Работа в управлении специальных операций.
Провал нашего первого учебного заведения подействовал на меняугнетающе, но это принесло мне известную выгоду, поскольку я вернулся вЛондон, где почувствовал себя, по крайней мере, ближе к коридорам власти иисточникам больших решений. Практически же непосредственной пользы от этогомне было мало. У меня не оказалось никаких конкретных обязанностей, и потомуя не мог претендовать на рабочее место. Я слонялся по учреждению наБейкер-стрит, стараясь запомнить новые лица и сколько-нибудь связнопредставить себе организационную структуру УСО. Это было самой труднойзадачей в то время. Все казались очень занятыми, даже если толькопередвигали мебель. В обстановке столь бурной деятельности меня тяготилобезделье. Такая ситуация напоминала мне прием с коктейлем, где все другдруга знают, а ты - никого. В то время это казалось неправдоподобным, но фактически я былсвидетелем родовых мук будущей внушительной организации. И если я описалпервые дни ее существования так, как воспринимал все это тогда, в нескольколегкомысленном стиле, то, по-видимому, такой стиль объясним. В период междувойнами разведывательная служба пользовалась мифическим престижем, однакоэтот миф не имел реального основания. К такому заявлению многие могутотнестись с недоверием, тем более что на этот счет не опубликовано никакихматериалов. Но разве это более невероятно, чем известный случай, когдабританский флот, тоже пользовавшийся престижем, будучи послан в Александрию,чтобы отпугнуть Муссолини от Абиссинии, оказался не в состоянии что-либосделать, потому что не имел снарядов? А правда заключалась в том, чтосекретная служба, так же как и вооруженные силы Англии, потихоньку увядала.Помимо финансовых проблем мало внимания уделялось укомплектованию службы иее организации. Если в армии задавали тон офицеры, которые спустя двадцать слишним лет после сражения при Камбре (в сражении при Камбре 20-30 ноября1917 года впервые в истории в массовом количестве были применены танки. -Прим. авт.) все еще считали конницу главной ударной силой, то в секретнойслужбе (лишь потому, что ее начальником был адмирал) оказалось полно людей,просто-напросто не нужных флоту. Нельзя особенно осуждать за это адмиралаСинклера (начальник разведки ВМС до 1921 года. Начальник СИС с 1936 года идо своей смерти в ноябре 1939 года. - Прим. авт.), так как, вынужденныйрассчитывать только на свои весьма скромные ресурсы, он, естественно,подбирал подчиненных из тех кругов, которые знал лучше. Что касается системы и организации, то их фактически не было. Когда подвлиянием страхов, навеянных "пятой колонной" в Испании, пониманиепотенциального значения тайных операций начало проникать и в так называемуюбританскую военную мысль, результатом явилась лишь жалкая импровизация.Скептически настроенной СИС была придана секция "Д", в задачу которойвходило планировать шумные акты отчаянной храбрости. В то же время тема"черной пропаганды" (подпольная, или подрывная, пропаганда. - Прим. авт.)стала игрушкой в руках ряда смежных государственных организаций, которыеметались в потемках, мешая друг другу. Неудивительно поэтому, что в первыегоды войны результаты были минимальными. Дабы не подумали, что япреувеличиваю, приведу выдержку из книги полковника Бикэма Суит-Эскота,одного из самых способных и восприимчивых офицеров, прослужившего в УСО всювойну. "Перечень наших достижений (летом 1940 года) был невнушительным. Нанашем счету было всего лишь несколько успешных операций. Была у нас даженекоторая, с позволения сказать, организация на Балканах, но даже там нам неудалось достичь чего-либо выдающегося... Попытки подрывных действий наБалканах вызывали лишь раздражение у нашего министерства иностранных дел.Что касается Западной Европы, то в силу ряда объективных причин наши успехибыли просто плачевными, так как между Балканами и Ла-Маншем мы не имели ниодного агента. Странно, но факт". Таков был фон, на котором происходили перемены, описанные в предыдущейглаве. Впрочем, это была лишь малая частица обширной программы реформ. Виюле 1940 года Черчилль предложил министру экономической войны докторуДальтону взять на себя ответственность за все тайные операции против врага.Реализуя это поручение, Дальтон создал организацию, которую назвалуправлением специальных операций. Первоначально оно было разделено на триотдела: СО-1 - для "черной пропаганды", СО-2 - для саботажа и диверсий иСО-3 - для планирования. СО-1 впоследствии переименовали в управлениеполитической войны, а СО-2 получил название, принадлежавшее первоначальновсей организации, то есть УСО. Для краткости я буду называть их в дальнейшемУПВ и УСО, хотя некоторые описываемые события происходили до изменениянаименований. СО-3 можно больше не упоминать, поскольку эта организацияочень скоро потонула в бумагах собственного производства и бесславнозакончила свое существование. Я уже начал было удивляться, сколько же можно получать деньги неработая, как вдруг меня вызвал к себе Колин Габбинс. Наряду с другимиобязанностями ему поручили подготовить учебную программу. Он, видимо, слышалмою фамилию в связи с неудавшимся опытом в Брикендонбери. Габбинс к концувойны стал весьма известной личностью, и мне приятно думать, что на тойпервой беседе я распознал в нем человека с будущим. Все в его кабинетесвидетельствовало об энергии хозяина. Говорил Габбинс кратко, дружеским,благожелательным тоном. Один мой друг прозвал Габбинса Вилли Вихрь - поимени героя популярного комикса того времени. Габбинс начал с того, что спросил, разбираюсь ли я в политическойпропаганде. Догадываясь, что Габбинс любит односложные ответы, я ответил:"Да". Затем он сообщил, что намечается создать новое учебное заведениебольшого масштаба. Там будут организованы курсы для подрывников, радистов итак далее. Кроме того, Габбинс собирался создать центральные курсы дляобучения общим методам саботажа и подрывной деятельности. Одним из такихметодов являлась подрывная пропаганда, и Габбинс подыскивал подходящегопреподавателя. Габбинс предложил мне подготовить проект программы по этомупредмету. Проводив меня до двери, он сказал: "Сделайте ее покороче". Приступив к составлению программы, я понял, что мои познания в областиподрывной пропаганды оставляют желать много лучшего. У меня не былонепосредственного опыта работы в современной рекламе, и я не знал ееметодов, которые широко применяются в пропаганде. За несколько летжурналистской деятельности я научился лишь сообщать о происходящем, а этонередко роковая ошибка в работе пропагандиста, задача которого - убеждать. Япытался утешить себя мыслью о том, что мир видел немало хорошихпропагандистов, которые ровно ничего не смыслили в методах рекламы, скажем,таких товаров, как мыло. Однако все это было неубедительно, ж я взял на себятруд проконсультироваться с некоторыми своими друзьями из мира рекламы.Вскоре я набрался столько знаний об основных принципах рекламы, что мог быпрочитать об этом несколько лекций. А главное, я установил, что наработников рекламы можно полагаться лишь в двух вопросах: во-первых, когдаони предостерегают вас от этого занятия и, во-вторых, когда они самымподробным образом распространяются о грязных методах своей работы. Через несколько дней у меня в руках оказалось достаточно материала,чтобы приступить к составлению проекта программы, нужной Габбинсу. Длябольшей убедительности я решил привести примеры из области европейскойполитики, и в особенности политики фашизма. Я сжал проект до полуторастраниц обыкновенной писчей бумаги и доложил Габбинсу по телефону, чтодокумент готов. Через пять минут он позвонил мне сам, сообщив, что в тот жевечер созывает совещание в кабинете у Чарльза Хэмбро (во время войныЧерчилль назначал своих друзей из Сити на высокие посты в УСО и СИС, в томчисле он не забыл и своего банкира Чарльза Хэмбро, который возглавлял УСО в1942-1943 годах. - Прим. авт.) для обсуждения проекта. Это было для меняпервое реальное дело в английской разведке после падения Франции. Габбинс привел на совещание нескольких сотрудников из своего аппарата.Хэмбро приветствовал нас в свойственной ему располагающей манере, так что мыпочувствовали себя непринужденно. Он взял составленную мною бумагу и зачиталее вслух, медленно и вдумчиво. Закончив, заметил, что это разумный документ.Сотрудники Габбинса, как по команде, с серьезным видом закивали в знаксогласия. У них был вид привыкших к беспрекословному повиновению военных. Кмоему удивлению, Габбинс весело улыбнулся. "Именно то, что я хотел, - сказалон, подчеркивая слова. - Именно то... Что вы скажете, Чарльз?" Хэмбро ничегоконкретного не ответил: возможно, он думал совсем о другом. "Вот и составьтеэту программу",- предложил мне Габбинс. На этом совещание закончилось. Теперь у меня были конкретные обязанности, что давало мне право нарабочее место в учреждении Габбинса. Я стал работать не в доме номер 64, авыше по Бейкер-стрит, в сторону Риджентс-парка. Я приступил к составлениюпрограммы, расширяя свои черновые наброски до объема полных лекций. И все жея не был счастлив. Новую школу предполагалось разместить в Бьюли в Хэмпшире,далеко от Лондона. Такое расстояние очень мешало бы реализации других моихцелей. Порой хотелось бросить все это дело, но меня останавливали двасоображения. Во-первых, необходимо было сохранить свое положение в секретноммире, куда я получил доступ. Глупо было бы увольняться, пока не появиласьясная перспектива другой работы в этом же мире. Во-вторых, лишние знанияникогда не помешают, и я ничего не потеряю, если узнаю, что делается вшироко разветвленной сети учебных заведений управления специальных операций.Я решил остаться, пока не подвернется что-нибудь более стоящее. Я не сомневался, что руководство учебных заведений отпустит меня, когдая захочу. Я знал, что лектор из меня получится никудышный. Дело в том, что счетырехлетнего возраста у меня появилось заикание, иногда я мог с нимсправиться, иногда нет. Кроме того, меня мучили сомнения относительносодержания моего лекционного курса. Перспектива говорить о политическойподрывной деятельности меня не пугала. В Англии в то время было мало людей,которые сколько-нибудь разбирались в этом деле, а я все же имел небольшойопыт в этой области. Беспокоило меня крайне поверхностное знакомство сметодами пропаганды. Правда, мне приходилось сочинять листовки, но я понятияне имел о том, как они печатаются. До сбора в Бьюли еще оставалось некоторое время, и я решил восполнитьпробелы в своих знаниях. Я старался как можно чаще посещать Уоуберн-Эбби,где всегда вялый Липер председательствовал на заседаниях сотрудников "чернойпропаганды" в управлении политической войны. (За четыре с лишним года Липермало изменился. Я встретил его летом 1945 года. Он апатично бил мух ванглийском посольстве в Афинах, когда Греция уже начинала бурлить.) Я судивлением отметил, что Липер способен раздражаться. Поговаривали, что унего были частые стычки с доктором Дальтоном и что добрейший доктор не разстрадал от Липера. Это отчасти подтверждается и в мемуарах самого Дальтона. Если новая Бейкер-стрит стала вотчиной дельцов банковского дела,большого бизнеса и юстиции, то Уоуберн осаждали работники рекламы. Запределами собственного убежища Липера это учреждение напоминало филиалрекламной фирмы. Были, конечно, исключения, такие, как Дик Кроссмен, КонО'Нейл, Сефтон Делмер и Валентайн Уильямс, но большинство сотрудников, какмне казалось, имели именно тот опыт, в котором я больше всего нуждался. Сначала они отнеслись ко мне несколько сдержанно. Как и во всехучреждениях, особенно новых, в Уоуберне остерегались посторонних людей.Вскоре, однако, убедившись в моей искренности и готовности принимать ихсоветы, они изменили ко мне отношение. Очевидно, что тайные агенты в Европебудут заниматься пропагандой, хотим мы этого или нет. В этой ситуации мнепредставлялось разумным "просунуть ногу в дверь" Уоуберна - органа,ответственного за "черную пропаганду", в качестве полезного ему инструктора.После нескольких визитов я удостоился чести позавтракать с Липером.Присутствовавший на завтраке Валентайн Уильямс предложил подвезти меня вЛондон в служебном "роллс-ройсе". Я хотел поболтать с ним хотя бы о Клабфуте(главное действующее лицо серии шпионских романов, написанных ВалентайномУильямсом. - Прим. авт.), однако после хорошего завтрака он всю дорогупроспал. В то время я занимался также и другой, пожалуй более важной, областьюмоих исследований. Преподавать агентам методы пропаганды - дело хорошее, ноне менее важно содержание пропаганды. Рано или поздно агенты начнут получатьконкретные задания, и необходимо заранее подготовить их к характерупредстоящих действий. Все это требовало определенной политической обработкиагентов, с тем чтобы они прибыли на место деятельности, имея хотя быкакое-то общее представление о планах английского правительства. В Уоубернеже получить ответы на такие вопросы нечего было и надеяться. Липер и егосотрудники сами жаловались на недостаточное политическое руководство изЛондона. С этой целью я обратился к Хью Гейтскелу, которого немного знал еще довойны, когда мы обсуждали проблемы Австрии. В то время Гейтскел был главнымличным секретарем у Дальтона, получал все сведения, что называется, изпервых рук. Гейтскел поддерживал тесную связь с Глэдвином Джеббом, накоторого Дальтон возложил ответственность за деятельность на Бейкер-стрит.Гейтскел обычно предлагал встретиться за обедом в дешевом ресторане недалекоот Беркли-сквер, и, как правило, мы обсуждали мои проблемы за сосисками скартофельным пюре. Иногда после обеда мы шли к Гейтскелу на работу иконсультировались с Джеббом или даже с самим доктором. Последний всегда былготов нас принять и угостить виски с содовой. (Я уже хвастался тем, чтораспознал в Габбинсе человека большого масштаба. Справедливости ради долженпризнать, что в Гейтскеле я никогда не замечал способностей первоклассноголидера "переднескамеечников" (на передних скамьях в английском парламентерасполагаются представители правящей партии. - Прим. авт.), которыевыявились впоследствии.) В целом результаты этих встреч меня разочаровали. У Дальтона были своинеприятности с министерством иностранных дел. Тогда, как и теперь, легкобыло говорить о точке зрения министерства, но на самом деле там уйма народуи немало разных точек зрения. Когда же принимались во внимание всевозражения против того или иного курса действий, итог обычно не вызывалэнтузиазма. Чаще оказывалось, что англичане просто хотят восстановлениястатус-кво, существовавшего до Гитлера: возврата к Европе, где будутспокойно господствовать Англия и Франция при помощи реакционныхправительств, достаточно сильных, чтобы поддерживать порядок среди своихнародов и служить "санитарным кордоном" против Советского Союза. Такая точка зрения, однако, исключала само существование управленияспециальных операций, целью которого, говоря словами Черчилля, было зажечьпожар в Европе. А этого нельзя было добиться, призывая народ ксотрудничеству в восстановлении непопулярного и дискредитировавшего себястарого порядка. Невыполнима эта задача была и потому, что настроенияданного момента в значительной степени определялись победоносным шествиемГитлера по Европе. УСО могло действовать эффективно, только заранеепредусмотрев перелом в настроениях в Европе, после нескольких лет войны,когда нацистское господство ожесточит людей и заставит взять свое будущее всобственные руки. Эти настроения, без сомнения, должны были статьреволюционными и покончить с Европой 20-х и 30-х годов. Дальтон и Гейтскел видели, конечно, противоречия между задачами УСО иточкой зрения министерства иностранных дел, но им приходилось действоватьосторожно, ибо у них самих не имелось четкой альтернативы. Оба, какдобропорядочные социалисты, надеялись, что один из важнейших ключей крешению проблемы находится в руках европейских профсоюзов. Однако былосомнительно, чтобы профсоюзы пошли на риск по велению английскогоправительства, если даже в него входят Эттли, Бевин, Дальтон и другиесоциалисты. Многим казалось, что Англия военного времени резко отличается отАнглии Болдуина и Чемберлена, но разве это не была просто другая маска, закоторой скрывался предатель Абиссинии, Испании и Чехословакии? Неспособностьанглийских лидеров развернуть настоящую революционную пропаганду толькоподтверждала это, и Англия всю войну страдала из-за отсутствия должногополитического руководства. Все организации Сопротивления брали у Англииденьги и снаряжение, но очень немногие прислушивались к голосу Лондона.Организации Сопротивления возникали потому, что люди видели собственный путьк будущему, и это не был путь, предусмотренный для них английскимправительством. Таким образом, относительный успех управления специальныхопераций в области материальных разрушений и беспокоящих действийсопровождался относительным провалом в политической области. Здесь не место обсуждать ограничения в деятельности УСО, как навязанныеизвне, так и скрытые в его собственной слабости. Об этих проблемах яупоминаю лишь затем, чтобы показать, какие сомнения одолевали меня посленазначения преподавателем в Бьюли. Это в какой-то мере объясняет, почему,несмотря на наличие хороших коллег, которых я встретил в школе, моепребывание там не приносило мне почти никакого удовлетворения. Личныенедостатки и вынужденное забвение моих главных интересов значительносодействовали неудачному состоянию моих дел. При всяком удобном случае яуезжал в Лондон, обычно под предлогом посещения Уоуберна для переговоров потехническим вопросам. Как я уже сказал, эта неудовлетворенность никоим образом не быласвязана с моими коллегами в Бьюли. С ними мне как раз повезло. Начальникшколы Джон Манн, молодой полковник, не принадлежал ни к службистам, ни ксверхскрытным, ни просто к глупцам. Это был здравомыслящий офицер. Он нерявкал на подчиненных, но и не проповедовал учение йогов. Благодаря личномуавторитету Джон Мани сумел сплотить довольно пестрый состав сотрудников. Сними он обращался как старший, а к начальству относился хотя и лояльно, нокритически. Начальником штаба у него был пожилой мужчина, который служил ещев первую мировую войну. Он любил называть себя разведчиком до мозга костей,но похоже, что мозгов у него в костях было маловато. Впрочем, он лишьизредка докучал нам деловыми вопросами, а к тому же неплохо играл на рояле. Старший преподаватель Билл Брукер был яркой фигурой и впоследствиисделал блестящую карьеру в филиале школы, открытой в Канаде. Он умел податьтовар лицом, обладал неистощимым запасом острот и анекдотов, в том числезнал серию анекдотов на великолепном марсельском арго. Насколько мнеизвестно, у него не было опыта подпольной работы, однако стоило ему немногоизучить дело, как он мог говорить со слушателями так, будто ничем другим,кроме этого, и не занимался. Жалкое подобие Брукера, его помощникпредставлялся как бизнесмен. Работал в школе и бывший сотрудник фирмы "Веджвуд", производившейфаянсовые изделия. Бледный, с диким взглядом, он обычно нарушал долгоемолчание неожиданными и уничтожающими репликами. Был также Тревор-Уилсон.Позже он стал известен как специалист французского и китайского языков иоказался бесценным сотрудником в Ханое. Из Бьюли он частенько ездил вСаутгемптон по личным делам, по поводу которых смачно улыбался, но ничего нерассказывал. Однажды ему отказали в служебном транспорте для такой поездки,и он прошагал пешком весь путь туда и обратно - пятнадцать или двадцатьмиль. Я никогда не встречал более самоотверженного проявления галантности.Резкой противоположностью Тревора-Уилсона был один букменист (Фрэнк НатанДэниел Букмен - американский евангелист и миссионер, основатель оксфордскойгруппы. В 1939 году он проводил широкую кампанию за моральное разоружениеВеликобритании. - Прим. авт.), который, к несчастью, избрал меня всобеседники. Однажды он изложил мне свои взгляды на половые отношения, и ясказал, что мне жаль его жену. После этого мы встречались лишь запинг-понгом, в который он играл с такой ловкостью, что я невольно вспоминало происхождении человека от обезьяны. Душой всего коллектива был Поль Ден. Никто лучше его не умел разогнатьтоску и всех развлечь. Он доказал, что глубокие воды не обязательно должныбыть спокойными. В глубине души это был серьезный человек, склонный кромантизму. Внешне же он весь кипел и бурлил, как горный поток. Егодурачества за пианино помогали сотрудникам школы коротать длинные летниевечера. Ден нечасто бывал в школе, так как работал офицером связи между школойи учреждением на Бейкер-стрит. Одной из главных его обязанностей былодобывать у руководства материалы, которые могли пригодитьсяпреподавательскому составу. Поскольку эти потребности на той ранней стадиине имели границ, Дену предоставлялось довольно широкое поле деятельности. Ястрашно завидовал ему, так как его работа устроила бы меня гораздо большемоей. Другим, кто добился наибольшего общественного признания после войны,следует назвать Харди Эймиза, который стал личным портным королевы. Эймизбыл первым и единственным человеком этой профессии, с которым мне довелосьстолкнуться. Он выделялся своей большой и элегантной зеленой пилоткой, какиеносили офицеры разведывательной службы вооруженных сил. Главное, чем отличался я от коллег, было то, что никто, кроме меня, неимел опыта тайной работы. Никому из них тогда и не приходило в головупонижать голос, проходя мимо полицейского. Однако последующий опыт работыубедил меня, что в той ситуации подбор неопытных преподавателей оказалсямудрым. Опытных работников секретной службы не хватало. Практически их можнобыло заполучить только из СИС. И конечно, если бы обратились к СИС ипопросили выделить инструкторов, то СИС, следуя проверенной временемпрактике, просто избавилась бы от собственных никчемных работников (еслидаже таковыми можно было тогда пожертвовать). Страшно подумать, чтослучилось бы со слушателями, если бы они попали в руки подобных людей. Надосказать, что преподаватели школы хотя и отличались более чем посредственныминтеллектом и воображением, но в сравнении с ними некоторые бывалыеразведчики выглядели тогда вообще слабоумными. Это подтвердил и опыт. УСОмного критиковали за планирование работы и за отдельные операции, занедостаточное сохранение тайны, но нападок на его учебные заведения былосравнительно немного. Второе, чем я отличался от коллег в Бьюли, - это костюм. Все они носиливоенную форму. Питерс и Габбинс не раз поговаривали, что было бы желательнои мне вступить в армию. Но, как я уже сказал выше, такой шаг мог серьезноограничить свободу моего передвижения, не предоставив взамен никакихпреимуществ. Я пришел к выводу, что для сохранения моего необычного статусалучше всего не соглашаться и не отказываться. Постепенно об этом забыли.Позже, еще задолго до конца войны, я понял, насколько удачным было моерешение. Мне не мешали ни мечты о продвижении по службе, ни завистьсослуживцев, и ко мне никогда не придирались старшие офицеры других служб. Разница между Бьюли и Брикендонбери заключалась в том, что в Бьюлидействительно учили людей. Школа стала настоящим учебным заведением. Там,например, занималась группа норвежцев, которые проявили замечательныеспособности к диверсионным операциям. Так, во время одного ночного учения,всего после нескольких недель подготовки, эта группа сумела в полном составедобраться до намеченной цели в верхнем этаже здания в Сэндрингеме. Норвежцыпрошли густую рощу, усеянную сигнальными устройствами и ловушками, которыерасставил руководитель учения, и, незамеченные, миновали сад, усерднопатрулируемый инструкторами. Я сам находился в патруле и мог поклясться, чтони один человек не проходил. В Бьюли учились и мои старые друзья-испанцы из Брикендонбери, которымнаконец представилась возможность немного поработать. После первого жеразговора с ними они прозвали меня "el comisario politico" (политическийкомиссар (исп.). - Прим. пер.). Возможно, это были те самые испанцы, которыхмой старый коллега Питер Кемп встречал на берегу озера Лох-Морар, близАрисейга. В своей поучительной книге "Без знамен и знаков отличия" Кемпписал о них: "Мерзкая шайка убийц; и мы не пытались с ними общаться" (моемнение об Испании и испанцах, естественно, отличается от мнения ПитераКемпа, который во время гражданской войны воевал на стороне генерала Франко,однако я полностью согласен с описанием того потрясения, которое Кемписпытал при первой встрече с начальником испанского отделения УСО ХьюКуэннеллом. - Прим. авт.) -(примечательный случай интуитивного суждения). Лично я считаю, что, после того как ими чуть ли не целый год помыкалобританское правительство, они вправе были убить любого человека в формеанглийского офицера. Однако они проявляли сдержанность. С чувством печали вспоминается группа голландцев, которые прошли вшколе первый курс. После провала одной операции многих из них вскоре послалина верную смерть. Бывший офицер абвера Гискес написал о том, как в Голландиинемцы захватили радиста УСО и заставили поддерживать связь с Англией. Врезультате голландцев группу за группой сбрасывали в руки, немцев. Припоследующем расследовании, кажется, установили, что захваченный радист успелпередать Центру сигнал о том, что он находится в руках немцев. Видимо, егосообщение то ли неправильно расшифровали, то ли просто оставили безвнимания. Вскоре после открытия школы Альберто Тарчиани и его друзья прислалитуда партию итальянцев-антифашистов, завербованных в лагерях для итальянскихвоеннопленных в Индии. Им не повезло с английским офицером, которому ихпоручили. Он отлично владел итальянским языком и принадлежал к темсолдафонам, что любят покрикивать на подчиненных. Я без особого сочувствия кнему частенько думал, что рано или поздно он получит стилет под ребро. Учились в Бьюли также два француза. Им поручили какое-то специальноезадание, которое они тщательно скрывали. Один из них принадлежал к правым,другой - к левым, но оба питали острую ненависть к Виши. Они оказались моимилучшими учениками и через две недели выпускали превосходные листовки. Яупоминаю об этом потому, что французы были чуть ли не единственнымислушателями, кто проявлял какой-то интерес к политике и политическойпропаганде. Другие являлись, видимо, более подходящим материалом для УСО:храбрые, поддающиеся обработке, готовые выполнить все, что им прикажут, непереживая за будущее Европы. Лично я представлял тоже плохой материал для УСО, поскольку меня преждевсего волновала именно судьба Европы. Военная обстановка становилась всехуже и хуже. Греческая армия в результате боев с итальянскими войсками вАлбании к весне почти утратила боеспособность. За апрельской югославскойреволюцией, которую УСО ставило себе в какой-то степени в заслугу (наши людитам были, но post hoc, ergo propter hoc - "после этого" не означает"вследствие этого" (лат.) - Прим. авт.), сразу же последовало вторжение вЮгославию и оккупация Греции. Затем случилось самое худшее - потеря Крита,для обороны которого Англии следовало бы выделить достаточные средства.Удержание залива Суда явилось бы существенной компенсацией за потерю Балкан.Однако такие вопросы трудно было обсуждать в той среде, где действительноеположение вещей прикрывалось стремлением сохранить присутствие духа. Темвременем назревали более значительные события. Однажды утром мой ординарец принес мне чашку чая и разбудил менясловами: "Он пошел на Россию, сэр". Прочитав две довольно поверхностныелекции о методах пропаганды, я вместе с другими преподавателями пошел встоловую. Всех терзали сомнения в этой запутанной ситуации. На чью сторонувстать, когда Сатана пошел войной на Люцифера? "Боюсь, русским придетконец",- задумчиво сказал Манн. Многие с ним согласились, некоторые даже созлорадством. Дух добровольцев, собиравшихся в Финляндию, был еще жив.Дебаты, однако, вскоре прекратились, так как объявили, что вечером выступитЧерчилль с обращением к народу. Самое разумное для рядовых англичан былоподождать, пока выскажется премьер-министр. Черчилль разрешил проблему. Когда он кончил речь, Советский Союз ужестал союзником Англии. Сотрудники школы одобрили это, и все встало на своиместа. Однако через несколько дней беспокойство вновь охватило людей, таккак из Лондона просачивались компетентные оценки способности Красной Армииоказать сопротивление Германии. Русский отдел разведывательного управлениявоенного министерства, предсказывая продолжительность русской кампанииГитлера, колебался между тремя и шестью неделями. Специалисты УСО и СИСпридерживались примерно такого же мнения. Наиболее оптимистичный прогноз,который я слышал в те дни, приписывали бригадиру Скейфу, работавшему тогда,по-моему, в управлении политической войны. Он сказал, что русскиепродержатся "по меньшей мере три месяца, а может быть, и гораздо дольше".Как написал однажды Ивлин Во, "он попал прямо в точку". Теперь, как никогда, мне необходимо было уехать подальше отрододендронов Бьюли. Следовало как можно скорее найти подходящее место.Вскоре представилась многообещающая возможность. Во время редких поездок вЛондон я обычно навещал Томми Харриса на Честерфильд-Гарденс, где он жил,окруженный сокровищами искусства и в атмосфере haute cuisine et grand vin(изысканная кухня и дорогие вина (франц.), - Прим. пер.). Харриспридерживался мнения, что хороший стол не портят пятна от вина. Я ужеговорил, что после расформирования училища в Брикендонбери Харрис поступил вМИ-5. Как-то, по-моему в июле, он спросил, не интересует ли меня работа, длякоторой требуется хорошее знание франкистской Испании. Он объяснил, чторабота будет не в МИ-5, а в СИС. Чтобы понять смысл предложения Харриса, необходимо предварительнокоротко изложить вопросы, которые подробно будут рассмотрены в последующихглавах. СИС ведала всей секретной разведывательной работой на иностранныхтерриториях - как шпионажем, так и контрразведкой. МИ-5 занималась