Наше ищущее и объединяющее «я»

Ощутив в два года первое чувство «я», мы получаем экс­траординарную способность к формированию нашей собствен­ной индивидуальности. Начинается постепенный и мучитель­ный процесс отделения внутренней реальности меня от возве­личенных их. Вот в чем загвоздка. Восхищение родителями вызвано зависимостью от них и, следовательно, необходимос­тью относить их к категории всемогущих. [47]

Что-то невидимой нитью соединяет ребенка с матерью, пробуждает у него чувство комфорта и потворствует его ост­рому желанию ощутить удовольствие или силу. Этот толчок настолько силен, что сейчас юное дитя хочет отдаться своим внутренним побуждениям и растворить свою многообещающую оригинальность. Почему бы нет? До тех пор пока мы купаемся в нашем эгоцентрическом круге, мы ничего не знаем о пробле­мах, которые нас окружают. Мы сталкиваемся с проблемами только тогда, когда наше внутреннее «я» становится оппозиционным. Это случается, когда «я» начинает разделяться.

Эти силы лучше представить как две стороны нашего «я». Они являются такими же разными, как и две оппозиционные фракции в Конгрессе. Одна наша половина стремится к объе­динению и может быть названа объединяющим «я». Другая по­ловина побуждает к поиску нашей индивидуальности и может быть названа ищущим «я».

Объединяющее «я» порождает универсальное желание при­крепиться к кому-то, восстановить близкие отношения с мате­рью, так как в основе этого слияния будут прекрасная гармо­ния, абсолютная безопасность и бесконечность. Эта сторона «я» сформировалась из разочарования от того, что мы действи­тельно отделяемся и отличаемся от близких людей, которые о нас заботятся. Появляется желание соединиться с «другим» че­ловеком, который станет источником любви и удовольствия. И это желание, как пишет психоаналитик Э. Якобсон, «вероятно, никогда не ослабевает в наших эмоциональных переживаниях».

Отождествление проявляется как подражание другому. Мы величаво ковыляем в материнских туфлях на высоком каблуке или старательно воспроизводим отцовский ритуал бритья не­видимым лезвием. За тысячами таких имитаций действий роди-' телей, которые мы выполняем в первые годы жизни, скрывает­ся желание сохранить максимально близкие отношения с на­шими источниками любви.

Как трогательно и прозрачно мы проявляем наше желание соединиться с другим человеком в жизни. В любовном экстазе мы очень близко подходим к новому обретению чувства слия­ния. Физическая близость не только успокаивает возможный гнев, который накапливается в нас в течение дня, но и дарит ощущение бесконечной гармонии, которая напоминает ориги­нальное состояние, когда наше «я» и другое «я» кажутся од­ним целым. Способность ощущать, как чувствуют себя другие, [48] также зависит от настоящего слияния. Наше объединяющее «я», постоянно пытаясь восстановить близкие отношения, всегда желает безопасного и тесного соединения.

Ищущее «я» человека управляется противоположным же­ланием: разделиться, обрести независимость, исследовать свои качества, стать хозяином своей судьбы.[2] Этот импульс подпи­тывается в раннем детстве, когда мы начинаем восхищаться собственными умениями и способностями. Как только мы на­чинаем ходить, мы хотим гулять без чьей-либо поддержки, ка­рабкаться вверх и вниз по лестнице, не обращая внимания на ограждения и на предупреждение матери: «Осторожно, ты мо­жешь упасть». Развиваясь, мы формируем в собственном «вну­треннем мире» множественные изображения самих себя как «сильных» личностей, на которых мы хотим походить.

Многие современные теоретики соглашаются с тем, что появление этих ранних отождествлений находится в центре нашего психологического развития. Независимо от возраста наше самоизображение никогда полностью не освобождается от ранних изображений наших родителей.

Слишком раннее проявление объединяющего «я» может вызвать отсутствие риска и роста. Но как только мы выходим за границы подозрений, страха, предоставляя нашей оригиналь­ности прикрепиться к другим, объединяющее «я» позволяет нам ощутить физическую близость, бескорыстное разделение чувств, выразить нежность и испытать сопереживание.

Если мы полностью подчинимся ищущему «я», то оно при­ведет нас к эгоцентрическому существованию, в котором не может быть места настоящим обязательствам и в котором на­пряженные попытки достичь индивидуального отличия исто­щат нас в эмоциональном плане.

Только при слаженной работе двух сторон собственного «я» человек может обладать как индивидуальностью, так и вза­имопониманием. Но это не более чем соревнование в пределах организма. [49]

«Внутренний сторож»

Как только становится ясно, что второй круг — магичес­кий круг семьи — нас ограничивает, начинает действовать сила, которая пытается направить наше развитие. К примеру, в дет­стве все мы должны научиться переходить улицу. Выглядит это следующим образом.

«Стой! Не беги через улицу!» — кричит мать в первый раз любопытному ребенку, который бежит к проезжей части ули­цы. Удивленный тревогой в ее голосе малыш резко останавли­вается. После нескольких экскурсий к одному и тому же углу ребенок останавливается и повторяет как попугай материн­ские слова: «Стой! Подожди свою маму». Он не пересекает улицу. Но сейчас вместо внешнего, материнского, контроля срабатывает внутренний контроль: родительский фантом. Команда другого частично закрепилась в личности ребенка. Воспринимая подобные запреты и тысячи других форм поведения путем отождествления, все мы устанавливаем кон­такт с нашим постоянным компаньоном (назовем его «внут­ренним сторожем»). Он ограничивает нашу свободу, и в этом смысле он — диктатор. Но он может предсказать наше буду­щее («вы будете сбиты машиной, если пойдете на красный свет светофора») и таким образом защищает нас от опасности.

«Внутренний сторож» проявляется не только в обычной осторожности. Родители на протяжении всего детства говорят нам: «Смотри на меня и будь таким, как я» или в некоторых случаях: «Не будь таким, как я». Прямо или опосредованно отец может передать сообщение: «Если ты не поступишь на медицинский факультет университета и не станешь врачом, тебя не будут уважать». Кроме того, мать, чей удел дом, может вбить в ребенка указание: «Изучай иностранный язык, Мария. Чи­тай. Учи. Ты хочешь вырасти и быть, как я, домохозяйкой?»

С этого момента большую часть жизни, даже если внешне все дела идут как по маслу, наш внутренний мир будет взбудо­ражен борьбой ищущего и объединяющего «я», в которой уча­ствует и наш «внутренний сторож».[3] [50]

В конце концов, конечно, мы все нарушаем табу «Не переходи улицу». Нарушение — это единственный путь покончить с мнени­ем, не основанным на нашем опыте. Опасно или нет, но мы должны выяснить, можно ли перейти улицу и попасть под машину.

Впервые мы переходим улицу самостоятельно. Власть с этого отдельного объекта «внутреннего сторожа» начинает переходить к нам. Вообразите, как наше «я» дюйм за дюймом отбирает территорию, которая контролируется родительским фантомом. Экспериментируя, мы выясняем, как наблюдать за движущимися на большой скорости автомобилями и что де­лать, если красный свет загорелся, когда вы были на середине улицы. Теперь мы можем довериться нашим установкам и по­ложиться на собственное чувство безопасности, мы в состоя­нии перейти улицу при любом потоке транспорта. Мы уже не слышим материнский голос, который останавливал нас рань­ше. Психиатры называют это внутренним отождествлением. Каждый раз, заменяя родительское указание собственным опы­том, мы становимся свободнее: мы можем спокойно кататься на мотоцикле, ехать на автобусе до школы без сопровождения взрослых, некоторые из нас могут поехать кататься на лыжах, нырять или управлять самолетом.

Научиться переходить улицу относительно легко. Посте­пенно мы начинаем доверяться собственному мнению и в та­ких сложных вопросах, как выбор друзей, любовников, карь­еры, идеологии и нравственных ценностей, — но это более длительный и сложный процесс.