Модификации конструкционизма. ВЫВОДЫ

Модификации конструкционизма

Были предприняты попытки избежать крайностей, свойственных строгому конструкционизму, в результате которых появились такие его модификации, как контекстуальный конструкционизм (см. с. 217). Этот подход представляет собой альтернативу конструкци-онистской позиции и предполагает, что познавательное отношение заключается во взаимодействиях в контексте познающего субъекта и познаваемого мира. На базе этого познавательного взаимодействия мы можем пытаться получать дополнительные знания о природе, включая социальные отношения и язык, чья роль так важна для конструкционистов. В реальности, как отмечают Вулгар и Полач (Woolgar & Pawluch, 1985), конструкционисты, занимающиеся исследованиями, неизбежно привносят в них интерпретативную структуру, которая имеет базис в мире здравого смысла. Это позволяет им наблюдать и анализировать социальные конструкции, которые они описывают в своих исследованиях.

Рассуждая аналогичным образом и используя исторические примеры, Фостер (Foster, 1987) показывает, что вопреки заявлениям конструкционистов научное знание все же аккумулируется и может быть объективным. Тот факт, что знание об объекте никогда не может быть полным или может быть ошибочным при первоначальном контакте, не является подтверждением абсолютной непознаваемости. При последующих контактах с объектом знание возрастает; и именно контакт с объектом, а не философская позиция, формирует наше понимание. Лишь за счет отрицания того, что мы имеем контакт с объектами, конструктивизму удается сохранить позицию релятивизма, выступающего против объективности. Релятивизм, отмечает Фостер, политически связан с анархизмом и фашизмом; он цитирует высказывание Муссолини (диктатора, руководившего Италией с 1922 по 1943 год, союзника Гитлера) о преимуществах релятивизма (см. также цитату из работы Гросса и Левитта, приведенную выше). В аналогичном заявлении Гитлер приводит практически те же самые аргументы, что и постмодернисты, касающиеся объективности, науки, истины, морали, власти и релятивизма (Rauschning, 1940). Р. Браун (R. Brown, 1994), однако, утверждает, что релятивизм вызвал к жизни меньше жестокостей, чем абсолютизм, и спрашивает, что хуже: зло, оправдываемое как культурный релятивизм, или зло, оправдываемое притязаниями на абсолютную истину? Он настаивает на том, что тирания полагается на абсолютизм, тогда как демократия полагается на релятивизм, вынося свои суждения.

Еще одна из многих предложенных модификаций признает социальные влияния, продолжая рассматривать при этом конструкт Я в качестве причинного агента (Maseolo & Dalto, 1995). Данная гипотеза привлекает вероятностный эпигенез (см. главу 13, с. 333), согласно которому организм является одним из взаимодействующих компонентов в иерархически организованной эволюционной системе взаимодействия организм—среда, и по аналогии, Я рассматривается как один из уровней данной системы. Заметим, что данная гипотеза предполагает взаимодействие конструкта (Я) с объектами или событиями (организм и среда). (См. главу 11, с. 284-285, где предлагает альтернативный, недуалистический подход к Я. )

ВЫВОДЫ

Постмодернизм базируется на теории искусства и литературной критике, однако вносит свой вклад в науку, показывая, что науке в значительной степени свойственны субъективность, приписывание объектам ценностных характеристик, а также культурные и тендерные предубеждения, что необходимо принимать во внимание. Однако вследствие своих экстремистских взглядов, а также презрения к наукам и принижения их роли постмодернизм снискал дурную славу в глазах ученых и других слоев общественности, а влияние социального конструкционизма на сферу образования, возможно, принесло больше вреда, чем пользы. Постмодернизм занял ведущие позиции в женских исследованиях, социологии социальных проблем и педагогической психологии. И все же лишь немногие представители физических и биологических наук, а также других разделов психологии согласились принять его в качестве короля наук или господствующей науки. Постмодернизм все чаще рассматривается просто как очередной стиль в искусстве, не способный сказать нечто достойное внимания о структуре знания или науке.

Данцигер (Danziger, 1997) рассматривает конст-рукционизм как выполняющий преимущественно критическую функцию и подвергающий сомнению исходные положения традиционной психологии. Автор надеется, что в этой роли он поможет поколебать позиции догматизма. Поскольку постмодернизм, как правило, выступает в качестве критика, своим существованием он обязан той самой системе, которую пытается изменить. А значит, его можно назвать «паразитическим» или, быть может, «симбиотическим», отмечает Данцигер. Зависимая роль постмодернизма заставляет его занимать значительно более традиционные позиции, чем можно ожидать, судя по его исходным положениям, заключает Данцигер. ,

Данное заключение, по-видимому, созвучно с некоторыми пунктами, изложенными выше (раздел: Критика), рассматривающими постмодернизм / конструк-ционизм как использующий минимум четыре принципа, которые кажутся противоречащими его программе: (а) использование рациональных доводов, выходящих за рамки локальной группы, (б) пересечение границ социальных групп в поисках сравнений, (в) использование эмпирических свидетельств, (г) ориентация на социальную реформу, что противоречит позиции релятивизма, и, вдобавок к ним, (д) неявное признание реальности (actuality) несоциальных событий.

Представляется очевидным, что социальный кон-струкционизм играет важную роль, указывая на ряд важных проблем и недостатков психологии, среди которых можно упомянуть следующие: субъективность в планировании и интерпретации исследований; ценностные суждения, заложенные при проведении исследований; ограниченность «объективных» методологий в экспериментальной психологии; авторитарная роль терапевта, принимаемая некоторыми разновидностями психотерапии; роль истории и контекста как неотъемлемой части любого научного предприятия; социальные и исторические корни некоторых общераспространенных психологических конструктов, таких как ментализм, репрезентацио-низм и биологический редукционизм.

Однако лишь немногие психологи и представители других научных дисциплин готовы отказаться от наблюдений и свести все знание и все научные процедуры к одним лишь языковым конвенциям, как того требует строгий конструкционизм. Контекстуальный конструкционизм с его подчеркиванием своей неразрывной связи с обыденным миром и контекстуальными отношениями, присущими этому миру, вероятно, может рассчитывать на более теплый прием. «Освобождение психологических теорий от жестко ограниченных (но не обязательно от всех) утверждений, основанных на наблюдении, возможно, является наиболее существенным наследием [конструкционизма]» (Stain, 1990, р. 251).