вопросамиконтрразведки и государственной безопасности в Англии и на всех английскихзаморских территориях. Контрразведывательный отдел СИС, известный как пятаясекция, и МИ-5 составляли фактически две стороны одной медали. Главнойзадачей пятой секции было заблаговременно добывать информацию о шпионскихоперациях против Англии, готовящихся извне. Само собой разумеется, чтодостоверное заблаговременное предупреждение, получаемое от пятой секции,должно было помогать МИ-5 обеспечивать безопасность страны. По словам Харриса, пятая секция не справлялась с этой задачей. МИ-5решительно нажимала на СИС, требуя улучшения работы пятой секции и дажеугрожая заняться этими вопросами своими силами. Конечно, подобное расширениефункций МИ-5 могло произвести только правительство, и некоторые должностныелица готовы были довести этот вопрос до самых верхов. СИС поэтому уступиладавлению МИ-5 и значительно увеличила бюджет пятой секции для содержаниядополнительного штата. Поскольку большая часть немецких разведывательныхопераций против Англии проводилась с Пиренейского полуострова, то наибольшеерасширение штата - с двух офицеров до шести - намечалось провести вподсекции, занимавшейся Испанией и Португалией. Харрис сообщил мне, чтоначальник пятой секции Феликс Каугилл подыскивает человека, знающегоИспанию, который возглавил бы расширенную подсекцию. Харрис сказал, что вслучае моего согласия он может предложить мою кандидатуру и очень надеетсяна успех. Я решил принять это предложение, но попросил у Харриса несколько днейна размышление. Могли возникнуть какие-то препятствия. Во всяком случае,решение надо было тщательно обдумать. Пятая секция находилась вСент-Олбансе. Это было не идеальное место, но гораздо лучше, чем Бьюли.Новая работа потребует от меня установления личных контактов с другимиотделами СИС и с МИ-5. Можно было предполагать, что к этому делу проявитинтерес министерство иностранных дел, не говоря уже о военных министерствах.Случайно я узнал, что архивы СИС тоже расположены в Сент-Олбансе, в соседнемс пятой секцией помещении. Оценивая отрицательные стороны этой работы, я моготметить лишь, что она не во всех отношениях соответствует той, какую бы явыбрал сам. Испания и Португалия находились теперь далеко на флангах моихдействительных интересов, однако то же самое, но в еще большей степени можнобыло сказать и о Бьюли. Спустя несколько дней я сказал Харрису, что буду благодарен, если оносуществит свое предложение. Сначала Харрис заинтересовал своего шефа ДикаБрумена-Уайта, который был тогда начальником пиренейского отдела МИ-5. Позжеон стал моим близким другом. Я склонен полагать, что официально в пятуюсекцию обратился Дик Уайт, тогда ответственный работник МИ-5 и чуть ли неединственный человек, чьи личные отношения с Каугиллом оставались терпимыми(Дика Уайта, Большого Дика, не следует путать с Диком Бруменом-Уайтом,Маленьким Диком. Первый впоследствии стал начальником СИС, а последний -членом парламента от консервативной партии по Рутергленскому округу). Прошлоне так много времени, и мне позвонил сам Каугилл, предложив встретиться. Тем временем я старался как-то выбраться из Бьюли. Я нарочно неудачнопровел две лекции, после чего никто не мог утверждать, что я незаменим. Маннпринял мое решение уволиться сочувственно, со свойственным емублагоразумием. Он только попросил меня задержаться, пока я не найду себезамены. И мне опять посчастливилось. Тот самый Хэзлитт, который плечом кплечу с капитаном 3 ранга Питерсом храбро встретил "немецких парашютистов" вБрикендонбери, оказался не у дел. Окончательное оформление заняло еще две-три недели. За это время янанес визит Каугиллу в Маркейте, расположенном на отвратительном узкомучастке Большой Северной дороги. В те времена было меньше формальностей. Яне подавал официального заявления о приеме на работу, и поэтому Каугилл невыражал формального согласия взять меня. Тем не менее во время беседы в тотдолгий вечер он рассказал мне, в чем именно будут состоять мои обязанностина фоне структуры СИС в целом. Поскольку его высказывания носили строгосекретный характер, я воспринял их как официальное заявление о приеме наработу. Другими словами, я уже считал себя принятым.
ГЛАВА III.
Читайте также:
Воспользуйтесь поиском по сайту:
