 |
Проповедь проекта «Врата Эдема».
|
|
|
|
К моменту, когда голос заговорил со мной, я уже давно не слышал ничего утешительного.
Отец только что забрал меня и Джейкоба из школы чтобы лично обучать нас на дому. Он планировал преподавать нам знания, более соответствующие его убеждениям, не подверженные разрушающему влиянию, как он заявлял всем, кто слушал его.
То есть – никому.
У меня больше не было историй наших учителей, невинно пересказывающих о приключениях благочестивых, любящих семей, о первопроходцах, что покоряли страны, храбро встречая на своем пути любые опасности. Если бы эти первопроходцы знали, что станется с их мечтами, они, вероятно, предпочли бы более ни с чем не сталкиваться, зарезали бы своих волов и сожгли бы свои телеги. Но обучение на дому было распространённым и абсолютно легальным явлением в штате Джорджиа, если один из родителей умел читать и писать. Отец соответствовал обоим этим критериям. Тот факт, что он был алкоголиком, избивавшим нас, властей просто не волновал.
Что же касается соседей, то они были слишком заняты своими личными проблемами, чтобы волноваться о судьбе мальчишек Старика Сида.
Их нельзя было назвать бессердечными – отнюдь, они были хорошими людьми. Но несмотря на их добрую натуру, они ожесточились в своем отчаянии. В нашем городе все были заняты одной работой – коллекционированием безработицы.
Мы жили за счет останков чужого благополучия, продовольственных талонов, благотворительности и бесплатных столовых, организованных богатыми либералами из процветающих окрестностей, заплативших за собственную совесть и за возможность хвастаться об этом на званых ужинах, которые они устраивали в модных ресторанах Атланты.
|
|
|
В этом плане, у каждого был свой крест по жизни. У некоторых их было даже несколько, а в худшем случае их могло хватить на целое кладбище. Мы были наедине со своими проблемами, только мы, члены семьи, произошедшие от первопроходцев, потерпевших неудачу в своем стремлении покорить что бы то ни было, за исключением пустоши, заслужившие право посеять здесь свое отчаяние.
Посреди этой пустоты, мой единственный источник радости расположился на углу заправочной станции, на самом конце улицы. Наша мать посылала нас туда купить – часто в кредит – хот-догов и замороженную пиццу, составлявших основу нашего питания. И виски, конечно, для нашего отца.
Владелец магазина был хорошим человеком, он позволял мне проскользнуть мимо, сразу к журналам, без единого слова. Я сидел один в уголке, наслаждаясь прохладным ветерком шумного кондиционера и звуками радио играющего через изношенные динамики. Я читал и мир исчезал. Иногда мужчина протягивал мне газировку, без единой на то причины, не прося ничего взамен, как будто он был не отсюда.
Позже, когда я начал организовывать свою общину и собирать верующих, я решил нанести ему визит и донести послание.
Я хотел спасти его так же, как он спас меня.
Именно тогда я узнал, что он был застрелен годами ранее во время ограбления, совершенного людьми, пришедшими не из окрестностей – каждый в городе знал, что содержимое его кассы не стоило трех патронов. 38 калибра.
Да покоится он с миром. По крайней мере, он не застанет кошмары, что придут с концом света.
Почему Голос выбрал именно тот день, чтобы заговорить со мной?
Я думаю, потому что мой брат Джейкоб стал все чаще и чаще конфликтовать с нашим отцом.
Мы различались не только возрастом. Он был смелее. Он был первым, кто прыгал в грязные водоемы, первым, кто отправлялся покорять чужие окрестности, несмотря на то, что другие дети обозначали эти территории как свои личные. Он также был тем, кто воровал конфеты при любой удобной возможности, даже под угрозой жестокой расправы, просто ради того, чтобы в нашей жизни было еще хоть что-то приятное. Он совершенно точно был вором, но я восхищался им словно современным Робином Гудом лесов из обветшалых домов, растрескавшихся дорог и заросших садов. Мы были привычны к резким переменам настроения нашего отца, вони алкоголя в его дыхании, его маниакальным проповедям. Мы даже привыкли к его тычкам, побоям и порке ремнем.
|
|
|
Но он начал бить нашего младшего брата Джона. Если Джейкоб был сильным и решительным, а я каким-то образом способен находить убежище во время наказаний глубоко внутри себя, то Джон был еще молод и очень чувствителен.
Каждый раз после избиения вид рыдающего брата мучал Джейкоба. И его злость начала мутировать в свирепую ненависть.
Безразличие нашей матери лишь ухудшало положение. Она незаметно ходила по дому, безучастно, всегда одетая в одну и ту же ночную рубашку. Она была для нас не более чем просто призраком, не оказывающим помощи, что бы ни произошло, возможно, навечно обреченная на безумие, сломленная своим браком с человеком, что говорил, словно ангел, но творил дела достойные демона.
Жестокость просочилась сквозь трещины между отцом и его старшим сыном.
У нас совершенно точно не было недостатка в примерах. Насилие заполнило наш город. Грабежи, драки, торговля наркотиками, насилие в семьях – то, что дети из благополучных городов видят по телевизору, мы видели из наших окон. Полный спектр отчаяния и его верный компаньон, преступность, были повсюду, куда ни обрати взор. Насилие стало настолько нормальным, что, когда мы ложились спать, Джейкоб без зазрения совести обсуждал с нами различные способы, с помощью которых он собирался избавиться от нашего отца. Возможно, он лишь рассуждал и мечтал вслух, словно работники, помышляющие о мести после парочки-другой бокалов крепкого. И все же, я понял, что мне нужно поговорить с Джейкобом и сдержать его. Мы могли лгать и воровать, и быть прощеными, но не могли поднять руки на нашего отца.
Ибо это есть самый величайший из всех грехов – ужаснейший, непростительный грех.
Почему же тогда Голос заговорил со мной, а не с моим братом?
|
|
|
Я часто спрашивал себя об этом.
Я никогда не понимал по-настоящему, никогда не получал ответа. Я был не лучше и не хуже любого другого ребенка.
Возможно, я был просто доступен, оказался в правильном месте и в правильное время, чтобы услышать Голос.
Со временем я перестал задаваться этим вопросом и принял тот факт, что я был посланником, как принял и само послание. Я распространял его, неустанно приводя души в восторг, будто потрескивающий динамик, что грел сердце ребенка, сидящего под сияющим неоновым знаком на заправочной станции в Роме, штате Джорджия, США.
IV
“Они могут быть объединены
кровными узами или волею судьбы,
но они не могут называться семьей.
Ибо есть только одна семья,
что не подвержена злу:
семья, что служит Отцу. ”
|
|
|
