— Но ни в «Яблоко», ни в СПС в отличие от «Единой России» сил­ком никого не загоняют?

— Но ни в «Яблоко», ни в СПС в отличие от «Единой России» сил­ком никого не загоняют?

— Мне известна другая ситуация — в регионах выстраиваются оче­реди для вступления в «Единую Россию». Кстати, среди менеджмента «Единой России» немало людей, которые работали в региональных отде­лениях «Яблока», СПС и других партий. Лично мне не известен ни один случай, чтобы в нее кого-то загоняли силком, но есть противоположные проблемы. Много тех, кто рвется в нее вступить, хотят этого не по идей­ным соображениям, а в расчете на карьеру.

— В думской фракции «Единой России» есть установка, что с прес­сой из всех членов фракции могут общаться не более десяти человек. И для фракции, в которой почти 300 членов это нормально?

— Фракция — это не партия. Когда у другой партии будет 300 депута­та в думе, вы увидите то же самое. Партия, которая имеет в парламенте большинство обычно использует возможности по контролю за аппаратом По максимуму. В других парламентах дисциплина еще жестче, чем у нас.

Выжать все, что можно выжать из своего большинства в парламенте вещь нормальная. Пусть это они лучше делают в парламенте, чем в стране.

— Часто приходится слышать от ваших коллег такие выражения как «Иванов контролирует такие-то потоки», «Зурабов контролирует вот эти потоки», «Сечин контролирует... », и еще кто-то что-то кон­тролирует. Такое ощущение, что все кругом что-то контролируют. А кто же тогда служит России?

— Все это домыслы. В чем беда слухов? Не в том, что они кого-то поро­чат, а в том, что их можно повторять, не проверяя. У нас нет расследова­тельской журналистки в том виде, в каком она должна быть.

— Но ведь были попытки со стороны прессы разобраться. Другое дело, чем они заканчивались.

— Чем же? Понимаете, попытка расследования — не само расследо­вание. Вряд ли ваш редактор примет у вас только «попытку» статьи, ему нужна статья.

— Если так проблематично разобраться, кто что контролирует, то кто же тогда служит стране?

— Да большинство и служит. В меру сил, ума. честности или про­дажности. Иногда бывает, и ворюги служат России. Другое дело, пока че­ловек набивает карманы, это отвлекает его от служения родине.

Безусловно, ситуация, которая возникла в министерствах и ведомст­вах после 1991 года не способствовала появлению высокоморальной бю­рократии. Советская-то была не очень, но ее хоть контролировали.

— Да и воровали тогда, как выяснилось, максимум три доски для дачи.

— Сегодня, когда раскрыты все советские тайны, то, увидев, что именно они там наворовали, думаю, это рассмешит рядового гаишника. Сегодня создано столько финансовых и корпоративных инструментов для воровст­ва, даже тащить впотьмах ничего не надо.

Недавно был такой случай. В один из государственных банков попала партия валюты, которая при проверке специальной аппаратурой выявила надпись «Взятка». Оказалось, эти деньги были выданы для оперативно­розыскной работы и украдены, так и не дойдя до операции.

— И после этого нам говорят, что наверху думают об интересах страны?

— И наверху думают, и внизу. Рассеянно, но думают. Стало общим местом говорить, что наша элита не качественна. Но другой нет, нарожайте.

— Даже самая-самая?

— Даже самая высшая элита не качественная. Многие из нее не учи­лись в университетах. Они большей частью попали туда благодаря после­революционным случайностям. Один очень известный сегодня политиче­ский лидер начал карьеру тем, что в августе 1991 случайно попал в Белый дом — его приняли за охранника Шеварднадзе. Но у нас есть механизм смены элит, он называется выборами.

— Вы о них серьезно или шутя?

— У нас элита в основном все время меняется. Средняя, во всяком случае, точно.

Но куда ей деваться? Скоро 2007 год, выборы. Для «Единой России» удержать власть будет очень не простой задачей, ее будут атаковать.

— Насколько демократично решение Путина назначать губерна­торами тех, кто и так уже был губернатором или президентом до этого 15 лет?

— Это практичность, а не демократичность. В принципе, у местного общества есть возможность выразить свое недоверие губернатору через де­путатов законодательного собрания.

— Сколько времени, на ваш взгляд, может человек находится у власти?

— Думаю, что пять лет, после пяти лет уже тяжело — замыливается глаз, начинается привыкание к себе у власти, снижается креативность. По­этому и установлен восьмилетний предел президентской власти, он дейст­вительно, максимальный. В регионах у руководителей больше соприкос­новения с населением, и у них есть возможность корректировать свои дейст­вия и вносить в них поправки.

Если же говорить о том, кто больше, а кто меньше находится у власти, то можно привести в пример московского мэра Лужкова. Много он или мало находится у власти? Наверное, много, дольше памятников Церетели. Но москвичи так пока не считают и не рвутся срочно его заменять.

— До того периода, как вы стали заниматься политтехнологиями...

— А я ими не занимаюсь. Я — консультант и занимаюсь политическим консультированием. Политтехнология какое-то бранное слово, которое не­понятно что обозначает. Моя задача — консультировать политиков.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: