Портрет Августа из Киме. Мрамор, 2 глава

Замысел Вергилия создать громадное историко-мифологическое со­чинение о возникновении римского государства, его борьбе с другими народами, завоеваниях римлян воплотился в поэтические формы. Хотя несомненно идеалом для Вергилия служили эпические творения Го­мера, труд римского поэта окрашивают ноты подобострастия перед Августом.

«Энеида» Вергилия, при всей ее эпической грандиозности, носит характер научного, историко-мифологического, философского, поучи­тельного сочинения. Эти ее качества несколько отодвигают на второй план художественно-поэтическую сущность произведения. Речь идет не о гекзаметрах, которые несомненно восхищают красотой, четкостью, продуманностью, не о стихотворном слоге, который также весьма совер­шенен, но об уступающей гомеровской, довольно поверхностной сущ­ности образов. Хотя Проперций и сравнивал «Энеиду» с «Илиадой», но различия их так же очевидны и сильны, и не в пользу первой, как различия римской статуи и греческой. «Илиада» создавалась на базе поэтических сказаний бродячих певцов — аэдов; метафорическая сущ­ность ее образов уходила глубокими корнями в поэтическую почву на­рода. «Энеиду» писал льстивый придворный поэт по заказу жестокого, жадного до власть, влюбленного в славу Августа. Отсюда холодность и ученость произведения Вергилия, которые проступают даже там, где автор красочно и живо повествует о каких-либо действительно волную­щих трагических эпизодах. В основе «Энеиды» лежит не поэтическое переживание ее автором событий, а логически обдуманное, гармоничное и эффектное, по возможности, их изложение. Не случайно существует предположение, что Вергилий, работая над своей эпической поэмой, излагал нужные ему сюжеты сначала в прозе, а потом переводил их в стихи.

В этом не только особенность Вергилия, в этом вся сущность рим­ского — не поэтического, но прозаического, делового и обстоятельного — отношения к художественному образу. Эта особенность литературной системы Вергилия, его подхода к созданию произведения характери­зует специфику римского осмысления реальности в искусстве, особенно проявившую себя в пластике, где скульпторы не могли, при всем их желании, изваять ничего подобного греческим монументальным плас­тическим образам, типа фронтонных композиций храма Зевса в Олим­пии или Парфенона, статуй Менады Скопаса, или Ники Самофракийской, или фриза Пергамского алтаря Зевса. Все попытки создать нечто по­добное, а они предпринимались, приводили к неудачам. Яркий огонь метафоры заменялся на римской почве тлением аллегорий или замыс­ловатостью символики. Нетрудно понять, почему Вергилия, с трудом сочинявшего «Энеиду», не удовлетворяла его поэма. Он считал ее не­законченной и, умирая, просил друзей сжечь ее.

Вергилий своими стихотворениями о сельской жизни «Буколи­ками», написанными в годы поздней республики (41 — 39 гг. до н. э.)»

заявил о себе как о художнике, тонко чувствовавшем красоты природы, поэзию сельской жизни. Если в пастушеских идиллиях греческого поэта Феокрита сицилийские пастухи состязались в пении и музыке, то грубым римским земледельцам эти занятия были чужды. Любовь Вер­гилия к Феокриту выразилась в его сочинении в поэтизации сельских видов, в попытке пробудить у городского читателя интерес и тяготение к деревне с ее былым спокойным, патриархальным укладом жизни. В годы, когда Вергилий писал «Буколики», положение римской дерев­ни было далеко не блестящим. Ожесточенные войны поздней респуб­лики не способствовали процветанию римской экономики. Земледелие страдало как от постоянных поборов на армию, так и от обезземелива­ния крестьян. Мелкие сельские хозяйства приходили в упадок.

Это состояние земледелия не могло не волновать Октавиана, и, зная Вергилия как буколистического поэта, он через Мецената заказывал ему произведения на сельские темы. Так возникли «Георгики» («Поэма о земледелии»). Не случайно, начиная поэму, Вергилий обращается к Меценату, прося у него покровительства и содействия.

«Георгики», состоящие из четырех частей,— типичное дидактиче­ское сочинение, посвященное последовательно земледелию, садоводству, скотоводству и пчеловодству. Образцом для римского поэта служил, как и в других случаях, греческий поэт Гесиод, написавший в конце VIII в. до н. э. поэму «Труды и дни». Возможно, Август хотел, чтобы поэма Вергилия пробудила интерес и любовь к земле у тех отвыкших от сельских работ ветеранов, которые получили, возвратившись с войны, большие наделы после проведенных конфискаций земель. Правда, слог этого сочинения слишком изящен для простых, далеких от придворной лести сельских читателей. Может быть, цель Августа была более широ­кой: обратить внимание римлян на состояние сельского хозяйства, на­учить молодых тому, чего они не успели узнать от своих отцов, всю жизнь которых поглотили непрерывные войны. Во всяком случае, автор поэмы создал идиллию сельской жизни, противопоставив ее су­ществованию в шумных, тесных и грязных городах. Дидактический смысл практической поэмы Вергилия, обращавшей внимание римлян на освоение земель, подается автором, в отличие от ученого трактата Варрона «О сельском хозяйстве», в поэтическом освещении.

Осуждая кровопролитную гражданскую войну, Вергилий подобо­страстно просит Августа вернуть земле ее хозяев, изнывающих от бес­прерывных сражений. Он приводит как пример согласия и единства жизнь пчел, у которых все общее. После прочтения «Георгик» Август, оценивший силу поэтического дара Вергилия, внушил ему, несомненно через Мецената, мысль о создании прославившей его эпической поэмы «Энеида».

Не менее яркий, чем Вергилий, поэт августовской эпохи Гораций кажется в своих сочинениях ближе политическим событиям времени. В ранние годы своей жизни он участвовал в борьбе за республиканские порядки и служил одно время в войсках Брута (убийцы Цезаря), против которого активно действовал принцепс. Позднее реабилитированный пришедшим к власти Августом, Гораций стал придворным поэтом, найдя в лице Мецената влиятельного покровителя и друга.

В ранних своих эподах (стихах с короткой, как бы в виде припева, второй строкой) Гораций описывает ужасы гражданской войны, но в последующих уже начинает восхвалять Августа. В ряде эподов он обращается к осуждению колдуний, соблазнителей, выскочек из рабов, приобретавших вес в обществе. Эти его эподы связаны с политическими реформами, проводившимися Августом, и законами того времени. По некоторым постановлениям из Рима изгонялись тогда люди, занимав­шиеся колдовством. Была попытка ввести указ об обязательной женить­бе всех холостяков сенаторов и всадников¹, несомненно для увеличения населения после опустошительных войн. В одном из стихотворений поэт Проперций вместе со своей подружкой радуется временной отмене этого указа:

Кинфия, рада теперь ты, конечно, отмене закона: Долго ведь плакали мы после изданья его,— Как бы он нас не развел. Но, впрочем, Юпитеру даже Любящих не разлучить против желания их.

Писал Гораций и сатиры философского, морализирующего, критиче­ского характера. Особенно же он стал известен своими лирическими стихотворениями — одами, стремясь подражать в них греческим поэтам Алкею и Сапфо. В одах Гораций, активно способствовавший развитию римской лирики, часто обращался к Меценату и к самому Августу. В художественной деятельности официальных поэтов принципата — Вергилия и Горация — можно заметить и несомненное подражание эллинской поэзии, и стремление создать свои, римские формы литера­туры. Это удалось обоим поэтам в области эпической и лирической. Характеристика Горация как «умного льстеца», данная ему А. С. Пуш­киным, метко определяет сущность художественного наследия не только Горация и Вергилия, но и многих других поэтов, художников, скульпто­ров времени ранней Римской империи.

Историки римской литературы нередко обращали внимание на фило­софскую окраску произведений Горация, в особенности его сатир. Историк искусства может добавить к этому, что морализирующий характер придает поэзии Горация, его тонко отточенным стихам, тот же холодок, который чувствуется в скульптурных рельефах августов­ского времени, в частности на Алтаре Мира.

Поэзия Горация основана на его глубоких переживаниях, на искрен­нем стремлении научить людей добру, любви, сделать их счастливыми. Но даже в таких благородных намерениях он остается льстивым при­дворным, в глубине души боящимся своего повелителя. Он сравнивает правление Августа в империи с властью Юпитера на небесах и оправ­дывает жестокость принцепса, безжалостно подавлявшего любую по­пытку ему противоречить. Строем своей поэзии Гораций ближе принципату, чем Вергилий. Он больше проникается всеми особенностями, частностями жизни принципата, глубже вникает в его интересы и поли­тику, нежели Вергилий с его преимущественно общими по характеру

¹ Всадники — привилегированное сословие (наряду с аристократией) с высоким иму­щественным цензом. К ним принадлежали землевладельцы, военные, ростовщики и др.

восхвалениями ранней империи. Поэзия Вергилия ближе тому пони­манию эпохи, какое выступало в архитектуре, в ее монументальных формах, с выражением идей не в конкретных образах. Гораций же в поэзии создает как бы более обстоятельную картину ранней империи, подобно тому как в повествовательности и точности скульптурных рельефов времени Августа находили выражение основные идеи эпохи. Гораций, часто обращаясь, как, впрочем, и другие римские поэты, к греческому наследию, развивал ценные качества эллинской поэзии, но порой повторял ее. Смысл строк: «Слишком в беде не горюй И не радуйся слишком ты счастью, То и другое умей доблестно в сердце носить»,— кажется очень близким стихам Горация:

Хранить старайся духа спокойствие Во дни ненастий, в дни же счастливые Не опьяняйся ликованием, Смерти подвластный, как все мы, Делий.

Строки римского поэта соотносятся со строками греческого как по­ставленные рядом римская копия с греческим оригиналом мраморной скульптуры. Необходимо отметить, что копирование греческих статуй получило особенное распространение именно в годы ранней империи. Однако поэты, да, наверное, и скульпторы, возможно, искренне верили в то, что создают нечто новое, свое, римское, и даже осуждали слишком явные подражания.Тот же Гораций писал:

О, подражатели, скот раболепный, как суетность ваша Часто тревожила желчь мне и часто мой смех возбуждала! Первый свободной ногой я ступал по пустынному краю, Я по чужим ведь стопам не ходил...

Характер поэтического творчества таких мастеров ранней Римской империи, как Вергилий и Гораций, свидетельствуют о взаимоотноше­ниях римского искусства того времени и греческого. Причем греческого искусства не современного Августу, уже клонившегося к упадку и выхо­лощенного, а старого, к которому обращались римские литераторы и художники,— классического или эллинистического, а порой даже и архаического. Архаистика в скульптуре ранней империи занимала большое место, многие ваятели находили в архаических формах изящность, созвучную не только поэзии «золотого века», но и стилю многих видов изобразительного искусства.

Насколько жестоким был политический курс Августа, безжалостно истреблявшего всех, кто ему мешал и не прославлял, можно почувство­вать хотя бы по его отношению к писателям и поэтам. Авторы, зани­мавшиеся любовной лирикой — элегиями — и потому аполитичные, уже вызывали к себе неодобрительное отношение принцепса. Даже таких крупных и талантливых поэтов, сочинителей элегий, как Тибулл, Проперций и Овидий, всегда относили к числу оппозиционных Августу деятелей культуры. Ссылка Овидия в 8 г. н. э. на берега Понта, довольно ранние смерти Тибулла в 19 г. до н. э. и Проперция в 15 г. до н. э. за­ставляют подозревать — не замешан ли Август в их столь ранней кон­чине, настораживают. Ведь известно, как относился Август к неугод­ным ему поэтам.

Естественно, элегическая поэзия, стихи о любви не были под запре­том. Любовная лирика занимала и Горация, хотя она не составляла для него, как для Тибулла, Проперция, Овидия, основу творчества. Отсюда холодок и рассудочность в любовных стихотворениях Горация, которые близки скорее размышлениям ученого, нежели излияниям пылкого влюбленного. Не удивительно, что увлечение у Горация любов­ной лирикой скоро закончилось. Именно в конце 20-х годов, тогда же, когда умирают Тибулл и Проперций, Гораций перестает писать о любви и обращается к новому жанру — посланиям.

Римская любовная элегия ранней империи особенно проявила себя в 30-е я 20-е годы до н. э. в творчестве Тибулла и Проперция, а затем Овидия. Ярчайшие представители римской лирической поэзии, Тибулл и Проперций в лучшие свои молодые годы ощутили действие силь­ного деспотизма Октавиана, который, лицемерно скрываясь под маской миротворца, держал в страхе всю империю. Увлечение поэтов элегией, любовной лирикой, очевидно, выражало стремление художников уйти от ненавистной действительности с ее жестокими казнями, проскрип­циями и безудержной лестью Октавиану в мир личных чувств, незави­симых от властного принцепса. Возможно, что недовольство поэтов элегического направления режимом Августа вызывалось и материаль­ными ущемлениями их родов. Часть имения Тибулла в Лациуме ото­брали для ветеранов. Родственники Проперция тоже выступали против Августа. Поэт был солидарен с врагами принцепса и писал об этом:

Ты, что стремишься спастись от беды соучастников грозной, Воин, бегущий в крови прочь от этрусских валов. Ты, что от стонов моих отвращаешь припухшие очи,— Помни: соратник и я ваших военных трудов.

Однако основной причиной отхода этих поэтов от общественной жиз­ни были откровенные, проникавшие во все поры римской действитель­ности лживость и жестокость, дававшие о себе знать тогда, конечно, опосредованно, не только в поэзии, но и в пластике, особенно в скуль­птурных рельефах.

Тибулл осуждал войны, в том числе и те, которые вел Август. За­вуалированно клеймил он принцепса, окружившего себя множеством придворных льстецов — поэтов и скульпторов, нередко изображавших его в виде Юпитера:

Как беспечально жилось под властью Сатурна, покамест

Не проложили еще в мире повсюду дорог...

Ныне Юпитер царит,— и повсюду убийства да раны,

Ныне открыты моря, множество к смерти дорог...

Там да сгинет и тот, кто над страстью моей надругался,

Кто мне со зла пожелал долгих военных трудов!

Обращает на себя внимание то, что Тибулл ни разу не назвал Ав­густа в своих стихах, несмотря на всеобщее в те годы славословие в его адрес. А если и намекал на него, то только порицая и желая ему вся­ких невзгод. Человек в этом лживом и жестоком мире, хотел сказать

своими прекрасными элегиями Тибулл, может найти счастье только в искренней любви.

Секст Проперций в любовных элегиях сурово осуждал существо­вавшие порядки, он говорил о всеобщем разложении, упадке нравов, роскоши, бесстыдстве имеющих власть и деньги:

Гордо матрона идет, разодета в имущество мота, Носит у нас на глазах срамом добытый трофей, Стыд ни тому, кто дает, ни той, что просит, неведом: Если ж сомненье и есть — деньги преграду сметут.

Проперций не участвовал в общем хоре, прославлявшем военные победы Августа. Даже такая крупная операция, как подавление парфян и возвращение Риму захваченных ими ранее знамен, нашедшая отра­жение и в изобразительном искусстве, в рельефах на панцире статуи Августа из Прима Порта, у Проперция не только не воспевается, но принижается, ценится ниже любовной победы:

Эта победа моя мне ценнее парфянской победы, Вот где трофей, где цари, где колесница моя.

Меценат, развивший в годы ранней империи бурную деятельность по привлечению поэтов и писателей для восхваления Августа, склонял и Проперция к созданию панегириков, однако встречал в первое время сильное, завуалированное будто бы поэтической скромностью сопро­тивление:

Отпрыск царей Меценат, из этрусского племени всадник, Вечно желающий быть собственной ниже судьбы, Что посылаешь меня в необъятное море писанья? Нет, для таких парусов мал мой убогий челнок...

В более поздние годы Проперций уступил нажиму покровителя и в некоторых элегиях обещал воспеть Августа.

Неприязнь Августа к поэтам любовной лирики объяснялась, в част­ности, и тем, что они нередко осуждали политические мероприятия принцепса, вторгавшиеся в мир личной жизни человека. Проперций, как упоминалось выше, открыто восторгался тем, что отменили закон об обязательной женитьбе холостяков.

Но основная причина осуждения Августом лирических поэтов кры­лась, несомненно, в том, что они противопоставляли себя созданному Августом привилегированному обществу, которое славило его как миротворца и благодетеля. Находя другой объект восхищения — прежде всего своих возлюбленных, они избегали придворной лести и портили этим картину всеобщего восхваления принцепса.

Овидий принадлежал к числу этих поэтов. Приближенный ко двору Августа, он, возможно, осознавал опасность гнева принцепса, но изме­нить своим творческим устремлениям не мог и, образно говоря, ходил по острию ножа. Если Тибулл и Проперций хорошо знали порядки поздней республики, то Овидий как поэт и человек сформировался в годы единоличного правления и всеобщего поклонения некоронован-

ному монарху. Оппозиционеры более пожилого возраста восхваляли, былые свободы и преклонялись перед республиканскими художествен­ными формами, которые Овидию, воспитанному уже на изысканных памятниках августовского классицизма, казались грубыми. «Наука любви» Овидия, излагавшая в поэтической форме правила любовного ухаживания, вводила в мир, совершенно не похожий на республикан­ский с его строгими принципами нравственного поведения. Об интим­ных взаимоотношениях людей говорилось теперь с простотой и прямо­той, возмущавшей не только истинных сторонников старых обычаев. Этим был недоволен и Август и его окружение. Овидий показывал римское придворное общество таким, каким оно было в действитель­ности.

«Наука любви» (1 г. до н. э.) — произведение раннего периода твор­чества Овидия. Оно написано им после «Песен любви» и «Посланий героинь» (15 г. до н. э.). В этих произведениях, блестящих по стили­стике, изощренных по форме и образам, нашли отражение настроения римлян, давно распрощавшихся со стойкими моральными принципами республики. Все попытки Августа, вплоть до его брачных законода­тельств, оказались несостоятельными перед охватившими раннеимперское общество настроениями, новыми взглядами на жизнь и взаимо­отношения людей.

Недовольство Августа и официальных кругов поэтом было настолько сильным, что Овидию во второй период своего творчества пришлось несколько отойти от любовной тематики. Он обратился к созданию «Ме­таморфоз», рассказывая в них о возникновении мира, превращении хаоса в космос, о сменявшихся золотом, серебряном, медном и желез­ном веках, первых людях, потопе, различных мифах — от троянского цикла до римских легенд. Есть нечто эпическое в характере поэмы, хотя заметно, что особенно занимают автора эмоциональные пережи­вания героев. Написанные между 2 и 8 гг. н. э. «Метаморфозы» больше соответствуют стилю августовского классицизма, нежели сочинения Овидия первого периода. Они вряд ли могли вызвать негодование принцепса, и тем не менее в 8 г. н. э. Овидия постигла жестокая кара — ссылка, причины которой до сих пор остаются загадкой и не объясняются убе­дительно ни историками, ни литературоведами. Сам же Овидий в со­чинениях, созданных в изгнании и принадлежавших к третьему периоду его творчества, писал туманно и неопределенно о том, что привело его на берега Нон та.

В «Скорбных элегиях» и «Письмах с Понта» Овидий часто выступа­ет негодующим и проклинающим своих врагов. Несомненно, он тосковал по родным местам и страдал от невзгод, которые ему приходилось пере­носить на чужбине. В его поэзии, тем не менее, зарождались новые ноты, начинала звучать искренняя взволнованность, яростный гнев, появлялись написанные ярко и сочно картины окружавшей его в ссылке природы. Овидий отказывался и от изысканной фривольности ранних работ, и от несколько ученой направленности «Метаморфоз». Реаль­ность жестокой действительности, окружавшей тогда изгнанника, вы­звала в нем рождение новых поэтических тем, новых образных ре­шений.

При совершенно новой, уже императорской культурной политике Августа сохранялась видимость следования старым традициям. По­рождением позднереспубликанских тенденций объяснялось стремление к широте охвата явлений, выступавшей в поощрявшихся принцепсом эпической поэзии Вергилия, многотомном труде Тита Ливия, истории архитектуры Витрувия. Это была та почва, куда уходили корни авгус­товского принципата: не случайно Август выдвигал свою идею воз­рождения республики. Сущность же новой императорской культуры в корне отличалась от республиканской. В те годы усиливались инди­видуалистические настроения, формировались сильные, исполненные авантюрных замыслов личности с чисто монархическими устремле­ниями. В литературе все чаще давала о себе знать холодность обра­зов и льстивость в поэзии, а в изобразительном искусстве аллегорич­ность и официальность художественных скульптурных форм.

Решительную ломку претерпевали не только социально-политиче­ские, но и культурно-бытовые принципы жизни римлян, переходивших от республиканских порядков к императорским. Создание огромных всеобъемлющих трудов, подводивших итог всей деятельности латинян, объясняется не инициативой Августа на самом деле, а естественным развитием исключительно динамичного позднереспубликанского процес­са становления государства, в котором римляне во многом следовали эллинистическим основам мировоззрения, эллинистическому осмыс­лению мирового процесса и характера культуры. Но позднеэллинистическую, удивительную в своей широте и глубине систему охвата и пони­мания мира, проявлявшую себя во всем: в социальной жизни — стрем­лением создать единое государство, в религиозной — выражением идей христианства — уничтожили римляне, питавшиеся некоторое время соками этой системы и даже сделавшие вид во времена Августа, что они следуют ей, но затем вернувшиеся к своим первоначальным ориентирам, идеям империи.

Исторический труд Тита Ливия «Римская история от основания города», всеохватывающий и грандиозный по объему (142 книги: со­хранились 35), мог возникнуть лишь в годы мирной передышки, после кровавых войн поздней республики. Августу более, чем Овидий со своей «Наукой любви», был необходим Тит Ливии. Правдивый, но остерегавшийся возможных наказаний со стороны принцепса — ссылки, сожжения всех трудов или даже казни — он в своей истории иногда высказывал мысли, на первый взгляд кажущиеся крамольными.

Тит Ливии — искусный мастер прозы, создавший яркие портреты исторических деятелей и полководцев. У него много прекрасных опи­саний сражений, он драматичен в рассказах о гибели Лукреции и смер­ти жены нумидийского царя Софонисбы. В изложении событий Тит Ливии всегда эмоционален и даже патетичен. Отсюда повышенная риторичность действующих лиц его «Истории», которые даже перед смертью произносят эффектные, напыщенные речи. В таких местах со­чинения Ливия проступала свойственная многим произведениям эпохи Августа неискренность, ощущавшаяся и в других памятниках искусства.

Историографическая литература в годы ранней Римской империи процветала. Создал огромный этнографический обзор вселенной Трог

Помпеи, представивший историю ассириян, мидян, греков и лишь в со­рок третьей книге обратившийся к римлянам. Тогда необходимо было, очевидно, очень осмотрительно излагать события, учитывая интересы и реакцию принцепса. Так, сочинения историка Лабиена подверглись кри­тике и осуждению, и их сожгли, Сенека, в частности, пишет, что Лабиен, читавший друзьям вслух свою «Историю», многие места пропускал, говоря, что их можно будет читать лишь после его смерти.

Видный историк Азилий Поллион основал в Риме публичную библио­теку, где можно было познакомиться с новыми литературными и исто­рическими произведениями. Его отличали от Тита Ливия более сдер­жанные оценки политики Августа. Он с похвалой отмечал деятель­ность убийц Цезаря — Кассия и Брута, которых ненавидел Август. Примечательно также, что Азилий Поллион не описывал события своего времени. В годы Августа возникли также «Древности» Диони­сия Галикарнасского. Тогда же создавал свой труд по географии и Страбон. Из греческих историков,- живших при Августе, особенно при­мечателен Николай Дамасский, написавший биографию Августа «Жизнь Цезаря», в которой он в хвалебных тонах отзывался о дея­тельности принцепса.

В годы Августа, когда «все начинали писать стихи», и сам принцепс сочинял стихи, эпиталамы¹ и даже поэму «Сицилия», большое значе­ние придавалось грамматике как науке. Наставник внуков Августа, заведующий Палатинской библиотекой Веррий Флакк создал много работ по орфографии, о корнях слов, о роде имен и других граммати­ческих тонкостях. Ему же принадлежит и характерное для ранней Рим­ской империи своим охватом и широтой сочинение, где в алфавитном порядке размещены статьи, рассказывающие о римских языковых осо­бенностях и древностях.

Август, обращавший пристальное внимание на строительство и от­метивший в завещании это как свою заслугу, не мог обойти вниманием историю зодчества. За ее сочинение взялся Витрувий Поллион, который сначала служил у Августа в войсках, а затем принялся за труд об архитектуре. Десять созданных им книг, известных в средние века, до­шли до нашего времени и сыграли большую роль в освещении антич­ного зодчества для всех последующих поколений.

Характер особенностей культуры ранней империи ярко свидетельст­вует о направлении мыслей римлян, о стоявших перед ними задачах. Много общего с тем, что обнаруживается в стиле литературных произве­дений того времени, проявлялось и в других областях художественного творчества. Архитектура, скульптурный рельеф, прикладное искусство в своих образах и формах следовали, хотя и в часто завуалирован­ном виде, воплощению официальных идей, звучавших в литературе.

' Эпиталама — в античной поэзии и музыке - свадебное стихотворение, свадебная песня, исполняемая на брачных торжествах.

АРХИТЕКТУРА

После прихода к власти Августа и с воцарением мира в Риме и в других городах ранней империи развернулись большие работы по стро­ительству храмов и алтарей, театров и амфитеатров, городских ворот и триумфальных арок, форумов и величественных портиков, мостов и дорог. Принцепс хотел прославить себя и свое правление новыми, вы­зывающими восхищение монументами; кроме того, необходимо было за­нять огромные массы рабов и свободных граждан. В Анкирской надпи­си, где Август подводил итоги своей деятельности, он отмечал, что, взяв Рим глиняным, оставляет его мраморным. И упрекнуть его в пре­увеличении было бы несправедливо. Широкий размах строительных работ воспринимался, очевидно, как общее дело, хотя направлявшееся и финансировавшееся сверху, императорской казной и указаниями Ав­густа. В утверждении проектов большую роль играл упоминавшийся Марк Агриппа — крупнейший государственный деятель той поры, участ­ник многих государственных мероприятий, видный полководец и обла­давший значительными капиталами финансист. Изменению архитектур­ного облика столицы содействовали и другие богатые римляне, объеди­нявшиеся в использовании денег, земли и рабочей силы.

Главное внимание архитекторы, как и в годы республики, уделяли дорогам, акведукам и мостам. Но при этом больше, нежели раньше, строилось храмов, форумов, триумфальных арок, цирков, театров. Им­перия с ее желанием во всем прославлять свое могущество противо­поставляла себя осуждавшей помпезность и роскошь республике. По инициативе Агриппы было создано немало сооружений практического назначения. За короткий срок построили 700 водных резервуаров, 500 фонтанов, 130 распределительных водопроводных башен. Тогда же реставрировали подававшие в Рим воду акведуки и возводили новые. Прокладывались дороги в отдаленные районы Апеннинского полуостро­ва. Окончание этих работ иногда отмечалось водружением триумфаль­ных арок.

На Марсовом поле Агриппа закончил начатое Цезарем сооружение грандиозного здания «Ограды» для собраний и голосований, а также Дирибитория — для судей, подсчитывавших результаты голосования. Там же была выставлена упоминавшаяся ранее карта Римской импе­рии, занимавшей к тому времени обширные земли по берегам Среди­земного моря.

Самый величественный памятник, созданный в годы ранней импе­рии,— форум Августа. Принцепс утверждал, что построил его по обету,

Форум Августа. Реконструкция

данному перед битвой при Филиппах, где он в 42 г. до н. э. победил убийц Цезаря Кассия и Брута. Хотя, возможно, этим он хотел оправдать огромные финансовые затраты, которые требовались для возведения нового форума, и самим фактом его постройки смягчить открытое вы­ражение императорских идей, чуждых собственным прореспубликанским высказываниям. Форум строился долго, его освятили лишь во 2 г. до н. э. Древний автор Макробий сообщает, что принцепс иронизи­ровал над медлительностью архитектора.

Следуя примеру Юлия Цезаря, Август расположил свой форум не­подалеку от римского Форума, ориентировав его перпендикулярно фо­руму Цезаря. Землю для его постройки Август, как и Цезарь, приобрел у частных владельцев. Светоний так описывает это событие: «Постройка нового форума была вызвана многочисленностью посещавшей его пуб­лики и совершавшихся на нем судебных процессов, так что двух преж­них форумов казалось недостаточно и требовался третий. Поэтому он был открыт спешно, до окончания храма Марса, причем было объяв­лено, что он предоставляется специально для процессов общественного характера и для жеребьевки судей».

В архитектуре форума Августа много нового по сравнению с фору­мом Цезаря. Последний еще сохранял свою функцию рыночной площа­ди, и на нем размещались лавки (таверны), где торговали различными товарами. Август убрал их со своего форума, подчеркнув этим его тор­жественный, парадный характер. Так деловая сущность форума как рыночной площади (у греков — агора), свойственная республиканским обычаям, заменялась иной: на форуме отныне должны были происхо­дить встречи и прославления императора, торжественные церемонии, важные собрания. По размерам (125X118 м) форум Августа не слиш­ком превосходил форум Цезаря (160X75 м), но отличался от него пла­нировкой. Человек, входивший на форум Цезаря, оказывался между

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: