Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

И этническое — проблема соотношения





 


Народ — собирательное понятие, затруд­нительное для определения, поскольку в не­го вкладывают различное содержание в со­ответствии с местом, временем и природой власти.

Л. де Жокур. Народ («Энциклопедия»)

1. Соотношение между потестарно-политическим и этниче­ским моментами в жизни общества отчасти уже рассматрива­лось в гл. 2. Но там шла речь прежде всего об этнической роли потестарной или политической культуры, трактуемой в качестве составной части культуры в целом. Между тем, коль скоро объектом этнографии служит народ-этнос, проблема может быть подвергнута анализу и со стороны того, как потестарная и/или политическая культура воздействует на него, в каком отношении находятся динамика развития этноса и динамика развития по­тестарной и политической культуры.

Такая постановка вопроса может быть обоснована по край­ней мере двумя обстоятельствами. Во-первых, и это уже говори­лось ранее, структура и культура неидентичны друг другу: в этом смысле потестарная или политическая структура, будучи концентрированным выражением соответствующей культуры, предстает перед нами как система культурно детерминирован­ных ролей. И функционирование этой системы, т. е. потестарная или политическая деятельность в данном общественном организ­ме, по определению, шире, нежели та культура, которой обус­ловливаются ее формы. Во-вторых же, и это непосредственно вы­текает из первого, воздействие потестарной или политической культуры на этнос, вообще на любую форму этнической общно­сти реализуется именно через потестарно-политическую органи­зацию, через существующие в том или ином обществе потестар-ные или политические структуры. Таким образом, поставленную выше проблему соотношения целесообразнее всего анализиро­вать как соотношение потестарных или политических структур и этнических общностей в процессе общественного развития.

Подобный подход сам по себе отнюдь не нов. Скорее он, по­жалуй, вполне традиционен: с ним мы сталкиваемся в любом труде, в котором так или иначе затрагиваются этнические, тем более национальные проблемы. Но столь же традиционно при-меняется этот подход, как правило, к общностям национального


уровня и гораздо реже к этническим общностям феодальной эпо­хи. Что же касается соотношения более ранних стадий этниче­ского и социально-экономического развития, то до самого недав­него времени оно практически вовсе не привлекало внимания ис­следователей. В принципе понятно и почему так происходило: до начала углубленной разработки нашей наукой на рубеже 60— 70-х годов теории этноса указанная проблематика относилась-скорее к сфере интересов философов, историков, социологов., А они изучали общественные организмы тех уровней развитии, на которых политическое уже в значительной мере, а то и во­все обрело относительную автономию от этнического.

Но на более ранних ступенях социально-экономической эво­люции такая автономия, сколь бы относительна она ни была, еще не существовала. Потестарные и раннеполитические отно­шения не выделились еще из синкретического массива традици­онно-бытовой культуры, которая издавна изучалась этнографа­ми. И только теперь развитие теории этноса сделало возмож­ным специальное и углубленное рассмотрение потестарных и политических отношений в доклассовых и раннеклассовых обще-ствах в связи с их этнической структурой.

Прежде чем переходить к дальнейшему, разумно будет опре­делить одно из главных понятий, с которым нам предстоит опе­рировать в последующем, — понятие этнической общности. Та­кая общность определяется здесь в соответствии с критериями, предложенными в свое время Н. Н. Чебоксаровым, а затем им же уточненными совместно с С. А. Арутюновым, т. е. как «вся­кая осознанная культурно-языковая общность, сложившаяся на определенной территории, среди людей, находящихся между со- V бой в реальных социально-экономических отношениях». Вместе с тем сама проблематика настоящей работы предполагает, что этнические общности интересуют нас главным образом в их ипо­стаси этносоциальных организмов, т. е. образований, обладаю­щих помимо собственно этнической (в первую очередь культур­ной) общности еще и общностью территориальной, экономиче-ской, социальной и потестарно-политической2.

Можно априорно предполагать, что в ходе общественной эво­люции на разных ее стадиях, прежде всего на разном формаци-онном уровне, соотношение этнического и потестарного или по­литического факторов, их относительное значение в функциони­ровании эсо не оставались постоянными. Конечно, постоянство сохранялось в том, что, как справедливо отмечалось в свое вре­мя, в объективной реальности «этнос не существует вне соци­альных институтов, выступающих в роли его структурообразую­щей формы. Притом эту роль могут выполнить самые различные социальные общности — от семьи до государства» 3. Но, во-пер­вых, вполне очевидно, упоминаемые Ю. В. Бромлеем социальные общности разных таксономического и стадиального уровней отнюдь не равноценны ни по масштабу, количественному и про­странственному, своего воздействия на развитие этноса, ни по


интенсивности такого воздействия, ни по, так сказать, техниче ским возможностям осуществлять последнее. А во-вторых, как уже говорилось в предыдущих главах, отношения уровня ниже общинного не могут рассматриваться в качестве потестарных, а тем более политических. И этому нисколько не противоречит то обстоятельство, что семья тем не менее остается главным звеном начальной социализации индивида как в общекультурном, так и в потестарно-политическом плане.

По мере развития человеческого общества возникали и ук­реплялись новые типы общественных структур, постепенно ста­новившиеся определяющими в этом развитии. И само изменение масштабов и типов этнических общностей, в их качестве эсо, в общем виде обусловливалось как раз такой сменой типов об­щественных структур. И, в частности, этим же определялись и из­менения в диалектике этнического и потестарного или политиче­ского моментов в рамках тех или иных конкретных эсо, причем не последнюю роль здесь играли взаимодействия между «вну­тренней» и «внешней» динамикой развития 4. При этом, правда, нужно иметь в виду, что в зарубежной антропологической лите­ратуре отсутствует прямой аналог нашему понятию «эсо»; бли­же всего к нему, пожалуй, понятие «глобальное общество» (societe globale), введенное французским социологом Ж. Гурви-чем и определяемое, например, Ж. Макэ как сгусток социаль­ных связей, отделенный от других такого рода сгустков зонами редкого взаимодействия 5.

Если, однако, ограничиться уровнем эсо, т. е. по сути своей самостоятельных социальных организмов, то оказывается, что подавляющее большинство исследователей, отечественных и за­рубежных, рассматривают наличие собственной структуры орга­низованной власти в качестве необходимого и обязательного признака этнической общности — эсо как общественного явле­ния 6. В качестве примера можно назвать точку зрения С. А. То­карева 7; аналогичны взгляды, скажем, Р. Нэролла или Г. До-ул 8. Впрочем, если для западных авторов неразграничение вла­сти в обществах доклассовом и классовом, т. е. потестарной и политической, вполне обычно не только терминологически, то в советской литературе указанный тезис формулировался в при­менении именно к политической, т. е. государственной, над­стройке, характерной уже для классового общества. А в таком обществе и ход этнических процессов, и результаты их, т. е. в конечном счете тот или иной тип этнической общности, опреде­ляются в первую очередь классовым фактором, но не существо- ванием или отсутствием собственной политической, государст-венной организации. При всем том, конечно, невозможно отри-цать и воздействие последнего фактора на этническое развитие в данной его фазе, хотя бы уже потому, что «своя» государст­венность в принципе обеспечивает более четкое выявление клас­совой структуры общества и опосредованно активизирует этни­ческие процессы.


Но все же на более ранних стадиях общественного разви­тия — в обществе доклассовом, а тем более предклассовом и даже в раннеклассовом — потестарная или раннеполитическая надстройка играла в этнических процессах, в частности в ста­новлении той формы этнических общностей, которую у нас тра­диционно определяют как народность, относительно намного большую роль, нежели позднее. Здесь, в таком обществе, поте-старные и раннеполитические структуры оказывались первосте­пенной важности факторами этнической консолидации и этни­ческой дифференциации.

В принципе мы можем говорить о нескольких уровнях связи между потестарной или политической структурой общества как социального организма и этносом в узком смысле этого слова, «собственно этносом», или этникосом, по определению Ю. В. Бромлея 9. На, так сказать, фундаментальном уровне эт­ническое и потестарное и политическое развитие связаны через общую материальную основу функционирования общества в ка­честве самовоспроизводящейся системы — общественное произ­водство. Ведь производство немыслимо вне определенных форм его организации, т. е. в конечном счете вне социальных институ­тов. Этникос превращают в эсо именно эти институты, и именно поэтому они и выполняют роль структурообразующих форм эт­носа как определенной формы исторической общности людей.

2. Однако социальные институты, будучи необходимым усло­вием самого существования этноса-эсо, не исчерпывают всех та­ких условий. Непосредственно из потребностей общественного производства объясняется и существование еще одного уровня связей между потестарной или политической структурой и этни­ческой общностью-эсо — уровня территориального. Вполне оче­видно, что на любой стадии общественного развития всякая че­ловеческая общность нуждается в том, чтобы в той или иной форме регулировать хозяйственное использование занимаемой такой группой территории. Поэтому, например, в качестве одно­го из важнейших признаков этнической общности выдвигаются «определенная форма социально-территориальной организа­ции» 10 или «приспособление (amenagement) пространства в по­литических целях». Такая организация была необходима уже в ранней первобытности.

При переходе же к производящему хозяйству роль террито­риальной организации становилась еще более важной. Особенно заметно это оказывалось тогда, когда соседствовали и вступа­ ли в контакт человеческие общности с разным типом хозяйства, чаще всего представлявшие непроизводящую и производящую экономику: с одной стороны — охотники и собиратели, с другой стороны — земледельцы и скотоводы. И еще больше возрастало значение организации территории для хозяйственного использо­вания тогда, когда таким разным общностям приходилось сосу­ществовать в одной и той же экологической нише и использовать ее природные ресурсы 12.


Последний случай заставляет более внимательно присмот­реться к такому фактору, непосредственно воздействовавшему на формы и темпы складывания соответствующей территориаль­ной организации, как естественные границы.

В отечественной литературе П. И. Кушнером был сформули­рован тезис, согласно которому «образование народностей не имело никакой связи с естественными, т. е. географическими, рубежами» 13. Сходное мнение, хотя и не в столь категоричной форме, высказал и Ф. Барт, отмечавший, что, с одной стороны, этническая общность формируется не изолированно, а в ходе межгрупповых контактов, а с другой — территориальные грани­цы для существования уже сложившейся общности менее важ­ны, чем границы социальные. Речь, несомненно, идет о доста­точно ясно выраженной тенденции в этническом развитии, одна­ко абсолютизировать ее едва ли стоит.

В самом деле, такая тенденция проявляется в виде общей закономерности при формировании народностей нового време­ни, «вторичных», по определению Н. Н. Чебоксарова и С. А. Арутюнова 15. Но далеко не столь очевидной она представ­ляется в тех случаях, когда дело касается «первичных» народ­ностей, возникавших непосредственно в ходе разложения перво­бытнообщинного строя и складывания раннеклассового обще­ства. И уж еще менее пригоден этот тезис в категорической фор­ме, если речь идет об этнических общностях доклассового уров­ня, еще мало затронутых процессом классообразования. В конце концов преодоление естественных границ находилось в прямой зависимости от материально-технического уровня развития про­изводственной базы того или иного социального организма. А это, в свою очередь, требовало максимально возможного в данных условиях повышения эффективности общественного про­изводства как непременного условия (речь идет, понятно, об объективном процессе, а вовсе не об обязательном осознании та­кой необходимости членами общества).

Правда, Н. Н. Чебоксаров в противоположность В. И. Козло­ву полагал, что определенные формы социально-территориаль­ной организации могут быть относимы к числу признаков лишь этнических общностей «самого конца первобытнообщинного строя и в еще большей мере эпохи классового общества» 16. Од­нако, по-видимому, и в данном случае стоило бы проявить боль­шую осторожность. Ведь даже если согласиться с такой точкой зрения, то и в этом случае люди, находящиеся, по определению самого же Н. Н. Чебоксарова, в реальных хозяйственных связях на определенной территории, нуждаются в каких-то структур­ных, организационных рамках для осуществления таких хозяй­ственных связей, т. е. на той или иной территории.

Именно обеспечение большей или меньшей степени устойчи­вости таких рамок всегда было одной из главных задач любой социальной структуры. Но сама по себе социальная структура в целом может в определенном смысле рассматриваться как су-


ществующая в данном общественном организме структура вла­сти '7. Ведь речь идет о том, что обществом необходимо управ­лять, осуществлять руководство им на любом уровне обществен­ного развития. И так или иначе, этот процесс связан с властью, с отношениями властвования, с организацией этих отношений. И, следовательно, приходится говорить и о соответствующей ор­ганизационной структуре. А такая структура есть сначала орга­низация потестарная, а впоследствии организация политическая Именно ею обеспечивается регулирование функционирования общества как самовоспроизводящейся системы.

Но у этого регулирования по необходимости есть две сторо­ны — внешняя и внутренняя, причем в обоих случаях оно имеет в виду в качестве одной из главных своих черт (а во внешних отношениях вообще главной) либо полное пресечение действия на общество деструктивных факторов любого происхождения, либо ограничение этого действия приемлемыми для общества пределами. Иначе говоря, внутренняя и внешняя стороны про­цесса регулирования должны обеспечить сохранение целостно­сти социального организма самого по себе. Как один из распро-страненных вариантов поддержания такой целостности может рассматриваться создание и поддержание определенных форм к рамок нарушения этой целостности. При соблюдении последних сохраняющаяся и вновь возникшая части социального организ­ма способны продолжать свое существование уже в роли само­стоятельных единиц. Самым наглядным примером этого процес­са за счет автоматического воссоздания (регенерации) в них таких общественных структур и механизмов, которые гаранти­ровали бы вновь созданным единицам хотя бы минимально не­обходимую плотность и устойчивость их информационной сети, может служить сегментация, выступающая в качестве механиз­ма, обеспечивающего оптимальные в заданных экологических и хозяйственных условиях масштабы социальных организмов48. Гарантом сохранения таких новых и обновленных социальных организмов и выступает в первую очередь организационная структура власти в них, т. е. потестарная, а в более поздний пе­риод и политическая структура. Еще более важной оказыва­ется роль потестарной и политической (а точнее, позднепоте-старной и раннеполитической) структуры на заключительных стадиях классо- и политогенеза, когда резкое возрастание зна­чения военного фактора в жизни общества чем дальше, тем же­стче ставит проблему сохранения своей самостоятельности от­дельными частями относительно крупных общностей в случае раздробления последних под влиянием превратностей военных судеб 19. Наконец, система, которую можно обозначить как диа­лектику дробления и объединения и на которой строится вся потестарная структура так называемых сегментных обществ» даже если принимать во внимание, что такое общество в «чи­стом» виде все же скорее теоретический конструкт20, «работает» в том же направлении.

t69


При всех важнейших различиях, какие существуют между названными выше стадиальными вариантами общественного развития, их с интересующей нас точки зрения объединяет об­щая черта. В любом из них потестарные или политические структуры выступают в качестве того ядра, вокруг которого консолидируется общность-эсо. Они играют роль арматуры, скрепляющей этот эсо, и тем самым выполняют очень важную этническую функцию. Иными словами, потестарная и политиче­ская организация оказывается этноконсолидационным факто­ром, воздействующим как на сам ход этнических процессов, так и на закрепление их результатов, придание последним опреде­ленной стабильности.

В этой связи может возникнуть вопрос: каким образом со­относится подобная этноконсолидационная роль потестарной и политической структуры с возможными и действительными раз­личиями в протекании и направленности этнических процессов? Как известно, последние могут двигаться в диаметрально про­тивоположных направлениях. Более того, можно говорить о пре­обладании той или иной тенденции в их движении на разных стадиях общественной эволюции. В развитом, так сказать, клас­сическом первобытном обществе есть достаточные основания считать такой преобладающей тенденцией движение в сторону этнической дифференциации, сопровождаемое значительной дробностью этнических единиц. По мере же начинающегося раз­ложения первобытной общественно-экономической формации все больше стали выдвигаться на первый план процессы этни­ческого объединения (что в общем соответствовало тенденции к укрупнению масштаба также и социальных организмов21).

Однако потестарная или политическая структура общества в полной мере сохраняла свое значение ядра этнической консоли­дации практически вне зависимости от того, в каком направ­лении, с каким «знаком» двигался в данный момент процесс эт­нического развития той или иной общности, а также и от того, каков был стадиальный уровень самой такой структуры.

Причины подобной однозначности в достаточной мере оче­видны. В самом деле, нетрудно заметить, что потестарная или политическая организация оказывается одинаково необходима при любом из противоположных вариантов направленности, при любом возможном знаке этнического процесса. Ведь эта органи­зация обеспечивает рамки, регулирующие функционирование эсо и при его укрупнении, и при его разделении. В первом слу­чае само расширение эсо, тем более его единство в новых рам­ках, сколь бы зыбким ни было такое единство, особенно на пер­вых порах (и, кстати, именно поэтому), попросту немыслимо вне достаточно эффективной структуры власти. А при разделении той или иной этнической общности на более мелкие единицы (как, скажем, в уже упоминавшемся случае сегментации ее) об­разующиеся новые, «дочерние» общности точно так же нужда­ются в какой-то организационной структуре, которая одна


только и могла им позволить функционировать в качестве само­стоятельных эсо.

Именно здесь, на стыке собственно этнических и социальных аспектов, пожалуй, как нигде более ясна становится первич­ность социального организма и вторичность этнической общно­сти в узком смысле слова, этникоса. И именно первичность со­циального организма, каков бы он ни был с формационно-типо-логической точки зрения, и, следовательно, одного из важнейших аспектов его — потестарной или политической структуры — всегда предопределяла в принципе сохранение за этой струк­турой этноконсолидационной роли при любом направлении эт­нического процесса.

В то же время можно даже априорно предполагать, что роль эта могла быть в неодинаковой степени выражена на разных этапах общественного развития. Вполне очевидно, при укрупне­нии масштабов эсо по мере активизации процессов классообра-зования все большей должна была быть сила связующей общно­сти, по выражению К. Маркса, особенно если принять во вни­мание, что общественная мощь средства обмена22 как раз на этом этапе бывала чаще всего еще недостаточно велика для того, чтобы служить основой целостности общества. И действительно, в период становления классового общества роль потестарной и политической надстройки как фактора этнической консолида­ции заметно возрастала. Больше того, подобное возрастание че­рез возникавшую обратную связь не только способствовало конт солидации, но и служило весьма действенным стимулом измене­ния самого типа этнической общности. В этом смысле очень по­казательна отмечавшаяся Л. П. Лашуком трансформация ар­хаических этнических общностей Аттики и Лациума23. Транс­формация эта не просто сопровождалась, она в еще большей ме­ре и стимулировалась именно становлением и расширением зон действия потестарных, а затем, по мере перехода к рабовладель­ческому строю, и раннеполитических связей. И с не меньшей яс­ностью обнаруживались обе эти стороны воздействия потестар­ной и политической структуры на характер возникавшей этниче­ской общности в период формирования, скажем, феодальной германской народности. Для начальной стадии этого процесса характерна была множественность и значительная раздроблен­ность общин, родственных по происхождению и вполне такое родство сознававших, но ничем, кроме этого сознания, не свя­занных. И существо дела в интересующем нас здесь смысле пре­дельно четко выразил Ф. Энгельс: «Вследствие такого сос! ава народа только из мелких общин, экономические интересы кото­рых были, правда, одинаковые, но именно поэтому и не общие, условием дальнейшего существования нации становится госу­дарственная власть»24.

3. Таким образом, значение потестарной или политической структуры общества, особенно предклассового или раннеклас­сового, не исчерпывалось тем, что она выступала в качестве яд-


pa этнической консолидации. Подобная этноконсолидационная функция потестарной и политической надстройки сочетается с другой функцией, которую можно, видимо, определить за неиме­нием лучшего термина как этноструктурирующую. Речь, как уже говорилось выше, идет о том, что ядро этнической консолидации в виде этой надстройки оказывает обратное влияние на ход про­цесса этнической консолидации, в заметной степени определяя его темп, эгалитарный или стратифицированный в социальном отношении характер, наконец, ориентацию, которую приобрета­ют результаты данного процесса, т. е. реальный эсо. Иными сло-вами, характер и этнического процесса, и формирующейся в его итоге этнической общности-эсо оказывался диалектически свя­зан с характером потестарной или политической организации общества. Вместе с тем признание этого обстоятельства ни в коей мере не означает, что эта организация играет в данном случае определяющую роль. Такая роль при всех обстоятельст­вах оставалась за развитием общественного производства и складывавшимися при этом производственными отношениями. Но этнически специфические черты формировавшегося эсо во многом оказывались обусловлены именно характером его по­тестарной или политической структуры.

Сказанное относится, в частности, к степени замкнутости об­щества или, наоборот, его склонности к развитию контактов со своими соседями. Потестарная или политическая организация могла быть ориентирована, с одной стороны, преимущественно на сохранение замкнутого характера данной этнической общно­сти-эсо, ее автаркичности. Примеры подобной ориентации своей потестарной структуры дают такие «сегментные» общества, как неоднократно уже упоминавшиеся нуэры Судана или тив Ниге­рии и некоторые другие, т. е. общества, построенные в виде си­стемы сегментных агнатных линиджей, находящихся в отноше­ниях дополняющей оппозиции.

Впрочем, автаркичность ориентации не следует в данном случае понимать чересчур буквально. Она существует в том смысле, что, скажем, те же нуэры не проявляли еще в 30-е годы нашего столетия особенной заинтересованности в мирных, т. е. торговых или культурных, контактах с соседями (чему в не­малой мере способствовала специфика их хозяйственной дея­тельности, не представлявшей достаточного количества избыточ­ного продукта, который мог бы стать предметом обмена) 26. Но это нисколько не препятствовало нуэрам более или менее регу­лярно грабить своих соседей — динка, а захваченных пленников инкорпорировать в собственные линиджи, причем иногда так по­ступали и с целыми линиджами динка. Так что вовсе не случай­но М. Салинз именно нуэрскую систему линиджей избрал в ка­честве образца общественной организации, ориентированной на «хищническую экспансию» 27, видя в ней «социальное средство вторжения и соперничества в уже занятой экологической нише». Впрочем, инкорпорация опять-таки не была полной: память о

172


происхождении от динка очень устойчиво сохранялась в общест­венном сознании.

Тем не менее остается справедливым, что подобная потестар-ная организация не стимулировала расширения масштаба этни­ческой общности за счет включения в нее иноэтничных элемен­тов. Инкорпорация динка выступала лишь как второстепенное следствие военной активности и не обусловливалась расшире­нием этнической территории нуэров в качестве конечной цели. Поэтому эта структура может быть принята за один из полюсов некоей мысленной шкалы, или континуума, вдоль которой мы можем расположить этнографически засвидетельствованные ва­рианты ориентации потестарной или политической организации в обществах предклассового и раннеклассового уровней.

Здесь потестарную структуру отличает несомненная рых­лость. Сколько-нибудь действенной она оказывалась лишь в слу­чаях, когда требовалась мобилизация усилий нескольких сегмен­тов выше уровня первичного (минимального) против какого-ли­бо общего соперника, и сохраняла эффективность только в про­должение такого столкновения. Однако и при подобных формах проявления такого рода потестарная структура, выражавшаяся в категориях родственных (генеалогических) отношений, способ­ствовала осознанию родственных связей между нуэрскими или тивскими линиджами разных уровней, а тем самым зарождению и стабилизации каких-то, пускай еще и очень слабых начальных форм общенуэрского и общетивского этнического самосозна­ния.

Противоположный полюс образуют социальные организмы, точнее, эсо непосредственно предклассовой стадии развития, на которой, по хорошо всем известному определению Ф. Энгельса, война и организация для войны становились «регулярными функциями народной жизни» 28, и в еще большей степени обще­ства раннеклассовые, для которых вообще была характерна объективная тенденция к расширению хозяйственной системы до размеров, оптимальных при данном уровне развития производи­тельных сил . Именно это различие, чисто стадиальное по ха­рактеру, с одной стороны, выступает причиной того, что ранне-политические структуры несравненно реже потестарных бывали автаркически ориентированы, а с другой — служит хорошим подтверждением того тезиса, что сами по себе активная военная деятельность и приспособление к ней потестарной структуры не могут выступать ускорителем процесса укрупнения этнических общностей, если для такого укрупнения не сложились соответ­ствующие социально-экономические предпосылки. Вместе с тем в данном контексте важна не столько сама военная активность, сколько ее результаты, т. е. конкретные формы, приобретаемые связью потестарной или политической надстройки с характером этнической общности-эсо.

В своем крайнем проявлении позднепотестарная или ранне-политическая структура, ориентированная на расширение соог-


ветствующего этнопотестарного или этиополитического организ­ма30, могла принять вид надстройки, этнически чуждой массе на­селения создавшегося расширенного этнопотестарного или этно-политического образования. Такая ориентация этой структуры вообще характерна для завершающихся этапов эпохи классо-образования и начальных этапов существования общества ран­неклассового. Именно поэтому как раз раннеклассовые полити­ческие образования особенно часто предстают перед исследова­телем как структуры, в которых в роли политической надстрой­ки оказываются целиком определенные этнические общности, точнее определенные эсо.

Масштабы таких господствующих групп, воплощающих верх­ний эшелон складывающейся не только политической, но, самое главное, социальной структуры, построенной на отношениях гос­подства и подчинения, могут варьировать в весьма широких пре­делах. Это могла быть, по существу, микроэтническая группа: так обстояло дело, например, когда в Судане или Заире отдель­ные коллективы ленду или окебо «принимали» в качестве прави­теля кого-то из алуров (и соответственно его клан) 31. Аналогич­ным образом развивались события и тогда, когда небольшие группы выходцев с Ближнего Востока или из района Персидско­го залива становились правящими в некоторых торговых горо­дах восточноафриканского побережья 32.

Но в других случаях правящей надстройкой оказывается уже целый эсо, как происходило это в восточноафриканском Меж­озерье, в особенности в доколониальной Руанде, которая тради­ционно рассматривается в литературе в качестве модели по­добного хода развития. Неизбежным следствием такого «нало­жения» одного эсо на другой (или другие) становилась, как правило, более или менее прочная фиксация этнических границ средствами власти. Но результаты этой фиксации, да и формы ее тоже бывали достаточно разными.

В той же Руанде этническая граница довольно быстро пре­вратилась в кастовую, что, кстати, делало ее еще менее прони­цаемой (хотя отнюдь не исключало вместе с тем и определенной социальной мобильности). Но такая кастовая граница в сочета­нии с допущением некоторого участия земледельцев-хуту в си­стеме администрации, особенно же в военных предприятиях пра­вящей аристократии тутси, все же не препятствовала формиро­ванию даже у подчиненной части населения сознания ее принадлежности к некоему единому целому — социально и эт­нически стратифицированному эсо баньяруанда. Существование этого единого эсо все более подчеркивают исследования послед­него времени 33.

Достаточно типичным для подобных расширенных и страти­фицированных эсо бывает сосуществование двух параллельных потестарных и/или политических структур в тех случаях, когда и поскольку на нижних уровнях управления сохраняются такие структуры, принадлежащие основной массе подчиненного насе-


ления. В гл. 2 этот вопрос уже рассматривался в контексте со­четания в одной политической культуре двух неравноправных субкультур. В дополнение к уже сказанному следует, видимо, добавить, что как раз в таких эсо соответствующая культура может обозначаться именно как «потестарно-политическая» по своему содержанию. На верхнем уровне, т. е. во взаимоотноше­ниях господствующего эсо с подчиненным, это культура и отно­шения власти, несомненно, политические. Но внутри самого под­чиненного эсо отношения между отдельными его частями не включают элементов господства и подчинения, и соответственно культура остается потестарнои по своей сущности.

Между этими полюсами располагается множество возмож­ных «промежуточных» вариантов соотношения потестарнои и по­литической структуры и этноса, причем все они могут в основ­ном описываться в категориях взаимодействия и в конечном счете синтеза этнических субстрата и суперстрата в ходе этниче­ских процессов. Если ограничиваться только африканскими при­мерами, то можно в качестве таковых упомянуть, скажем, ту­арегов кель-ахаггар как вариант, типологически близкий к ско­товодчески-земледельческим обществам Межозерья 34, и тех же алуров и их окружение по обе стороны суданско-заирской гра­ницы в качестве образца еще только начинавшегося складыва­ния этнически и потестарно стратифицированного общества 35.

В первом случае туареги, господствующие над оседлым зем­ледельческим населением оазисов и образующие верхний ярус уже политической по своему смыслу структуры, вместе с тем со­храняют свою целостность и как этникос, и как эсо. При этом туарегский этнос-эсо четко отграничен и от других туарегских объединений, и от земледельцев (обычно отличающихся от кель-ахаггар еще в расовом отношении).

Во втором примере — у алуров — наблюдается своего рода соединение системы агнатных линиджей с определенными фор­мами отделившейся уже от них потестарнои структуры. В дан­ном случае значительно облегчилась инкорпорация и ассимиля­ция иноэтничных элементов в алурских линиджах. Иными сло­вами, по сравнению, скажем, с нуэрской такая потестарная организация обнаруживает большие возможности контакта с соседями, во-первых, и гораздо большую предрасположенность к тому, чтобы действовать в сторону расширения алурского эсо, во-вторых.

Впрочем, потестарные структуры типа алурской еще доволь­но рыхлы и слабы. В результате по мере удаления от центра (в целом более или менее совпадающего с центром этнической тер­ритории самих алуров) возникает своего рода социально-потес-тарная и этническая непрерывность, когда четко выраженные границы между разными эсо отсутствуют, а их периферийные группы могут одновременно принадлежать к разным этническим и даже потестарным общностям 36.

Можно утверждать, что как раз здесь проходит принципи-


альная грань между структурами и отношениями ранне- и по-зднепотестарными. В принципе первые из них, в общем соответ­ствующие акефальным обществам англоязычной литературы, обычно не имеют вполне определенных территориальных границ, и этническая гетерогенность если и ощущается, то довольно от­носительно именно в силу только что отмеченной непрерывности. По мере укрепления потестарных структур и нарастания эле­мента централизации (пусть даже эта централизация тоже бы­вает относительной) гетерогенность объединяемых одной этно-потестарной структурой человеческих групп начинает ощущать­ся все более определенно. И в то же время изменяется сам ха­рактер инкорпорации: для раннепотестарного общества харак­терна достаточно быстрая социально-культурная ассимиляция инкорпорируемых (ср. динка в том же нуэрском обществе), и общество-эсо оставалось в целом однородным в этнокультурном отношении. Но по мере продвижения по пути политогенеза на­растает не просто осознание гетерогенности: несравненно боль­шими становятся объективные возможности удержать в рамках единой потестарной структуры разнородные в этнокультурном смысле элементы, включаемые в эту структуру как более или менее целостные единицы 37.

Вопрос о соотношении этнической и потестарной или поли­тической границы в обществах пред- и раннеклассовых вообще едва ли поддается однозначному решению. Иногда эта граница может в значительной степени оказаться подвижной не только между разными группами в составе одного и того же этноса, но и между последним и его более развитыми соседями именно под влиянием этих соседей, вернее, их образа жизни и экономиче­ских возможностей. Конечно, могут возразить, что смена этниче­ской принадлежности, включая и этническое самосознание, про­исходит во всяком классово антагонистическом и этнически стратифицированном обществе, и это будет справедливо. Одна­ко разница, видимо, окажется заключена в масштабах явления: чем выше уровень общественного развития такого общест

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...