Социальный конструкционизм

Общие положения. Хотя мы можем обнаружить большое разнообразие типов социального конструк-ционизма, за исключением специально оговоренных случаев, мы будем иметь в виду строгий, или радикальный, конструкционизм, представленный работами Кеннета Гергена (Kenneth Gergen). Далее следует ряд основных исходных положений, выдвинутых Гергеном (Gergen, 1994b), главным архитектором социального конструкционизма.

• Существующее, чем бы оно ни было, не имеет требований к тому, как оно выражено.

• Отношения между людьми, которые культурно и исторически обусловлены, определяют формы выражения, посредством которых люди познают мир. Ни мир, ни генетические детерминанты, присущие индивидуумам, не порождают описаний или конструкций мира. Такие конструкции являются результатом социальных взаимодействий. Знание является не достоянием индивида, а побочным продуктом отношений между членами сообщества.

• То, в какой степени любое конкретное описание мира остается актуальным с течением времени, зависит от социальных процессов, а не является вопросом объективной истинности (validity). Описание может оставаться тем же, в то время как мир меняется, либо описание может меняться, в то время как мир остается тем же. Хотя научные методологии были основаны на представлениях, которые впоследствии изменились, эти методологии до сих пор используются для научных описаний. В рамках научных сообществ эмпирические методы связаны с претензиями на истину. Эти сообщества подвергают проверке теории и принимают выводы, основывающиеся на использовании инструментов, статистики и других техник, принятых сообществом. Их «ритуалы» позволяют им делать предсказания. Однако научный метод не обладает «гарантией контекстной независимости», позволяющей ему претендовать на истину в большей степени, чем могут претендовать на нее другие методы описания.

• Значение (importance) языка вытекает из той роли, которую он играет в структурах отношений. Язык не является ни зеркалом или картой мира, ни референтным событием или внутренним процессом, а представляет собой социальный взаимообмен. Язык — это не идеи в головах людей, а бесконечные ряды означающих (signifiers), которые не обладают единственным значением (meaning) или означаемым (signification). Интеллигибельность возникает как результат повторяющихся паттернов слов, а слова обретают свои значения из контекстов отношений.

• Социальное сообщество может оценивать, подтверждать (validate) или не подтверждать утверждения, порождаемые в рамках данного сообщества, но не может делать этого по отношению к другому сообществу. Ученые могут оценивать работу ученых, но не служителей культа (cultists), и наоборот. Любая оценка — это оценка культурой того, что составляет ее часть и имеет для нее определенную ценность. Если оценка, произведенная посторонней группой, может быть сообщена оцениваемой группе и будет иметь в ней смысл, то «реляционные границы смягчаются» (р. 54).

Претензии на истину. Конструкционисты (в частности, Gergen, 1985, 1994b) настаивают, что претензии на истину на самом деле являются претензиями на то, что данное заключение обоснованно (warranted) или оправданно в том смысле, что другие принимают ту же группу слов, посвященную данному вопросу. (Конструкционисты избегают таких слов, как удостовериться, продемонстрировать, показать, доказать, подтвердить, подкрепить (фактами), определить. ) Они утверждают, что никакая теория или знание не может обосновать свою истинность ни с помощью фактических свидетельств, ни с помощью логики, поскольку такое обоснование предполагает круговую аргументацию: А обосновывает Б, а Б обосновывает А. Или если Б используется для обоснования А, нам необходимо некое В, которое обосновывало бы Б, но в этом случае требуется Г для обоснования В, и так до бесконечности. С другой стороны, если эмпирический подход использует логику или логический подход использует эмпирические данные для подтверждения своих претензий, тем самым он подрывает собственные позиции. Мы можем апеллировать только к «групповым конвенциям», настаивают конструкционисты. Они также отмечают, что любые интерпретации наблюдений и эмпирических данных варьируются от одной социальной группы к другой и от одной культуры к другой, и даже утверждения о существовании врожденного (inherent) когнитивного знания зависят от эмпирических методов. Следовательно, у нас нет никаких средств заложить какое-либо основание. Все интерпретации и все логические аргументы зависят от конкретной социальной группы, в которой формируются данные интерпретации, и лишены согласованности или интелли-гибельности за ее пределами. Поскольку мы социально конструируем вещи, само наблюдение неотделимо от этих конструкций. Никакое научное основание или знание невозможно.

Конструкционизм ничего не отрицает и не утверждает относительно мира или того, что находится за (его) пределами либо в (его) пределах. Социальный конструкционизм сам является социально сконструированным и предлагает свою позицию как форму интеллигибельности. Конструкционизм не может провозгласить себя системой, имеющей какое-либо превосходство над другими видами знания, как и не пытается заместить собой эти конкурирующие виды знания. Его интересует лишь то, какими преимуществами и недостатками обладает каждый из них. Он не спрашивает другие подходы об их заключениях относительно истинности и ошибочности, а предлагает им «играть с возможностями и практиками, согласующимися с интеллигибельностью, и оценивать их по сравнению с другими альтернативами» (Gergen, 1994b, p. 79). Аналогичным образом он не предлагает собственной позиции по вопросу моральных ценностей, но открыт для исследования в научной и других областях. Хотя он подходит к вопросам морали и этики как к относительным и полностью определяемым социальным контекстом, он не предлагает платформы, с которой можно было рассматривать другие позиции; поскольку все они являются взаимозависимыми с культурой и историей и с позиций одного невозможно оценивать другой. Мораль обретает свое значение исходя из «культурной интеллигибельности». Она является «формой коммунальной партиципации» (р. 103) в конкретном сообществе.

Поскольку все факты, вся информация, все процедуры, вся интеллигибельность — социальны, теорию невозможно подтвердить или опровергнуть, сопоставляя ее с реальным миром. Тем не менее Герген (Gergen 1994b) придерживается точки зрения, что при условии достижения соглашения в обозначениях и согласовании паттернов поведения науки могут предоставить полезные процедуры, информацию и программы культуре, для которой наиболее важным фактором является «теоретическая интеллигибельность».

Язык. Конструкционисты утверждают, что любые притязания на истину имеют в своей основе социальные конвенции языка. Поскольку эти конвенции меняются от группы к группе, а язык никогда не является однозначным и всегда содержит разные значения для различных групп и исторических периодов, он не может использоваться в качестве носителя истин о мире. Следовательно, невозможно подвергать проверке гипотезы, невозможно установить какие-либо фундаментальные истины о мире, так как они тоже структурируются языком. Помимо того что существуют барьеры между различающимися между собой групповыми значениями, исследователь всегда может привлечь более общие (широкие) предположения относительно контекста своих гипотез, так что та или иная их формулировка никогда не сможет быть окончательно подтверждена как истинная или опровергнута как ложная (Stam, 1990).

Хотя язык и не является носителем истины или рационального мышления, он все же обеспечивает средства для взаимопонимания; и эти акты взаимопонимания зависят от способа социального использования языка. Из повествовательных текстов члены сообщества конструируют свои версии реальности. Научные письменные источники представляют лишь одну из версий реальности, которая имеет не больше прав претендовать на истину, чем литература. То, что мы называет знанием, это не более чем нечто, по поводу чего мы пришли к социальному соглашению, представленному в языке. Наше знание, наши реальности состоят из слов, которые мы упорядочиваем с целью описания этих реальностей. Мифология, фольклор, наука и оккультизм представляют собой социальные конвенции, имеющие свое основание в исторических и культурных языковых конвенциях. Язык, а не индивидуальные разумы или когниции, обеспечивают для нас возможность структурировать мир в соответствии с особенностями использования языка конкретной социальной группой и особенностями ее контекста (Gergen, 1994b).

Конструкты традиционной психологии. Герген (Gergen, 1994b) отмечает, что трудно найти референты таких конструктов, как личный опыт, осознавание (awareness) и сознание (consciousness); однако спрашивая, как используются данные слова, чему посвящены те типы дискуссий, в которых они фигурируют, и какого рода социальные дискурсы их содержат, мы можем деобъективизировать эти конструкты и поставить вопрос о том, представляют ли они какую-либо реальность. При этом мы будем использовать психологические дискурсы как средство участия в определенных социальных отношениях, а не как попытки отражения какой-либо реальности. Харре (Нагге, 1986а) утверждает, что эмоции не существуют в том смысле, в котором существуют вещи или присущие людям психологические черты, а были социально сконструированы в субстанциальной форме лишь относительно недавно. А согласно Хейли (Haley, 1963), такие понятия, как вхождение в контакт со своими чувствами, проработка определенных эмоций, избавление от них и приобретение свободы в выражении чувств, относятся к области народной психологии (folklore psychology).

Большинство конструкционистов критически настроены по отношению к конструкту «разума» и к конструкту мозга как его заместителя. По мнению Коултера (Coulter, 1989) разум, или субъективность, есть взаимодействие. Такие его атрибуты, как характер или опыт, являются производными культуры. Он находит, что антропоморфные характеристики, которыми наделяется мозг, практически лишены смысла, как и утверждение, что мой мозг, а не я сам, испытывает жажду. «Предположение о том, что это мой мозг нуждается в стакане воды, чтобы утолить жажду, является в лучшем случае неудачной шуткой» (р. 123). Зрительные впечатления, утверждает он, не находятся в мозге или где-либо в другом месте, хотя мозг может участвовать в их появлении. Утверждение о том, что мы имеем (получаем) впечатления, не обязательно предполагает, что мы ими обладаем, и следовательно, что они где-то локализованы. «Иметь деньги» — предполагает их конкретное местонахождение, но «иметь возражение» — нет. Аналогичным образом иметь зрительное впечатление не предполагает его местонахождения. То, что предполагается в качестве продукта, находящегося внутри нас, разума или мозга, на самом деле возникает в ходе наших повседневных интеракций.

Герген (Gergen, 1994b) указывает на то, что мента-лизм снова возвратился в психологию в форме когни-тивизма, и демонстрирует противоречия, возникающие при использовании таких конструктов, как репрезентации, ментальные карты и т. д. Он также указывает на то, что менталистские термины используются для определения других менталистских терминов. Герген призывает вытащить разум из головы и поместить его в сферу социального дискурса. Скарр (Scarr, 1985), напротив, предлагает конструкционис-тскую позицию, которая является в значительной степени менталистской/когнитивистской: знание — это конструкция человеческого разума. Сенсорные данные фильтруются через познавательный аппарат наших органов чувств и превращаются в восприятия и когниции. Человеческий разум также конструируется в социальном контексте (р. 499).

Это последнее утверждение возвращает разум в сферу социальных конструкций, однако автор отдает предпочтение менталистским конструкциям. Харре (Нагге, 1987) превращает разум в диалоги (conversations), организованные вокруг таких тем, как обязанности, ожидания и этические отношения. Иными словами, наш разум конструируется в диалогах, а потому не обладает независимым существованием.