 |
ЗА ВЕСЬ МИР. монопьеса
|
|
|
|
30.
ЗА ВЕСЬ МИР
монопьеса
На сцене – один Рассказчик. Никаких декораций.
Рассказчик (выходя на центр сцены).
Позади перроны, пристани,
Плеск воды и стук колес,
С голосистыми туристами
Расставание до слез.
– Оставайся с нами, что же ты?
– Нет, езжайте вы одни!..
– И не жаль, что будут прожиты
В келье молодости дни?!
Позади тропинка узкая
Через поле, в час страды.
И – о, эта щедрость русская! –
Сладость поданной еды.
– Оставайся! Ну?.. Куда же ты!
Нам работники нужны!
Здесь машины – всеми нажиты,
А уж девушки нежны...
Позади райцентра улица,
Зазывных киосков ряд...
Все идет монах, сутулится,
Прячет от соблазнов взгляд!
Песни, ругань, пьянка, скрежеты
Всех машин на всех углах...
– Оставайся, парень, где же ты?
Погоди, постой, монах!..
Но под сень родной обители
Он вошел и за людей,
Что кормили иль обидели,
В келье молится своей.
Начинает звучать негромкая музыка.
Рассказчик. На дорогу от монастыря до Москвы – около двух часов. Не считая ожидания транспорта. А так - 20 минут на автобусе до вокзала. И - почти полтора часа электричкой. Потом, еще немного на метро до монастырского подворья, где нужно получить для отца настоятеля важный пакет – и сразу обратно. То есть, на все про все – каких-то полдня. Всего-то ничего! (со значением. ) Но для монаха Игнатия, который за пять лет пребывания в монастыре ни разу не выходил за ворота обители, с вечера, когда он получил такое задание от игумена, эта дорога казалась страшнее и дольше, чем до Луны… (с горькой усмешкой. ) Причем, с топливом только в одну сторону! «И зачем только отец игумен отправил меня в эту поездку, когда есть другие, которые с превеликой радостью отправились бы в Москву.? » – терзался он молчаливым вопросом. Ведь ему так не хотелось этого… Но, как говорится – послушание выше поста и молитвы! А значит, спасительно для души. Для чего, собственно говоря, он и пришел в эту обитель. И жил в ней, пройдя одну за другой все необходимые ступени – трудника, послушника, инока, он стал, наконец, монахом. Умер, как сказал постригавший его архимандрит, для мира, чтобы, если сподобится, то есть достойно пройдет нелегкий монашеский путь, воскреснуть для Вечности. Ему дали другое имя. Оставив, по лишь изредка нарушаемой традиции, от прежнего (Иван) – только первую букву. День за днем отец Игнатий неопустительно ходил на церковные службы, братские молебны. В сердце, после мирской суеты и гонки, как белка по кругу, постепенно воцарились мир и тишина. Нарушаемые, правда, иногда искушениями и мысленной духовной бранью – как без этого в любом монастыре? Но быстро угашаемые взаимным примирением – если это была с кем-нибудь мимолетная вражда, а также смирением и молитвой. Молился он постоянно. В основном, с покаянием, о спасении своей души. С христианской любовью, которая выше любой земной любви, - о здравии сестры с братом, их детей. Своих крестников и всех тех, кто просил помолиться (значительно поднимая указательный палец. ) Особенно горячо, порою до слез - о душах своих усопших родителей и сродников до четвертого колена, имена которых, к счастью, ему были известны. Вместе со всеми, и то, в основном, во время службы, когда и как это положено, то есть, осеняя себя крестным знамением и вторя возглашавшему прошение священнику, он молился и обо всех и за вся. Однажды, прося у него молитв за погибающего от пьянства сына, усталая, с грустными глазами паломница с уважением сказала, что ведь они, монахи, молятся за весь мир! И отец игумен не раз говорил об этом. Но он не совсем понимал этого. Зачем, недоумевал он, столь горячо молиться о живых – когда у них самих сейчас есть все возможности для спасения? Ну совсем как две тысячи лет назад, когда изнывающее от безысходной духовной тоски человечество, дождалось, наконец, своего Спасителя. И даже более того. Если тогда что-то было еще не явлено миру, не до конца понятно и прикровенно, то теперь из Священного Писания и Священного Предания – ясно все. Храмы открыты. Духовной литературы, из которой можно получить ответы на все возникающие недоумения и вопросы, более чем достаточно… За веру давно никто не преследует. (помолчав. ) То ли дело те, кого уже нет и кто уже никогда и ничем не сможет помочь себе… совсем недавно он поделился этими своими мыслями с отцом настоятелем. И тот, вместо ответа, вскоре отправил его в Москву…
|
|
|
|
|
|
Музыка умолкает.
Рассказчик. Монах Игнатий шел к автобусной остановке в полной уверенности, что не все – так сразу и не может быть! – но большинство людей уже крестились, ведут православный образ жизни, в чем, собственно и заключается наше мирное исповедание православной веры. Соблюдают посты и постные дни – среду и пятницу. Регулярно ходят в храм. Ибо тот, кто три воскресенья подряд пропускает воскресную службу, - страшно даже помыслить! - согласно Апостольским правилам, до покаяния отлучается от Церкви. В итоге, особенно во время святых таинств Господь Своей благодатью – ведь без нее это просто немыслимо и невозможно! - очищает сердца. Изменяет на добрые и мирные самые злые и, казалось бы, неисправимые нравы. И ведет… Ведет людей ко спасению! Так шел отец Игнатий, молча молясь. И вдруг, дойдя до остановки, увидел… лежавшего у дороги человека. Остальные люди шли мимо, словно не замечая его. Недоумевая этому, монах бросился к мужчине. И, наклоняясь, чтобы спросить, что с ним, почувствовал резкий запах спиртного. Мужчина был просто мертвецки пьян. Подбежавшая с остановки женщина, со словами: «Негоже вам, батюшка, со всем этим связываться! Я сейчас позвоню его жене и обязательно дождусь ее! А вы идите. Вон уже и автобус подходит…» - сама прислонила мужчину к дереву. (покачав головой. ) Благодарно кивнув и безымянно помолившись о ней, да и о пьяном – имена их Господь знает! - отец Игнатий, заторопился к действительно уже подъезжавший – иначе следующего пришлось бы ждать целый час – автобусу. Здесь ему настойчиво уступили место. Он сел. Стараясь не раскрывать своих молитвенных подвигов, спрятал под широким рукавом рясы четки. Раскрыл псалтирь. Начал читать. Но… Краем глаза на мгновение вдруг выхватил то, что словно само собой разумеющееся листал сосед. А это был красочно иллюстрированный, с самыми непристойными фотографиями журнал. Монах мгновенно прикрыл глаза. Но тут же невольно услышал то, что и о чем говорили вокруг люди. Съежился, как удара, от нецензурных слов. Потом огляделся… Время было летнее, жаркое. В отличие от него, ехавшего в душной, но спасительной черной одежде, пассажиры были в самом легком. И за редким исключением – хотя автобус был переполнен – лишь на двоих он увидел нательные кресты. Что было дальше – напоминало страшный сон. Какие там посты! Какая молитва! И в автобусе, а также в также битком забитой электричке, где ему уже не уступили место и вообще, как он заметил, чем дальше от монастыря, тем было все хуже и хуже, судя по разговорам людей и том, что они читали – мир и не подумал за пять лет приблизиться к Богу. Скорее, наоборот! Кто-то бросал на него косые взгляды… Кто-то язвительно высказывался в адрес Церкви… Сам толком не зная ничего о Ней, словно попугай повторяющий за кем-то, видать, хорошо во всем разбирающимся и явно водимым темными духами, чужие, злобные, преисполненные ядовитой клеветы и несправедливости слова… Отец Игнатий хотел возразить. Но вовремя прикусил язык. Еще во время ожидания электрички на вокзале он уже попытался сделать это. Сказав одним, что нецензурная брань – это оскорбление самой Пресвятой Богородицы. И после такой ругани, если наказание не последует немедленно, что, порой, кстати, к счастью, бывает, то людям нечего ждать в этой жизни и после нее чего-то хорошего. А другим попытался объяснить истинную подоплеку и суть всех нападок на Церковь. После этого на него самого обрушилась настоящая ярость и от первых, и от вторых… Хорошо электричка как раз подошла… И им стало не до него. Так что в электричке он уже терпеливо молчал, как никогда хорошо поняв предостережение Христа, что не следует метать бисер, эти бесценные, чистейшие зерна Веры, перед свиньями, то есть, ослепленными злобой, врагами истинной веры. Прислонившись удобно в углу, вагона, он достал Евангелие. Читал его. Изредка, глядя в окно, видел названия магазинов, кафе и развлекательных центров «Мир страстей», «Эгоист», «Обжорка»… Посматривал с невыразимой болью на пассажиров вокруг – не на всех, к счастью, но увы, на большинство. И… поражался тому - как же расходилось все сказанное в Евангелии с тем, что говорили, смотрели, читали и, судя по их же словам, делали люди! Для спасения которых и дал это Евангелие миру Христос… Потом электричка, как один из текущих в Москву со всех сторон в столицу ручейков, влилась в целое море столицы…
|
|
|
|
|
|
Начинает тихо, а потом все громче и громче звучать тревожная музыка.
Рассказчик. И тут монаху стало уже совсем жутко… Он шел, опустив голову и молясь. Ибо только тут – ах, как прав был отец настоятель, давая послушание на эту поездку! – понял, зачем ему, монаху, нужно горячо молиться не только об усопших. Но и за тех, кто еще живя телом уже почти умер душой. За всех этих людей – в автобусе… На вокзале… В электричке… В метро… За столицу… Страну…
Музыка внезапно смолкает.
Рассказчик. (после небольшой паузы, тихо, но проникновенно). За весь мир!
Звучит песня.
25 апреля 2016 г.
|
|
|
