Секретная служба принимает меня на работу.
Насколько мне помнится, впервые я установил контакт с английскойсекретной службой летом 1940 года. Это дело интересовало меня в течение рядалет. Еще в нацистской Германии и позже в Испании, где я работалкорреспондентом "Таймс" при вооруженных силах генерала Франко, я питалнекоторую надежду на то, что ко мне постараются "подобрать ключи". Я былуверен, что сразу узнаю "своего" человека, как только он начнет осторожнозондировать меня. Он представлялся мне худощавым, загорелым, конечно, сподстриженными усиками, немногословным и, вероятно, ограниченным. Он,конечно, предложит мне работать во имя родины и сурово нахмурится приупоминании об оплате. Но увы! Ничего подобного не произошло. Единственнымофицером разведки, который проявил ко мне какой-то интерес в Испании, былнемец, некий майор фон дер Остен, он же дон Хулио. Он погиб в начале второймировой войны в автомобильной катастрофе в Нью-Йорке. Дон Хулио обычнопривозил меня в помещение абвера в Конвенто де лас Эсклавас в Бургосе идавал пояснения по большим картам, висевшим на стене и утыканным обычнымицветными булавками. Целый год он время от времени угощал меня обедами ивином, и контакт казался полезным. Однако в конечном счете выяснилось, чтоон интересовался мной лишь с одной целью - чтобы я представил его знакомоймне даме. Когда я оказал ему эту услугу, майор сразу же предложил ейработать на немецкую разведку и выполнять обязанности иного рода. Дама свозмущением отвергла его но всем статьям, и он отдалился от меня. Когда разразилась вторая мировая война, "Таймс" направила меня в Аррассвоим корреспондентом, аккредитованным при штабе британской армии. К июню1940 года я вернулся в Англию, будучи дважды эвакуирован - из Булони иБреста. В Лондоне я написал для "Таймс" две-три статьи, в которых подвелитоги кампании и указал на ее различные моральные аспекты. Не помню, что ятогда писал. Прочитав недавно едкие замечания об этой кампании в мемуарахЛиддела Гарта, я испытал лишь чувство облегчения за провал в памяти. Должнобыть, я написал ужасную чепуху. Итак, к концу июня я оказался без дела."Таймс" не проявляла намерения ни отделаться от меня, ни перегружатьработой. Таким образом, я располагал свободным временем, чтобы спланироватьсвое будущее. Главное, нужно было определить ту основу, на которой егоследовало строить. Я решил покинуть "Таймс", хотя ко мне там всегда хорошо относились. Нополевая армейская цензура убила во мне всякий интерес к военнойкорреспонденции. Попытайтесь написать сообщение с фронта, не упомянув ниназваний населенных пунктов, ни номера части, и вы поймете, что я имею ввиду. Позже английская военная цензура стала более либеральной, но в периодстранной войны тупые ограничения цензуры сравнивались (не в ее пользу) спрактикой цензоров генерала Франко, подвергшейся в свое время резкойкритике. Однако, решив покинуть "Таймс", я не должен был забывать, чтоприближается срок моего призыва в армию. У меня не было никакого желанияполностью потерять контроль над своей судьбой, и поэтому я с возрастающимбеспокойством колдовал над тем "железом", которое ковал для себя, стараясьего не перекалить. У меня состоялась одна многообещающая встреча с ФрэнкомБерчем, которую организовал наш общий друг. Берч был ведущей фигурой вгосударственной школе кодирования и шифровального дела - криптографическомучреждении, которое занималось раскрытием кодов противника (и друзей).Однако Берч, в конце концов, отверг меня на том издевательском основании,что не может предложить мне жалованье, достойное моего труда. Огорченный, яотправился в Холлоуэй на медицинский осмотр. Через несколько дней меня вызвал к себе в кабинет редактор иностранногоотдела "Таймс" Ральф Дикин. Он вытаращил на меня глаза, надул щеки и сморщиллоб, что обычно делал, когда бывал расстроен. Некий капитан Лесли Шеридан извоенного министерства позвонил ему и спросил, свободен ли я для военнойработы. Шеридан не произвел впечатления на Дикина, хотя и представился какжурналист, поскольку в прошлом был связан с "Дейли миррор". Короче говоря,Дикин не хотел участвовать в этом деле и убеждал меня отказаться. Ксожалению, мне пришлось его разочаровать. Я никогда не слышал о Шеридане, норешил ковать железо, пока горячо. И я немедленно откликнулся на запрос. Вскоре на внешнем дворе гостиницы "Сент Эрмин", вблизи станции"Сент-Джеймс-парк", у меня состоялась встреча с госпожой Марджори Мэкси. Этобыла очень приятная пожилая дама. Я не имел никакого представления, да и досих пор не имею, какое именно положение она занимала в государственнойсистеме. Но госпожа Мэкси говорила авторитетно и, очевидно, имела право покрайней мере рекомендовать меня на "интересную" работу. В начале нашейбеседы она затронула вопрос о возможности политической работы против немцевв Европе. В течение десяти лет я серьезно интересовался международнойполитикой, объездил многие страны Европы, у меня уже сложились более илименее зрелые представления о подрывной деятельности нацистского режима,поэтому я был достаточно хорошо подготовлен для беседы с госпожой Мэкси наэту тему. Кстати, в тот период в Англии лишь очень немногие серьезнозадумывались над этим вопросом, так что и представления самой госпожи Мэксибыли далеко не ясными. Я выдержал первый экзамен. Госпожа Мэкси попросила меня встретиться снею еще раз на том же самом месте через несколько дней. На вторую встречуона явилась в сопровождении Гая Берджесса, которого я хорошо знал. Мне опятьустроили испытание. Вдохновленный присутствием Гая, я старался показать себяв выгодном свете, бесцеремонно бросаясь именами, как будто давал интервью.Мои собеседники время от времени обменивались взглядами. Гай важно иодобрительно покачивал головой. Оказалось, что я попусту тратил время,поскольку решение уже было принято. При прощании госпожа Мэкси сказала, чтов случае моего согласия я должен порвать связи с "Таймс" и прибыть враспоряжение Гая Берджесса на Кэкстон-стрит, в том же квартале, что игостиница "Сент Эрмин". "Таймс" не доставила мне хлопот. Дикин надулся, повздыхал немного, ноон не мог предложить мне ничего интересного. Итак, я без фанфар покинулПринтинг-Хаус-сквер. Мне казалось, меня ждала новая секретная и важнаякарьера. Я решил, что мой долг - воспользоваться опытом единственногознакомого мне сотрудника секретной службы. Поэтому я весь уик-энд веселилсяс Гаем Берджессом. В следующий понедельник я официально доложил ему оприбытии на службу. Учреждение, с которым я связал себя, называлось Сикрет ИнтеллидженсСервис (СИС). Оно широко известно также под названием МИ-6, хотянепосвященная публика называет его просто секретной службой. Я удивился, скакой легкостью меня приняли на службу. Позже выяснилось, что единственнымзапросом о моем прошлом была обычная проверка в МИ-5 (контрразведке), гдепроверили мою фамилию по учетным данным и дали лаконичное заключение:"Ничего компрометирующего не имеется". Теперь каждый новый скандал сошпионами в Англии порождает поток рассуждений о "позитивной проверке"(подробное исследование всех материалов, относящихся к прошлому проверяемогои связанных с ним лиц. - Прим. авт.) Но тогда, в счастливом эдеме, о"позитивной проверке" и не слышали. В первые недели мне даже казалось, чтоя, может, вовсе и не туда попал (на эту мысль навел меня коллега из Москвы.Мои первые сообщения заставили его серьезно подумать, что я попал в какую-тодругую организацию. - Прим. авт.), что где-то есть другая служба, скрытая втени, действительно секретная и действительно могущественная, способная натакие закулисные махинации, которые оправдывают вечную подозрительность,например, французов. Скоро, однако, стало ясно, что такой организации несуществует. Это было концом иллюзий, но их утрата не причинила мне боли. Сначала Гай повел меня в предназначавшийся мне кабинет. Это быламаленькая комната со столом, креслом и телефоном. Раздраженно фыркнув, Гайвышел в коридор и вскоре вернулся с пачкой бумаги, которую положил на стол.Удовлетворенный тем, что я теперь полностью вооружен для выполнения своихобязанностей, он сообщил, что мое жалованье будет таким же, как и у него, -600 фунтов стерлингов в год. Деньги выплачиваются наличными ежемесячно и безвздорных притязаний со стороны налогового управления. Нечего совать нос вкаждый секретный шиллинг! Фактически же за секретностью жалованья скрывалосьгрубое неравенство. Каждый контакт между начальником и подчиненнымтеоретически являлся частным, секретным договором, и если начальник могзаполучить работника А дешевле, чем Б, то, каковы бы ни были их достоинства,начальник поступил бы глупо, не сделав этого. Однако меня вполне устраивалипредложенные условия, и вскоре меня представили некоторым моим будущимколлегам. Подразделение СИС, куда я попал, было известно под названием секции "Д"(диверсии). Я никогда не видел ее устава, если он вообще существовал. Изразговоров с коллегами я понял, что задача секции - содействовать поражениюпротивника путем организации активного сопротивления и путем уничтоженияневоенными средствами источников его мощи. Начальником секции был полковникЛоуренс Гранд. Меня представили ему через несколько дней после зачисления вштат. Высокий и худой, он поразительно напоминал человека, которого ярисовал в своем воображении, находясь в Германии или Испании. Разницазаключалась в том, что его никак нельзя было назвать человеком ограниченногоума. Он свободно и быстро ориентировался во всех вопросах, входивших в кругего страшных обязанностей, и никогда не пасовал перед идеей, какой бызначительной и даже дикой она ни казалась. В то время много внимания уделяли идее взрыва Железных ворот на Дунае сцелью прервать поставку немцам румынской нефти. Мне приходилось видетьЖелезные ворота, поэтому меня поражало то хладнокровие, с каким мои коллегиговорили о взрыве ворот, словно речь шла о разрушении шлюзовых ворот наРиджентс-кэнэл. Такая акция никак не соответствовала скудным ресурсам секции"Д" в 1940 году. И когда эту попытку все же предприняли, югославская полициясразу раскрыла и уничтожила ее в самом зародыше, поставив английскоеправительство в неловкое положение. Таким же несоответствием между целями и средствами отличалисьпредложения нарушить снабжение немцев нефтью путем "вывода из строябакинских нефтяных промыслов". Впоследствии мне довелось увидеть бакинскиенефтяные промыслы, и меня позабавила мысль о том, как бы англичанеприступили к выполнению такого задания, допустим, начав действовать с базы вКаире. Даже в 1940 году я счел бы такие разговоры пустой фантазией, если былично не присутствовал на пресс-конференции в Аррасе, которую созвал генералПаунелл, бывший в то время начальником штаба у лорда Горта. Генерал Паунеллтогда заявил, что, учитывая мощь линии Зигфрида, лучшие перспективы можетоткрыть удар через Кавказ (речь идет о планах нападения на Советский Союз,которые вынашивали в то время правящие круги Великобритании под лицемернымпредлогом нанесения удара по Германии с востока. - Прим. авт.). В случаеуспеха такой удар взломает "слабую восточную систему обороны Германии" иоткроет путь англо-французскому наступлению. У полковника Гранда никогда не было средств для осуществления своихидей, хотя их щедро предоставляли его преемникам. Его лондонский штат легкомог разместиться в большой гостиной. Так оно и бывало, когда мы регулярнособирались по воскресеньям в его загородной вилле, где неиссякаемыми темамидля дискуссий были планы, планы и планы. В разведке Гранду доставались чутьли не одни объедки. Старейшие и более прочно обосновавшиеся подразделенияразведки с неодобрением встречали попытки добиться большего куска от"секретного" пирога. Исходя из обоснованной предпосылки, что саботаж иподрывная деятельность сами по себе небезопасны (виновников взрывов нетрудноустановить), работники разведки с удовольствием спешили сделатьнеобоснованный вывод: взрывы - это, мол, напрасная трата времени и денег,так пусть лучше все средства идут на "тихий" шпионаж. Поэтому требованияГранда к казначейству и вооруженным силам нередко замораживались в самойразведывательной службе. В лучшем случае Гранду оказывалась прохладнаяподдержка. По части политической диверсии возникали еще большие трудности, потомучто здесь затрагивались основные аспекты британской политики. Английскоеправительство привыкло поддерживать монархов и олигархов в Европе и былонастроено против любых форм подрывной деятельности. Единственно, кто могоказывать Гитлеру какое-то сопротивление, были представители левого движения- крестьянские партии, социал-демократы и коммунисты. Только они былиспособны, рискуя жизнью, бороться против оккупантов. Но было мало вероятно,чтобы они стали стараться ради английского правительства, упорнопродолжавшего заигрывать с королями каролями и принцами павлами, которыесистематически преследовали всех левых в период между войнами. Таким образом, в Англии идеологи подрывной деятельности начали своюработу в условиях серьезных препятствий, воздвигаемых министерствоминостранных дел, которые слишком поздно поняли, что, каков бы ни был исходвойны, солнце их любимых марионеток закатилось навсегда. Неудивительнопоэтому, что в самый решительный момент движения Сопротивления сталитяготеть к Советскому Союзу и что сбалансировать влияние СССР во Франции,Италии и Греции удалось только присутствием многочисленныхангло-американских вооруженных сил. В целях конспирации и для удобства всем офицерам СИС давались условныеобозначения, которые применялись в корреспонденции и при разговорах. Гранд,естественно, обозначался буквой "Д". Начальники подсекций были известны как"ДА", "ДБ" и т. д., а их помощникам добавлялись цифры, например "ДА-1". Гайимел обозначение "ДУ". По установленному порядку я должен был быобозначаться как "ДУ-1", но Гай деликатно объяснил, что условное обозначение"ДУ-1" подразумевает определенную подчиненность ему, а он хочет, чтобы нассчитали равноправными. Гай разрешил эту дилемму: вместо цифры к моемуобозначению он прибавил букву "Д". Так передо мной открылась карьераработника секретной службы, условно обозначенного "ДУД" (английское слово"dud" означает "неудачник". - Прим. пер.). Подсекция "ДУ" не была идеальным отправным пунктом для моей карьеры.Мне хотелось найти в службе свое собственное место, а для этого прежде всегонеобходимо было выяснить, как она организована и чем занимается. Гай жепревратил свою подсекцию в своего рода фабрику идей. Он считал себя колесом,которое, вращаясь, высекает идеи, словно искры. Куда падали эти искры, его,по-видимому, не интересовало. Он проводил массу времени в кабинетах другихсотрудников, где предлагал свои идеи. Когда он воодушевлялся, в коридоре тои дело раздавался его смех. После трудового утра, заполненного разговорами,Гай обычно врывался ко мне в кабинет и предлагал выпить. Однажды в июле Гай вошел ко мне, против обыкновения, с какими-тобумагами. Это были страницы написанной им докладной записки. Гранд восновном одобрил ее содержание, но предложил глубже изучить и подработатьвопрос. Для этого Гаю и понадобилась моя помощь. Я страшно обрадовался. Подолгому опыту я знал, что "помогать" Гаю значило освободить его от всякойработы. Но поскольку я целые две недели буквально ничего не делал, я был радлюбой работе. Я взял документы, а Гай уселся на край моего стола, стараясьуловить на моем лице признаки одобрения. Это была характерная для него продукция - масса здравого смысла,затерянного в цветистых оборотах и сомнительных цитатах. (Гай располагалцитатами чуть ли не на каждый случай жизни, но никогда не утруждал себя ихвыверкой.) Он предлагал создать школу для обучения агентов методамподпольной работы. Предложение поражало не тем, что его внесли, а тем, чтодо сих пор его никто не сделал. Школы такого рода еще не существовало. Гайдоказывал необходимость этого дела, общепризнанного теперь, но нового в товремя. Он наметил программу обучения. В заключение Гай предлагал назватьшколу колледжем Гая Фокса в память о неудачливом заговорщике, "планыкоторого раскрыла бдительная елизаветинская СИС". Не мог же он предложитьназвание "Колледж Гая Берджесса"! Наконец-то у меня появилось какое-то дело. Я разбил вопрос на составныечасти: программа, отбор слушателей, конспирация, размещение и т. д. - и покаждой подготовил докладные записки. Засыпав меня своими предложениями, Гай,казалось, потерял всякий интерес к последней вспышке своих идей, но это былоне так. Он знал, что Гранд прочитал мои документы и создал комиссии для ихобсуждения. Меня лично и тогда, и позже не привлекала работа в комиссиях. Вкаждой комиссии обычно есть свое пугало. Моим пугалом в комиссии по вопросамобучения стал некий полковник Чидсон. Он сыграл большую роль в спасении отГитлера значительного количества промышленных алмазов в Голландии, но дляменя он был просто надоедливым человеком. Ему чудилось, что Европуохватывает анархия, и он отчаянно сопротивлялся идее позволить массеголоворезов свободно расхаживать по континенту. Однажды я увидел его идущиммне навстречу по Лоуэр-Риджентс-стрит. Минутой позже он тоже заметил меня изастыл на месте. Затем быстро поднял воротник и нырнул в переулок.Необходимость нашей школы стала очевидной. В то время Гай неизменно повторял: "Надо, чтобы за эту идеюухватились". В какой-то степени это удалось. Вскоре я, к своему удивлению,узнал, что для использования в учебных целях уже приобрелиБрикендонбери-холл, бывшее школьное здание, расположенное на просторномучастке неподалеку от Хартфорда. Меня представили капитану 3 ранга Питерсу,которого назначили начальником школы. Он часто приглашал нас с Гаем на обедв "Хангерию", чтобы послушать, что мы думаем о новом деле. У него былимечтательные голубые глаза и очаровательная мягкая улыбка. Несмотря нарезкое различие характеров, он сильно привязался к Гаю, который бесцеремоннотаскал у него со стола сигареты. К сожалению, его сотрудничество с намиоказалось недолгим. Впоследствии его посмертно наградили крестом Виктории,вероятно, за ненужную храбрость, проявленную в Оранской гавани. Услышав оего награждении, я взгрустнул при мысли, что Питерс никогда об этом неузнает. Он был человеком сентиментального склада и заплакал бы от такойчести. Наши слушатели обожали его. Среди преподавательского состава были разные люди. Был весельчак ДжорджХилл (сотрудничал с Брюсом Локкартом, одним из английских тайных агентов вРоссии после революции 1917 года, а также был другом Сиднея Рейли. Во времявторой мировой войны занимал высокий пост в УСО и был послан Черчиллем вМоскву в качестве представителя УСО/СИС. - Прим. авт.) - автор книг о своихтаинственных приключениях в Советской России, один из немногих оставшихся вживых англичан, которые действительно засыпали "песок в буксы". С большимбрюшком, Хилл скорее походил на опереточного короля с лысой макушкой вместокороны. Позже его назначили руководителем миссии управления специальныхопераций (Управление специальных операций было создано по распоряжениюЧерчилля в 1940 году и руководило всеми тайными действиями против стран оси,особенно саботажем и диверсиями. - Прим. авт.) в Москве. Мои друзья в СССРприняли это с восторгом: они знали о Хилле все. Был еще специалист по взрывчатым веществам - Кларк. Он отличалсянеуемным чувством юмора. Когда однажды его попросили организовать показсвоих методов для начальника чешской военной разведки и его аппарата, Кларкрасставил мины-ловушки в рощице, через которую шла дорога на полигон. Кларкпредполагал, что чехи пойдут через рощу гуськом. Они же, напротив, пошлишеренгой, и офицеры, шедшие по краям, перенесли тяжелое потрясение. Лишь посчастливой случайности никто не пострадал. Был также меланхоличный чех. Его рекомендовали как печатника,работавшего в подпольной типографии в Праге. Это был бледный, приземистыйтолстяк. Другой печальной фигурой был австрийский социал-демократ Вернер. Егоготовили на роль руководителя слушателей-австрийцев, которых мы моглиполучить, однако такие слушатели не появились. Вернер говорил толькопо-немецки, и мне приходилось тратить немало времени, чтобы все емуобъяснить. В конце концов он подал в отставку и получил другое назначение.Подводную лодку, перевозившую его в Египет, потопили в Средиземном морепикирующие бомбардировщики. Выдающейся личностью среди нас был, несомненно, Томми Харрис, известныйторговец произведениями искусства. Его взяли по предложению Гая в качествесвоего рода домоправителя и главным образом потому, что Харрис и его супругабыли вдохновенными кулинарами. Он оказался единственным среди нас человеком,который в первые же недели установил тесный личный контакт со слушателями.Работа в школе была совершенно недостойной Харриса, необразованного, нообладавшего блестящим природным умом. Томми вскоре переманила МИ-5, где онстал впоследствии инициатором и руководителем одной из самых изобретательныхразведывательных операций того времени. Для меня, как увидим, дни,проведенные в Брикендонбери, были беспросветным мраком. Их скрашивала лишьзародившаяся и высоко мною ценимая дружба с Томми Харрисом. Слушателей оказалось у нас мало - две небольшие группки бельгийцев инорвежцев и несколько большая группа испанцев. В целом их насчитывалосьоколо 25 человек. Возможно, они и получили что-то полезное в Брикендонбери,хотя я в этом сомневаюсь. Мы не имели представления о задачах, которые импредстояло выполнять, и ни Гаю, ни мне не удалось раздобыть необходимыхсведений у руководства в Лондоне. Иначе говоря, нам почти нечем былозаниматься, и мы только и делали, что беседовали с Питерсом да помогали емусоставлять докладные записки для руководства, которые редко удостаивалисьответа. Было ясно одно: мы мало чему могли научить испанцев, большинствокоторых были подрывниками из Астурии (в прошлом шахтеры). "Все инструкторыпохожи друг на друга, - сказал как-то один испанец, парень лет восемнадцати.- Они говорят нам, сколько надо отрезать бикфордова шнура, мы же длябезопасности увеличиваем длину вдвое. Вот почему мы пока еще живы". Англичане могли бы извлечь полезный урок из области конспирации, еслибы разбирались в ее правилах. Это выявилось только через несколько лет.Поскольку предполагалось, что мы имеем дело с агентами, которые будутзасылаться на территорию противника, где их, весьма вероятно, могутсхватить, было решено подлинные имена и фамилии офицеров изпреподавательского состава скрыть под кличками. Питерс стал Торнли, Хилл -Дейлом и так далее. Гай, дав волю своему мальчишескому воображению, за моейспиной убедил Питерса навязать мне такую неприличную кличку, что я даже нерешаюсь ее назвать. Единственное исключение составил Томми Харрис, которому,по непонятным мне причинам, разрешили оставить его собственное имя. Как-то после войны Томми случайно встретил руководителя нашейбельгийской группы, человека неприятного, постоянно кичившегося своимаристократическим происхождением. Томми зашел с ним выпить чаю. ВспоминаяБрикендонбери, бельгиец заметил, что слушатели раскрыли все наши клички, заисключением одной. Томми проверил его и выяснил, что тот действительно знаетвсе наши имена. Он спросил тогда, кто же составил исключение. "Речь идет овас", - ответил бельгиец. Скоро с этих страниц на время исчезнет имя Гая Берджесса, поэтому мне,надеюсь, простят, если я расскажу о пристрастии Гая к невинным проделкам.Однажды летним вечером Питерс лежал в постели с острым приступом экземы.Чтобы скрыть ее, он отращивал бороду. Около его кровати сидел, потягивая изрюмки портвейн, приезжий инструктор, назвавший себя Хэзлиттом. Внезапно изсада раздался крик, а за ним послышались разноязыкие возгласы. В домввалились слушатели. Каждый из них утверждал, что видел кто троих, ктодесяток и даже более парашютистов, выбросившихся поблизости. Услышав этосообщение, Питерс приказал бельгийцам надеть форму и установить пулеметы вокнах. Это обеспечивало хороший сектор обстрела через школьные спортивныеплощадки. Не знаю, что случилось бы, если б противник вошел через параднуюдверь. "Раз немцы высадились, - сказал Питерс Хэзлитту, - придется встать". Потом он допустил роковую ошибку, приказав Гаю установить точные данныео происшествии и сообщить о результатах дежурному офицеру в Лондон. Гайприступил к делу с напускной добросовестностью. Я слышал урывками его докладпо телефону. "Нет, мне нечего добавить к тому, что я сказал... Не хотите жевы, чтобы я фальсифицировал показания, не правда ли? Повторить?.. В районеХартфорда видели спускающиеся парашюты в количестве от восьмидесяти донуля... Нет, я не могу определить достоверности сообщений разных свидетелей.От восьмидесяти до нуля. Вы поняли? Я позвоню вам еще раз, если понадобится.До свидания". Торжествуя, Гай пошел докладывать. "Не знаю, что я смогусделать, если поднимусь, - сказал Питерс, - но я, конечно, должен взятькомандование на себя". Прошел час или два, но больше ничего не случилось. Бельгийцы печальноразобрали свои "льюисы", и мы пошли спать. Все следующее утро Гай висел нателефоне, распространяя веселые новости. Оказывается, дежурный офицер поднялсвоего начальника, а тот связался с военным министерством. Восточный военныйокруг был поднят на ноги, и на рассвете его бронечасти заняли позиции побоевому расписанию. Гай высказал ряд предположений относительно того, во чтовсе это обошлось. Следует заметить, что цифру "нуль" назвал ему накануневечером я, цифра же "восемьдесят" исходила, по-видимому, от самого Гая. Мыоба ошиблись. Сбросили всего один парашют. Прикрепленный к мине, онбезобидно повис на дереве, и мина не взорвалась. Быстро летели летние дни, акаких-либо четких директив из Лондона не поступало. Капитан 3 ранга всебольше мрачнел и стал еще более неразговорчивым и скрытным. Сначала я думал,что его беспокоит экзема, но потом до меня стали доходить слухи о переменах,о которых официально нам так и не объявили. А произошло вот что. Секцию "Д"выделили из СИС и реорганизовали, передав в ведение министра по вопросамэкономической войны доктора Дальтона. Гранд ушел, его место занял ФрэнкНельсон, бизнесмен, лишенный чувства юмора, чьи способности мне так и непредставилось возможности оценить. После посещения Брикендонбери КолиномГаббинсом (в 1939 году был помощником начальника разведывательногоуправления военного министерства. - Прим. авт.) и группой свежевыбритыхофицеров, которые лаяли друг на друга и на нас, Питерс впал в глубокуюдепрессию. Мы не удивились, когда однажды утром он вызвал Гая и меня исообщил, что провел весь прошлый вечер за составлением рапорта об отставке.Он говорил это с печалью в голосе, как бы сознавая свое поражение ипроявленное к нему невнимание. Затем, воспрянув духом, он заговорилувереннее, и впервые за многие дни его лицо озарила очаровательная улыбка.Он был явно счастлив вернуться к своим суденышкам после короткого крещенияполитическим огнем. Отставку Питерса приняли без осложнений. Мы началиравнодушно расформировывать наше заведение. Шаги, предпринятые в целяхконспирации, сохранились в моей памяти смутно. Мы должны были запрятатьнаших слушателей куда-нибудь подальше для использования в будущем. Позже яузнал, что, кроме Вернера, по меньшей мере еще двое из них погибли. Одногомилого радиста-норвежца немцы поймали и расстреляли сразу же после еговозвращения в Норвегию. Другого, лучшего слушателя из бельгийской группы,сбросили на парашюте в Бельгии. Парашют зацепился за шасси самолета, и наогромной скорости бельгиец потерял сознание и задохнулся. Томми Харрис покинул нас, глубоко возмущенный. Вскоре он нашел своенастоящее место и стал ценным сотрудником в МИ-5. Мы с Гаем прибыли в новыйцентр управления специальных операций на Бейкер-стрит, 64. Позже он стализвестен (или печально известен, в зависимости от точки зрения) просто какБейкер-стрит. В связи с новыми задачами появилось много новых лиц. Людейнабирали среди банкиров, юристов и крупных бизнесменов. Угнетающе ощущалосьотсутствие прежних коллег. Нельсон проводил чистку весьма тщательно. Емуохотно помогали некоторые старшие сотрудники СИС, особенно Клод Дэнси иДэвид Бойл, о которых речь пойдет позже. Они были полны решимости "изжить",не только Гранда, но и всех его ближайших соратников. Чистка подошла вплотную и ко мне, но на мне и прекратилась. Навестивменя однажды вечером, Гай был необычно молчалив. В конце концов выяснилось,что он пал "жертвой бюрократической интриги". Его уволили. Естественно былопредположить, что мои собственные дни, а может, и часы тоже сочтены, и Гай,очевидно, ожидал меня в товарищи по несчастью. Но па следующий месяц и месяцспустя я по-прежнему получал конверты с жалованьем. Управление специальныхопераций, видимо, во мне нуждалось, а возможно, я был слишком незначительнойфигурой, чтобы почтить меня увольнением. Гай не унывал. Он вскоре нашелжеланное убежище в министерстве информации и даже начал с презрениемпоговаривать о моей затянувшейся связи с "выгребной ямой" (начальные буквыанглийского выражения "Slop and offal", означавшего "выгребная яма",совпадают с начальными буквами английского названия УСО - Special Operations. - Прим. пер.).
ГЛАВА II.
Читайте также:
Воспользуйтесь поиском по сайту:
