Лотестарная
4 Зак. 829 49 оказывается органически связана с особенностями этнической или в капиталистическом обществе национальной психологии, присущей членам такой общности. А через все эти моменты делается очевидной важность данной функции в процессе осознания людьми своей принадлежности именно к данному человеческому коллективу, противостоящему другим аналогичным коллективам. Причем в составе потестарной и политической культуры сигнификативная функция указывает именно на организационные рамки такого коллектива. В нашей литературе не раз уже обращалось внимание на особую важность рассматривавшихся выше функций культуры, играющих в ходе этнического развития роль факторов этнической интеграции и этнической дифференциации27. К тому же, что уже говорилось по этому поводу, можно, по-видимому, добавить, что их положение в таком контексте не вполне одинаково. Различие между ними заключено в том (хотя это различие и никоим образом не должно абсолютизироваться, коль скоро обе функции участвуют в обоих процессах, разница лишь в относительной роли), что в этнодифференцирующем качестве выступает все же главным образом сигнификативная функция. В отличие от этого коммуникативная функция проявляется в первую очередь в качестве фактора этнической интеграции и консолидации. Можно, впрочем, заметить и то, что две эти функции обнаруживают свою роль в разнонаправленных этнических процессах тоже неодинаково: чтобы быть фактором этнической дифференциации, сигнификативная функция нуждается в контакте данного этноса и его культуры с другим этносом и культурой последнего. В отсутствие же такого контакта она выполняет только этноинтеграционную роль. Коммуникативная же функция культуры с самого начала ориентирована преимущественно «внутрь» общества, и ее внешняя роль выражается скорее опосредованно — через консолидацию общества, приобретающего способность противостоять тем обществам, с которыми оно вступает в контакт.
Этноинтеграционная (этноконсолидационная) направленность как преимущественная характерна и для соционорматив-ной функции потестарной и политической культуры. Впрочем, этим характеризуется и вся соционормативная сфера культуры (или соционормативная культура), и это выдвигает дополнительный вопрос: в каком соотношении находятся культура соционормативная и культура потестарная/политическая? По-видимому, помимо того что их нельзя рассматривать как единицы разного таксономического уровня, — это объясняется несовпадением сферы их действия: соционормативная культура действует практически целиком внутри данного общественного организма, тогда как потестарная/политическая в значительной степени обеспечивает внешние связи и взаимодействия, — прихо-пится говорить и о различии таких сфер и в рамках общества. Круг проявлений жизнедеятельности общественного организма, охватываемый соционормативной культурой, заметно шире. Эта происходит потому, что, как уже говорилось, существует определенный «порог», ниже которого отношения власти и властвования при всей несомненности их существования нельзя рассматривать как потестарные или политические. Скажем, к ним нельзя причислить отношения внутри семейных коллективов, поскольку здесь дело касается прежде всего естественного половозрастного разделения труда и соответствующего распределения социальных ролей. Точно так же в общем не могут быть подведены под определение политических отношения внутриобщинные, так как здесь социальная норма действует в рамках связей несамостоятельных малых коллективов. Но в то же время внутриобщинные отношения власти должны быть отнесены к потестарным, особенно когда община выступает в роли самостоятельного социального организма. Конечно, тезис этот отнюдь не абсолютен, из него возможны были и исключения. Как раз тогда, когда община функционировала как самостоятельный социальный организм, внутриобщинные потестарные отношения в определенных конкретно-исторических условиях могли перерастать в политические отношения внутри самой общины, превращая ее в политическую структуру. Так шло развитие полисных общин древней Греции и раннего республиканского Рима28. И все же, насколько можно судить при современном уровне на-ших знаний, во всемирно-историческом масштабе то были именно исключения. В общем же случае в качестве того «порогового» уровня, начиная с которого власть и властвование приобретают предполитический, а тем более политический характер, надлежит, как это мне представляется, рассматривать уровень связей общины с надобщинными организмами, будь то племя-эсо, вождество или государство. Но и внутри семьи, и внутри общины всегда существуют и действуют достаточно строго соблюдаемые социальные нормы, регулирующие поведение индивидов или их категорий. Таким образом, культура поте-старная и политическая, с одной стороны, оказывается уже, нежели культура соционормативная, пронизывающая все без исключения сферы и уровни жизни общества. С другой же стороны, она действует и за пределами данного общественного организма, там, где ему приходится иметь дело с другими такими организмами.
Главная задача нормативной функции потестарной и политической культуры — обеспечивать стабильность и регулярный характер поведения отдельных индивидов и групп в сфере отношений власти и властвования выше отмеченного «порогового» уровня, т. е. отношений потестарных и политических. Такой контроль над поведением отдельных составляющих системы есть необходимое условие нормального функционирования последней. Вместе с тем следует сказать, что, взятая сама по себе, нормативная функция потестарной и политической культуры вне сочетания с коммуникацией и без различения именно «сво-
4* 51 ей» коммуникативной сети оказывается как бы этнически нейтральной по отношению к своему этносу. Однако дело обстоит так, строго говоря, тогда, и только тогда, когда рассматривается один отдельно взятый этнос с его культурой. Но когда мы, имеем дело с общественным организмом, объединяющим несколько этнических общностей при господствующем положении одной из них (ситуация, которую М. Смит обозначает термином «дифференциальная инкорпорация»29), нормативная функция потестарной или политической культуры этой господствующей общности приобретает совершенно четкий этнодифференцирую-щий оттенок, разграничивая господствующих и подчиненных. Впрочем, это еще одно доказательство того, что все перечисленные функции потестарной и политической культуры в исторической реальности существуют лишь в сочетании и взаимодействии. В любой потестарной или политической культуре докапиталистических обществ эти функции сосуществовали, хотя и могли быть выражены в разной степени в зависимости от конкретного этапа социально-экономического развития и от конкретной исторической обстановки. По всей видимости, классическим образцом такого нерасчлененного единства отмеченных выше функций в потестарной культуре развитого родового общества можно считать первобытную мононорму. Правда, предложивший это понятие А. И. Першиц непосредственно имел в виду прежде всего соотношение права и морали в первобытном обществе30. Думается, однако, что расширение первоначального содержания понятия достаточно оправдано: ведь мононорма, как таковая, не охватывая целиком ни коммуникативную сеть общественного организма, ни механизмы ее отличения от других аналогичных сетей, ни даже нормативную сторону потестарной культуры, тем не менее содержит весьма существенные элементы, во многом определяющие и конфигурацию информационных связей в обществе, и то, чем именно эта конфигурация отличается от других. В частности, не следует упускать из виду различие мононорматики ранних этапов первобытности и более зрелых ее этапов: степень дифференциации, начатки институционализации, особенно ясно обнаруживающиеся по мере перехода родового общества в предклассовую его стадию, появление на этом этапе лиц, постепенно приобретавших право на преимущественное толкование нормы, — все это в немалой степени трансформировало систему информационных связей общества, создавая в ней новые узлы или «размывая» ранее существовавшие. К анализу потестарной и политической культуры в ее роли коммуникативной системы мы еще вернемся, поэтому вышесказанное следует рассматривать лишь как предварительные замечания.
Было бы неверно думать, что дело ограничивалось одной только специализацией потестарной и политической культуры по мере продвижения общества по лестнице социально-экономической эволюции. И тем более будто такая специализация раз- вивалась неизменно по восходящей линии. В ходе превращения предклассового общества в классовое, при становлении государственной, т. е. политической, организации сугубо политический смысл приобретали порой нормы, первоначально. к поте-старно-политической сфере не относившиеся или связанные с нею лишь косвенным путем и незначительно. В качестве примера можно сослаться на нормы полового поведения, которые резко изменили свой смысл именно на этом этапе общественной эволюции. И дело не в том только, что прелюбодеяние, особенно если речь шла о жене человека, принадлежавшего к высшему социальному слою, влекло за собой обычно самые суровые санкции: ведь оно становилось покушением на и без того трудно устанавливавшиеся нормы, диктовавшие увеличение социальной дистанции - между управляющими и управляемыми31. И. Коэн выдвинул представлявшуюся достаточно обоснованной данными кросскультурного анализа гипотезу, согласно которой «становящееся» государство вообще стремится утвердить среди своих подданных «сдержанность в проявлении чувств» (affective austerity). Делается это с целью максимального переключения симпатий и эмоций населения на поддержку молодого государства и тем самым облегчения легитимации все той же социальной дистанции между управляющими и управляемыми32. Будучи составной частью культуры в целом, культура поте-старная и политическая, а также концентрированное ее выражение (хотя и не совпадающее с нею) — потестарная или политическая организация общества — во многих случаях могут рассматриваться в качестве черт той культурной специфики, утратив которую та или иная человеческая общность «перестает существовать как отдельный самостоятельный этнос» 33. Это особенно ясно обнаруживается в тех исторических условиях, когда этническая специфика этой общности еще не успела устояться, т. е. когда еще не завершен процесс этнической консолидации (что характерно именно для предклассового и раннеклассового уровней общественного развития). Таким образом, сама по себе потестарная и политическая культура в большой степени оказывается этнически специфичной.
Конечно, степень такого рода специфичности не следует преувеличивать. Тому есть по меньшей мере два основания. Первое— наиболее общее — заключено в том, что, как справедливо отмечалось в нашей литературе, неправомерно (и, добавлю я, опасно с точки зрения доказательности результатов исследования) смешивать культуру этническую и культуру этноса34. Специфична только первая, в составе же второй присутствуют и элементы межэтнического, и, чем выше по шкале социально-экономического развития стоит конкретное общество, тем большим будет их число. Второе основание в применении к поте-старной и политической культуре — то, что в ней этническая специфика, строго говоря, выражается лишь в формах проявления, свойственных этой культуре. Основная задача данной ча- сти культуры общества в целом остается одной и той же вне-зависимости от особенностей того или иного этносоциального организма: это — регулирование функционирования общества,. руководство им и соответственно оформление отношений власти. и властвования в нем. Принципиальное же различие заключено здесь лишь в разнице между обществами доклассового, т. е. потестарного, и классового, т. е. политического, уровней развития. Тем не менее, как уже говорилось в связи с нормативной функцией потестарной и политической культуры, в случаях мно-гоэтничного классового общества, когда политическая культура господствующей этнической общности становится навязываемой сверху всем остальным, именно этнически специфичные моменты последней приобретают значение важнейших социально-политических индикаторов. Причем происходит это и при навязывании такой культуры, и тогда, когда, наоборот, она ос-тается достоянием единственно господствующей этнической общности. 3. Правомерность отнесения потестарной и политической. культуры и органически с нею связанной потестарной и политической организации в докапиталистических обществах к этнически специфичным явлениям особенно подчеркивается огромной ролью ритуальных форм культуры в их функционировании. Конечно, докапиталистические общества ни в коем случае не могут считаться исключением в данном отношении: развитые формы ритуальной культуры существуют и в высокоразвитых капиталистических обществах, причем иной раз они сознательно консервируются, сохраняя свой архаичный облик, примером тому может служить политическая культура современной Великобритании. Определенные ритуальные формы присущи и политической культуре социалистического общества. Но разница заключена здесь в степени проникновения ритуала в повседневное функционирование политической культуры докапиталистических обществ с антагонистическими классами и тем более потестарной культуры организмов доклассовых. В них сигнификативная функция потестарной культуры выступает едва ли не на первый план: власть в потестарном смысле, как правило, органически сочетается в этих обществах с властью ритуальной, которая, в свою очередь, образует одну из важнейших частей соционормативной культуры, отличающей данный общественный организм от других. По существу, мы сталкиваемся снова с неоднократно уже упоминавшейся нерасчлененностью культуры доклассового общества, в частности такой ее сферы, как руководство функционированием социального организма. В докапиталистических классовых обществах — рабовладельческих, феодальных или " азиатских" (политарных) — риту ал тоже сохраняет активную роль в осуществлении власти и властвования, активную прежде всего в том смысле, что слу- жит реальным механизмом осуществления власти и властных отношений, хотя непрерывно развивающийся процесс специали- зации сфер культуры, в том числе политической культуры, не-уклонно сужал значение ритуала в этой его роли. В конечном счете в полностью специализированной политической культуре капиталистического общества он превратился как бы в орна- ментально-пропагандистское прикрытие сугубо политического по своему характеру механизма управления в обществе, построенном на эксплуатации человека человеком. Единство власти потестарной и ритуальной весьма хорошо Итак, мы снова имеем дело с нерасчлененностью отдельных сфер внутри такой специфической формы человеческой деятельности, как руководство жизнедеятельностью общественного организма. И коль скоро верования и обряды, с ними связанные, образуют одну из важнейших областей, где с полной ясностью видна этническая специфика культуры, их органическая связь с потестарной и позднее политической организацией (которая, подчеркну это еще раз, представляет как бы концентрированное выражение соответствующей потестарной или политической культуры в смысле форм и проявления) предполагает такую же этническую специфичность этой последней, даже с учетом всех высказанных выше оговорок. Вопрос об этнической специфике имеет существенное значение в связи с диалектическим характером взаимодействия культуры общества вообще и ее потестарной или политической составляющей. Диалектика эта в самом общем виде заключена в том, что последняя, входя в виде составной части в культуру того или иного этноса (точнее, этносоциального организма), выступает в то же время в качестве одного из самых действенных средств сохранения целостности (а стало быть, и «этнично-сти») такой культуры. И больше того, по мере разложения первобытнообщинного строя и складывания предклассовых эсо — таких, как военно-демократические пли военно-иерархические, а равным образом и складывавшиеся «аристократическим» путем, — позднепотестарная надстройка которых приобретала форму вождества, и в не меньшей (если не большей) степени в обществах раннеклассовых потестарная и ранние формы политической культуры все чаще становились средством распространения культуры данной конкретной этнической общности на все более обширную территорию, и притом все чаще насильственным путем. Здесь следует сделать некоторое отступление. Вполне очевидно, что культура, как таковая, не может быть реальным инструментом ни защиты целостности, ни распространения «своей» культуры на чужих территориях. Эти задачи непосредственно выполняет потестарная или политическая организация общества, т. е. определенная часть его социальной структуры. Отсюда возникает и вопрос: в каком соотношении находятся эта организация и потестарная и политическая культура? Если исходить из сформулированного в начале главы (примеч. 1) представления о социальном строе общества как о структуре, а о культуре — как функции, т. е. способе деятельности, различие между ними становится достаточно очевидным. Действительно, потестарная и политическая организация выполняет самостоятельные структурные задачи, но то, как она их выполняет, определяется соответствующей сферой культуры общества, взятой в целом. В этом и заключен, по-видимому, смысл соотношения такой организации с потестарной и политической культурой. Иными словами, потестарная и политическая организация может рассматриваться как система культурно-детерминированных ролей в масштабе всего общества в целом; содержание этих ролей и характер их функционирования зависят от содержания соответствующих норм данной культуры. При этом в развитом родовом обществе, тем более на его ранних стадиях, вследствие общего синкретического характера культуры еще не разделены роль и институты, т. е. не выработан культурный код, сопровождающий всякую институционализа-цию37. Как раз это обстоятельство и позволяет включать общественные институты, выполняющие потестарные задачи на этих этапах общественного развития, в число объективных элементов потестарной культуры, о чем говорилось ранее. И в то же время именно понимание потестарной или политической организации (речь в данном случае преимущественно об относительно поздних стадиях потестарной организации) как системы культурно-детерминированных ролей, пронизывающей всю структуру общества, позволяет рассматривать эту организацию в качестве концентрированного выражения потестарной или политической культуры. С учетом сказанного можно обратиться к рассмотрению места потестарной и политической культуры в защите и распространении этнической культуры в целом. Отнюдь не случайно Р. Нэролл, пытаясь как-то уточнить ту базовую форму этнической единицы, которая представляла бы большие удобства для кросскультурного изучения, нежели столь широко распространенная в науке категория племени, ввел в число критериев, определяющих предлагавшуюся им «культурную единицу» (cultunit), и такой, как принадлежность к одному и тому же государству или же по крайности «к одной и той же контактной группе»38. При подобной постановке вопроса потестарная или политическая культура (ибо именно она только и может обеспечить сохранность «контактной группы», уже не говоря о государстве) оказывается защитным механизмом культуры общности в целом. Собственно, такая интерпретация потестарной или политической культуры, выраженной в соответствующих формах организации, представляется частным случаем понимания культуры как универсального адаптивно-адаптирующего механизма, понимания, восходящего в конечном счете к Дж. Стюарду и нашедшего широкое применение в зарубежной и отечественной пауке39. Именно в качестве защитного механизма культуры предстает перед нами потестарпая и политическая культура этнической общности, действующая через соответствующие формы организации, в тех случаях, когда в качестве одного из главных критериев при определении этой общности выдвигается ее «внешняя независимость»40. Вполне очевидно, что вне каких-то организационных рамок такую независимость обеспечить невозможно. Но в данном случае организация, оставаясь составной частью социальной структуры общества, в то же время выра-жает и закрепляет и определенные субъективные факторы, направляющие потестарную или политическую деятельность членов этого общества, их ценности, ориентации, традиции, связанные с подобного рода деятельностью. Иными словами, прежде всего именно через эту организацию выражаются коммуникативная, сигнификативная и нормативная функции потестарной или политической культуры, не говоря уже о ее инструментальной функции, т. е. организация отношений власти и властвования — непременный элемент существования и жизнедеятельности, более того, необходимое их условие в любой «контактной группе», применяя термин Р. Нэролла (если, конечно, эта группа представляет нечто более или менее стабильное). Но потесгарная и поллтическая культура не только защитный механизм той или иной этнической культуры (впрочем, она может оказаться таковым и в применении к культуре этноса, включающей не одни лишь этнически специфичные элементы культуры, но и восходящие к межэтническому общению: ведь в любом случае сочетание этих двух категорий образует более или менее неповторимую конфигурацию именно культуры этноса). По мере того как расширяются границы потестарной или политической структуры — более точно было бы говорить о поздне-потестарной и раннеполитической, коль скоро именно для эпохи перехода от предклассового к раннеклассовому обществу более всего типично такое расширение, — она активно вмешивается в динамику культурных изменений. Происходит заметное ускорение этой динамики и в рамках самой расширяющейся этнической общности — эсо, объединяемой данной структурой, и у тех общностей, с которыми она вступает в контакт при своем расширении. Процесс этот имеет, как, впрочем, и во всех других случаях, диалектический характер. С одной стороны, потестарная или политическая культура играет стабилизирующую роль в составе культуры в целом, защищая ее целостность. Но, с другой стороны, само по себе расширение границ потестарной или политической системы влечет за собой заметное расширение возможно- стей случайного накопления изменений, которое впоследствии может привести к существенному изменению самого характера культуры, представленной этой системой. Речь идет, таким образом, об увеличении возможности культурного дрейфа41. Причем такой дрейф распространяется и на саму потестарную или политическую культуру. Ее неизбежное взаимодействие с другими такими же культурами имеет следствием изменение сложившихся этнически специфичных форм организации отношений власти и властвования у этносоциального организма, расширяющего свою территорию42. Процесс этот может заметно ускоряться, если наблюдается своего рода этническая и связанная с нею потестарная непрерывность — явление, достаточно характерное для тех общественных организмов, в которых эволюция и потестарной культуры, и связанной с нею потестарной структуры еще не продвинулась настолько далеко, чтобы сделаться в большей или меньшей степени этнически специфичной43. В качестве примера, притом весьма показательного, можно назвать общество алуров — нилотского народа, живущего по обе стороны границы между Угандой и Заиром. Именно алур-ские этнопотестарные организации послужили Э. Саутхоллу в 50-х годах основой для выдвинутой им концепции «сегментного государства», т. е. пирамидальной структуры, образованной, множеством фокусов власти, повторяющих на более низких уровнях организацию власти на самой вершине пирамиды. Кон- троль этой вершины над нижестоящими локальными сегментами оставался весьма слабым. Более того, в качестве отличительной черты «сегментного государства» исследователь выделил крайнюю неопределенность границ его сегментов по мере движения от центра к периферии. Нарастание такой неопределенности приводит к тому, что на окраинах страны алуров локальные сегменты могли входить в той или иной форме не только в алурскую потестарную систему, но и в пирамидальные структуры, принадлежащие другим общностям. Э. Саутхолл проанализировал свою концепцию на довольно широком сравнительном материале, в частности западноевропейском (как сегментные он рассматривал, например, «королевства» кельтов и германцев в Британии и Северо-Западной Европе), и показал значительное распространение таких структур в прошлом у многих народов мира44. Мы оказываемся, таким образом, перед определенным противоречием: с одной стороны, стабилизация культуры, с другой— расширение возможностей ее изменения, причем обе роли одновременно играет одна и та же ее составная часть. Чтобы понять механизм этого явления, целесообразно будет рассмотреть проблему с точки зрения движения культурной информации в информационной сети социальной, точнее, этносоциаль-но. й общности. 4. Начнем с того, что при изучении процесса культурного взаимодействия — а мы имеем дело именно с ним — нужно все время учитывать весьма деликатное соотношение потестарной или политической культуры и соответствующей организации. Как уже было замечено, они не совпадают, хотя потестарная или политическая структура общества может в известном смысле рассматриваться в качестве концентрированного выражения его потестарной или политической культуры. Тем не менее несовпадение существует, и обусловливается оно тем, что здесь представлены информационные связи разного характера. Как показали в свое время С. А. Арутюнов и Н. Н. Чебок-саров, информационная сеть социальной общности строится преимущественно на горизонтальных, т. е. синхронных, связях. В общности же этнической преобладают связи вертикальные, т. е. диахронные. Конечно, абсолютизировать такое различие невозможно: взаимоотношения информационных связей разного вида диалектичны, и связи синхронные и диахронные неизбежно в какой-то степени переплетаются45. В интересующем нас случае потестарная или политическая организация общества образует важнейшую составную часть его социальной структуры в целом. И в этом своем качестве она представляется исследователю как система, или сеть, связей преимущественно синхронных, горизонтальных. В то же время потестарная или политическая культур а, общества входит неотъемлемой частью в состав всей культуры данного эсо; и, как таковая, она, естественно, включена в систему, или сеть, главным образом диахронных, т. е. вертикальных, информационных связей. На пересечении двух этих сетей располагаются определенные, присущие данному конкретному обществу традиции поте-старной или политической организации. Именно эти традиции, с одной стороны, обеспечивают преемственность в развитии организации отношений власти и властвования. В этом своем качестве они образуют едва ли не важнейшую составную часть, культуры — потестарной или политической. Но, с другой стороны, эти же традиции служат одним из самых действенных элементов, скрепляющих потестарную или политическую организацию данного эсо, т. е. систему информационных связей, в основном синхронную. Таким образом, традиция выполняет роль связующего звена между структурой и культурой. Изложенная выше схема, будучи, по-видимому, вполне справедлива в принципе, все же не дает должного представления как раз о механизме передачи и изменения традиции, без чего практически трудно представить двойственность «поведения» потестарной и политической культуры в условиях межэтнического контакта. Поэтому я попытался ввести в нее помимо чисто временного также и пространственное измерение46. В этом случае информационная сеть культуры приобретает вид, напоминающий некую кристаллическую решетку, и превращается уже не в сеть, а в трехмерное историко-культурное пространство, в котором и происходят культурные взаимодействия. В таком пространстве через любую точку пересечения вертикальной и горизонтальной сетей может проходить множество плоскостных сетей информационных связей. Такие сети могут строиться по разным критериям, но относиться тем не менее к одному и тому же факту культурной традиции (в нашем случае— потестарно- или политико-культурной). Но и любая диа-хронная связь должна в принципе пересекать любое число синхронных срезов коммуникации. В результате все возможные сочетания синхронных и диахронных временных связей, относящихся к одному и тому же факту в разных его аспектах, создают в историко-культурном пространстве определенный информационный пучок. Если рассматривать сечение такого пучка какой-либо синхронной плоскостью, надлежит принимать во внимание, что передача основного содержания традиции — вовсе не единственная: задача этого пучка. Он одновременно отражает и более раннее-состояние передаваемой традиции, и воздействие на нее других: -социальных и культурных явлений на более ранних синхронных срезах. Под влиянием контакта с этими другими явлениями конфигурация синхронной проекции информационного пучка подвергается изменению. В результате ее периферийные части испытывают более сильное давление, тогда как центральная сохраняется более или менее неизменной с точки зрения плотности: в ней информационных связей. Этим и обеспечивается стабиль- ность традиции, как таковой, ее основного социально-культурного содержания, И в то же время меньшая плотность связей на периферийных участках создавала больше возможностей для появления здесь новых моментов, которые на более поздних синхронных срезах воспринимались уже как часть всей традиции в целом. А так как при определяющем влиянии центральной части «пятна» на содержание традиции эта центральная часть тем не менее неизбежно воспринимает информацию, поступающую с периферии, с течением времени такая новая информация накапливается в количестве, достаточном для того, чтобы повлиять и на основное содержание традиции, изменяя его в том или ином смысле. Понятно, что при расширении зоны действия той или иной культуры в пространстве происходит двойной процесс. С одной стороны, центральное ядро традиции сохраняется, пусть даже и с известным разрежением плотности образующих его информационных связей. С другой стороны, такого рода разрежение оказывается на периферии расширяющегося культурного ареала гораздо большим и, значит, позволяет более активное внедрение здесь новых элементов, иначе говоря, интенсификацию культурного дрейфа. Нужно при этом иметь в виду, что сам процесс изменения конфигурации синхронных проекций информационного пучка протекает неравномерно как во времени, так и в пространстве, а это тоже расширяет число возможных вариантов изменения традиции. Последнее обстоятельство немаловажно, потому что традиция—и особенно традиция потестарной и политической культуры— обладает относительной самостоятельностью. Это обеспечивает ей значительно большую способность к тому, чтобы восприниматься этническими общностями иной культуры в сравнении с другими элементами культуры. Тем не менее это восприятие подчиняется весьма четко выраженным закономерностям. Первой такой закономерностью и непременным исходным условием/усвоения служит стадиальная близость вступающих в контакт эсо, хотя, конечно, степень такой близости сама подвержена варьированию. При условии стадиальной близости разные сферы потестарной и политической культуры оказываются более проницаемы для внешних влияний. Помимо стадиальной близости немалую роль играет и сходство природной среды, в большей или меньшей степени повышающее вероятность принятия аналогичных решений в процессе адаптации к ней общества, в первую очередь вероятность близости хозяйственно-культурного типа (ХКТ), к которому относятся взаимодействующие эсо, или же, наоборот, взаимодополняемость их ХКТ. Вместе с тем неравномерность изменения конфигурации синхронной проекции информационного пучка культурной традиции, которая затрагивалась выше, предполагает, что реакция различных частей традиции на внешний контакт, степень его усвоения ими не могут и не должны быть одинаковыми. Помимо специфики конкретной исторической обстановки в каждом отдельном случае существуют некие общие рамки, в которых должна проявляться реакция отдельных областей, или функций, потестарной и политической культуры на действие внешних факторов, нарушающих их первоначальную деятельность. Или, в иной формулировке: в какой мере неизбежные сами по себе изменения обнаруживаются в сфере действия разных функций потестарной и политической культуры? По-видимому, общим исходным принципом при попытках ответить на этот вопрос должен быть тот, что при контакте двух обществ и их культур реципиент воспринимал из культуры общества-донора лишь те ее элементы, к которым он бывал подготовлен уровнем своего собственного развития. В отечественной этнографической литературе этот принцип, восходящий, строго говоря, еще к философам эпохи Просвещения, в последние годы весьма плодотворно использовался при изучении контактов между классовым миром и его первобытной периферией47. Однако он, несомненно, имеет универсальное значение и в такой же мере применим и к культурному в
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|