 |
Однополчане. Сорокин Михаил. Рыбацкий холм. Гитара. Сысоев Павел. Героям карельского фронта. Карельская война. Суоярви. Карельский фронт
|
|
|
|
ОДНОПОЛЧАНЕ
Как будто мы уже в походе,
Военным шагом, как и я,
По многим улицам проходят
Мои ближайшие друзья;
Не те, с которыми зубрили
За партой первые азы,
Не те, с которыми мы брили
Едва заметные усы.
Мы с ними не пивали чая,
Хлеб не делили пополам,
Они, меня не замечая,
Идут по собственным делам.
Но будет день — и по разверстке
В окоп мы рядом попадем,
Поделим хлеб и на завертку
Углы от писем оторвем.
Пустой консервною жестянкой
Воды для друга зачерпнем
И запасной его портянкой
Больную ногу подвернем.
Под Кенигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоем,
Отбудем месяц в лазарете,
И выживем, и в бой пойдем.
Святая ярость наступленья,
Боев жестокая страда
Завяжут наше поколенье
В железный узел, навсегда.
Сорокин Михаил
РЫБАЦКИЙ ХОЛМ
Из нашего села Бесов Нос Пудожского района, из его двадцати двух домов, ушли на войну сорок человек, в основном рыбаков колхоза «Моряк», а вернулось только тридцать. В том числе и по этой причине села больше нет.
Село мое стояло на холме.
И нет его. Растаяло во тьме.
Нет моего рыбацкого села
– его война с собою унесла...
Заметен всей России этот холм,
моей любви, воспоминаний полн.
И видятся мне трубы над холмом
соседских изб и наш, отцовский, дом.
Я помню голос, помню взгляд отца.
Я уходил на фронт
с того крыльца.
Стюарт Елизавета (в годы войны - редактор ТАСС/ телетайпное агенство Советского Союза. В 1944 году приезжает на Северный флот. Побывала на полуостровах Рыбачий и Средний)
ГИТАРА
Землянки были в этот день пусты.
Шел бой.
А здесь от взрывов непрестанных
Подрагивали бледные цветы
В снарядных металлических стаканах.
И сто мелодий в сердце затаив-
Далёких шефов тыловых подарок, -
Откинув бант на тонкий чёрный гриф,
Лежала молча смуглая гитара.
|
|
|
Не первый год у моря длился бой.
И вот в землянку, где светло и чисто,
Совсем привычно, как к себе домой,
Пришли усталые артиллеристы.
Зазвякали нестройно котелки,
В лицо дохнули ароматным паром,
А вскоре на движение руки
Отозвалась послушная гитара.
И в этот поздний час, наедине
Беседуя с притихшими бойцами,
Она играла на такой струне,
Что даже и не выразишь словами.
Сысоев Павел
ГЕРОЯМ КАРЕЛЬСКОГО ФРОНТА
Мы чтим незнакомых и близких
Старшин, офицеров, солдат,
Чье имя хранят обелиски,
Чьи звезды на шпилях горят.
Про эту военную пору
Напомнит суровый гранит,
Брусникой кровавой по бору
Народ свою память хранит.
От свирского берега летом
Погнали на север врага,
За десять коротких рассветов
Онеге вернув берега.
И дальше, в крови утопая,
До Масельги и Повенца,
Все пятилась черная стая,
Потерям не видя конца.
Здесь подвигов было немало
Героев великой страны,
И помнит земля Калевалы,
Все камни, где пали сыны.
Как двигались к цели упрямо,
Сквозь тундру и северный лес,
И били врага до Петсамо,
И гнали врага в Киркинесс.
Война… Нами ты не забыта...
И в тысячах мраморных плит,
Где имя Солдата набито,
Народ свою славу хранит.
КАРЕЛЬСКАЯ ВОЙНА
Суоярви. Карельский фронт
Великая и страшная война…
От Ладоги до Баренцева моря,
Пылает зарево, стеной стоят герои,
Изрыта ранами Великая страна!
Под натиском превосходящих сил
Ряды пустели Северного флота,
И не обнимут более кого-то,
Те, кто у Бога помощи просил…
Жмёт канонада недруга к земле,
Театр военных действий рукоплещет,
Но финн упорством обороны блещет,
Как в старой притче о добре и зле.
Враги отчизны вспять обращены,
Героев подвиг не поглотит время,
Утихли залпы линий Маннергейма,
Потомки светлой гордости полны.
|
|
|
Титов Алексей (воевал на Северном флоте, служил в газете «Часовые Севера»)
БЕРЁЗА
На серой северной скале,
Где всё сметала смерть,
Сумела на родной земле
Берёза уцелеть.
На ней живого места нет:
Осколки тут и там,
Колючей проволоки след –
Войны глубокий шрам.
Под нею треснула скала
От шквала батарей,
Но сила жизни верх взяла
Над сотнями смертей.
Пусть рваный шрам наискосок
Виднеется на ней,
Но животворный светлый сок
Струится из корней.
Он полон запахом лесным,
Прозрачен, свеж и чист,
Зелёным огоньком весны
На ветке вспыхнул лист.
Ждёт, неубитая, она,
Чтоб снова по утрам
В серёжках спелых семена
Несли с неё ветра.
Х Х Х
Не в лучшую землю,
Солдаты, легли вы.
Угрюмость и тяжесть
собою являя.
Для хлеба плоха
И плоха для могилы
Холодная твердь
Моего Заполярья.
ВЕРНОСТЬ
На пустых разрушенных землянках
Снег искрился словно белый шелк.
Проходила утром северянка
По местам, где край передний шел.
Вот береза под обрывом сникла
На крутом скалистом берегу.
А на склоне ягода-брусника
Словно капли крови на снегу.
Может быть, на этом перевале,
Может быть, в землянке у ручья
О своей любимой горевал он,
Молодой солдатик по ночам.
Навсегда любовь та сохранится.
Шла невеста, чтоб у серых скал
Здесь по-русски в пояс поклониться
Тем местам, где он о ней мечтал.
Печенга, 1945
МУСТА - ТУНТУРИ
Здесь бой идее четвёртый день
За Чёрный перевал,
Где даже северный олень
ни разу не бывал.
Здесь только ягельник седой
С брусничником растёт,
В долину ветер штормовой
Срывается с высот.
Здесь тундра черная легла
Широкой полосой…
Редеет облачная мгла
Над вражьей высотой.
По Муста-Тунтури мы в бой,
В победу веря, шли
За самый бедный и скупой
Клочок родной земли.
Он только с виду бедным был:
В граните и песках
Тот край богатства затаил,
В глубоких недрах скал.
Достать их можно-
Каждый знал-
Лишь дорогой ценой:
Взять с боем Чёрный перевал
атакой штыковой.
Троянкер Раиса (военный корреспондент, награждена медалью «За оборону Советского Заполярья»)
|
|
|
