Уклонение от гнева — миротворцы

Уклонение от гнева — миротворцы

Многие из нас живут, как если бы существовала 11-я за­поведь: «Не прогневайся» — и 12-я: «Не прогневай ближнего своего». При первых признаках разногласий многие решают дело мирным путем, стремясь потушить пламя, которое мо­жет выйти из-под контроля и разгореться.

Желание миротворцев обеспечить спокойствие и рациональ­ность в сложных ситуациях может оказаться проблематичным, когда появляется твердое убеждение, что нет ничего хуже драки. Это мешает им вступать в спор — даже с другом — из страха, что таким образом они могут разорвать отношения. В конце кон­цов, говорят себе миротворцы, уступка — это всего лишь вре­менная мера, направленная на достижение добрых целей.

Голос рассудка

У Лиз, борющейся с «карательным» шантажом своего мужа Майкла, мягкий голос, как у ведущей полуночных радиопе­редач, и безмятежные, спокойные манеры, по которым труд­но догадаться, что она огорчена. Когда я заговорила об этом, Лиз рассмеялась.

О, это всего лишь маскировка. Когда я была ребенком, то, наблюдая за своими братьями и сестрами, заметила, что того, кто кричит в ответ на рассерженные замечания ма­тери, бьют или наказывают, а того, кто молчит, не заме­чают. Тогда, наверное, я и поняла, что людей можно успока­ивать, как успокаиваешь животных, когда гладишь их и раз­говариваешь с ними мягким голосом, никогда не показывая раздражения. В моих характеристиках с работы говорится: «невозмутимая» и «прекрасно переносит стресс», и я чув­ствую себя так, словно у меня талант разряжать обста­новку. Мне это нравится. Благодаря этому качеству я со­всем не боюсь гнева, потому что знаю, что могу с ним спра­виться и держать его под контролем.

Когда Лиз так себя описала, она утвердилась в мысли: «спокойствие», «невозмутимость» и «прекрасное перенесение стресса» стали частью ее самооценки. Казалось, она излучает эти качества. Однако ее ситуацию с Майклом нельзя было на­звать спокойной.

Думаю, мы с Майклом полюбили друг друга, потому что были совершенно разными людьми. Он открытый, энергичный и прямой, в нем много огня. А я мягкая, больше люблю нахо­диться в тени. Наверное, я всегда догадывалась, что у него могут быть приступы гнева, но очень долго их не происходи­ло, и, как я уже говорила, я умею успокаивать гнев. Звучит смешно, правда? Я замужем за рассвирепевшим маньяком, который мне угрожает, до смерти его боюсь и говорю, что умею успокаивать гнев. Ну, думала, что могла. А потом все вышло из-под контроля. Что бы я ни делала — ласки, угово­ры, извинения, — все еще больше разжигало его гнев. Нахо­жусь в растерянности. Что происходит?

Большую часть жизни Лиз провела, оттачивая свой стиль отношения к людям, который, как ей казалось, приносит ре­зультаты. В нашем капризном обществе уважают людей, ко­торые способны укрощать гнев. Ее мягкий голос и спокойное поведение действовали настолько успешно, что она ошибоч­но стала принимать себя за человека, который совсем не бо­ится гнева и может его нейтрализовать. Она долго верила в то, что если сумеет поддерживать мир в семье, Майкл будет вести себя хорошо и ей удастся его образумить. Лиз говорила себе: нет причин для огорчения. Даже когда Майкл показал свой гнев, она решила прибегнуть к проверенному временем инструменту — убеждению.

Когда ее многократно опробованные методы не сработа­ли, Лиз почувствовала себя беззащитной и разочарованной. Сопротивление все более возрастающему давлению и угрозам затронуло оставшуюся с детства болевую точку, полную гнева и конфликтов. Будучи ребенком, она рассуждала так: «Не нуж­но еще больше сердить рассерженного человека. Его нужно успокоить, иначе он тебя обидит или, что хуже, оставит одну. Не нужно его огорчать». Это решение значительно сузило ее возможность в выборе, она так и не научилась соответствую­щим образом выражать свой гнев. Когда ее методы воздей­ствия оказались неэффективными, Лиз дала волю собствен­ным запасам гнева и разочарования, и кризис стал быстро нарастать.

Пока Лиз не исследует свой страх гнева и не найдет новых способов реакции на него, она всегда будет уязвима для шан­тажистов типа Майкла и подвержена неожиданным взрывам собственных сдерживаемых эмоций.

Другое лицо гнева

Моя клиентка Хелен, преподаватель литературы, с кото­рой мы познакомились в первой главе, считала, что в своем любовнике Джиме нашла идеального человека. Она знает, что чувствительна к гневу. Это отразилось на ее выборе людей, особенно любовников, чье общество ей приятно.

Я и не подумала бы встречаться с человеком, который повысил на меня голос. Когда я росла, то сполна получила такое отношение от мамы и папы. Папа по натуре мятеж­ник, что делало его совершенно непригодным к карьере воен­ного, которую он себе выбрал. Он не смог бы получить повы­шения и за тысячу лет и потому просидел двадцать лет писа­рем. Папа не мог вынести, когда глупцы, по его словам, получали повышение через его голову только из-за того, что со всем соглашались, и потому чувствовал неудовлетворен­ность. Он приходил домой и кричал на маму, она кричала в ответ, хлопали двери, летели на пол тарелки и кастрюли, а мы, дети, часто пугались. Я знала, что ничего плохого не слу­чится, но мой брат бежал к себе в комнату и начинал пла­кать, и мы придвигали его кровать к двери, поэтому крику­ны, наверное, не могли к нам вломиться. Когда дела станови­лись совсем плохими, папа убегал и не появлялся пару дней. Нас это не очень пугало; но, знаете ли, в моей жизни не нуж­ны такие скандалы. Я это уже проходила. Мне это ни к чему.

Метод взрослой Хелен для уклонения от гнева — «пред­почитаю не быть рядом с рассерженными людьми» — отра­жал детский опыт: убежать и переждать бурю или спрятаться там, где тебя никогда не найдут. Однако Хелен понимала, что гнев — это нормальная человеческая реакция, и как бы стара­тельно она ни искала место, где его не существует, или чело­века, который его не выражает, все ее попытки будут беспо­лезными.

Когда я встретила Джима, думала, что попала на небе­са. Он спокойный, обходительный, всегда посвящает мне пес­ни — словом, настоящий романтик. С того самого момента, когда мы повстречались, я не могла представить его крича­щим или скандалящим. Продано! Я его беру! Но знаете пого­ворку: «Берегись своих желаний, потому что они могут ис­полниться»? Теперь я понимаю, что она означает.

Вы можете подумать, что меня можно достать крика­ми. Это разумно. Но Джим — другой человек, и когда он сер­дится, становится еще спокойнее. Он не говорит, в чем дело, и вообще ничего не говорит. Мне почти хочется, чтобы он закричал, чтобы я знала, с кем имею дело. Это хуже всего. Когда он уходит в себя, я как будто умираю. Чувствую себя полностью отрезанной от мира, словно я на льдине посреди Северного Ледовитого океана. Не выношу, когда он сердится своим тихим, ледяным способом. Я должна выдернуть его из этой раковины, даже если мне для этого придется стоять на голове.

Или, как случается все чаще и чаще, прибегнуть к эмоци­ональному шантажу.

Я помогла Хелен пересмотреть способы реакции на гнев, большинство из которых она переняла еще в детском возрас­те, а затем мы работали над переопределением ее отношения к гневу. Ей удалось внести значительные улучшения в свою жизнь с Джимом, и этот процесс мы рассмотрим в следую­щих главах.

Никому из нас не нравится гнев, но если мы намереваем­ся избежать его или потушить, чтобы сохранить мир любой це­ной, то диапазон доступных нам действий становится таким же узким, как трос канатоходца: мы может уступить, сдаться, успокоить, то есть сделать все то, что поможет шантажисту добиться своего.

⇐ Предыдущая29303132333435363738Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: