Степень выраженности контекста. Высокая/низкая контекстуальность

Контекст (в широком понимании этого термина) – все, что в конкретной ситуации высказывания является важным для понимания, то есть целый ряд так называемых контекстуальных показателей, к которым относятся:

· социальный статус, возраст и т. п. характеристики говорящего и слушающего (к примеру, состав лексических единиц и особенности морфологии речевых структур у представителей восточных культур варьируются в зависимости от возраста, служебного положения и социального происхождения партнера по коммуникации: в языках народов Востока существует большое количество специальных суффиксов, выражающих почтительное отношение к адресату речи);

· время высказывания;

· место высказывания;

· фоновые знания: визуальная, пространственная, причинная, кинематическая, эмоциональная информация, знания о типичных правилах поведения и т. д.

Учет контекстуальных показателей – важнейшее условие не только успешной межкультурной, но и внутрикультурной коммуникации.

Контекстуальность – степень проявления контекстуальных показателей. В одной и той же культуре, но в разных ситуациях общения и жизнедеятельности ее представителей контекстуальность может быть высокой или низкой. Показатели, позволяющие выявить степень контекстуальности:

· степень актуализации реалий окружающего мира (те реалии, которые в одних культурах воспринимаются как первостепенно значимые, в других культурах могут восприниматься как периферийные и, наоборот);

· соотношение вербальных и невербальных элементов коммуникации (Так, в одних культурах чаще, а в других гораздо реже используются жесты. Нам трудно, например, представить себе бурно жестикулирующего финна или вялого, не использующего никаких жестов итальянца. Низко- и высококонтекстуальные культуры различаются также длиной и смысловой значимостью пауз: в высококонтекстуальных культурах паузы при общении коммуникантов длиннее, но при этом не вызывают ощущения дискомфорта и являются весьма значимым элементом коммуникации);

· использование сокращенных либо расширенных языков общения (в сокращенных языках многие речевые структуры существуют в «свернутом виде», «не проговариваются», значительно шире область подразумеваемого, чем в расширенных языках);

· качества слова в речи коммуникантов:

а) полнота словесного выражения / недоговоренность;

б) индивидуальная окрашенность речи коммуникантов / клишированность («сглаженность») речи (не во всякой культуре яркая, индивидуализированная речь поощряется и может восприниматься как нормативная);

в) эмоциональность / сдержанность (это качество, как правило, непосредственно связано с предшествующим и зависит от него);

г) точность, ясность, прямота выражения смыслов / двусмысленность, смысловая неопределенность (так, двусмысленность коммуникации является характерной особенностью культур Востока; манера же американцев четко и ясно формулировать цель коммуникации и буквально сразу «брать быка за рога» выглядит приминивной и даже вульгарной в глазах восточного человека). Маркером проявления категории неопределенности в русском языке выступает присущая ему морфологическая избыточность. В качестве примера последней можно привести слово недоперепил из юмористического опуса М. Задорнова (в одном слове – 3 приставки).

Категория контекстуальности отражает, как и какие средства коммуникации используют представители тех или иных культур. Так, в одних культурах принципиально важное значение имеет содержание сообщения, выраженное на языке слов, в вербальной форме, и актуализируется то, что сказано, а не то, как сказано. Поэтому коммуникация в таких культурах слабо связана с контекстом: уделяется незначительное внимание тому, с кем и при какой ситуации происходит общение. Смысл высказываний ясен и без этих контекстуальных показателей. Для таких культур характерен когнитивный стиль обмена информацией, при котором значительные требования предъявляются к беглости речи, полноте высказываний (иногда свойственна даже многословность), ясности выражения мыслей, точности использования понятий и логике высказываний. Представители таких культур стремятся развивать свои речевые навыки. А сами такие культуры принято называть низкоконтекстуальными.

Примером ситуации общения с высоким контекстом является фрагмент из романа Б. Пастернака «Доктор Живаго», в котором описывается, что поток фраз вызывал у героя ощущение бессодержательности общения, а молчание ассоциировалось со смысловой многозначительначительностью, «тихим сердечным прикосновением». Если сравнивать субкультуры в структуре русской национальной культуры, становится очевидным, что полнота словесного выражения или многословие в большей мере характерны для русской элитарной культуры, в то время как словесная недоговоренность чаще проявляется в народной культуре.

Ярким представителем низкоконтекстуальной культуры является культура США. Индивидуализм американской культуры побуждает ораторов их этой страны высказываться ясно и четко, сразу выдвигать свои аргументы, чтобы вызвать реакцию у оппонентов.

Промежуточность русской культуры как культурного типа проявляется в том, что она является самой высококонтекстуальной в ряду низкоконтекстуальных культур и, наоборот, самой низкоконтекстуальной в ряду высококонтекстуальных. Если в структуре русской культуры выделить субкультуры, следует заметить, что в элитарной культуре контекстуальность значительно ниже, чем в народной культуре. Если же рассматривать русскую культуру как целостное образование, то в рейтинговой шкале по критерию контекстуальности она займет среди других культур срединное положение.

Проявлениями низкой контекстуальности в культурах можно считать развитые традиции ораторского искусства в России и странах Европы, в особенности в Греции (родине ораторского искусства) и Италии. В культурах этих стран существуют многочисленные формы пособий, трактатов, учебников, руководств, компендиумов по искусству устной речи. В культуре древней Руси словами «речь» и «слово» обозначались не только те понятия, которые мы имеем в виду в настоящее время, но и жанры устного и литературного словесного творчества. Вспомним «Слово о полку Игореве» неизвестного гениального автора, «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Слово о взятии Рязани Батыем», знаменитые речи князей на княжеских пирах и хвалебные речи в адрес князей. Даже в современной русской научно-популярной литературе сохраняются такие названия, как «Слово о словах» Л. В. Успенского (сравните: «Книга о языке» Д. Фолсома). Эти и другие многочисленные примеры подтверждают значимость слова в русской культуре, его высокий статус и являются свидетельством низкой контекстуальности русской элитарной культуры.

Существование герменевтики – науки толкования текстов, а также самих концепций толкования культуры, понимающих ее как сплошной огромный Гипертекст, также есть свидетельство низкой контекстуальности культур.

Коммуникация в высококонтекстуальных культурах характеризуется двусмысленностью, расплывчатостью и неконкретностью речи, изобилием форм высказываний, отражающих коннотацию приблизительности (типа «вероятно», «может быть» и т. п.). Так, в высококонтекстуальной японской культуре даже при деловых контактах разговоры обычно ведутся «вокруг да около», долго ведется рассуждение обо всем, только не об основном предмете общения. Эта стратегия позволяет представителям высококонтекстуальных культур лучше узнать о намерениях своих партнеров, чтобы настроиться на главную тему, либо противостоять, не уронив при этом достоинства своих партнеров. В высококонтекстуальных культурах значительно выше роль ритуальности в общении. Эти культуры относят к числу культур традиционной ориентации, в противоположность культурам модернизационного типа.

Смысл сказанного в высококонтекстуальных культурах зачастую трудно, а иногда и невозможно понять только из содержания самого высказывания. Для этого необходимо учесть многие контекстуальные показатели: характер самой ситуации общения, социальный статус адресата и адресанта, их возраст и т.п.

В высококонтекстуальных культурах паузы между высказываниями являются, как правило, более длительными и наделяются большим, значением, чем в низкоконтекстуальных культурах, то есть характеризуются многозначительностью. Эта особенность, как правило, сочетается с высокой степенью проявления ритуальности в культуре, то есть многие из высококонтекстуальных культур являются традиционными.

Представления о низкой и высокой контекстуальности Эдвард Холл Эдвард высказал в 3-х своих книгах – «The Hidden Dimension» (Незримое измерение), 1966 г. [23], «Beyond Culture» (За гранью культуры), 1976 г. [24] и «The Dance of Life» (Танец жизни), 1983 г. [25]:

«Под контекстом высоким или низким подразумевается объем информации, которая в данной коммуникации является функцией контекста, в котором она проявляется. Коммуникация с высоким контекстом – это такая коммуникация, в которой основное значение сообщения заключено в контексте и лишь небольшая его часть находится в самом сообщении» [24: 229]. Здесь и далее фрагменты книг Эдварда Холла на русский язык приводятся в переводе студентки V курса Института языковой коммуникации Анастасии Шушаниковой).

Однако Эдвард Холл не связывал понятия высокой и низкой контекстуальности исключительно с разными национальными культурами. В книге «Beyond Culture» («За гранью культуры») [24: 79] он отмечал: «Ни одна культура не может находиться исключительно на одном конце шкалы степени выраженности контекста, являясь культурой с низким или высоким контекстом. Американская культура находится не в самом низу шкалы, а в ее нижней части. Мы, американцы, по степени выраженности контекста, используемого в повседневной жизни, по шкале расположены выше швейцарцев немецкого происхождения, немцев и скандинавов. Следовательно, сложные культуры с развитыми социальными институтами (технологически развитые культуры) следовало бы рассматривать как культуры с низким контекстом, но это не всегда верно. Китай – страна с богатой и сложной культурой – по шкале является высококонтекстуальной культурой». И далее [24: 88]:

«Любой акт социального действия может характеризоваться высоким, низким или средним контекстом. Высококонтекстуальные акты характеризуются предварительно запрограммированной информацией, находящейся в получателе и в установке с минимальным содержанием информации в передаваемом сообщении. В низкоконтекстуальных актах большая часть информации должна находиться в передаваемом сообщении, чтобы воссоздать то, что отсутствует в контексте (как во внутреннем, так и во внешнем)». Так, в любой национальной культуре ситуацией с высоким контекстом можно считать общение влюбленных, язык которых часто понятен только им одним, или общение супругов, много лет проживших вместе в любви и согласии (см. русскую идиому «понимать с полуслова»). Ситуации теплого, задушевно-интимного общения, моменты постижения сакральности культуры, ее тайн являются высококонтекстуальными. И, напротив, во всех национальных культурах учебные ситуации большей частью являются низкоконтекстуальными – в тех, конечно, случаях, когда они касаются умопостигаемых идей и истин, познаваемых на рационально-логическом, но не на чувственном уровне. Обучение восприятию текстов произведений поэзии составляет исключение и относится к моделированию ситуаций с высоким контекстом: хотя литературоведение и является наукой, но оно граничит с искусством, в котором процесс познания имеет иную природу: в нем важно не только и не столько логическое понимание, сколько эмоциональное переживание и образное постижение действительности.

В книге «The Dance of Life» (Танец жизни) [25: 118] Эдвард Холл выделил и другие различия систем с низким и высоким контекстом: «В системе с низким контекстом, информация должна быть высоко структурирована, для того, чтобы каждый понимал, где находится. План работы очень важен и необходимо придерживаться этого плана».

«В основном высококонтекстуальные культуры не поддаются рекламе и пропаганде, которая должна быть забавной и язвительной, но не серьезной, чтобы быть эффективной.

Низкоконтекстуальные культуры, как правило, более уязвимые, легко поддаются пропаганде и рекламе. То есть только в том случае, если представитель такой культуры обнаружит, что агент сообщения не заслуживает доверия, реклама может вызвать недоверие» [25: 121].