 |
«ЖИВЫЙ В ПОМОЩИ…». монопьеса
|
|
|
|
26.
«ЖИВЫЙ В ПОМОЩИ…»
монопьеса
На сцене – один Рассказчик. Никаких декораций.
Звучит 90-й псалом.
Рассказчик. (выходя на центр сцены). Татьяна Ивановна приехала в северную столицу, когда та была Ленинградом, а ее еще звали Татьяной. А часто и просто – Танечкой. Было это незадолго до начала Великой Отечественной войны. Устроилась она работать на центральном телеграфе. Планы на дальнейшую жизнь были самые радужные. Светлые. Долгие. Ничто и никто, казалось, не в силах было помешать им. И вдруг - война. Бомбежки. Обстрелы. Блокада…
Начинает звучат тревожная музыка, которая почти сразу смолкает.
Рассказчик. Дом, в котором она жила, продержался недолго. (со вздохом разводит руками. ) Прямое попадание авиабомбы. Вернулась Татьяна с работы – а дома-то нет! Села она перед дымящимися развалинами. Страшно. Идти некуда. Не к кому. И - плачет… Хорошо, что ее приютила одна сердобольная женщина. Как в тот же вечер выяснилось, потому, что была христианка. Не смогла она пройти, как многие другие, мимо чужой беды. Привела к себе. Чем смогла накормила. Как сумела – утешила. И сказала: «А чтобы больше никогда и нигде тебе не было страшно, и Бог охранял тебя даже во время бомбежек – вот тебе молитовка. Выучишь ее наизусть! » И протянула исписанный с одной стороны листок протянула. Взглянула Татьяна на него. А там написано: «Живый в помощи Вышняго в крове Бога Небеснаго водворится…» Вспыхнула девушка. Хотела, как подобает комсомолке, немедленно отказаться. Да вовремя вспомнила, что ей только что помогла одна только эта верующая... А все остальные, честные да правильные, словно и не заметили ее беды. Призадумалась она. А хозяйка: «Бери-бери, Танечка! Вот увидишь - она тебя от всех смертей защитит! » И, видя, что девушка колеблется, добавила… «Расскажу-ка я тебе, милая, как Господь, по этой самой молитве и от меня отвел однажды неминуемую беду!.. »
|
|
|
Снова звучит и смолкает тревожная музыка.
Рассказчик. И стала сердобольная женщина говорить вот что… Это случилось, когда я, вот такой же как ты, молоденькой и красивой была. И когда я, до того, как выйти замуж за городского, жила в деревне. Понадобилось мне однажды срочно в город. И надо же такому – никто, кроме нашего скотника туда не ехал. А его, как говорили, не без основания, побаивались все женщины в округе! Но выбора не было. Перед поездкой мною были тщательно приняты все меры предосторожности. Первым делом я выбрала из своего не особо богатого гардероба самую длинную и широкую юбку, в которой обычно ходила в храм. Затем спрятала свои золотые роскошные волосы под старым, прабабушкиным еще, наверное, платком. И, наконец, надела такой огромный, растянутый свитер, что казалась в нем совершенно бесформенной. На прощание, мама наказала: «Если вдруг что – не кричи на всю округу «Спасите, помогите! », потому что волки в лесу тебя от этого мужика не спасут, а скорее читай про себя 90-й псалом. Он твоего отца в 15-м году на Германской войне спас. Только смотри, не позабудь его со страха! » И благословила меня в дорогу. В общем, отправилась я в дальний путь… Забилась в самый угол телеги. В разговоры – ни-ни! – не вступаю! Сижу молча. И вообще стараюсь держаться совершенно незаметной. Ну, словно стожок сена. Да только все это оказалось напрасным! Пока мы ехали через деревню и ближайшими за ней полями и перелесками, было еще ничего. Но вот отъехали подальше. И я сразу почувствовала по взглядам, которые начал бросать в мою сторону огромный, как глыба, скотник опасность. А потом стало ясно – не миновать беды! «Господи! – взмолилась я, видя, что вот-вот, и он уже бросится на меня – Заступи! Помоги! » И, следуя совету матери, быстро-быстро стала читать: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…» Но вот напасть! Мама моя, словно в воду глядела. Я и правда от страха напрочь забыла вторую половину псалма. Дошла до его половины и беспомощно зашевелила губами, не в силах вспомнить: как же там дальше? Так трясясь и доходила до половины, а потом вновь и вновь начинала сначала. И тут вдруг произошло то, чего я никак не ожидала! Скотник, судя по всему, окончательно принявший решение, как коршун напасть на беспомощную добычу, отбросил вожжи. Обернулся, поднимаясь во весь исполинский рост. Взглянул на меня. И… внезапно лицо его в ужасе исказилось! Ни с того, ни с сего, он схватился за голову и с диким воплем: «А-а-аааа! » - вывалился из телеги да, треща кустами и молодыми березками, помчался прочь. Ничего не понимая, я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за ближайшим пригорком. (помолчав. ) Так прошло полчаса. Час… «Эй, - наконец, осторожно крикнула я. – Ты… жив? » «Жив…» - не сразу раздался ответ. «А где же ты? » «Тут…» А голос испуганный, жалобный. От такого голоса у меня и смелость-то сразу нашлась! Спрашиваю: «Когда же мы дальше поедем? Я ведь и опоздать так могу! » Услышав это, мужик, словно нехотя, появился из-за пригорка. Всего час, ну самое большее полтора, не было его. Но до чего же он изменился за это время! Весь как-то уменьшился в росте. Плечи его стали уже. Руки короче… Нерешительно подойдя к телеге, он с опаской поглядел на меня. И робко спросил: «Ну… так я … это… может быть, сяду? » «Конечно садись! - отвечаю, а сама ничего не могу взять в толк. - Поехали! » А он осторожно присел на скамейку взял вожжи, дернул ими, прикрикнул: «Н-но! » И замолчал. Теперь мы с ним словно поменялись ролями. Скотник ехал молча. А я, осмелев от его страха, сразу забыла, что лучше с ним не разговаривать, стала допытывалась: «Какая это муха тебя укусила? Ты чего это вдруг из телеги выпал? » Скотник, не оборачиваясь, только отмахивался от моих вопросов, словно и впрямь, как от мухи. И наконец, ответил. Вопросом на вопрос: «Слушай, только честно… Скажи, что это ты там делала? » «Когда? » – не поняла я. «Ну, тогда, когда я… одним словом, что было, то прошло!.. » - забормотал скотник. «А-а, - поняла я. – Как что – молилась! » «Ну ты даешь! – с невольным уважением протянул мужик. –Я ведь, представляешь, обернулся, смотрю на тебя. И вдруг - вижу, одна половина тебя есть, а другой половины – нет! Нет и все, словно косой отрезало! И все это не в кошмарном сне – а наяву! Тут не то что из телеги выпадешь - умом тронуться можно! » Скотник снова долго молчал и, наконец, спросил: «Почему это так, а? » «А потому! » – уклончиво ответила ему я. Сама-то я знала причину. Точнее, догадывалась, что она, скорее всего, заключалась, в том, что я читала псалом только до половины. И он наполовину и прикрывал меня от насильника. Но не рассказывать же ее было этому мужику. Мало ли что ему снова придет на ум? Хотя, можно было и сказать! Ведь я, успокоившись, вспомнила и вторую половину спасшего меня псалма! Попробовал бы он, после этого, еще раз ко мне сунуться! »
|
|
|
|
|
|
Вновь звучит и смолкает тревожная музыка.
Рассказчик. Выслушала внимательно женщину Татьяна. Посомневалась: «Разве может какая-то молитва защитить человека от снарядов и бомб? » Но листок все же взяла. И хоть память у нее была многим на зависть – сразу никак не смогла выучить этой молитвы. Будто что-то не давало, мешало ей… Пришлось брать этот листок с собой на работу. Села она перед телеграфным аппаратом. Положила рядом с собой. Выпадет свободная минутка: учит. Работает – учит. Учит – работает. Начало кое-как, наконец, выучила. И тут… объявили воздушную тревогу. Все девчата, бросая чьи-то телеграммы на полуслове – бросились скорее на Невский, к бомбоубежищу. Она - за ними. Да вдруг спохватилась. Вспомнила, что молитовку на столе забыла! Охнула: «Ох, и достанется мне, если кто из начальства увидит! Ведь и работы тогда лишусь! А может, даже расстреляют, как врага народа! » И этот врожденный у всего ее поколения страх оказался сильнее воя сирены и близкого свиста бомб. Она тут же вернулась. Схватила листок. Бросилась обратно. Снова выбежала на Невский. И перед самым входом в бомбоубежище увидела огромную, только-только возникшую здесь воронку. Потом уже, не найдя в полутемном, но безопасном месте никого из своих, она, с ужасом, не веря своим ушам, узнала. Что они… Те, кто спешил с ней сюда… Все девятнадцать девчат… У которых, как и у нее, совсем недавно, были самые долгие, светлые и радужные планы на жизнь. И даже во время войны, по молодости они продолжали их строить… Красивые… Юные… Милые… Погибли! В той самой воронке… В живых осталась только она одна. И то -благодаря лишь тому, что на минутку вернулась обратно.
|
|
|
Звучит тихая музыка.
Рассказчик. Потом Татьяна сидела в огромном осиротевшем зале центрального телеграфа, беспрестанно плакала и в то же время думала: «Права… ох, как права оказалась приютившая меня женщина! » (помолчав. ) Ведь ее действительно спасла эта молитва. (со значением. ) Несмотря на то, что она даже не успела выучить ее наизусть…
Звучит 90-й псалом.
24 апреля 2016 г.
|
|
|
