Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Жанр проповеди в творчестве Ф. Прокоповича




Крупнейший поэт Петровской эпохи - Феофан Прокопович также внес свою лепту в развитие духовного стиха в целом и стихотворного переложения псалмов в частности.

Феофан Прокопович обладал обширными знаниями в богословии, философии, истории. Превосходное знание классической древности и современной культуры, собственная поэтическая одаренность сделали Прокоповича одним из интереснейших авторов первой трети XVIII в. Среди обширного литературного наследия, оставленного Феофаном, есть духовные стихотворения, поэтические переложения псалмов.

В Петровскую эпоху распространенным и популярным становится жанр проповеди. Это светское ораторское «Слово» Феофана Прокоповича, заложившее основу формирования представления о духовном облике человека. Слово существовало не только в жанре устного публичного красноречия, но и в печатной книжной форме. Как правило, тексты речей Феофана печатались по произнесении отдельными брошюрами.

Ораторское Слово Феофана тесно связано с предшествующей культурной традицией, т.к. является секуляризацией одного из глубоко укорененных в национальной культурной традиции жанров - церковной проповеди.

Общая внутриполитическая жизнь России, претерпевшая изменения под влиянием реформ Петра, была очень бурной. Непопулярные поначалу реформы нуждались в пропаганде и продвижении. Именно ораторские жанры стали единственной формой эстетической деятельности, доступной для восприятия максимального количества людей, которых нужно было убедить в необходимости всех происходящих перемен.

Продуктивность ораторских жанров у истоков новой, профессиональной русской словесности привела к тому, что их совокупностью был создан особенный культурный стиль начала XVIII в.

Обилие иносказательных образов, аллегорий, символов и эмблем было в равной степени присуще как панегирическому стихотворству, драматургии, так и церковному красноречию, так и архитектуре, живописи, скульптуре и графике первой четверти XVIII в. Тем самым определяется единство художественного стиля официальной литературы и искусства петровского времени.

Церковная проповедь произносится как толкование библейской или евангельской цитаты; она может быть приурочена и к крупному религиозному празднику. Проповедь относится к эпидейктическому роду красноречия; к нему же относится и светское ораторское Слово, характерно изменившее связь проповеди с исходным библейским текстом.

Светское Слово тоже произносится по поводу и на случай, но повод и случай для него — это крупные исторические события, касающиеся государства и нации в целом. Об этом свидетельствуют названия проповедей Феофана Прокоповича:

- «Слово похвальное о баталии Полтавской...» (1717), произнесено по случаю годовщины Полтавской битвы;

- «Слово о власти и чести царской» (1718), поводом для него послужило раскрытие заговора церковников против Петра и суд над царевичем Алексеем;

- «Слово похвальное о флоте российском...» (1720);

- «Слово на погребение <...> Петра Великого...» (1725);

- «Слово на похвалу блаженный и вечнодостойныя памяти Петра Великого...» (1725).

Устная форма бытования текста проповеди и Слова обращена к слушательской аудитории и преследует двоякую цель - убедить и взволновать слушателя. Это предопределило ряд интонационно-структурных особенностей данных жанров.

Слово - жанр диалогичный, но, формально будучи монологом, оно всегда ориентируется на воспринимающее сознание, к которому прямо обращено. Обращенность реализована в тексте ораторского жанра тройственным образом:

1) обязательным обращением в зачине к слушателям;

2) регулярным употреблением личного местоимения в формах множественного числа (мы, нам, наш), что подчеркивает наличие контакта между оратором и аудиторией и уподобляет мнение оратора мнениям его слушателей;

3) многочисленными риторическими вопросами и риторическими восклицаниями, которые разнообразят интонацию ораторской речи, уподобляют ее формально-монологический текст диалогу (вопросно-ответная структура речи) и выражают сильные эмоции оратора, которые должны передаться аудитории. Например: «Что се есть? До чего мы дожили, о россияне? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли привидение? О, как истинная печаль! О, как известное наше злоключение! Виновник бесчисленных благодеяний наших и радостей <...> противно и желанию и чаянию скончал жизнь <...>. О недостойных и бедных нас! О грехов наших безмерия!» [43, 154].

