучало глупо и жалко даже для моих ушей.
— Я уже скучаю по тебе. Ты останешься? Я могла бы потратить некоторое время, высказывая всякий бред, или мы могли бы позаниматься химией.
— Или притвориться.
— А я не это сейчас сказала?
Он рассмеялся, наградив меня быстрым поцелуем и прижимая к себе. Я обняла его в ответ и услышала, как он сказал в мои волосы:
— Мне нужно вернуться в дом, сделать несколько звонков, чтобы позаботиться о важном деле. Но потом я вернусь и останусь так долго, насколько ты позволишь.
Я кивнула, уткнувшись в его грудь, и улыбнулась, думая о том, каким упоительно прекрасным был бы обещанный вечер с Мартином в ближайшем будущем.
* * *
Я была в гораздо лучшем настроении, когда мы шли в мою комнату по общежитию, пока не уткнулась прямо в широкую, сильную, твердую грудь тайного агента службы.
Никто не ожидал секретную службу.
Я попятилась, извиняясь, и наступила на ногу Мартина, потому что он шел слишком близко позади меня. Он придержал меня за плечо одной рукой и сместил нас обоих в сторону от агента. Колесики в моем мозгу крутились как колесо обозрения, все больше запутываясь, прежде чем я поняла, что присутствие секретной службы здесь могло означать только одно: моя мать была где-то поблизости.
Я ожидала ее на бранч в воскресенье, согласно наших предыдущих обсуждений. Ее планы могли измениться.
|
|
|
— Ох, привет, — сказала я автоматически, протягивая мужчине руку. — Я Кэйтлин
Паркер.
Мужчина был одет в черный костюм, черный галстук и белую рубашку; его
солнцезащитные очки торчали из кармана пиджака, и я поймала свое отражение в линзе, выглядывающей из своего пристанища.
— Я Стивенс. — Стивенс принял мою руку, эффективно тряся, его темные карие глаза прошлись по мне к Мартину и обратно. Его тон был столь же официальным. — Мисс Паркер, сенатор ожидает вас в комнате.
— Хорошо. — Я кивнула и взглянула на Мартина через плечо, когда искала ручку чемодана позади.
— Эй, хочешь встретиться с моей мамой?
Его брови подскочили, и он, переминаясь на ногах, выпустил мой багаж.
— Ммм... Кооооонечно.
Было заметно, что он был застигнут врасплох, так что я немного подождала, повернувшись к нему и внимательно рассматривая его лицо:
— Ты не обязан этого делать. Ты можешь пойти сделать свои звонки и вернуться позже. Я не давлю на тебя. Она может быть немного пугающей.
Он дерзко улыбнулся, на самом деле, это был просто намек на улыбку, и его тон превратился в дразнящий.
— Правда? Пугающей? Никогда не слышал про твою маму... которая сенатор США.
Я прищурилась, глядя на него, сжимая рот в ровную линию, чтобы не рассмеяться; я повернулась к агенту и спросила:
— Вы должны его обыскать? Я могу сделать это за вас, если вы хотите. Мартин произнес задыхающийся звук позади меня.
Агент не улыбнулся.
— Да, мэм. Мне нужно обыскать его, прежде чем он приблизится к сенатору.
Я кивнула и обошла агента секретной службы, потом повернулась и пошла к двери своей комнаты.
— Увидимся внутри, — сказала я жизнерадостно. И подмигнула ему.
Он исподлобья глянул на меня, но потом ему пришлось переместить свое внимание на агента, который попросил его поднять руки, показывая ладони.
Я хихикнула и вошла в свою комнату. Я нашла мам у, сидящую в кресле рядом с микроволновкой, она говорила по телефону. И была одета в типичный для нее наряд: дорогой, хорошо скроенный брючный костюм, украшенный простым американским флагом на отвороте. Покрой и стиль оставались неизменными, но цвета варьировались в синих, черных и серых тонах. Сегодня она была в черном.
|
|
|
Мама подняла глаза на меня, когда я вошла, и тепло улыбнулась, указывая на телефон, затем подняла указательный палец в универсальном знаке «дай мне одну минутку».
Я кивнула и положила чемодан на кровать, улыбаясь ей в ответ. Затем расстегнула сумку и начала опустошать его содержимое, чтобы занять себя... потому что я была в равной степени нервной и возбужденной. Я очень, очень хотела, чтобы ей понравился Мартин, поэтому нервничала. Я была уверена, что он ей понравился бы, поэтому была взволнованна.
С Мартином все происходило так быстро. Как будто я все еще была в том скоростном поезде, ведь мне даже в голову не могло прийти, что их встреча могла оказаться не таким уж замечательным событием.
Оказывается, ей действительно нужна была всего минута, чтобы завершить вызов.
На самом деле, думаю, что она отключилась, даже не попрощавшись.
Потом она встала и притянула меня для быстрых объятий, сказав:
— Надеюсь, ты не возражаешь, что я спросила Сэм и ее друга, что мы займем комнату на несколько минут. Она занесла вещи минуту назад.
Я пожала плечами, обнимая ее в ответ.
— Нет, нет. Все хорошо. Думаю, ей все равно нужно было встретиться с ее тренером по теннису.
Она выпустила меня из объятий и сложила руки перед собой. Она никогда не скрещивала руки. Когда она стояла, то всегда складывала руки вместе. Она сказала мне однажды, что в начале своей карьеры сложенные руки удерживали ее от ерзанья. Сейчас она сделала это по привычке.
— Хорошо. Ты, должно быть, удивлена, почему я здесь на день раньше и без твоего отца. — Она испытывающе осмотривала меня, ища изменения в выражении моего лица.
— Я говорила Джорджу, что не вернусь до сегодняшнего дня, когда звонила на прошлой неделе. Надеюсь, ты получила сообщение.
— Да. Твое неожиданное путешествие. Это одна из причин, почему я здесь. — Мама, наконец, встретилась со мной взглядом, и я заметила некоторую неуверенность в ее голосе.
Я нахмурилась, искоса глядя на нее.
— Все в порядке?
Ее взгляд смягчился, вызывая тревогу, она открыла было рот, чтобы ответить. Но потом быстро закрыла его обратно и бросила взгляд на дверь поверх моего плеча. Я проследила за ее взглядом и обнаружила Мартина, остановившегося на входе в мою комнату. И я ничего не могла поделать со своей широкой улыбкой.
|
|
|
— Ох! — Я протянула руку, не обращая внимания на маску, скользнувшую на лицо Мартина, когда я втянула его в комнату и снова повернулась к маме. — Мам, это Мартин Сандеки. Мартин, это моя мама, Джосс Паркер.
Я знала, что это прозвучало, мягко говоря, легкомысленно, но ничего не могла с этим поделать. Я была так взволнованна. Я любила маму и гордилась ей. Она была моим супергероем. А я была ее самым большим фанатом.
И сейчас я знакомила ее с Мартином, c парнем, которого я любила.
Я решила, что раз они оба были удивительными и гениальными, и у них были замечательные мысли о будущем телекоммуникаций и технологий, они сразу же начали бы оживленную беседу на эту тему. Я проигнорировала тот факт, что намерения Мартина не были полностью альтруистическими, но, в конечном итоге, его планы тоже принесли бы пользу обществу.
Я посмотрела на них, когда они пожали друг другу руки, ухмыляясь в ожидании интересного разговора.
Но ничего не произошло.
Вместо этого, я увидела, как моя мать превращалась в Сенатора Паркера, в серых глазах появлялись стальные искры, и она пристально изучала Мартина.
— Сенатор Паркер, — сказал он.
— Мистер Сандеки, — сказала она.
Мой желудок упал, пока я наблюдала за их взаимными хмурыми взглядами и холодным позерством. Я поморщилась, пытаясь сглотнуть, плотное, туманное оцепенение развернулось в моем животе, когда осознание напряжения усилилось, а тишина затягивалась.
Никто ничего не говорил целую минуту. На самом деле, никто ничего не сказал вслух в течение целой минуты. Вместо этого, они уставились друг на друга в молчаливом разговоре между собой. Мое сердце забилось от неловкости, пока я пыталась найти слова,
чтобы сделать все лучше, объяснить, что Мартин был хорошим парнем, не таким, как его отец.
Но только я открыла рот, чтобы озвучить этот факт, Мартин наклонился и оставил мягкий поцелуй на моей щеке, прошептав на ухо:
— Увидимся вечером.
Он подарил мне натянутую, извиняющуюся улыбку, которая не коснулась глаз.
Затем развернулся и ушел.
Я смотрела ему вслед, уставившись на дверь, размышляя, как все могло пойти настолько ужасно и неправильно за полторы минуты, когда абсолютно ничего не было сказано.
Негромкий мамин вздох привлек мое внимание, и я изо всех сил попыталась заговорить. Наконец я выпалила:
|
|
|
— Он замечательный. Действительно замечательный. Он ненавидит своего отца, и он должен понравиться тебе. У него много идей о спутниках, и он изобрел ленивые удочки... И я не понимаю, что же произошло.
Она печально улыбнулась, улыбка не затронула ее глаз, мама сделала три шага к двери и закрыла ее, потом повернулась ко мне и сложила руки.
— Кэйтлин, Мартин Сандеки — причина, по которой я здесь, на день раньше и без твоего отца.
Я хмуро посмотрела на нее, ища на ее лице подсказку, но видела только терпеливое беспокойство; в растерянности я высказала свое замешательство:
— Я не понимаю.
Она снова вздохнула. Она редко вздыхала. Я ощутила щемящее чувство тревоги.
Мама положила руку на мое плечо и повела нас обоих к кровати, усадив друг напротив друга; затем она сказала своим обычным деловым тоном:
— В мой офис вчера поступил звонок от репортера из " Вашингтон пост", они попросили меня прокомментировать кон фликт интересов относительно телекоммуникационного законопроекта. Он поставил под сомнение мою профессиональную этику, если я останусь на своей должности, возглавляя Комитет по коммерции, науке и транспорту, потому что моя дочь находится в серьезных отношениях с сыном генерального директора крупнейшего телекоммуникационного провайдера в этой стране.
— Погоди... Что?
— Кажется, у него есть фотографии тебя и Мартина, снятые во время вашего отпуска, и запись разговора с одним из ваших сокурсников, мистером Бэнджамином
Салсмаром, который был с вами на прошлой неделе, который рассказывал, что у вас все серьезно и что ваши семьи довольно близки.
Бэнджамин Салсмар. Бэнджамин. Бэн. Бэн, насильник и чертов монстр!
АХ!
— Боже. — Я покачала головой, закрывая лицо руками. — Так вот почему Бэн был там сегодня утром... Что за придурок.
Я услышала, как мама прочистила горло. Я не подумала, прежде чем сказать; уверена, это был первый раз, когда она услышала, как я ругалась. К ее чести, она никак не прокомментировала это, хотя и говорила мне, когда я была младше, что взрослые люди не использовали нецензурные слова.
Она сразу объяснила, что ругательства использовали идиоты и лишенные воображения члены нашего общества, люди, которые так и не научились взрослому языку — то есть многосложным, описательным словам — и разбрасывались проклятьями, словно продолжая детскую истерику.
Впрочем, Бэн был придурком.
Но помимо придурковатости Бэна, в том, что он сказал, вернее, рассказал " Вашингтон пост", было только пятьдесят один процент правды. Мартин и я были в отношениях. Я не стыдилась его, но сейчас начала замечать, что наши отношения могли стать причиной некоторых профессиональных проблем для мамы.
Спустя несколько секунд она мягко спросила:
— Что происходит между тобой и Мартином Сандеки?
Я сделала успокаивающий вдох и выпрямилась, убирая руки от лица. Затем встретилась с ее взглядом и сказала ей правду:
— Мартин и я встречаемся.
— Я вижу... — Ее задумчивое выражение лица не изменилось, за исключением того, что ее глаза немного сузились. После короткой паузы она спросила: — Как долго это длится?
— Где-то неделю.
— Оу. Тогда это не серьезно.
— Нет. Это серьезно.
— После недели?
— Да, — ответила я решительно.
Она осмотрела меня долгим взглядом, ища оттенок хоть какого-то сомнения, но затем уступила, кивая головой.
— Ладно. Если ты говоришь, что это серьезно, то это серьезно.
Я уставилась на нее. Она уставилась на меня. Я ждала, что она скажет хоть что- нибудь, что подсказало бы мне правильный ответ.
Когда она этого не сделала, я выпалила:
— Мам, я не могу бросить Мартина. Думаю я... Я имею в виду, я влюблена в него.
Мы любим друг друга. Я люблю его.
У мамы смягчилось лицо от этой новости, но в ее глазах задержалось сожаление и беспокойство.
— Ох, Кэйтлин. — Она положила руку мне на плечо и сжала, рассматривая мое лицо. — Дорогая, из того, что я знаю о Мартине Сандеки, — это то, что он не из тех парней, которые будут нежны с твоим сердцем или сделают что-то без скрытого мотива. Поэтому я считаю эту новость тревожной.
Я попыталась сделать самое ответственное лицо взрослого человека:
— Да. Я догадываюсь, что ты узнала о нем. Но я провела неделю с ним — по большей части только с ним — и он не тот, кем кажется. Он... он удивительный и такой добрый.
— Он добрый? — В ее тоне проскользнула нотка неверия.
— Он добр со мной.
— Но не с каждым. — Это был не вопрос. Это была констатация факта.
— Нет, не с каждым. Но если ты узнаешь...
— И ты влюблена в человека, который не считает нужным быть добрым ни с кем, кроме тебя?
Я плотно сжала губы и сглотнула. Она не сказала это осуждающе или даже огорченно. Это прозвучало с любопытством. Это всегда происходило с мамой. Благодаря любопытству, она выигрывала все споры, и именно поэтому люди всегда слушали ее и спрашивали совета.
Она была чрезвычайно рассудительной. Она никогда не была злой или упрямой, снисходительной или раздражающей. Она была всего лишь любопытной. Она совала нос везде, задавая любопытное вопросы, пока всем не становилось ясно, что предложения или теории — фигня. Но она бы никогда не озвучила это.
Я узнала, что лучшая защита от любопытства — это честность.
—Да. Я влюблена в человека, который не считает нужным быть добрым ни с кем, кроме меня.
— Я вижу. — Она задумчиво кивнула, прищурившись и осматривая меня. Я могла видеть, как работал ее мозг, рассматривая все данные, прорабатывая план действий.
Я подготовила себя к натиску детального любопытства. Однако она удивила меня:
— Кэйтлин, я доверяю тебе. Ты знаешь, что поставлено на карту. — Ее тон был решительным, почти настойчивым. — Я объяснила ситуацию, и ты чрезвычайно умная. Ты понимаешь последствия продолжения твоих отношений с Мартином — и не только для моей карьеры и меня, что сейчас действительно является вторичным вопросом. Основной проблемой будет то, как это воспримет американский народ. Ты понимаешь, что отец Мартина использует эти отношения, чтобы сместить меня с должности в Комитете коммерции, науки и транспорта. Он добьется успеха, потому что будет прав.
— Но... но почему он будет прав? Как он сделает это?
— Он будет прав, потому что у меня предвзятое мнение, поскольку у моей дочери серьезные отношения с сыном генерального директора крупнейшей в стране телекоммуникационной компании. И это факт. Я уйду в отставку, прежде чем меня заставят уйти потому, что предвзятое мнение столь же пагубно, как и реальное предубеждение. Мистер Сандеки поддерживает Сенатора Нэймана, чтобы он занял мою должность последние два года, вместе с вице-президентом и президентом временного Сената. Он специально подобрал его для замены, и он будет добиваться закрытия телекоммуникационного законопроекта. Ты же знаешь, как делаются дела в Вашингтоне, и американцам в провинции по-прежнему будет не доступно высокоскоростное обслуживание, тем самым мы поставим их в невыгодное положение, в сравнении с живущими в городах.
Я заморгала от всех этих фактов и стиснула зубы.
— Итак, я должна порвать с Мартином, пока не будет принят законопроект или остаться с ним и загубить жизнь миллионов людей?
Выражение ее лица стало печальным. Она сделала глубокий вдох, как будто хотела что-то сказать, но помедлив, передумала.
— Что? Что ты хотела сказать? Просто скажи это.
Она вздохнула. Снова! И ее следующие слова удивили меня, потому что прозвучали поразительно по-матерински:
— Ты же знаешь, я доверяю твоему решению, Кэйтлин. Но... я беспокоюсь за тебя. Мне интересно, рассматривала ли ты возможность того, что чувства Мартина не такие, как кажутся?
Я напряглась, отшатнувшись.
— Что это должно означать?
Она поджала губы, и ее глаза метнулись к двери, затем обратно ко мне.
— Отец Мартина очень умный человек и столь же расчетливый. Он склонен к таким стратегиям, каких я прежде никогда не встречала. И, как известно, он использует самых близких людей как часть этой самой стратегии. Семь лет назад его жена — да, его нынешняя
жена — оказалась в центре скандала из-за публикования видео сексуального характера с сенатором Петерсоном из штата Висконсин. Вероятно, ты помнишь это, тебе было уже двенадцать или тринадцать.
Она замолчала, и я отметила, что она выглядела крайне неловко. Мама глубоко вздохнула, ее глаза нашли мои.
— Сенатор Петерсон занимал должность в Комитете коммерции, науки и транспорта, которую сейчас занимаю я. Этот законопроект, который так стремится похоронить отец Мартина, — переработанный законопроект Сенатора Петерсона семилетней давности, прежде чем его сместили с должности по этическим причинам.
Я нахмурилась от этой новости и очевидного вывода, который должна была сделать.
— Это не то, что сейчас происходит. Мартин не встречается со мной, потому что ему так сказал отец.
— Ты уверена? — давила она. — Потому что я была под постоянным наблюдением совета по этике, с тех пор как заняла эту должность. Твой отец и я были три раза проверены Службой Безопасности. Дэнвер Сандеки и его лоббисты были неумолимы. В последний раз, когда я его видела, он предложил мне провести переговоры по приемлемому обслуживанию. Я была ошеломлена и восприняла это как победу, ведь он не отступал ни на дюйм за последний месяц. Я предположила это потому, что он был не в состоянии дискредитировать меня... Но теперь я задумалась, что если эта ваша поездка с Мартином была просто частью его плана.
Я уставилась на свою мать, меня затошнило, и заболел желудок от ее предположений.
— Ты думаешь, что Мартин не мог заинтересоваться мной?
Ее глаза расширились, вся ее поза изменилась. Она была в ужасе. Моя мама схватила меня за плечи и развернула так, что мы оказались лицом к лицу.
— Господи, Кэйтлин... Нет. Нет. Конечно же, нет. Ты сокровище, и я не говорю это, потому что я твоя мать и горжусь тобой. Я говорю это, потому что это правда. Есть большая вероятность того, что эти две проблемы: чувства Мартина к тебе и манипуляции его отца — не имеют ничего общего друг с другом. Но мне нужно было задать тебе вопрос. Основываясь на том, как раньше вел себя Мистер Сандеки, я должна была спросить. Ты же понимаешь, верно?
Я кивнула, доверяя ей, но ничего не говоря.
Она вздохнула, и я снова почувствовала ее разочарование из-за этой ситуации. На самом деле, она выглядела измотанной. Я никогда не видела ее такой расстроенной, и мой
желудок скрутило сильнее, потому что я была причиной ее беспокойства. Я чувствовала, что разочаровала ее.
— Кэйтлин, мы можем только постараться сделать все возможное. Я пытаюсь сделать все возможное, что в моих силах сейчас. Но для меня невозможно разрешить сложившуюся ситуацию, поэтому я оставляю все в твоих руках. У тебя есть все факты. Будут еще сотни законопроектов, и всегда найдется хорошая работа, которую необходимо сделать. Если я уволюсь по собственному желанию из комитета и данный законопроект не удастся, то я переориентируюсь на что-то другое. Но, — она сделала паузу, чтобы убедиться, что я смотрю на нее, когда она закончила: — у меня есть только одна дочь.
Я сжала губы, ощущая несчастье и противоречие.
Мама, должно быть, видела мою борьбу, потому что она подняла руку и взяла меня за щеку в нетипичном проявлении любви. Ее взгляд был обнадеживающим, пока она не сдалась.
— Я не собираюсь настаивать на принятии этого решения. Ты сама для себя должна решить, что правильно, а что нет.
|
|
|
