Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!

Английский и союзнический разведывательный комплекс.

Каугилл любил семейную атмосферу, поэтому жизнь и работа в пятой секциипротекали в теплой, даже слишком уютной обстановке. Офицеры и секретарисразу же после поступления в секцию начинали называть друг друга по имени.Порой казалось, что в один прекрасный момент все сотрудники вдруг усядутсяза игру в карты. Иногда это досаждало, но здесь была и своя профессиональнаявыгода. Никогда не составляло труда узнать, чем заняты твои коллеги: чтознал один, становилось известно всем. Такая обстановка предоставляла мнеполную свободу передвижения. Каугилла не интересовало, когда и как выполненаработа. Важно, чтобы она была сделана. Он не учинял мелочных расспросовотносительно количества обработанных документов, которые шли потоком. Этоозначало, что я практически в любое время мог отправиться в Лондон подпредлогом развития контактов с секциями СИС в Бродвей-билдингс, с МИ-5 идругими государственными учреждениями, заинтересованными в нашей работе. Уменя вошло в обычай совершать такие поездки раз в неделю. Я брал с собойпортфель, набитый документами, и длинный список визитов. Я также добровольносоглашался на ночные дежурства в Бродвее раз или два в месяц. Это былополезное занятие, так как телеграммы, поступавшие ночью со всех уголковмира, проливали дополнительный свет на деятельность службы (одно дело, ккоторому имели доступ сотрудники, дежурившие ночью, было для меня особенноценным. Оно содержало телеграммы английской военной миссии в Москве,направляемые по каналам СИС. - Прим. авт.). Бродвей представлял собой мрачное здание со множеством деревянныхперегородок и окнами с матовыми стеклами. Восемь этажей обслуживал одиндопотопный лифт. В один из моих первых визитов я оказался в лифте с каким-тосотрудником, с которым лифтер обращался особенно почтительно. Незнакомецбросил на меня быстрый взгляд и отвернулся. Он был хорошо сложен, хорошоодет, но больше всего меня поразила его бледность: бледное лицо, бледныеглаза, серебристо-светлые, редеющие на макушке волосы. Когда он вышел начетвертом этаже, я спросил, кто это был. "Что вы, сэр? Это же шеф!" -ответил лифтер с некоторым удивлением. В то время я очень мало знал о шефе. Его звали Стюарт Мензис(генерал-майор Стюарт Мензис - начальник СИС с 1939 по 1953 год. - Прим.авт.), звание - полковник. Его кабинет находился на четвертом этаже. Бумага,на которой он писал, была ярко-голубого цвета. Пользовался он толькозелеными чернилами. Почерк у него был ужасный. До того как стать начальникомСИС, он возглавлял четвертую секцию, которая занималась военной разведкой.Его официальным обозначением были буквы "CSS", но в переписке между Бродвееми зарубежными резидентурами он мог обозначаться любыми тремя буквами валфавитной последовательности: "ABC", "XYZ" и т. д. В правительственныхкругах вне СИС его всегда называли "С". Это обозначение осталось со временкапитана 1 ранга Мэнсфилда Каммингса, первого начальника секретной службы вее современном виде. Таков был объем моих сведений о шефе во время первойвстречи с ним в лифте. В дальнейшем мне пришлось узнать его гораздо лучше.Спешу сказать, что, оглядываясь назад, я вспоминаю его с симпатией иуважением, хотя вовсе не за те качества, которыми гордился он сам. Помимо Фенвика, приятного, но бездеятельного бизнесмена, которыйпассивно руководил резидентурами в Мадриде, Лиссабоне, Танжере и Гибралтаре,первым, с кем я установил контакт в Бродвее, был один из ближайших друзейшефа - Дэвид Бойл. Он ведал реализацией информации, добываемой при вскрытиидипломатической почты, и обеспечивал сохранение тайны при работе с этойинформацией. Поговаривали, что Бойл очень близок к шефу и оказывает влияниена политику службы. Я был решительно настроен против него, так какнаслышался о нем плохого. Его прозвали "пресмыкающимся Иисусом". Мои первыевпечатления, пожалуй, подтвердили ходившие о нем слухи. Бойл в избыткеобладал теми качествами, которые мне были особенно неприятны. Несправедливоназывать его, однако, эгоистичным и тщеславным снобом. Бойл умел добиватьсярасположения ответственных работников министерства иностранных дел, чем явскоре стал восхищаться. Кроме того, для меня имела большое значение егонеспособность оценивать разведывательные материалы, которые проходили черезего руки. И хотя Бойл был более чем вдвое старше меня, он все больше сталполагаться на мое мнение. В свою очередь я отвечал ему всеми внешнимипроявлениями уважения. Наши личные отношения, несмотря на всю их нелепость,складывались неплохо. Они оказались для меня весьма ценными, потому чтосреди мелочей и сплетен, заполнявших дипломатические вализы, иногдапопадались настоящие перлы информации. Бойл, конечно, никогда не претендовална право пользоваться зелеными чернилами: он писал фиолетовыми. Через Бойла я познакомился со знаменитым полковником Клодом Дэнси. Довойны он создавал так называемую организацию "Z", задуманную дляпроникновения в Германию с баз в Швейцарии. После падения Франции каналысвязи системы "Z" катастрофически пострадали. В Швейцарии Дэнси оставил дляпродолжения работы способного офицера по фамилии Ван дер Хойфел, который,как говорили, был из графского рода Священной Римской империи. Да простит онмне, если я неправильно передаю его фамилию графически и фонетически, носмею утверждать, что здесь я далеко не одинок. Когда однажды мы условились сним пообедать в ресторане "Гаррик", портье с трудом понял, кого я хочувидеть. "О-о-о! - воскликнул он наконец. - Вы имеете в виду господинаВанувла?" И показал мне, где его найти. Я уже говорил, что Дэнси весьма критически относился к целесообразностиконтрразведки и был известен своей воинственностью. Меня поэтому удивила егоучтивость. Впоследствии я узнал, что Дэнси внешне всегда учтив, а своюжелчность предпочитает проявлять на расстоянии - по телефону или на бумаге.Лучше всего с ним было воевать в его собственном кабинете. Личная встречакак бы охлаждала его, и с ним можно было разумно беседовать. Уловив этосвойство, я перестал испытывать трудности с Дэнси, за исключением техслучаев, когда приходилось с каменным лицом слушать, как он высмеивает боссамоего босса - Вивьена. К счастью, наши дороги скрещивались нечасто,поскольку он учтиво вычеркнул меня из списка своих противников. С Вивьеном я старался видеться как можно чаще. Для непосредственныхпрактических целей он был бесполезным человеком, так как смертельно боялсяДэнси и даже своего подчиненного - Каугилла. Вивьен, однако, был, пожалуй,умнее обоих и обладал склонностью к размышлениям, а посему пускался вдолгие, пространные рассуждения об истории СИС, ее политике и личностях, атакже об отношениях между СИС и МИ-5. Он был сторонником корректного стиляработы, и из ею "проповеди" я узнал гораздо больше о сложностяхгосударственной машины, чем мог бы добиться от нетерпеливых сторонников"немедленных результатов" вроде Дэнси и Каугилла. Вначале я плохопредставлял, чем мне может помочь Вивьен в моем стремлении получить одинпост в СИС, которого я больше всего жаждал. Каугиллу позже пришлось горькопожалеть о своей преждевременной оценке Вивьена как ничтожества. От Бродвей-билдингс через Сент-Джеймс-парк до помещения МИ-5 наСент-Джеймс-стрит - рукой подать, однако разница в стиле работы былазначительной. Даже вход в помещение МИ-5 производил более благоприятноевпечатление, чем тусклый холл в Бродвее. Это впечатление не покидало вас инаверху. Кабинеты выглядели как кабинеты. Насколько мне известно, там нестроили никаких "крольчатников", которые так изуродовали Бродвей. Столы небыли завалены бумагами: несколько опрятных дел, готовых к работе, - и все.Это имело, конечно, свои недостатки. В пятой секции мы обычно жаловались наизлишние подробности, которыми сотрудники МИ-5 находили время начинять своидлинные письма. По крайней мере, некоторые подробности не оправдывалисьсодержанием документа. Тем не менее, в МИ-5 чувствовалась профессиональнаякомпетентность, с которой Бродвей не мог сравняться. Возможно, МИ-5 и имелараздутый штат, на что часто сетовал Каугилл, но зато там большинствоофицеров знало, что им надо делать и как делать, чего нельзя было сказать омногих сотрудниках в Бродвее. Но так было не всегда. После падения Франции МИ-5 столкнулась сситуацией, к которой оказалась совершенно неподготовленной. Речь идет опериоде, когда широко распространялись слухи о немецкой "пятой колонне" вАнглии. В течение многих месяцев после Дюнкерка полиция и МИ-5 были заваленысообщениями о световой сигнализации, таинственных незнакомцах, о речи синостранным акцентом, подслушанной в кабачке, и т. д. Это дезорганизоваловсю работу. Я впервые посетил МИ-5 с капитаном 3 ранга Питерсом осенью 1940года, когда МИ-5 временно размещалась в Уормвуд-Скрабс (одна из лондонскихтюрем. - Прим. пер.). В делах царил полный беспорядок. Кипы непрочитаннойкорреспонденции валялись на полу, и сотрудники растерянно признавались, чтоим не прочитать и десятой доли, не говоря уже об ответах. К счастью, все этиписьма оказались никчемными: немецкой "пятой колонны" в Англии несуществовало. Навести порядок в этом хаосе поручили некоему Хорроксу. Его привлекли(кажется, из Сити) специально для этой цели. Через год работы он могутверждать, что добился успеха. Хоррокс занимался общими административнымивопросами, меня же особенно интересовали архивы. Архив МИ-5 находился вновом помещении, занимавшем часть дворца Бленхейм, и вызывал восхищениепосле неопрятных лабиринтов Вудфилда в Сент-Олбансе. Любые сведения можнобыло легко найти в аккуратно ведущихся делах и карточках-указателях. Хваталои архивных работников, чтобы обеспечить методическое и достаточно быстроевыполнение работы. Я с удивлением и завистью узнал, что большинство девушек,работающих в архиве, так же хорошо знали содержание дел, за которые ониотвечали, как и сотрудники, что вели эти дела на Сент-Джеймс-стрит. Когда яделикатно поднял этот вопрос перед Вудфилдом, он ответил, что емубессовестно занижают штаты и что уделять столько внимания деталям все равнони к чему. По роду своей работы я больше всего соприкасался с так называемымотделом "В" МИ-5. В этом отделе получали и оценивали разведывательныематериалы и обычно намечали последующие действия. Под "действиями" в данномконтексте я имею в виду только мероприятия по разработке и использованиюполученной информации, а не такие меры, как арест, ибо, подобно СИС, МИ-5 неимела никакой исполнительной власти. МИ-5 не могла арестовыватьподозреваемых, она лишь вносила рекомендации об их аресте местным властям.Хотя на практике это не составляло большой разницы, так как рекомендацииМИ-5 неизменно принимались, формально и теоретически это различие твердоподдерживалось. В этом, мне кажется, заложена одна из важнейших причин высокогопрофессионализма МИ-5 по сравнению с СИС. МИ-5 действует на британскойтерритории и поэтому обязана строго соблюдать законы страны. Она можеттребовать определенных отступлений от закона и частенько так и делает.Однако для каждого отступления необходима прямая санкция правительства,обычно в форме ордера министерства внутренних дел. Заручившись такойподдержкой, МИ-5 может организовать, например, подслушивание телефонныхразговоров частных лиц или таких учреждений, как иностранные посольства икомитеты коммунистической партии. Но здесь МИ-5 приходится соблюдатьосторожность. Если МИ-5 допускает ошибку, начинаются запросы в парламенте,поднимает шум пресса и следуют всякого рода гласные последствия, неприятныедля "застенчивой" тайной организации. Для СИС подобных препятствий не существует, и ничто не мешает ейнарушать законы иностранных государств при проведении своих операций. Втаких случаях страдает только дипломатическая служба, вынужденнаяоправдываться перед иностранными правительствами, обычно просто отрицаяфакты. Качество работы МИ-5 в военное время многим обязано ее временнымсотрудникам. Особенно ценным было пополнение из университетов - Харт, Блант,Ротшильд, Мастермен и другие. Значительный вклад внесли также юристы; Вбольшинстве своем после войны эти светлые головы вернулись к прежнимзанятиям. Поскольку данная книга не является историческим исследованием, нетнеобходимости распространяться об их достоинствах. Отдел "В" возглавляли два профессиональных разведчика, которыеухитрились на протяжении всей войны сохранить уважение своих талантливыхподчиненных. Оба они сыграли определенную роль в моей судьбе, поэтому о нихследует рассказать подробнее. Начальником отдела "В" был Гай Лидделл. "Родился я в ирландском тумане,- сказал он мне однажды, - и иногда мне кажется, что я из него так и невыбрался". Трудно представить более нелепое принижение своих достоинств.Правда, вначале Лидделл производил впечатление тугодума. Он обычно бормоталсвои мысли вслух, как бы нащупывая путь к истине, и лицо его при этомморщилось в безмятежной, невинной улыбке. Однако за внешнейнеповоротливостью Лидделла скрывался тонкий и рассудительный ум, а памятьего представляла целое хранилище фотографически точных фактов. Лидделл былспособным начальником, у которого было чему поучиться молодому человеку. Онвсегда мог отложить в сторону свою работу, чтобы выслушать вас и задуматьсянад новой проблемой. И все же карьера Лидделла закончилась бесславно. Начальником МИ-5 вовремя войны был сэр Чарльз Петри, полицейский работник из Индии, обаятельныйчеловек, пользовавшийся большим авторитетом. Когда он ушел в отставку, вотделе "В" все, как один, проголосовали бы за Лидделла, как за преемникаПетри. Много сторонников было у Лидделла и в других местах. Однакоправительство назначило на эту должность Перси Силлитоу, тоже полицейскогоработника, но на сей раз из Англии, менее авторитетного и обаятельного, чемПетри. Разочарование Лидделла было очевидным, но оно носило не только личныйхарактер. Подобно большинству профессиональных сотрудников МИ-5, Лидделлсчитал, что МИ-5 - разведывательная организация, а не полицейскоеучреждение. Методы борьбы со шпионажем отличаются от методов борьбы суголовными преступлениями. Шпионов поддерживают своими огромнымитехническими ресурсами иностранные правительства, преступники же не имеюттаких возможностей. Совершенно очевидно, что в пользу точки зрения Лидделламожно сказать очень многое. Правительство, однако, сочло, что назначениеответственного работника полиции, обученного в соответствии с процедурнымитребованиями Уайтхолла, более безопасно. Лидделлу оказали сомнительнуючесть, назначив его заместителем начальника МИ-5, и он, естественно,почувствовал себя обиженным. Уверен, что, если бы иностранные агенты узналиоб этом, они бы только порадовались поражению Лидделла. Один из них знал... Главным помощником Лидделла в отделе "В" был Дик Уайт. По профессиишкольный, учитель, Уайт поступил в МИ-5 в период между войнами. Это былмилый, скромный человек, готовый первым признать, что не обладает никакимивыдающимися качествами. Самым большим его недостатком была склонностьсоглашаться с последним человеком, с которым он говорил. С присущим емуздравым смыслом он с удовольствием перепоручал основную работу подчиненным,а себе отводил роль руководителя для поддержания гармонии в работе отдела.Уайт был одним из немногих офицеров МИ-5, который до конца поддерживалсносные личные отношения с Каугиллом. Его способность избегать ведомственныхстычек в конце концов была вознаграждена. Когда Лидделл стал заместителемначальника МИ-5, Уайта выдвинули на пост начальника отдела "В". Но на этомего продвижение по службе не кончилось: после ухода на пенсию Мензиса Уайтстал начальником СИС. К счастью, Дэнси уже не довелось увидеть, какцарствует в Бродвее, хотя и милостиво, специалист по контрразведке. Впрочем,если бы Дэнси не умер, это все равно убило бы его. Я старательно заводил связи в МИ-5 и к концу войны мог утверждать, чтоприобрел много личных друзей на Сент-Джеймс-стрит. В любом случае кому-тобыло необходимо смягчать распри между Каугиллом и нашими коллегами из МИ-5,а так как немногим хотелось проявлять в этом деле инициативу, я взял ее насебя. Помимо соображений непосредственно делового характера у меня в головезрели различные перспективные планы, для реализации которых поддержка состороны МИ-5 могла оказаться полезной. Я взял за правило давать моим друзьямиз МИ-5 кое-какую информацию неофициально, то есть без ведома Каугилла.Нередко за такое неправомерное поведение я получал щедрую награду. Главная баталия разыгралась в 1943 году, когда я осмотрительно встал насторону МИ-5 против Каугилла. Вопрос касался места расположения пятойсекции. Она помещалась в Сент-Олбансе отчасти из-за тесноты в Бродвее иотчасти для того, чтобы держать ее архивы вне досягаемости немецкихбомбардировщиков. Когда Вудфилд перевез архивы в Сент-Олбанс, Каугилл тожепереехал туда. Формально он обосновывал свой переезд тем, что"контрразведывательная организация должна находиться поблизости от своихархивов". Настоящая же причина заключалась в стремлении создать своюмаленькую империю в стороне от ведомственных интриг, где бы его как можноменьше, тревожили. Однако продолжительный перерыв в бомбардировках лишиларгументы Каугилла убедительности. К тому же в Лондоне было множествосвободных служебных помещений, и у нас не имелось оснований отказываться отих использования. МИ-5 тем временем продолжала настаивать на более тесном сотрудничествес пятой секцией. Ее руководство упорно доказывало преимущество "близости".Это слово все чаще мелькало в переписке Петри с Мензисом. И в самом деле,при всей очевидности удобств телефонной связи сотрудничество между двумяорганизациями было бы более эффективным, если бы расстояние между ними сталокороче. Как раз этого и не хотел Каугилл, именно по тем причинам, которыевысказывало руководство МИ-5. Каугиллу представлялось, что он сам и егоаппарат по возвращении в Лондон будут тратить энергию на интриги и будутотданы на милость махинациям Лидделла и К°. Больше всего Каугилл боялсявыпустить контроль из собственных рук. Я же безоговорочно стоял завозвращение в Лондон. Более тесные контакты с МИ-5, Бродвеем и другимигосударственными учреждениями, с моей точки зрения, могли толькосодействовать всестороннему ознакомлению с работой разведки. А для меняимело значение только это! Каугилл переоценил свои силы в данной ситуации. Он решил провестисвободное голосование, предоставив всем сотрудникам в Сент-Олбансевозможность высказаться "за" или "против" переезда в Лондон. Каугиллдопустил и другую ошибку, сообщив о своем решении посторонним, так чторезультаты голосования уже нельзя было скрыть. Свободное голосование даваломне право провести предварительную работу в кулуарах, и я занялся этимделом, не пройдя даже мимо секретарей, многие из которых начали тяготитьсямонастырской жизнью в казенных помещениях. Результаты голосования ошеломилиКаугилла. Более чем две трети сотрудников высказались за Лондон. Хотя этоголосование и не имело решающего значения, оно в значительной степенипоколебало непреклонность Каугилла. Через несколько педель мы водворились впомещении на Райдер-стрит, в двух минутах ходьбы от МИ-5 и в пятнадцати отБродвея. Когда мы приходили рано утром на работу, из окон было видно, как"Кваглино" (большой ресторан в Лондоне. - Прим. пер.) разгружается отужасных отбросов минувшего вечера. Мы прибыли как раз к периоду "малогоблица" (период усиленных бомбардировок Лондона немцами в 1943 году. - Прим.пер.). Теперь я должен вернуться на несколько месяцев назад и описать событие,которое оказало глубокое влияние на всю последующую деятельность английскойразведки. Я имею в виду появление американцев. До войны у Соединенных Штатовне было регулярной разведывательной службы за рубежом. Федеральное бюрорасследований ведало только вопросами внутренней безопасности. Секретнаяинформация из других стран поступала в ограниченном количестве в результате"сверхплановой" деятельности американских военных атташе и дипломатов,которые чувствовали себя менее связанными в этих делах, чем представителидругих стран, имевших для выполнения грязной работы регулярные секретныеслужбы. Теперь хорошо известно из опубликованных материалов, что в Нью-Йоркев 1940 году был создан Британский координационный центр по вопросамбезопасности под руководством Уильяма Стивенсона. Официально этот центрпредназначался для обеспечения безопасности американских поставок в Англию,так как предполагалось, что значительное число лиц немецкого происхождения вСоединенных Штатах широко займется диверсиями. Это предположение, однако, неподтвердилось, и Стивенсон, который был другом Черчилля и пользовалсябольшей реальной политической властью, чем кто-либо другой в английскойразведке, вскоре нашел новое применение своей неуемной энергии. Преждевсего, он занялся организацией помех поставкам материалов в страны оси и ихперевозкам на нейтральных судах. Возможно, что Британский координационныйцентр организовал больше диверсий, чем вся колония уроженцев Германии вСоединенных Штатах. Но свои основные силы Стивенсон отдал реализации другойидеи: убедить американцев, что для США настало время иметь собственнуюразведывательную службу. Стивенсон, как и многие другие, понимал, что создания такой службы вСША не избежать. Размышляя о ближайшем будущем, Стивенсон пришел к выводу,что англичанам выгоднее вступить в дело при закладке фундамента. Предложивзаблаговременно свою помощь, англичане заслужат тем самым право получатьвзамен разведывательную информацию, которая, как можно было ожидать, пойдетпотоком благодаря богатым ресурсам США. Это открывало также возможностьполучать информацию через посольства Соединенных Штатов в тех странах, вкоторых Англия не имела больше своих представительств, таких, например, каквишистская Франция, Балканские страны и даже сама Германия. Как истыйдеятель высокого полета, Стивенсон не привык размениваться на мелочи. Онсумел вызвать интерес к этому делу у самого Рузвельта и убедить президента,что у него, Стивенсона, и тех, кто его поддерживает, а именно УСО, МИ-5, атакже СИС, имеется большой опыт, которым они могут поделиться. Такимобразом, когда родилось управление стратегических служб (УСС) во главе сгенералом Доновеном, на высшем уровне уже предусматривалось тесноесотрудничество с англичанами. Окупился ли обмен во время войны английскогоопыта на американские ресурсы, остается под вопросом. Не вызывает, однако,сомнения, что сотрудничество, в конце концов, обрекло английские службы наположение младшего партнера. И такое положение оставалось печальным фактом втечение многих лет. Когда позже ЦРУ связало правительство Соединенных Штатовглупейшими обязательствами по отношению к Нго Дин Зьему и стало объектомнасмешек после событий в заливе Кочинос, СИС оставалось только беспомощноразводить руками. К деятельности Стивенсона в Соединенных Штатах довольно неприязненноотнесся Эдгар Гувер. Скрытый намек Стивенсона на то, что ФБР не способносправиться с саботажем на американской территории, глубоко ранил Гувера,отличавшегося непомерным тщеславием. Гувер приходил в ярость, когдаголоворезы Стивенсона избивали или спаивали команды судов, доставлявшихтовары странам оси. Однако настоящей причиной подозрительности и возмущенияГувера, от которых он так и не избавился, было то обстоятельство, чтоСтивенсон вел политическую игру в его собственной вотчине, и вел ее довольноумело. Гувер предвидел, что создание УСС вовлечет его в бесконечныеюридические споры. УСС будет соперничать с ФБР при распределении федеральныхфондов. Оно уничтожит монополию ФБР на расследования. Создание этогоучреждения было единственным серьезным поражением, от которого Гуверпострадал в своей политической карьере. Он так никогда и не простилСтивенсону роль акушерки и няньки при появлении УСС. Принятые на высшемуровне решения постепенно дошли и до Сент-Олбанса. Первый гость пятой секцииСИС из Соединенных Штатов, некий Кимболл из ФБР, прибыл вскоре после событийв Перл-Харборе. Кимбол говорил со скоростью пулемета, обвиняя военно-морскойфлот, армию, государственный департамент и Белый дом в игнорированиипредупреждений ФБР о грозящем нападении японцев. Настоящей целью его визита(помимо ни к чему не обязывающих разговоров) было объявить, что Гувер решилназначить в Лондон под видом атташе по юридическим вопросам посольстваСоединенных Штатов офицера связи для сотрудничества с МИ-5 и СИС. Послеотъезда Кимболла Каугилл с насмешкой говорил, что Гувер, очевидно, намеренобойти Стивенсона. С большим основанием, чем обычно, Каугилл считал Гувераодним из тех вредных деятелей, которые используют разведку как лестницу длядостижения своих политических целей. Каугилл предупреждал, что ко всемпредложениям Гувера надо относиться весьма подозрительно, а то и вовсеотвергать их. Мне с трудом удалось сохранить лояльное отношение к Каугиллу,когда появился первый посланец Гувера. Им оказался Артур Терстон, человеквесьма компетентный, работать с которым было очень полезно. У меня имелисьвсе основания поддерживать с ним хорошие отношения, и он с радостьюобменивался со мной контрабандной информацией. Терстон был слишком умен,чтобы долго оставаться у Гувера, и вскоре предпочел политические джунглиИндианы. УСС не отставало от ФБР. После предварительных переговоров на высшемуровне с Доновеном, Брюсом и другими к нам назначили небольшую группу связи.Ее возглавил Норман Пирсон, поэт из Йейля. Компанейский малый, снеиссякаемым запасом анекдотов, Пирсон с нескрываемой иронией относился ксвоей организации и называл ее: "Ух, Сплошной Секс". Все прибывшие имелисмутное представление о нашей профессии и не упускали случая заявить, чтоприехали учиться. Видимо, я слишком медленно усваивал тайны межведомственнойполитики, потому что очень удивился, когда увидел, какое доверие оказываетамериканцам Каугилл. Он предоставил им возможность свободно пользоватьсяделами секции, включая материалы радиоперехвата, хотя ФБР давал их неохотно,и то лишь в строго обезличенном виде. Трудно было понять, почему англичанеотказывали в информации такой профессиональной организации, как ФБР, и в тоже время щедро предоставляли ее людям, которых сам Пирсон как-то назвал"кучкой дилетантов и бездельников". Со временем ответ на этот вопрос прояснился. Гувер, оказывается,действительно хотел "обойти Стивенсона". Он невзлюбил Британскийкоординационный центр и хотел подрезать ему крылья. Этого, в частности,можно было достигнуть, организовав связь с пятой секцией непосредственно вЛондоне, а не через центр Стивенсона. Кроме того, Гувер испытывалестественное желание сблизиться с МИ-5. Подобно отделу безопасности ФБР,МИ-5 была чисто контрразведывательной организацией. У МИ-5 были своинеприятности с СИС, а у Гувера - неприятности с УСС. И самое главное,поскольку МИ-5 действовала на британской территории, в представлении Гувераинтересы этой организации не могли сталкиваться с интересами ФБР, юрисдикциякоторого ограничивалась Западным полушарием. Короче говоря, Гуверпреследовал двойную цель - передвинуть центр сотрудничества из СоединенныхШтатов в Англию и как можно теснее сблизиться с МИ-5. Все это очень не нравилось Каугиллу. Он хотел бы взять обмен всейконтрразведывательной информацией с американцами в свои руки. Не сумев этогодобиться, он решил свести обмен между ФБР и МИ-5 к минимуму. ОфициальноКаугилл объяснял это тем, что МИ-5 может передать ФБР информацию, полученнуюот СИС, без должного внимания к сохранению секретности источников СИС. Яникогда не слышал, чтобы нечто подобное действительно случалось, однакоаргументы Каугилла звучали в какой-то степени убедительно, а в условияхвойны более или менее благовидный аргумент, нередко считался достаточновеским. На самом же деле эти аргументы лишены были всяких оснований. СамКаугилл красноречиво продемонстрировал это своим либеральным отношением кУСС. Если информация считалась слишком деликатной для того, чтобы передаватьее МИ-5 и ФБР, то, уж конечно, ее не следовало бы доводить до "кучкибездельников" Пирсона, однако это делалось. Каугилл видел в УСС гибкийинструмент, воспользовавшись которым можно укрепить свои позиции в борьбекак против ФБР, так и МИ-5. Прочность позиции Каугилла в данном случае былаочевидна: как бы Гувер ни бушевал, никто в Англии не мог оспариватьнеобходимость связи Каугилла с УСС. Попытка сделать это со стороны,например, МИ-5 означала бы, что МИ-5 присоединяется к той оценке УСС,которую дал Пирсон. Тонкости межведомственной дипломатии вставалинепреодолимым препятствием на пути истины. Что касается моей работы по Пиренейскому полуострову, то свозникновением УСС у меня появились лишь новые заботы. Много времени уходилона передачу наших сведений вновь прибывшим. Мы испытывали большие трудности,связанные с назначением сотрудников УСС в Лиссабон. Первым из них был некийРей Оливера, который вскоре приобрел печальную известность. Он начал с того,что без всякого предупреждения явился к представителю СИС с предложениемсотрудничать. Тот, естественно, попросил незнакомца предъявить документы. Вответ на это Оливера раскрыл саквояж и нахально продемонстрировал егосодержимое: бог знает сколько там было пачек долларов! Прибытие Оливеры вызвало большое замешательству и в посольствеСоединенных Штатов. Сразу же после вступления Америки в войну военный атташев Лиссабоне полковник Солборг начал засылать в оккупированную Европу агентовчерез Испанию. Военно-морской атташе, естественно, сконцентрировал все своевнимание на флоте, а кто-то еще занялся экономической разведкой. Ко времениприбытия Оливеры все эти области разведки уже были захвачены, и никто нехотел уступать их ему. Затянувшуюся неразбериху в конце концов урегулировалДжордж Кеннан, бывший тогда советником посольства в Лиссабоне. Он решил, чтосамое лучшее - это обеспечить приток разведывательной информации и небеспокоиться по поводу юридических споров в Вашингтоне. Таким образом,Солборг и остальные утвердились в своей недипломатической деятельности, аконтрразведку, которой никто еще не занимался, подбросили Оливере. У бедняги Оливеры, однако, оказалось мало времени, чтобы развернуться всвоей ограниченной сфере деятельности. Он сразу же вызвал к себе всеобщуюнеприязнь в Лиссабоне, так что его пришлось заменить. На его место былназначен некий Ди Лючия, который вскоре тоже причинил СИС немало хлопот. Заочень короткое время он составил, по его утверждению, картотеку на несколькотысяч подозреваемых - труд, который так и не принес никаких положительныхрезультатов. Однако главная беда заключалась в другом. Пятой секции удалосьустановить, что одним из основных источников Ди Лючии оказался темный иопасный тип, действовавший в Португалии под фамилией Александер. Изматериалов радиоперехвата было известно, что он передавал информацию абверу.Вскрыв чешскую дипломатическую почту, англичане обнаружили также, чтоАлександер работал и на полковника Пана, бывшего тогда представителемчешской разведки в Лиссабоне. Пришлось потратить несколько месяцев, чтобыпридумать способ предупредить Пана, не раскрывая ему источника информации. Судивительной тупостью Пан отказывался принимать эти искренниепредупреждения. "Вот дуб!" - раздраженно заметил однажды Дик Уайт послеочередной безуспешной встречи. Чаша терпения переполнилась, когда Ди Лючпявключил агента абвера Александера в список своих оплачиваемых агентов. Посленаших бесконечных предостережений УСС наконец отправило Ди Лючию вслед заОливерой. УСС решило обратиться к человеку СИС в Лиссабоне с просьбойизложить свои соображения о качествах, желательных для представителя УСС натаком бойком месте. Ответ последовал немедленно: "Ради бога, пришлитечеловека по фамилии Смит". Вопреки желанию Каугилла я показал телеграммуПирсону. Он сделал вид, что она его развеселила. Во второй половине 1942 года пришла весть, что в принципе приняторешение о вторжении в Северную Африку. На пятую секцию возложили обязанностьсвоевременно поставлять информацию в штабы армий, готовившихся к вторжению.Материалы, которые предстояло посылать, должны были касаться деятельностиабвера и итальянской военной разведывательной службы в Северной Африке, атакже симпатизировавших им людей среди специальных служб вишистского режима. Каугилл увидел в этом и трудности, и новые возможности. Трудностизаключались в обеспечении секретности источников секции, в том числе ирадиоперехвата при передаче материалов армейским штабам. Каугилл успешнодоказал, что это можно сделать, придав штабам специальные группы изсотрудников пятой секции или специально подготовленных людей. Выиграв поэтому пункту, Каугилл без труда доказал, что выполнять новые обязательстваон сможет только при значительном увеличении ассигнований. Из этой битвы онтоже вышел победителем. В результате Каугилл смог расширить штат, а такжеповысить жалованье многим сотрудникам. Мимоходом замечу, что расширение аппарата дало мне возможностьустановить приятнейшее знакомство с двумя людьми. Для усиления пятой секциик нам вернулся Грэм Грин из Фритуана, где он, как предполагалось, следил заинтригами вишистской Франции. Да простит он меня за откровенное признание,но я не могу припомнить каких-либо его блестящих достижений в ЗападнойАфрике. Может быть, французы не вели интриг? Я помню, однако, совещание, гдеобсуждалось предложение Грина об использовании одного бродячего борделя дляразложения французов. Предложение обсуждалось вполне серьезно. Отвергли еголишь потому, что показалось маловероятным, чтобы оно помогло получить важныеразведывательные данные. К счастью, Грина назначили ко мне в подсекцию, гдея поручил ему Португалию. Ему доставляло удовольствие поддевать УСС, а егоедкие комментарии по поводу входящей переписки служили для всех ежедневнымразвлечением. Примерно в это же время на нашем горизонте появился МалькольмМаггеридж. У него всегда был возмущенно-растерянный вид. Сначала его заслалив Лоренсу-Маркиш, слишком далеко, на мой взгляд. Его главным противникомстал итальянский консул Кампини, усердно доносивший о передвижениианглийских кораблей. Я обрадовался, когда интерес секции к Кампини иссяк иМаггериджа вернули назад, поручив ему заниматься различными аспектамифранцузских дел. Его упорная оппозиция к политике дня (какой бы она ни была)вносила в нашу жизнь нечто человеческое. За несколько недель до вторжения в Северную Африку Каугилл спросил, невозьму ли я на себя обязанности по этому району. Прежде Северная Африкавходила во французское направление, но по причинам, не очень мне понятным,было решено, что передача ее в мое ведение принесет только пользу. Я безколебаний принял предложение. Нам удалось к тому времени довольноосновательно прижать абвер в Испании и Португалии, мы регулярно захватывалинемецких агентов, и у меня не было оснований отказываться от дополнительныхобязанностей. Меня лично устраивала возможность быть ближе к активным боевымдействиям. Расширение сферы моей деятельности в тот критический моментвнушало надежду, что в дальнейшем, по мере продвижения союзных армий, кругмоих обязанностей станет еще шире. Эта надежда со временем оправдалась. Мои новые обязанности скорее были связаны с политикой, чем сразведывательной работой. Вышеупомянутые специальные группы, должным образомсформированные и приданные армейским штабам, получили название специальныхконтрразведывательных подразделений (СКП). Этот термин - безусловныйамериканизм, уступка, вызванная тем, что верховное командование возглавляламериканец. Нам раздали также новые штампы с грифом "Топ Сикрет" вместо"Мост Сикрет" ("Top Secret" - американский термин в отличие от "Most Secret"- английского термина. Оба переводятся как "Совершенно секретно", - Прим.пер.). Все это было лишь прелюдией к последующим событиям, но тогдаангличане по своей наивности восторженно относились к своему "драгоценномуЭйзенхауэру". Основная наша работа, если можно так ее назвать за неимением лучшегослова, касалась в то время отношений с французами. В течение некотороговремени к пятой секции был прикреплен деголлевский контрразведчик с весьманеопределенными функциями. К нему прикомандировали самую хорошенькуюсекретаршу на том основании, что она говорила по-французски, а в остальномдержали его на почтительном расстоянии. Трудно сказать, что заставлялоКаугилла сохранять сдержанность по отношению к Пасси, возглавлявшемудеголлевскую разведывательную организацию - Центральное бюро информации идействий. Зато, когда резко изменилась политическая ситуация и недавниевраги Дарлан и Жиро стали друзьями, Каугилл с распростертыми объятиямивстретил вишистского контрразведчика майора Пайоля. Майор на самом делеоказался очень приятным человеком, и его враждебное отношение к странам осине вызывало сомнений. И все же я никак не мог понять, какую пользу интересамразведки приносило взятое Каугиллом обязательство защищать Пайоля от всех ився. Возможно, Каугилл просто не мог относиться к нему иначе. Что из всегоэтого в конце концов получилось, я не знаю. Прежде чем этот вопросразрешился, если он вообще разрешился, я ушел с головой в проблемыитальянской кампании. Расширение Каугиллом в 1942-1943 годах круга моих обязанностей -сначала передачей мне Северной Африки, а затем и Италии - наводило на мысль,что я начинаю делать карьеру в секретной службе. Это подтвердилось вскорепосле нашего переезда в Лондон. До этого в редкие периоды своего отсутствия- по случаю отпуска или по делам службы - Каугилл оставлял за себя своегозаместителя Фергюсона. Фергюсон тоже пришел в секцию из индийской полиции изапомнился мне главным образом своей болезненной нерешительностью. Однажды Каугиллу предстояло нанести официальный визит в СоединенныеШтаты, где он предполагал пробыть две-три недели. Накануне отъезда Каугиллознакомил всех сотрудников пятой секции с приказом, который гласил, что вего отсутствие Фергюсон будет выполнять обязанности заместителя поадминистративным вопросам, а я в таком же качестве буду ведать всемиразведывательными делами. Так мне впервые официально дали понять, что я стоюна ступеньке к повышению. Бедный Каугилл!

ГЛАВА V.

ВСЕ ВЫШЕ И ВЫШЕ.

Один умный сотрудник МИ-5 написал однажды на документе: "Это делоисключительной важности, и поэтому его следует поручить низовым работникам".За две-три недели отсутствия Каугилла, находившегося в Соединенных Штатах,пока я сидел в его кресле, у меня было достаточно причин поразмышлять надэтим изречением. Теперь, когда я поднялся на более высокую ступень, большаячасть текущей работы оказалась относительно простой. Начальники другихподсекций, видимо, вполне справлялись со своими задачами и не оченьнуждались в моем руководстве. Но когда я занялся делами самого Каугилла, тостолкнулся прямо-таки с чудовищной путаницей, и это послужило мне нагляднымуроком того, насколько пагубно влияют ведомственные интриги на деларазведки. Такая неразбериха предвещала мне большие неприятности. За несколько недель до отъезда Каугилл созвал специальное совещаниеначальников подсекций. Он информировал нас, что вместе с Клодом Дэнсиработает над одним делом. Дело было большого потенциального значения и стакими серьезными политическими оттенками, что Каугилл считал необходимымпродолжить работу над ним лично. Однако, по мнению Каугилла, мы должны иметьобщее представление об этом деле на случай, если в нашей работе выявитсячто-нибудь имеющее к нему отношение. И Каугилл сделал чрезвычайно туманноесообщение. Видимо, он был очень утомлен, так как говорил бессвязно, и намтрудно было уловить смысл. Мы только поняли, что какие-то враждебные силыготовят или уже подготовили некий гигантский план. Характер и цель этогоплана пока не ясны. "Я лично считаю, - сказал в заключение Каугилл ивнезапно оживился, - что план имеет какое-то отношение к арабам. Когда бы яни заглянул в это дело, я вижу арабов!" Опять Ричард Хэнни (герой шпионскихроманов. - Прим. пер.) был с нами! Через час или два я уже забыл об этом деле, но Каугилл напомнил мне онем, когда инструктировал меня перед самым отъездом. Он вытащил из своеголичного сейфа пухлую папку, передал ее мне и попросил заняться этимиматериалами в его отсутствие. "Посмотри, что я тут сделал", - добавил он.Каугилл сказал также, что мне следует поддерживать контакт с Дэнси,поскольку тот лично заинтересован в этом деле. Зная пренебрежительноеотношение Дэнси к контрразведке и всей ее работе, я очень удивился. Мнеказалось странным, что у Дэнси сложились такие тесные отношения с Каугилломв связи с данным делом, но я решил, что лучше об этом не спрашивать.Возможно, Каугилл начал чувствовать себя слишком одиноким, а в такойситуации даже Дэнси мог оказаться приемлемым союзником. А может, ониобъединились против Вивьена и МИ-5? Такая комбинация могла иметь свой смыслс точки зрения ведомственных интриг. Когда же я открыл дело, мне сразу сталоясно, почему оно так привлекает Дэнси. Я читал с нарастающим интересом. Ярасскажу всю историю в хронологическом порядке, а не в такойпоследовательности, в какой она складывалась из документов дела. Право, мнесамому понадобилось много времени, чтобы размотать клубок и уловить суть. К концу 1943 года стало ясно, что страны оси идут к поражению, и многиенемцы начали подумывать, стоит ли сохранять верность Гитлеру. В результате уворот представительств союзников стали все чаще появляться перебежчики спредложениями о сотрудничестве и просьбами о политическом убежище. К этимпредложениям и просьбам следовало относиться весьма осторожно в силу рядапричин. В частности, под видом перебежчиков Гиммлер мог засылать к намшпионов. Англичане также не хотели давать советским руководителям поводподумать, что вступают в сделку с немцами: атмосфера была насыщена взаимнойподозрительностью союзников, опасавшихся, что кто-нибудь из партнеров можетзаключить сепаратный мир с немцами. Наконец, нельзя было поощрять людей,которые в последнюю минуту решили обратиться в новую веру и таким образомизбежать военного трибунала. Английским представительствам дали строгиеуказания не давать никаких обещаний ни одному немцу без предварительнойконсультации с Лондоном. Однажды некий немец явился в английскую миссию в Берне и попросилсвидания с военным атташе, назвав себя ответственным работником министерстваиностранных дел Германии. Немец говорил, что привез с собой из Берлиначемодан, полный документов своего министерства. Услышав такоеголовокружительное заявление, атташе немедленно выставил немца за дверь. Егопоследующие попытки увидеться с главой миссии были отвергнуты подобным жеобразом. Такую позицию официальных английских представителей нельзяосуждать, так как тогда казалось маловероятным, чтобы кто-нибудь набралсясмелости пройти через пограничный контроль немцев с чемоданом, содержащимнезаконно вывозимые официальные документы. Немец, однако, был полон решимости добиться своего. Потерпев поражениев английской миссии, он попытал счастья у американцев. Их правила оказались,по-видимому, более гибкими, чем наши. Секретарь миссии, решив, что этимделом должны заняться "рыцари плаща и кинжала", предложил посетителюобратиться к Аллену Даллесу: "Четвертая дверь по коридору налево". Даллесбыл тогда главой бюро УСС в Швейцарии. Выслушав рассказ незнакомца, онблагоразумно попросил разрешения осмотреть содержимое чемодана и безколебаний установил, что материалы подлинные. Все это привело Даллеса втакое лирическое настроение, что он сразу же начал готовить официальноедонесение в Вашингтон. "Если бы вы только видели эти документы, - писал он,- в их первозданной свежести!" С документов сняли копии и послали вВашингтон, а УСС честно поделилось ими с СИС. Поскольку документы исходилииз Швейцарии, их послали вначале Дэнси. Я уже говорил, что Дэнси проявлялбольшой интерес к Швейцарии еще с довоенных времен. Позже этот интереспревратился в неистовую одержимость собственника. Дэнси негодовал, что УССобосновалось в Швейцарии, и не упускал возможности принизить работу Даллеса.Узнав, что берлинские документы попали к Даллесу, Дэнси, должно быть,пережил жестокий удар - об этом говорят его письменные замечания. Дэнси,однако, умел быстро оправляться от потрясений. Нельзя было допустить, чтобыДаллес урвал у него из-под носа такой сенсационный материал! Следовательно,материал был явной дезинформацией, и Даллес попался на удочку как мальчишка. Борьба с враждебными разведывательными службами, занимающимисядезинформацией, входит в функции контрразведки, поэтому Дэнси пригласилКаугилла обсудить это дело. Что происходило на их совещании, подробно непротоколировалось, но, безусловно, Каугилл ушел под впечатлением, что и вего интересах доказать подложный характер документов Даллеса. Каугилл,конечно, не изучил документы ни при их получении, ни после. Он был слишкомзанят и слишком утомлен, а ведомственные интриги заставили его играть наруку Дэнси. Каугилл почти окончательно отошел от Вивьена. Его отношения сшефом, хотя и довольно хорошие, все-таки не были настолько близкими, как емухотелось бы. А у Дэнси с шефом были очень тесные отношения, поэтому,доказав, что Даллеса надули, Каугилл надеялся извлечь немалую пользу и длясебя. Такова была картина, составленная мной на основе беспорядочнойпереписки между Дэнси и Каугиллом. Мне пришлось немало поломать голову.Примерно в это же время у меня созрел один план, но он требовал осторожного,подхода. Я очень хотел получить должность, которая вскоре освобождалась, имне нельзя было позволить себе испортить отношения ни с кем, кто бы могоказать мне в этом содействие. Каугилл, Вивьен, Дэнси, МИ-5, министерствоиностранных дел, шеф - все они составляли части одной головоломки, и былочрезвычайно трудно с позиций моего относительно невысокого поста определить,как они поступят, когда для меня настанет время действовать. Правда, я ужедавно пришел к выводу, что, хотя политические маневры и могут быстропринести результаты, эти результаты окажутся прочными лишь в том случае,если они основаны на солидной и добросовестной работе. Поэтому я решилизучить материалы Даллеса и оценить их по достоинству. Если они бесспорноподлинные или, напротив, подложные, я так и скажу. Если же после изучениядокументов нельзя будет сделать совершенно определенный вывод, я зановорассмотрю политические аспекты этого дела, прежде чем решить, на чью сторонустать. Подавляющее большинство документов составляли телеграммы, полученныеминистерством иностранных дел Германии от его представительств за границей.Значит, прежде всего мне следовало проверить у нашихэкспертов-шифровальщиков, не поступали ли к ним перехваченные телеграммы,совпадающие с материалами Даллеса. Из дела не было видно, чтобы предпринялиэту элементарную меру. Дэнси и Каугилл ограничились лишь беглым просмотромдокументов в поисках сомнительных мест и противоречий, чтобы подкрепить своюверсию об их подложности. Памятуя об указании Каугилла поддерживать теснуюсвязь с Дэнси, я долго думал, следует ли посоветоваться с ним оцелесообразности обращения к шифровальщикам. Мне не хотелось этого делать,поскольку я полагал, что Дэнси выступит против такого предложения. Еще разпересмотрев дело, я нашел адресованную Каугиллу резолюцию Дэнси: "ПередаетсяВам для действий, которые сочтете необходимыми". Теперь у меня былодостаточно веское основание, чтобы поступать по собственному усмотрению. К тому времени государственная школа кодирования и шифровального делафактически разделилась на два отдела. Один - под руководством капитана 3ранга Трейвиса - занимался корреспонденцией разведывательных служб; другой -под руководством капитана 3 ранга Деннистона - имел дело с дипломатическимидокументами. Поскольку материалы Даллеса являлись документами министерстваиностранных дел Германии, мне следовало обратиться к Деннистону. Я отобралряд телеграмм немецкого военного атташе в Токио, переданных в адресгерманского генерального штаба шифром по радио. В них содержались подробныесведения о боевом составе японских вооруженных сил и оценка намерений Япониина будущее. Всех телеграмм было около десяти. Ясно, что в случае ихподлинности они представляли собой документы чрезвычайной важности. Через два дня Деннистон позвонил мне по телефону. В его голосе сквозиловолнение. Деннистон сообщил, что три телеграммы точно совпадают сперехваченными и уже расшифрованными, а остальные оказались крайне ценнымидля расшифровки немецкого дипломатического кода. Деннистон спрашивал, немогу ли я дать еще несколько таких документов. Я, конечно, мог и началпоставлять материалы Деннистону по мере того, как он успевал ихобрабатывать. Когда примерно треть документов была изучена и ложных срединих не оказалось ни одного, я обязан был распространить эти материалы.Соответственно я передал их в наши секции, поддерживавшие связь с военнымиминистерствами и министерством иностранных дел, сознательно принижаязначение документов, так как не хотел, чтобы Дэнси преждевременно узнал, чтопроисходит что-то неладное. Военные министерства отреагировали немедленно. Представители армии,военно-воздушных и военно-морских сил - все умоляли прислать побольше такойинформации. Министерство иностранных дел ответило более сдержанно. Япопросил соответствующие секции получить от министерств отзывы на этиматериалы в письменном виде, а Деннистона попросил написать докладную,подтверждающую подлинность документов на основе криптографического анализа.Я готовился к неизбежному столкновению с Дэнси. Нужно было начатьдействовать прежде, чем Дэнси услышит об этом деле из других источников. Яхотел сначала послать ему все документы по делу, чтобы подготовить его кудару, но потом отверг эту мысль, зная, что Дэнси не станет их читать. Тогдас некоторым трепетом я спросил его, когда он сможет меня принять. Визит продолжался полчаса и был очень неприятным. Как и следовалоожидать, Дэнси пришел в ярость. Но его быстро отрезвило то обстоятельство,что я изучил материалы, а он - нет. Докладная Деннистона также несколькоохладила Дэнси. Ярость его, однако, вспыхнула снова, когда он прочиталхвалебные комментарии министерств. С большим трудом взяв себя в руки, Дэнсипрочитал мне нотацию. Даже если документы подлинные, то что из этого? Япоощряю УСС в его стремлении переступать все границы в Швейцарии и вноситьпутаницу в дела разведки. Одному богу известно, какой вред оно можетпричинить. Такими вопросами должны заниматься лишь опытные работники,умеющие обходить ловушки. Если так поощрять УСС, оно может в считанные днивзорвать всю сеть Дэнси. Когда Дэнси выдохся, излив свою тираду, я с почтительным изумлениемспросил, какое, собственно, отношение это имеет к делу УСС. Ведь яраспространял эти документы не как материалы УСС. Даже наши собственныесекции, рассылающие разведывательную информацию, не говоря уже оминистерствах, не знают, что УСС имеет к этому отношение. Они считаютматериалы нашими, они нас просят присылать их. По всей видимости, и похвалыдостанутся тоже нам. Когда я в нерешительности замолчал, Дэнси в упорпосмотрел на меня долгим, изучающим взглядом. "Продолжайте, - проговорил оннаконец. - Вы не такой дурак, как я думал". Когда вернулся Каугилл, я принес ему папку и рассказал обо всем, чтосделал. Сразу же последовал тревожный вопрос, как отнесся к этому Дэнси. Яобъяснил, что консультировался с Дэнси и что он одобрил мои действия.Облегченно вздохнув, Каугилл вернул мне папку и попросил продолжать работу.К моему удивлению, Дело на этом не кончилось. Наш немецкий друг оказалсябесстрашным человеком и еще несколько раз наведывался в Берн со своимбесценным чемоданом. Тем временем благодаря нашей всевозрастающей осведомленности работамоей подсекции, занимавшейся борьбой со шпионажем немцев на Пиренейскомполуострове, в Северной Африке и Италии, шла успешно. Немецких агентоввылавливали с монотонной регулярностью, и, насколько мне известно, ни однаважная птица не ускользнула из нашей сети. Помимо всего прочего, в нашихруках находился главный ключ к намерениям немцев: мы регулярно читали ихрадиограммы. Хотя испанское правительство и предоставляло немецким службамширокие возможности, а Салазар оказывал им дружеское гостеприимство, оченьнемногие испанцы и португальцы изъявляли готовность ставить себя под удар воимя фашизма. Если же кто и соглашался выполнить задание немцев, то лишь длятого, чтобы выбраться из Европы или попасть в Англию. В качестве яркого примера можно назвать дело Эрнесто Симоеса. Изнемецких радиограмм мы узнали, что абвер завербовал Симоеса в Лиссабоне дляработы в Англии. В одежде он спрятал инструкции, заделанные вмикрофототочки. Переписку с ним предполагалось вести по почте. Послеконсультация с МИ-5 было решено позволить Симоесу некоторое времядействовать в Англии свободно, надеясь, что он может навести нас на другихнемецких агентов. Ему не чинили никаких препятствий по прибытии и даженезаметно оказывали помощь в устройстве на работу на завод в Лутоне,производивший детали для самолетов. Информация, которую он мог тампочерпнуть, представляла достаточный интерес для агента, и в то же время небыло большой опасности, если бы какие-то из его сообщений случайнопроскользнули к немцам. Симоеса поместили у одной супружеской пары. Мужработал на том же заводе. За передвижениями агента было установленонаблюдение, а его корреспонденция просматривалась. За несколько дней в поведении Симоеса наметился определенный ритм.После гудка он вместе с хозяином своей квартиры уходил с завода иблагополучно доводил его до ближайшей пивной. Затем со всех ног Симоесспешил домой, откуда не выходил до следующего утра, когда вместе с хозяиномшел на работу. Оставалось лишь установить, почему агент так спешит домой.После тщательного наблюдения было найдено совершенно удовлетворительноеобъяснение. Каждый вечер, добравшись до дому, он быстро осчастливливалхозяйку своим любовным вниманием (почему-то под кухонным столом; невероятно,но так утверждали агенты!), а затем с аппетитом ужинал и шел спать. Через несколько недель было решено прекратить комедию. Симоесаарестовали. Чтобы избежать всяческих случайностей, его отправили в "строгий"следственный центр на Хэм-Коммон и напустили на него Томми Харриса. Понатуре Харрис не мог быть с кем-либо по-настоящему строгим, но тут онстарался, как мог. Харрис объяснил Симоесу, что тот находится в тюрьмеанглийской секретной службы, что он вне досягаемости закона, что консульствоне знает о его местонахождении и никогда не узнает, что он может остатьсяздесь на всю жизнь, если ему сохранят ее, что его могут морить голодом,бить, убить и никто никогда об этом не узнает. Единственная надежда для него- полное признание в шпионаже на немцев. Харрис говорил и многое другое втаком же роде, пока его разыгравшееся воображение не прошлось по всей гаммечувств. Харрис потом признался мне, что нарисовал такую леденящую кровькартину, от которой ему самому стало страшно. Все это Симоес слушал с нарастающим нетерпением и время от времени сраздражением заявлял, что он хочет есть. Однако примерно через час допросаон принял решение. Попросив бумагу и ручку, Симоес нацарапал на двухстраницах показания о контактах с немцами в Лиссабоне, включая инструкции,микрофототочки и все остальное. Он объяснил, что не имел ни малейшегожелания подвергать себя опасности и что единственной его целью было найтихороший заработок в Англии, куда он не мог бы добраться без постороннейпомощи. Показания Симоеса во всех деталях совпадали с уже известными намсведениями. Закончив писать, Симоес бросил ручку и воинственным тономспросил: "Ну, а теперь мне дадут что-нибудь поесть?" Другое дело, тоже связанное с португальцем, показательно в том смысле,что оно иллюстрирует, как приходилось иногда выкручиваться, когда мыпринимали меры по информации, полученной из особо щекотливых источников.Регерио Пейксото де Менезес, клерк из министерства иностранных делПортугалии, был прислан на работу в португальское посольство в Лондоне.Англичане узнали, опять же из перехваченных немецких радиограмм, что передвыездом из Лиссабона его завербовал абвер, Ему поручили собирать общуюразведывательную информацию и предложили, пользуясь тайнописью, направлятькорреспонденцию через португальскую дипломатическую почту по определеннымадресам в Лиссабоне. Португальская почта регулярно вскрывалась перед отправкой из Англии.Через несколько недель в дипломатической почте обнаружили конверт на имяодного из адресатов Менезеса. Это было донесение, написанное простымисимпатическими чернилами. В нем по-дурацки комментировалось моральноесостояние англичан, сообщалось о зенитных батареях в Гайд-парке исодержались другие пустяки. Однако даже такая мелюзга, как Менезес, моглакогда-нибудь наткнуться на нечто важное, и поэтому было решено пресечь егодеятельность. Однако Менезес мог прикрыться дипломатической неприкосновенностью,поэтому прежде всего необходимо было убедить португальского посла сеньораМонтейро лишить Менезеса этой привилегии. Единственное доказательство противМенезеса было добыто недипломатическими средствами, и это удерживалоанглийскую контрразведку от решительного шага. Наконец письмо Менезесапоказали послу, объяснив, что оно поступило от английского агента вЛиссабоне. Монтейро, прочитав письмо, практически не мог настаивать наиммунитете для Менезеса, и последний предстал перед судом. Менезес имелжалкий вид, и некоторые из нас до самого вынесения приговора испытывалиугрызения совести, поскольку формально обвиняемого могли приговорить ксмертной казни. К счастью, судья попался мягкий, да у англичан и не былонамерений раздражать португальцев. Закончилось дело, однако, неприятнейшейнеожиданностью. В шифротелеграмме с комментариями по делу (которую англичанетоже прочитали) посол Монтейро изложил английскую версию обстоятельств, прикоторых письмо попало к англичанам, а затем заявил, что, возможно, вотношении дипломатической почты была допущена "нескромность". Присутствие дипломатов нейтральных стран доставляло постоянные хлопотыанглийской службе безопасности. Одна загвоздка возникла с послом Испаниигерцогом Альбой. Англичане имели постоянный доступ к испанскойдипломатической почте и узнали, что Альба периодически направляет в Мадриддоклады исключительно высокого качества о политической обстановке в Англии.В Англии не сомневались, что министерство иностранных дел Испании знакомит сними своих немецких союзников, и потому эти доклады являлись действительносерьезной утечкой информации. Однако ничего нельзя было сделать.Доказательств, что герцог получает информацию недозволенными методами, небыло. Альба общался с осведомленными людьми и просто передавал сказанное имис собственными проницательными комментариями. Одно время МИ-5 вынашивалаидею использовать Альбу в качестве канала для дезинформации, однако егоинформаторы занимали слишком высокое положение. Среди них были такие люди,как Брендан, Брэкен, Бивербрук и даже сам Черчилль. Вряд ли они снизошли быдо обмана испанского гранда! Моя подсекция вынуждена была оставить это дело.Приходилось лишь надеяться, что, поскольку доклады Альбы были выдержаны вдружественном к Англии тоне, Гитлер перестанет верить ему как неисправимомуанглофилу. В конце концов, Альба был также и герцогом Бервикским.

ГЛАВА VI.

ЦЕЛЬ ДОСТИГНУТА.

Я уже рассказал, что у меня появились хорошие возможности дляпродвижения по службе. В связи с этим мне вспоминается эпизод, о которомнеприятно писать. Первые возможности успешной карьеры в СИС совпали соткрытием вакансии в специфической сфере деятельности, которую я никак немог упустить. Задолго до окончания войны с Германией руководство СИС стало обращатьсвои мысли к будущему противнику. В период между двумя мировыми войнамибольшая часть ресурсов службы расходовалась на операции по проникновению вСоветский Союз и на защиту Англии от того, что обобщенно именовалось"большевизмом". Когда поражение стран оси стало неминуемым, мысли СИСвернулись в старое, привычное русло. Скромное начало было положено созданиемнебольшой девятой секции для изучения старых дел о Советском Союзе идеятельности коммунистов. Руководителем секции назначили сотрудника МИ-5 пофамилии Карри, который уже приближался к пенсионному возрасту. Он был глух ине знал специфики работы СИС. Кроме того, обстановка исключительнойсекретности мешала ему получать документы, имеющие отношение к его работе.Впрочем, все понимали, что Карри назначили временно и что, как толькосократится объем работы против Германии, его заменят кадровым сотрудникомСИС. Последующие недели в беседах с коллегой из Москвы мы обсуждали будущеедевятой секции. Я написал несколько бумаг по этому вопросу, и мыпроанализировали их во всех деталях. Сложившаяся ситуация, как мне тогдапредставлялось, могла иметь два решения: либо после отставки Карри егозаменят другим человеком, либо девятую секцию сольют с пятой. Каугилл несомневался, что будет принято второе решение. Он с воодушевлением говорил отом времени, когда мы избавимся от старины Карри и по-настоящему развернемработу против коммунизма. Каугилл имел основание на это надеяться. Послепоражения стран оси наступит режим экономии, и штаты СИС будут резкосокращены. Казалось почти невероятным, чтобы в новых условиях сохранили обеконтрразведывательные секции: одну - для решения очень важной, советскойпроблемы и другую - для более или менее незначительных дел. Несомненно,будут стараться объединить эти две секции, и тогда Каугилл, как старший послужбе, будет бесспорным кандидатом на пост начальника объединенной секции. Мой друг интересовался, не предложат ли мне руководящий пост в этойсекции. Я считал, что, вероятно, предложат. "Но можно ли это сказатьнаверняка?" - настаивал он. Такого утвердительного ответа я, конечно, датьне мог. Коридоры Бродвея были полны слухов о послевоенной реорганизации,более или менее основательной, и невозможно было предугадать, какиеизменения произойдут в штатах службы в мирное время. Меня могли, например,послать за границу для приобретения опыта работы на местах. Мы обсуждали этупроблему на нескольких встречах. Наконец советский коллега задал мне прямойвопрос: а что, если пост начальника секции предложат не Каугиллу, а мне? Яответил, что такое значительное продвижение по службе даст мне возможностьбольше влиять на ход событий, в том числе и на мои назначения в будущем.По-видимому, мой связной с Центром советской разведки был удовлетворен моимответом и сказал, что к следующей встрече надеется получить для меняопределенные инструкции. Инструкции были получены. Центр сообщал, что я должен сделать все,абсолютно все, чтобы добиться назначения начальником девятой секции,независимо от того, будет она слита с пятой или нет. Каугилл должен сойти сосцены. Я попытался возразить, что именно неучастие в ведомственных интригахпомогало мне до сих пор получать доступ во многие сокровенные уголки службы.Однако этот довод признали неубедительным. Важность нового поста стоилавременной потери репутации. Кроме того, мой друг совершенно справедливозаметил, что через несколько месяцев все забудут и о Каугилле, и о том, какон ушел со службы. Он был прав, но я все же испытывал угрызения совести. Яуважал Каугилла и многим был ему обязан. Однако он стал препятствием напредначертанном мне пути и должен был уйти с дороги. Я не мог отрицать, что,если он останется, у него не будет серьезного конкурента в борьбе задолжность начальника девятой секции, так же как и у меня не будет серьезныхсоперников, если он уйдет. Хотя мои друзья и не сочли решающим фактором мое нежелание ввязыватьсяв ведомственные интриги, они не оставили без внимания мои соображения. Мнебыло рекомендовано очень осторожно вести кампанию против Каугилла. Деталипредоставляли на мое усмотрение, дав лишь общие указания. Мне не следовалопредпринимать каких-либо открытых действий для достижения своей цели, чтобыв случае неудачи можно было показать, что этот пост мне навязали. Каждый ходв кампании должен по мере возможности исходить от другого лица. Инымисловами, мне нужно найти союзников в борьбе за свое дело, и лучше всего ихискать среди врагов Каугилла, а их было немало. Я понимал, что в такойобстановке мои надежды были не такими уж шаткими, особенно потому, чтоКаугилл был человеком гордым и честолюбивым. Если он уйдет, то уйдетнавсегда. Мой первый выбор пал на полковника Вивьена. Это был слабовольныйчеловек. Он занимал должность заместителя начальника секретной службы и былнепосредственным начальником Каугилла. Формально Вивьен отвечал за всюконтрразведывательную деятельность СИС. Я уже говорил, что Каугилл презиралВивьена, не считался с ним и предпочитал иметь дело непосредственно с самимшефом. Такое пренебрежительное отношение глубоко ранило Вивьена. В прошломон не раз плакался мне в жилетку из-за утраченного им влияния, чем ставилменя в неловкое положение. Теперь же я приветствовал эти сентиментальныесценки, и очень скоро Вивьен стал спрашивать меня, весьма кстати, как быть сКаугиллом. Ясно, что по своему положению я не вправе был обсуждать с ним егожалобы, но мог посоветовать направить их по другим каналам, более близким кисточникам власти. Предлагать ему поставить вопрос перед шефом былобесполезно. Вивьен боялся шефа почти так же, как Каугилла. Были, однако,другие люди, которые пользовались расположением шефа и с которыми емуприходилось считаться. Наиболее подходящим из них был Кристофер Арнольд-Форстер. Когда явпервые поступил в СИС, он состоял в военно-морской секции, обрабатываяразведывательную информацию для адмиралтейства. Шеф поместил его тогда вкабинет напротив своего, дав ему должность старшего штабного офицера.Возможно, впоследствии шеф пожалел об этом назначении, но фактически онобыло одним из самых удачных. Арнольд-Форстер обладал ясным умом инеобыкновенной способностью уловить суть дела в бюрократическом хаосе. Крометого, он отличался прекрасным стилем письма и речи. Он был также одним изсамых мужест

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