Дидактическое и эмоциональное назначение (убедить и взволновать) проповеди достигается тем, что каждый смысловой фрагмент ее текста подчинен одновременно двум установкам - максимальной эмоциональной выразительности и логической связи в общем течении мысли, раскрытии основной темы проповеди. Первая установка определяет стилистику и образность проповеди, богато насыщенную риторическими фигурами (метафоры, сравнения, антитезы, олицетворения или аллегории, символика и эмблематика).

Это можно увидеть в следующем отрывке из «Слова похвального о флоте российском»: «Какая и коликая флота морского нужда? Видим, что всяк сего не любящий не любит добра своего <...>. Не сыщем ни единой в свете деревни, которая над рекою или езером положена и не имела бы лодок. А толь славной и сильной монархии, полуденная и полуночная моря обдержащей, не иметь бы кораблей <...> было бы бесчестно и укорительно. Стоим над водою и смотрим, как гости к нам приходят и отходят, а сами того не умеем. Слово в слово так, как в стихотворских фабулах некий Тантал стоит в воде, да жаждет» [43, 107].

В данном тексте использованы риторические фигуры синекдохи (флот как символ блага), сравнения-антитезы (деревня с лодками — государство без кораблей), аллегории (Россия — Тантал, мучимый жаждой и стоящий в воде).

Главным смысловым стержнем проповеди является излагаемый в ней моральный, политический или исторический тезис. Как правило, этот тезис сводится к простейшей формулировке, типа:

а) «России необходим морской флот» («Слово похвальное о флоте российском»);

б) «Царская власть происходит от Бога — кто посягает на царскую власть, тот богохульствует» («Слово о власти и чести царской»);

в) «Победа в Полтавской битве — великая веха в истории России и русской государственности» («Слово похвальное о баталии Полтавской»);

г) «Петр I — великий монарх» («Слово на похвалу блаженныя и вечнодостойныя памяти Петра Великого»).

Эта формулировка тезиса, данная в самом начале проповеди, развивается в системе разнообразных аргументов и доказательств. Сам тезис выражен при помощи абстрактных понятий — это чистая, лишенная образов мысль. Аргументы выражены при помощи своеобразных словесных иллюстраций, которые имеют изобразительный и наглядный характер.

Цитированный выше отрывок из «Слова похвального о флоте российском» представляет собой пример изобразительно-описательной аргументальной образности. Ему предшествует следующая понятийная формулировка основного тезиса: «Мы точию вкратце рассудим, как собственно российскому государству нуждный и полезный есть морской флот» [43, 107].

Пример абстрактно-понятийной тезисной и наглядно-изобразительной аргументальной образности можно наблюдать также в отрывке из «Слова на похвалу блаженныя и вечнодостойныя памяти Петра Великого»: «Посмотрим же и мы первее на труды монарха нашего <...>. А к сему великому делу нужда есть монарху <...> иметь аки две не телесные, но умные руки — силу, глаголю, воинскую и разум политический; едино из них к защищению, а другое к доброму управлению государства» [43, 131].

Наглядно-изобразительная аргументальная образность присутствует в отрывке из «Слова похвального о баталии Полтавской...»: «Блисну отовсюду страшный огнь, и возгремели смертоносные громы. Отовсюду чаянье смерти, а дымом и прахом помрачился день; непрестающая стрельба, а упор неприятельский непреклонный. Но сердца российская ваша, храбрейший генералы и протчии офицеры, ваша, вси воины дерзостнейшии, сердца <...> забыли житейские сладости и смерть предпочли на житие: так вси прямо стрельбы, в лице смерти, никто же вспять не поглядает; единое всем попечение, дабы не с тылу» [43, 56].

Риторические украшения и фигуры призваны интонационно разнообразить текст проповеди, а также придать ему, наряду с моральным пафосом, эстетическую привлекательность. Логика в данном случае играет функциональную роль на уровне композиции ораторского текста. Это еще одна характерная черта ораторских жанров проповеди и слова.

Композиция ораторской речи предполагает следующие обязательные элементы: обращение к слушателям, формулировка тезиса, его развитие и доказательство в системе аргументов, вывод, повторяющий в своей формулировке начальную посылку, финальное обращение к слушателям.

Основная часть ораторской речи - доказательство тезиса в системе аргументов - как бы «охвачена кольцом тождественных элементов» [40, 74]. Оратор обращается к слушателям в начале и конце речи, основной тезис, близко соседствующий с обращениями, также повторяется в начале и конце как положение, требующее доказательства, и как доказанное положение.

Подобная «кольцевая» структура выполняет двоякую роль. Это и мнемонический прием: в конце напоминается о том, с чего речь начиналась, и художественный образ, словесная модель круга и сферы, которые считались «самыми совершенными из всех геометрических фигур» [43, 115].

Композиционные повторы в зачине и финале текста проповеди, очень разнообразны. Они могут быть выражены при помощи сходных по звучанию и значению слов. В речи, ориентированной на устное произнесение, созвучие является одним из эффективнейших эмоционально-эстетических средств воздействия.

Это можно наблюдать в отрывке из «Слова похвального о баталии Полтавской...»: «Достохвальное дело, слышателие, <...> творити память преславныя Полтавския виктории <...> — <...> достойно друг и другу с игранием сердца воскликнем: радуйтеся Богу, помощнику нашему!» [43, 48].

Повтор исходного обращения и тезиса в финале чаще всего бывает буквальным и точным: «Продолжает Бог радости твоя, о Россие! <...> — Тако продолжает радости твоя, тако славы твоя умножает Бог, о Россие!» («Слово похвальное о флоте российском» [40, 103].

Зачин и финал проповеди могут быть связаны не только фонетическим или буквальным повтором, но и повтором-антитезой. В этом случае основные мотивы начального обращения меняют свой эмоциональный смысл. Действие, которое в зачине проповеди выглядит достойным и необходимым, в результате развития основного тезиса приходит к обратному значению в финале.

Так происходит в отрывке из «Слова на похвалу <...> Петра Великого»: «Сей день, о сынове российстии, прежде коли великую материю радости подававший, ныне же непрестающую скорбь и печаль вящий возбуждающий <...> — Но хотя, похваляя Петра, и не достигнем словом славы его, однако ж от сыновнего долга нечто выплатим. А без меры сетуя и рыдая, зделаем обиду добродетели его и на славу его немало погрешим» [40, 129].

Так, все перечисленные особенности Слова: устойчивые стилевые, образные, композиционные нормы, реализованные в каждом отдельно взятом тексте и установленные многовековой культурой ораторского словесного творчества, - отчетливо проявились практически в каждом из его творений. Эти особенности и сделали Слово Феофана Прокоповича одним из самых совершенных в эстетическом отношении жанров словесного творчества Петровской эпохи.

Очевидно, что ораторская проза Прокоповича должна была оказать определенное влияние на становление новой русской литературы. Но не только это обусловило важнейшую роль проповеди Феофана для профессиональной русской литературы 1730—1740-х годах. Главным и абсолютно индивидуальным, авторским средством его жанровой модели проповеди является синкретизм, нерасчлененность установок эпидейктической риторики в ораторском слове.

Как уже упоминалось, эпидейктическое красноречие могло быть как хвалебным, так и хулительным. Яркий признак ораторских речей Феофана - нерасчлененность хвалы и хулы в пределах одного текста. Это создает принципиальную разностильность его проповедей, соединяющих панегирик Петру или флоту с обличениями врагов просвещения, невежд, противников реформ.

Один из ярких примеров этой разностильности - «Слово о власти и чести царской». Здесь «торжественные славословия богоданной верховной власти» [40, 129] соединяются с выразительными и злыми поношениями в адрес ее врагов.

В стилевом отношении эти тематические пласты также четко дифференцированы: обличая заговорщиков против царской власти, Феофан использует не просто слова с ярко выраженной отрицательной смысловой и стилевой окраской, но и грубое просторечие. Яркий пример этому отрывок: «Но кому похоть сия? Не довлели мски [буйволы] и львы; туды и прузи [саранча], туды и гадкая гусеница. <...> Хорошая совесть! И зерцало подставим ей. Два человека вошли в церковь, не помолитися, но красти. Один был в честном платье, а другий в рубище и лаптях. <...> Лапотник искуснейший был и тотчас в олтарь да на престол, и, обираючи, заграбил, что было там. Взяла зависть другого и аки бы с ревности: «Не ты ли, — рече, — боишися Бога, в лаптях на престол святый дерзнул». А он ему: «Не кричи, брат, Бог не зрит на платье, на совесть зрит». Се совести вашей зерцало, о безгрешники!» [43, 90].

Помимо этого приведенный текст демонстрирует сочетание низкого стиля и интонации. Во фрагментах текста, «определяемых тезисной типологией образности» [43, 129], ругательное слово «саранча» слегка смягчается своим старославянским синонимом «прузи». Здесь в рамках аргументальной образности, дополненной отрицательной обличительной установкой, возможно употребление просторечий (лапти, заграбил). В итоге получается миниатюрная «бытописательная картинка с басенно-притчевой окраской» [40, 96].

Таким образом, внутри самого жанра проповеди, объединяющего две противоположные установки (похвальную и обличительную), два типа художественной образности, при помощи которых выражается их эмоциональный пафос (понятийно-тезисную и бытописательно-аргументальную) и два стилевых ключа (высокий и низкий), намечается внутреннее противоречие, оказавшееся продуктивным на следующей стадии литературного развития.

Распадаясь на простые составляющие, хвалу и хулу, с присущими им образно-стилевыми средствами выражения, проповедь Феофана Прокоповича породила два старших жанра русской литературы нового времени. Это торжественная ода Ломоносова, в которую отошли панегирические тенденции проповеди, и сатира Кантемира, которая восприняла из проповеди «обличительные мотивы с присущими им способами выражения» [12, 112].

При этом и сатира, и ода унаследовали риторические особенности жанра проповеди: риторическую кольцевую композицию, диалогизм, вопросно-ответную структуру повествования.

В результате место проповеди Феофана Прокоповича в истории русской литературы определяется следующим образом: это жанр-прототип, соединивший в себе исходные условия дальнейшего русского литературного развития - в одическом и сатирическом направлениях.

К жанру проповеди, помимо Слова, можно отнести и стихотворение Ф. Прокоповича «Всяк себе помощь вышняго предавши...». Оно представ­ляет собой переложение 90-го псалма.

В тексте идет речь о прославлении Господа за спасение от видимых и невидимых врагов. Феофан переложил псалом достаточно свободно: 16 библейских стихов переведено 46-ю силлабическими одиннадцатисложниками с парной рифмовкой и женскими рифмами. Например, четыре первых стиха псалма выглядят так: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небесного водворится. Речет Гоподеви: Заступник мой ecи и Прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него. Яко той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его» [43, 120]. Поэт переложил их следую­щим образом: «Всяк себе в помощь вышняго / предавый живет под покровом / божией державы. Той везде / радость обретай многу веселым / гласом возопиет к Богу: Ты мой / заступник, ты мой щит твердый, / в тебе надежда, ты Бог / милосердый! О блажен еси, в / бозе уповая, он бо от тебе / отвратит вся злая, Измет от сети / ловец злонадежных и / предочистит от словес мятежных. / Он своих рамен и / своих крыл щитом тебе покрыет / пред всяким наветом. Истина его, / аки страж оружный, тебе / отвсюду оградит в час нужный» [40, 121].

В этом псалме речь идет о праведнике, уповающем на Господа, живущем под покровом Всевышнего, который является прибежищем и защитой ве­рующего. Господь избавляет его от ложных слов и поступков. Он наделяет праведника Своей благодатью, дает безопасность.

Поэт сохраняет смысл псалма, но при этом дополняет его в своем пере­ложении. Таким образом, в 3-м и 4-м стихах появляется мотив радости, в 6-м - мило­сердия, в 7-м - блаженства, в 8-м - отвращения от зла. Помимо этого, метафоры, употребленные автором в 11- 12-м: «щит из «рамен» и «крыл» спасет от клеветы» и 13-14-м стихах: «истина Божья, как вооруженный страж, оградит отовсюду в нужный час» придают стихотворению логическую завершенность, цело­стность, относительную самостоятельность.

Псалом 36-й также привлек внимание Ф. Прокоповича. В тексте говорится о том, что нужно искать благ не временных, а вечных, не завидовать грешникам, ибо их ожидают бесконечные страдания, гибель. Псалмопевец призывает уповать на Господа, делать добро, хранить ис­тину, ибо Господь любит правду и никогда не оставляет Своих правед­ников.

Первые стихи псалма звучат так: «Не ревнуй лукавнующым, ниже завиди творящым беззаконие. 3ане яко трава скоро изсшут, и яко зелие злака скоро отпадут. Уповай на Господа и твори благостыню, и насели зем­лю. Иупасешися в богатстве ея» [61, 101].

Поэт переложил этот текст со значительными добавлениями: «Кто любит Бога, не ревнуй лукавым, / Ниже завиди грешникам неправым, /Ибо исчезнут, яко трава, вскоре, / Яже зелена при утренней зоре / И цвет ей красен, скрепленный росою, / Потом увянет, посечен косою. / А ты, как начал, так твори благое, / Да на сей земли время немалое / Даст ти в богатстве Бог земном пожити / И чад любимых на ней населити» [43, 288].

Сравнения второго стиха библейского псалма, развиты автором в выразительные метафоры. Псаломный призыв уповать на Господа превратился в законченное дидактическое построение, охваты­вающее четыре одиннадцатисложных стиха.

Продолжая начатый ранее разговор, автор поучает своего собеседника: «А ты, как начал, так твори благое» [40, 289] и Господь вознагра­дит тебя - даст долгую жизнь в богатстве и многочисленное потомст­во. Поэт продолжает наставлять: «уповай на Бога, рассказывай Ему о своих нуждах, проси Его «умильно», как сын просит отца, и Он услышит и исполнит твои просьбы. Но говорю тебе: не ревнуй лукавому, который процветает и счастлив. Не гневайся, не будь желчен, не греши, рассуждая о том, что только злые благополучны. Божий гнев разорит сообщество лукавых. Они исчезнут. Только муж «тихий», терпеливый будет наследовать зем­лю, обретая счастье в покое…».

Как видно, в этом тексте Феофан выступает как поэт-проповедник, наставляющий словом Божьим своих слушателей. Он использует комментарии, дополнительные разъяснения, выразительные средства. Поэту важно, чтобы слово псаломное было понятно и доступно.

Помимо этого, выполняя функцию учительную, воспитательную, оно должно было эффективно воздействовать на слушателя. Поэтому Феофан включает в свой текст многочисленные поучения, наставления, «сове­ты», построенные логически точно, четко: «А тихий духом и муж терпеливый / Наследит землю в покое счастливый»; «Лучше праведну имение мало, /... Нежели многие корысти излишны»; «Стопы праведных Господь управляет/ И все промыслы и пути их знает» и др [40, 291].

Итак, в первой трети XVIII в. духовная поэзия не занимает такого значительного места в литературном процессе, как то было в поэзии предшествующего периода. Петровские реформы пытались изменить официальное от­ношение к литературному труду, используя его не только в духовных целях, но и в делах государства.

Активно использовались темы, сюжеты, образы ветхозаветной лирической книги богословом и поэтом Феофаном Прокоповичем как в теологических сочинениях, эстетическом трактате, так и в литературной деятельности. В своих переложениях Феофан выступает как поэт, перелагающий псалом стихами, сохраняя при этом дух библейского источника. Также он предстает как священнослужитель, проповедник, допускающий отступления от оригинала в целях истолкования смысла, наставления, нравоучения.

Таким образом, в начале XVIII в. духовный стих оставался источником, не позволяющим осуществиться намеченному петровскими реформами разрыву культуры и литературы эпохи XVII столетия и Нового времени.

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...