Формирование межкультурной компетенции 6 глава

Поведение представителей разных культур существенно отличается и частотой использования жестов. Так, Майкл Арджайл приводит следующие статистические данные: в течение одного часа финн в среднем использует только 1 жест, русский – 40, итальянец – 80, француз – 120, а мексиканец – 180.

Для практики межкультурной коммуникации эта информация может иметь определенное значение, поскольку финн, если он хочет произвести положительное эмоциональное впечатление на мексиканца, должен стремиться быть как можно живее и «развязнее»; мексиканец, преследующий такую же цель, должен вести себя прямо противоположным образом – быть как можно более сдержанным в своих жестах при общении с финном, иначе он может произвести впечатление слишком развязанного и даже несерьезного человека. Кроме того, флегматичного и спокойного финна жестикуляция мексиканца, неумеренная в его глазах, будет раздражать и быстро утомлять. Неумение учитывать различия в интенсивности использования элементов невербальной коммуникации весьма ощутимо и имеет негативные последствия при выполнении партнерских действий, которые требуют согласованности и ориентированы на выполнение интенсивной нагрузки. Имеются в виду такие виды совместной деятельности, как, например, работа космонавтов на борту космического корабля, командная работа экспертов-аналитиков, проведение совместных лабораторных исследований и экспериментов, совместные путешествия, в особенности, долгосрочные и т.п.

Не овладев информацией о значении знаков невербальной коммуникации, имеющих специфическую национально-культурную окраску, мы каждый раз рискуем неправильно их интерпретировать и – как следствие неверной интерпретации – неадекватно отреагировать на них, что становится причиной недоразумений или даже серьезных неудач при общении с представителями других культур.

Так, Д.Б. Гудков привел пример коммуникативного сбоя в общении, при котором бейсболки на головах американских студентов, их ноги, поднятые выше уровня стола, были восприняты русским преподавателем, не имевшим до этого дела с американцами, как сознательная демонстрация неуважения к нему, в то время как для американских студентов неснятые головные уборы и свободные позы были лишены каких-либо знаковых функций [2: 61].

Пытаясь выразить эти явления научным языком, исследователи ввели в оборот термины «коммуникативный сбой», «коммуникативный разрыв», «коммуникативная ошибка», «коммуникативная неудача» и «коммуникативный конфликт». При этом коммуникативные неудачи (КН) тесно связываются с понятием коммуникативных ошибок, потому что именно последние (при восприятии и порождении речи инофоном) являются источником первых (КН) [2: 61].

Различия замечены и в тактильном поведении представителей разных национальных культур, изучение которого выделилось в межкультурной коммуникации в специальную область знаний, именуемую такесикой. Элементами тактильного поведения являются самые разнообразные виды прикосновений к партнеру по коммуникации – рукопожатия, поцелуи, поглаживания, похлопывания, объятия и т. п.

Прикосновения, как и физическое расстояние между говорящими, определяют степень контактности носителей национальных культур. Замечено, что чаще других народов прикосновениями пользуются латиноамериканцы, хотя и арабы им в этом не намного уступают. Арабские мужчины, например, вообще могут стоять, держась за руки, что в глазах европейцев выглядит несколько двусмысленно. Арабские мужчины не должны прикасаться к женщинам, даже если это их собственные жены, на публике. Японцы же весьма редко прикасаются друг к другу, зато имеют традицию вместе мыться. При этом процедура омовения не имеет под собой абсолютно никакого сексуального подтекста. В японской культуре существует также обычай обмываться хозяину в той же самой воде, в которой только что вымылся его гость. Значение этого ритуала таково: он является формой выражения величайшего уважения и доверия по отношению к гостю, т. е. выступает как один из знаков традиционного японского гостеприимства.

Согласно наблюдениям, разного рода прикосновения оказывают неодинаковое влияние на характер и эффективность межкультурной коммуникации. Если в одной культуре прикосновение коммуниканта к определенным частям тела собеседника является допустимым, то в других культурах такие прикосновения могут быть запретными, входить в число табу. В 1975 г. Барнлунд получил данные о частоте касаний к различным частям тела собеседника. Так, например, в США партнер по коммуникации может прикасаться к любым частям тела собеседника, кроме тех, которые относятся к области табу во всех национальных культурах (гениталии). В Японии же табу распространяется на прикосновения почти ко всем частым тела, в особенности при общении с представителями противоположного пола. С точки зрения различий по частоте прикосновений, национальные культуры могут быть высококонтактными, низкоконтактными или занимать промежуточное положение между этими двумя группами. Любопытно, что низкоконтактная японская культура отличается склонностью ее представителей общаться на короткой физической дистанции; скученность людей воспринимается здесь, по наблюдениям Э. Холла, как признак теплой и приятной интимной близости, и в некоторых ситуациях японцы предпочитают находиться как можно ближе друг к другу. Возможно, короткая дистанция при общении является своеобразной компенсацией низкой контактности носителей японской культуры и в этом отражается принцип сбалансированности внутрикультурных характеристик. С.Н. Глазкина открыла закон «коммуникативного баланса». Проявление этого закона в речи русскоговорящих заключается в том, что чем сильнее выражена директивность, тем большее количество форм ее смягчения существует в языке. Именно поэтому в русском языке в структуре директив широко используются неопределенно-личные конструкции: «Приказали просить»; «А еще чайку не угодно?» (Л. Толстой).

Гарри Триандис проводит сравнение: если в США предпочтительно крепкое рукопожатие (слабое считается признаком вялости собеседника или свидетельством отсутствия интереса к собеседнику – замечание мое, С.П.), то в некоторых культурах оно расценивается как агрессивный жест [цит. по: 6].

Существенные межкультурные различия исследователи обнаружили и в манере глядеть на партнера по коммуникации. В некоторых странах, например, США, России, Франции вежливым считается смотреть друг другу в глаза во время беседы. В противоположность этому аборигены Австралии проявляют вежливость, избегая глядеть друг другу в глаза.

Исследования в области сенсорики показали, что характер и эффективность нашего общения с партнером по коммуникации зависят от того, как мы воспринимаем исходящие от него запахи, ощущаем вкус предложенной им пищи, воспринимаем цветовые сочетания в его одежде или интерьере его жилища, ощущаем тепло его тела. Особенно большое значение при общении имеют запахи: мы можем даже отказаться от общения с человеком, если сочтем, что от него дурно пахнет. Жители высокогорья Гвинеи натираются грязью, свиным жиром и практически не моются. Можно себе представить, как осложнится процесс их общения с европейцами и, в особенности, с североамериканцами, которые придают чрезвычайно важное значение свежести запаха, гигиене в целом и ни один день не могут прожить без душа.

Далеко не случайно, что во многих русских народных сказках, уходящих своими корнями в глубокое прошлое, часто повторяется одна и та же реалия – баба Яга произносит фразу: «Фу! Фу! Здесь русским духом пахнет!» (в данном случае дух означает запах), так как издавна считалось, что каждый народ имеет свой специфический, только ему присущий запах. В языковом сознании русских запах (дух) и душа оказались ассоциативно связанными, что непосредственно отразилось на процессе словообразования: дух и душа являются однокоренными словами, что не имеет аналога во многих других языках: сравним в немецком языке: der Geist – дух; die Seele – душа. Таким образом, значительная часть ассоциативных связей, лежащих в основе языкового сознания, является неповторимым, культурно обусловленным явлением.

Так же культурно обусловленными являются пространственные отношения между людьми. Нередко на международных конференциях можно наблюдать картину, когда в процессе общения американец или европеец постепенно пятится под натиском наступающего на него араба. Каждый из них, таким образом, пытается сохранить привычную и удобную для него дистанцию. Дело в том, что каждый человек считает, что для своего нормального существования он должен иметь определенный объем физического пространства вокруг себя. Это пространство человек воспринимает как свое собственное; по количественной характеристике оно больше всего впереди человека, меньше по бокам и еще меньше сзади. Нарушение этого пространства человек склонен воспринимать негативно – как вторжение в его внутренний мир.

Помимо пространственной близости в некоторых культурах важную роль играет и взаимное расположение людей. Так, в кочевых племенах Аравии бедуин всегда шествует впереди, а его жены гуськом семенят сзади. При этом данное расположение женщин не является оскорбительным, а, скорее наоборот, подчеркивает их женственность и привлекательность. Существует даже легенда, доказывающая, что бедуин должен непременно идти впереди женщины: «…Когда Моисей из Египта бежал в пустыню, он наткнулся на погонщиков верблюдов и их семьи, которые умирали от жажды. Их колодец был завален куском скалы, Моисей повернул скалу и напоил людей и скот. В благодарность один бедуин отдал Моисею свою дочь. И она пошла впереди него, указывая дорогу через пустыню. Вдруг подул ветер, поднял ее платье и обнажил ноги. Тогда Моисей сказал: «Было бы лучше, если бы ты шла сзади и направляла меня».

Пример закрепившегося в национальной традиции пространственного расположения людей можно наблюдать во время прогулки японского семейства: впереди шествует отец семейства, следом за ним семенит его жена, а уже за ней следуют дети.

Восприятие и использование времени также является культурно обусловленным. Так, общие собрания в африканских деревнях начинаются только после того, как соберутся все жители деревни. Латинская Америка является рекордсменом по опозданиям, которые представители латиноамериканской культуры воспринимают с философическим спокойствием, не относясь ко времени как к социальной ценности: опоздание на 45 минут является вполне обычным делом. Преподаватели русского языка как иностранного из города Новосибирска поделились своим впечатлением от общения с монгольскими студентами. Первые из них были крайне удивлены и возмущены тем, с их точки зрения, вопиющим фактом, что монгольские студенты позволяли себе опоздание на 1,5 часа, в то время как вторые никак не могли взять в толк, чем русские преподаватели так недовольны.

Большое количество приведенных нами фактов из сферы невербальной коммуникации убеждает в том, как много мы должны знать о культурах партнеров по общению, чтобы добиться успешной, эффективной коммуникации, которая оправдает наши надежды и даст нам возможность осуществить свои цели и намерения. Однако важно не только овладеть обширными теоретическими знаниями из области невербальной коммуникации, но и уметь реально применить их в практике общения, а это куда более сложная задача, поскольку любой коммуникант на подсознательном уровне применяет жесты общения, усвоенные им с детства из родной культуры и доведенные до уровня автоматизма в своей повседневной коммуникативной практике. Эти жесты выдают в нем «чужака» даже в том случае, когда он прекрасно владеет иностранным языком. Так, известен случай, когда один из агентов европейской разведки на Ближнем Востоке был разоблачен только благодаря тому, что использовал жест, не свойственный для поведения в культуре данного народа: слушая музыку, он качал в такт ногой, что совершенно исключено для жителя Ближнего Востока.

5.3. Паравербальная коммуникация

Под паравербальной коммуникацией понимают совокупность звуковых сигналов, сопровождающих устную речь с их физическими и количественными характеристиками.

Структуру паравербальной коммуникации, то есть составляющие ее элементы, можно представить в виде табл. 4.

Таблица 4

Структура паравербальной коммуникации

Скорость речи, темп (просодика)

Громкость голоса

Артикуляция

Высота голоса (тембр), интонация

Экстралингвистические характеристики (паузы, кашель, вздохи, смех, плач, манера говорить – многословие / лаконизм)

Существуют веские причины, побудившие специалистов в области межкультурной коммуникации специально заниматься изучением элементов паравербальной коммуникации. Дело в том, что партнеры по коммуникации могут хорошо говорить на одном языке, но их коммуникативные ожидания останутся при этом неоправданными, а цель коммуникации недостигнутой. Мы хорошо знаем об этом по многочисленным фактам неудавшейся коммуникации, осуществляемой на языке, родном для обоих (нескольких) участников общения. В связи с этим совершенно очевидно, что эффективность коммуникации определяется умением овладеть совокупностью знаний не только о речевом и поведенческом этикетах, но и о паравербальном языке общения, принятом в культуре страны изучаемого языка.

Этот тезис подтверждает любопытное доказательство, почерпнутое мной из опыта работы моих коллег из Новосибирска, специализировавшихся на обучении зарубежных студентов русскому языку как иностранному. Группа студентов из Таиланда не приняла преподавателя русского языка как личность и специалиста. В жалобе на имя ректора университета содержалась просьба заменить его другим специалистом. В качестве аргумента была выдвинута следующая формулировка: «Она на нас кричит». Причиной такого неприятия манеры преподавателя говорить послужил тот факт, что специалист из Сибири не учел в процессе коммуникации различий в элементах паравербального языка. Студенты судили о преподавателе с позиций норм общения, принятых в их родной культуре и языке, в которых элементы паравербальной коммуникации существенно отличаются от принятых в русском языке: громкий голос, явно выраженное интонирование речи, четкость произношения, обилие логических ударений – одним словом, все те признаки паравербальной коммуникации, которые культурным сознанием людей Запада, США или России воспринимаются позитивно, как показатели хорошего тона общения и владения основами ораторского искусства, навыками педагогического ремесла, были восприняты представителями другой культуры негативно, потому что с позиций другого культурного сознания были интерпретированы как невежливость и неуважение по отношению к слушателям – студентам.

Американский культуролог и лингвист Эдвард Холл исследовал аспекты паравербальной коммуникации в книгах «Незримые измерения» (1966 г.) и «За гранью культуры» (1976 г.). В русском переводе 1997 г., выполненным Ю.В. Емельяновым, фрагменты этих книг были объединены в один текст под названием «Как понять иностранца без слов». Проводя идею о том, что элементы паравербальной коммуникации отражают связь между языком и системой общественной организации в той или иной культуре, ученый, в частности, писал: «<…> тон, которым говорит лицо, играющее роль лидера; подобострастный тон, с которым обращаются к старшим по званию и положению (рядовые к капитанам, капитаны к генералам, медицинские сестры к врачам и т. д.) – все эти элементы могут быть способами выражения высокого положения и отношения к нему в <…> обществе» [6: 252].

Этот пример ярко демонстрирует тот факт, что осмысление различий в паравербальной коммуникации может внести свою лепту в классификацию культур. Так, громкость голоса говорящих позволяет различать так называемые «тихие» и «громкие» культуры. К первым относятся культура таких стран как Китай, Япония, Таиланд. Ярчайшим представителем «громкой» культуры является культура США. Многим из имеющих опыт общения с американцами приходилось наблюдать паравербальное поведение американских ораторов: для последних важно высказать все, что они хотят, до конца, даже без учета того, насколько внимательны к их речи слушатели. Американец продолжает свое выступление даже в том случае, если никто в зале (аудитории) его не слушает: для него на первом месте стоит не обратная связь, а собственное желание высказаться.

 

Рекомендуемая литература к теме 5:

 

1. Горелов И.Н. Невербальные компоненты коммуникации. М.: КомКнига, 2006.

2. Биркенбилл Ф. Язык интонации, мимики, жестов / пер. с нем. F. Birkenbill. Signale des Korpers. Korpersprache verstehen. СПб.: Питер Пресс, 1997.

3. Hall E. The Hidden Dimension. Garden City, New York: Doubleday and Company, 1966.

4. Hall E. Beyond Culture. Garden Сity, New York: Anchor Press/Doubleday, 1976.

5. Фаст Дж., Холл Э. Язык тела. Как понять иностранца без слов / Перев. с англ. Ю.В. Емельянова. М.: Вече, Персей, Аст, 1997.

6. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика в ее соотношении с вербальной. Автореф. дисс. на соиск. учен. степ. д. филол. н. М., 2000.

7. Сорокин Ю. Переводоведение: статус переводчика и психогерменевтические процедуры. М.: ИТД ГК «Гнозис», 2003.

Вопросы для самоконтроля

1. Что является основным элементом вербальной коммуникации?

2. Перечислите 5 составляющих (элементов), входящих в структуру невербальной коммуникации.

3. Какие зоны существуют в пространственных отношениях коммуникантов?

4. Приведите примеры различий в области сенсорики между представителями разных национальных культур.

5. Кто из российских и зарубежных ученых изучал аспекты невербальной коммуникации?

6. Каковы средние статистические данные частоты использования жестов представителями разных национальных культур и кто их привел?

7. Какие составляющие (элементы) входят в структуру паравербальной коммуникации?

8. Назовите имена исследователей и наиболее известные труды из области паравербальной коммуникации.

Тема 6
Аккультурация как процесс освоения иноязычной культуры

6.1. Языковые и культурные барьеры

В современной науке нет однозначного понимания термина аккультурация. Так, Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров понимают под аккультурацией «усвоение человеком, выросшим в одной национальной культуре, существенных фактов, норм и ценностей другой национальной культуры» [18: 11]. Представители социальной психологии понимают этот термин по-своему, применяя его к монокультурной коммуникации, в условиях которой человек вынужден усваивать нормы поведения новой для него социальной среды – армия, тюрьма и т.п. В рамках мкк как области знаний этот термин, безусловно, используется в первом из приведенных значений.

Д. Б. Гудков внес существенные коррективы в трактовку понятия аккультурации, подчеркнув, что необходимо различать два типа приобщения к чужой культуре: 1) характерные для иммигрантов рекультурацию и ресоциализацию, которые приводят к серьезной трансформации существующих связей, моделей поведения и ценностных установок, что неизбежно вызывает десоциализацию и декультурацию и 2) знакомство инофона, сохраняющего свою принадлежность к определенной национальной культуре, с культурой страны изучаемого языка – то есть процесс, который не сопровождается кардинальной трансформацией ценностей родной для инофона национальной культуры, продолжающих существовать в неизменном виде [2: 87].

С этими различиями связано и разное отношение исследователей к процессу аккультурации: исследователи могут спорить между собой во взглядах на процесс аккультурации, включая в понимание термина разное содержание. При этом они расходятся и во взгляде на то, является ли аккультурация в ее втором, позитивном, понимании основной целью поликультурного и мультиязычного образования. Те из исследователей, которые признают эту цель в качестве главной, считают достижимым и воспитание поликультурной личности. К ним относятся М. Беннет, Т.Г. Грушевицкая, В.Д. Попков, А.П. Садохин и др. Другие исследователи считают не только недостижимым, но и ненужным полное вхождение инофонов в неродную для них культуру, их превращение в «своих» в иноязычной культуре или обретение так называемого «статуса гражданства» в ней. К числу этих исследователей относятся С.Г. Тер-Минасова, Д.Б. Гудков, В.А. Масленникова, Л. Сальмон и др.

Языковые барьеры для людей, делающих попытки говорить на иностранном языке, связаны с недостаточной лингвистической компетенцией – недостаточным владением разными уровнями языка: фонетическим, лексическим, грамматическим, синтаксическим. К сбоям в общении могут приводить ошибки или незнание в любой из этих сфер.

Хочу привести один пример из собственной практики международного общения. Однажды у меня в гостях были бельгийские кинорежиссеры, создатели документальных фильмов. Их целью было развеять негативное представление о России, создав положительный образ современной России через призму портретной галереи людей – не отступающих перед житейскими трудностями, борющихся и создающих своим трудом новую жизнь. Вместе с бельгийскими гостями мы с коллегами – преподавателями и переводчиками – бурно обсуждали, каких персоналий можно пригласить в качестве героев-персонажей этой киноленты. Обсуждение, по русской традиции, сочеталось с застольем. Один гость из русских, желая сделать мне комплимент по поводу того, что я вкусно готовлю, но, владея при этом очень маленьким словарным запасом английского языка, употребил слово cook, и вся фраза в буквальном переводе прозвучала следующим образом: «Светлана – отличный повар». Бельгийский режиссер растерялся: «Как?! А мне в Бельгии сказали, что она в университете преподает…».

Интересные примеры того, как недостаточное владение лексическим фондом языка общения приводит к коммуникативным сбоям и даже серьезным конфликтам, привел Д.Б. Гудков:

1. «Русский предприниматель в беседе со своим американским коллегой обратился к тому со следующими словами: “Я был в одной фирме и забросил там удочку насчет твоего предложения”. Американец совершенно не понял вторичную номинацию «забросить удочку», что привело к непониманию им приведенного высказывания» [2: 60]. Это пример коммуникативного сбоя.

2. «В беседе с кубинским курсантом, обучавшимся в советском военном училище, его русский сокурсник, рассказывая какую-то историю, употребил асемантичный обсценный оборот “… твою мать”. Вспыхнула жестокая драка, ибо кубинец воспринял данное выражение буквально, осемантизировав асемантичный фразеологизм, являвшийся в этом случае просто словом-паразитом, и решил, что ему нанесено одно из самых страшных оскорблений» [2: 60]. Данный случай является примером коммуникативного конфликта.

Освоение одного только лексического уровня языка есть проблема, неизмеримо более сложная, чем может показаться. Во-первых, потому, что слово не живет в контексте предложений и фраз изолированной жизнью; сочетаемость слова с другими словами может очень сильно варьироваться в зависимости от конкретного контекста, и поэтому реальное употребление слов становится возможным только при наличии знаний о возможностях таких контекстуальных сочетаний.

Во-вторых, чтобы правильно употребить слово, надо знать, по выражению С. Г. Тер-Минасовой, как это слово там, в другой культуре, «живет»: что за ним стоит. А постичь это мешает огромная культурная разница, культурные различия. (Поэтому изучение межкультурных различий в настоящий момент является одной из «ядерных» зон в проблематике межкультурной коммуникации – примечание мое – С. П.). Иностранное слово – это «вуаль, которая висит над миром». При этом так называемая безэквивалентная лексика является далеко не самым трудным препятствием при переводе с одного языка на другой. При ее переводе достаточно простого пояснения. Гораздо более сложная задача – поиск эквивалента. Найти последний бывает не просто, потому что для этого надо знать, что стоит за иностранным словом, как оно «живет» в мире иностранного языка и культуры.

Люди с непродвинутым уровнем владения иностранным языком ошибочно полагают, что главное – освоить лексический пласт языка, и тогда общение потечет, «как по маслу». Это глубокое заблуждение. Можно привести огромное количество примеров того, как отсутствие компетенции в любом уровне языка приводили к коммуникативным сбоям. В телевизионной лекции 6.09.2011 г. С. Г. Тер-Минасова привела пример коммуникативного сбоя, возникшего вследствие того, что женщина-инофон, использовавшая русский язык в качестве языка международного общения, допустила фонетическую ошибку, неправильно поставив ударение в слове: человеку, стоявшему возле выхода из поезда в метро, вместо «Вы вых' о дите?» она адресовала фразу «Вы выход' и те!».

Однако знание иностранного языка не решает проблему коммуникативных трудностей. И происходит это потому, как заметила С.Г. Тер-Минасова в своем устном докладе «Можно ли построить Вавилонскую башню?» на XVI международной конференции в Томске «Язык и культура в евразийском пространстве», что за барьерами языковыми незримо встают барьеры культурные, и как раз эти барьеры являются самыми труднопреодолимыми. Над миром языка живет мир сознания, и связь между этими мирами не является прямой. С иностранным словом в иноязычной культуре связан целый комплекс представлений и ассоциаций. Так, со словом утро в англоязычной культуре связано представление о времени суток, которое следует сразу после 12-ти часов ночи, и время события, которое в англоязычном тексте обозначено как произошедшее сегодня, на русский язык должно быть переведено как происходившее вчера. А фразу «У нее болела голова, и она осталась наверху» следует понимать как «У нее болела голова, и она не вышла к завтраку», имея при этом в копилке фоновых знаний о культуре страны изучаемого языка представление об ином, чем в России, архитектурно-пространственном устройстве английского дома, где спальня всегда находится в верхнем этаже дома. Перевод во всех подобных случаях должен делать «зигзаг» с поправкой на особенности национального мышления.

