Л. Лаудан

<... > Большая часть ученых, работающих в какой-либо области или подобласти естествознания, вообще говоря, обычно находится в согласии относительно подавляющего числа посылок своей дисциплины. Они обычно находятся в согласии относительно многих объясняемых явлений и широкого класса количественных и экспериментальных методик, служа­щих для установления «фактуальных утверждений». Кроме этого согла­сия в сфере того, что подлежит объяснению, имеется согласие на уровне объяснительных и теоретических сущностей. Химики, например, говорят совершенно свободно об атомной структуре и субатомных частицах. <... > Биологи согласны относительно общей структуры ДНК и многих общих механизмов эволюции, примем иногда даже тех, которые непосредственно не наблюдаются.

Интуитивная мера этой колеблющейся степени согласия проистекает из сравнения естественно-научных учебников с текстами, скажем, по филосо­фии и социологии. (И такие сравнения послужили для философов и социо­логов, аккуратно наблюдавших за наукой, отправной точкой для заключе­ния о высокой степени консенсуса в естественных науках. ) Философы печально известны своими дебатами по фундаментальным вопросам фило­софии, и между конкурирующими школами философов очень мало согла­сия даже по периферийным вопросам. Неудивительно поэтому, что фило­софские тексты, написанные, скажем, томистами, имеют очень мало обще­го с текстами, написанными позитивистами. Социологи подобным же образом разделены на ряд воюющих лагерей, причем до такой степени, что существуют вопиющие различия в учебниках, написанных, скажем, марк­систами, герменевтиками, феноменологами, функционалистамии социо-метриками. Естественные науки просто не таковы, и это отмечали многие философы и социологи 50-х - 60-х годов. <... >

Широкое согласие в науке делает замечательным то, что теории, по от­ношению к которым достигается консенсус, быстро приходят и уходят. Эта высокая степень согласия, характерная для науки, была бы менее удиви­тельной, если бы наука, наподобие какой-либо религии, строилась на кор­пусе доктрин, составлявших ее постоянную догму. Естественно ожидать, что при таких обстоятельствах консенсус, однажды достигнутый, поддер­живался бы в течение длительного времени. Но наука открывает перед на­ми замечательное зрелище области знания, в которой более старые точки зрения на многие центральные вопросы быстро и часто заменяются новы­ми и в которой тем не менее большинство членов научного сообщества ус­певает, так сказать, поменять лошадей и принять ту точку зрения, которую оно, вероятно, десятилетием раньше не стало бы даже обсуждать. Более то­го, изменения происходят на различных уровнях. Изменяются централь­ные проблемы дисциплин, происходит сдвиг в базисных объясняющих ги­потезах, и даже правила научного поиска медленно, но меняются. То, что консенсус может быть сформирован и переформирован в ходе такого дви­жения, поистине замечательно. <... >

Принимая высокий уровень консенсуса в науке как данное, мыслители предшествующего поколения сконструировали модели науки и особенно принятия научных решений, нацеленные на объяснение того обстоятель­ства, что наука структурно и методологически отличается от таких нагру­женных идеологией областей, как социальная и политическая теория или метафизика. Я хочу описать характерные черты некоторых из этих моде­лей, поскольку оценка их силы и слабости будет полезна в дальнейшем.

а) Философы и консенсус. Философы 30-х - 40-х годов, сменившие по­коление идеалистов и неокантианцев, бывших в первые десятилетия XX в. сравнительно безразличными к научным проблемам, уже имели в своем ар­сенале некоторый наработанный аппарат, позволяющий объяснить, каким образом наука является деятельностью, в которой достигается консенсус. Действительно, в течение долгого времени философы были склонны при­нимать то, что я называю лейбницианским идеалом. Коротко говоря, лейбницианский идеал состоит в том, что все дебаты относительно фактического положения дел (matters of fact) могут быть беспристрастно разрешены привлечением соответствующих правил доказательства. По крайней мере, начиная с Бэкона, большинство философов верило, что существует алго­ритм или ряд алгоритмов, которые позволили бы всякому беспристрастно­му наблюдателю судить о степени, с которой некоторый корпус данных поз­воляет рассматривать различные объяснения этих данных в качестве ис­тинных или ложных, вероятных или невероятных. <... >

Философы аргументировали в пользу существования методологичес­ких правил, ответственных за достижение консенсуса в рациональном со­обществе, каковым мыслилась наука. Коль ученые расходятся в вопросе о статусе двух конкурирующих теорий, они должны только справиться у со­ответствующих правил доказательства, чтобы определить, какая теория лучше подкреплена. Если эти правила отказывают при попытке решить вопрос немедленно (например, если обе теории оказываются равно под­твержденными доступными данными), то все, что требуется, чтобы преодо­леть разногласия, — это собрать новые более дифференцированные данные, подтверждающие или, наоборот, не подтверждающие одну из рассматриваемых теорий. Согласно этой точке зрения, научные разногласия непремен­но преходящи и временны, разногласия о фактах могут возникнуть между рациональными людьми только тогда, когда свидетельства об этих фактах в какой-либо сфере исследования являются относительно слабыми и неполными. Коль разногласие зафиксировано, оно может стать предметом прений на базе сбора большего числа свидетельств или более точного соблюдения соответствующих правил, регулирующих применение этих свиде­тельств. В итоге философы проповедовали, что наука является деятель­ностью, в которой достигается консенсус, поскольку ученые неявно, а иног­да и явно оформляют свои верования в соответствии с общепризнанными канонами «методологии науки» или «индуктивной логики», и эти каноны мыслились как более чем достаточные, чтобы разрешить любое подлинное разногласие о фактическом. В этой связи многие видные философы науки того периода (например, Карнап, Рейхенбах и Поппер) видели свою перво­очередную задачу в том, чтобы выразить в явной форме правила доказа­тельного рассуждения, которые ученые неявно применяют, выбирая между теориями.

Лаудан Л. Наука и ценности // Современная философия науки:

знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада:

Хрестоматия /под ред. А. А. Печенкина. - М.: Логос, 1996. - С. 297-300.

Вопросы для самоконтроля:

1. Отличается ли уровень согласия (консенсуса) в науке от философии? В чем причина этого явления?

2. Относительно каких позиций в среде ученых обычно достигается согласие (консенсус)?

3. Почему быстрое переформатирование состояния консенсуса в науке является для нее, несомненно, позитивным фактором?

4. Какова природа методологических правил, ответственных за достижение консенсуса в науке?