Таким образом, иностранное слово и иностраный язык есть «тропинка, которая не просто ведет в другой мир, но которая уводит из мира родной культуры». В мире другой культуры действуют другие обычаи, используются другие правила общения, в общем, существуют другие культурные паттерны (стереотипы), на которых держится основание иноязычной культуры. Нарушение этих правил воспринимается носителями данной культуры как покушение на «святое святых» культуры, как посягновение на основания национальной жизни.

Особенность культурных ошибок в том, что они воспринимаются более негативно и болезненно, в то время как ошибки языковые не вызывают особого раздражения, а иной раз могут даже умилять носителей языка. И если крайним следствием языковой ошибки может быть насмешка, потеря репутации, то следствием культурной ошибки может стать межнациональный конфликт.

Характерной чертой русской национальной культуры С.Г. Тер-Минасова называет ту особенность, что языковые ошибки не прощаются своим, тогда как культурные ошибки не прощаются никому. Культурный барьер «торпедирует общение». Для того чтобы преодолеть культурные ошибки, нужно приложить колоссальные усилия.

Первейшим условием преодоления ошибок межкультурного общения выступает обретение так называемых «фоновых знаний» о культуре страны изучаемого языка. А культура, по выражению С.Г. Тер-Минасовой, – «это весь мир и жизнь» – экономика, политика, религия, литература и т. д., и т. д. И если бы те, кто берутся изучать иностранный язык, это заранее знали, то «смельчаков заняться этим делом было бы гораздо меньше».

Существование культурных барьеров объясняется тем свойством культуры, что она не является «просто обычаем, который можно надеть или сменить как костюм» (выражение Э. Холла). Родная культура «пронизывает» всего человека, «пропитывает» все поры его духовного и физического существования (метафора автора данного пособия – С.П.). Чужая культура означает совершенно иной «способ организации жизни людей, их мышление, восприятие основополагающих принципов относительно семьи и государства, экономической деятельности <…>» [6], иное понимание смысла человеческого существования.

Кроме того, одного теоретического освоения основ иноязычной культуры, конечно, недостаточно. Нужен солидный опыт межкультурного общения. Только в практике общения с представителями другой культуры, в постоянном контакте с ними можно не только научиться имитировать принятые в другой культуре правила речевого этикета, поведенческие жесты, но и приучить себя к их восприятию как элементов осознания собственной культурной идентичности (элементов так называемой «вторичной» культурной самобытности), т. е. только став поликультурной личностью (подробно о духовно-психической структуре поликультурной личности см. ниже, подглавку 4 данной главы).

Одной из причин, объясняющей трудность преодоления культурных барьеров, выступает то, что наиболее очевидные вещи в культуре являются одновременно и наиболее трудными для понимания. Э. Холл показал, что эти «очевидные вещи» прячутся не только от глаз «чужаков», но парадоксальным образом скрываются даже от самих носителей культуры.

Самая широкая классификация языковых ошибок (их можно анализировать и корректировать, не выходя за пределы собственно языковой системы и ее речевой реализации) подразделяет их на фонетические и фонологические. При общении коммуникантов на русском языке как международном фонетические ошибки, «хотя и могут затруднять понимание высказывания, не “блокируют” это понимание»: носители языка видят ошибку и способны адекватно интерпретировать коммуникативную цель инофона. Примеры фонетических ошибок: отсутствие у инофонов, говорящих на русском языке, редукции [о] в безударных слогах ([молоко] вместо [мълъко], заднеязычность [р], придыхательность [т] не мешают различению русских фонем [2: 67]. Фонологические ошибки ведут к неадекватности в понимании и коммуникативным неудачам, потому что искажают смысл высказывания и приводят к его неверной интерпретации. Примеры фонологических ошибок: неразличение твердости/мягкости русских согласных ([угъл] и [угъл’], неразличение японцами, китайцами и корейцами [л] и [р], испаноговорящими [ч], [ш], [щ], [ж]).

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: