Единственно верный путь в жизни

Почувствовав, что освоились в реальном мире и выбрали свой путь, мы с оптимизмом и энергией несемся вперед семи­мильными шагами. Мы с воодушевлением готовы принять проч­ную форму. Но выбрав нашу первую независимую модель пове­дения, мы предполагаем, что она будет у нас всегда, и упрямо цепляемся за нее.

Вот почему молодые люди в этом возрасте обычно настаи­вают на том, что их действия — это и есть единственно верный путь в жизни. Любое подозрение, что мы похожи на своих ро­дителей, приводит нас в ярость. Самоанализ мешает. Он, конечно, не исчезает совсем, но не является характерным для этого периода. Ведь углубленный самоанализ тормозит дейст­вие. А что, если нам нужно было найти правду? Фигуры роди­телей, неосознанно принимаемые нами как наш «внутренний сторож», обеспечивают чувство безопасности, что позволяет юноше или девушке в двадцать лет бросить вызов всем «вели­ким первым». Они также являются нашими внутренними дик­таторами, которые отбрасывают нас назад. [109]

Большинство двадцатипятилетних людей с возмущением отвергнут эти утверждения. Это внутренняя реальность, от которой каждый из нас пытается оторваться. Мы внутренне убеждены, что если мы примем ее, то все представления о на­шей уникальности рассыплются, словно по мановению волшеб­ной палочки.

В любом случае все факторы нашей личности, которые могли бы повлиять на выбранный «единственно верный путь в жизни», должны быть на это время скрыты. Мы не можем знать, как велико влияние на нас таких глубинных сил прошлого, как отождествление себя с родителями и действие защитного ме­ханизма, который мы научились применять в детстве. В этом возрасте мы уверены, что все можно изменить простым воздей­ствием, а любой недостаток устранить указанием на него.

«Если во мне есть то, что тебе не нравится, просто скажи мне. Я изменюсь», — говорит влюбленный, который хочет уго­дить своей избраннице. «Может быть, сейчас он и пьет не­сколько больше, чем нужно. Но я исправлю его», — признает­ся невеста своей подруге.

Свои внутренние силы мы начнем анализировать в тридца­тилетнем возрасте, когда наметим определенные ориентиры. До сорока мы будем копаться в нашем подавленном «я», кото­рого сейчас — в двадцать лет — стараемся не замечать. [110]

Глава 9

ЕДИНСТВЕННО ВЕРНАЯ ПАРА

Эти годы — годы колебаний для пары. Взлеты поразитель­ны — восторженные, победоносные порывы «мы можем!» Па­дения — это тяжелые удары, обрушивающиеся на нас. Находясь на гребне наших иллюзий, мы пытаемся игнорировать неудачи и выбросить их из головы, но, тем не менее, готовы признать, что кое-чего все же не можем. Мы с оптимизмом смотрим в буду­щее. Счастливое время наступит. Мы не поймем, были ли счаст­ливы, пока не покинем период двадцатилетнего возраста.

Мы не знаем ни своей внутренней жизни, ни внутренней жизни партнера. На этой стадии нами управляют, в основном, внешние силы. Мир взрослых не заботит, здорова ли психика молодой пары. Этот мир не представляет, что молодая пара может иметь возможности, одинаково служащие как для разви­тия каждой личности, так и для обеспечения их общей безопас­ности. А ведь именно здесь можно достигнуть великолепного компромисса. Как уже отмечалось ранее, рост личности мужчи­ны и женщины происходит не синхронно. Когда он продвигает­ся, она чувствует себя спящей, и когда она чувствует, что готова воспарить, он может впасть в отчаяние. Попытка стабилизиро­вать этот процесс — задача двадцатилетнего возраста.

Среди психологов и социологов, занимающихся проблема­ми семьи и брака, весьма популярно идеалистическое пред­ставление о развитии пары как о параллельном процессе. Мы встречаем это мнение и на страницах женских журналов, и в лекциях по психологии.

Однако даже в относительно стабильном обществе малове­роятно, что индивидуумы, составляющие пару, могут развиваться [111] синхронно. Элвин Тоффлер в своей книге «Шок будущего» разделяет это мнение и указывает на то, что такие единичные случаи исчезают при больших социальных изменениях, как это происходит в Америке: «В быстро развивающемся обществе, где многое меняется, где муж продвигается то вверх, то вниз по экономической и социальной лестнице, где семья снова и снова отрывается от дома и общины, а индивидуумы отходят от перво­начальной религии, а позднее и от традиционных ценностей, было бы чудом, чтобы два человека могли одинаково развиваться».

Решающим фактором в нашем отрицании неравномерного роста личности индивидуумов, составляющих пару, является наше стремление к внутренней гармонии. Обнаружив внутрен­ние противоречия, мы воспринимаем их как свидетельство на­шей никчемности или, что более привлекательно, недостатков партнера. В первый год супружеская пара обычно счастлива. Где-то на втором году совместного проживания удовлетворе­ние жизнью начинает уменьшаться по параболе, низшая точка которой приходится на возраст после тридцати пяти лет. Раз­рыв наиболее вероятен через семь лет после заключения брака, когда люди достигают периода осознания своих тридцати.

Такая вероятность, основанная на ряде исследований и статистических данных, не соответствует представлениям о долгом семейном счастье, которое многие из нас ожидают в свои двадцать два года.

Если отношения в браке остаются стабильными в течение длительного периода времени, это происходит потому, что су­пруги научились балансировать: давая что-то другому, одно­временно сохранить чувство любви к себе, — и развили спо­собность к взаимопониманию.

Прежде чем супружеская пара сможет достичь взаимопо­нимания, каждый должен обрести свое собственное разумное чувство личной индивидуальности. Ранний брак часто замыка­ет молодых людей друг на друга. Они попадают под гнет обяза­тельств: действовать как супружеская чета и как родители.[8] [112]

Еще в 1950 году Эриксон писал, что развитие взаимопонимания является центральной задачей двадцатилетнего и тридцатилетнего возрастов. Но система ценностей, принятая в то время под влиянием психоанализа, очень туманно описывала «истин­ное взаимопонимание» как самоотверженную преданность дру­гому. В то время «я» рассматривалось в общих чертах. Но те­перь, когда фокус переместился на автономное развитие парт­неров, пары в двадцатилетнем возрасте должны знать, как сба­лансировать свои взлеты и падения. Это большое искусство, но они уверены, что обладают им.

Серена Картер (молодая женщина, с которой мы встреча­лись в главе 6) заверила меня, что она и ее супруг пережили кризисную ситуацию. Ее письмо было возражением на мою статью, в которой я описала общие проблемы супружеских пар в тридцатилетнем возрасте. Серена отнеслась к этому без симпатии.

«Ваши мужчины несерьезны, не уверены в себе, таких не существует. Они заявляют, что во всех их неудачах вино­ваты жены, а успехи основываются на их собственных пра­вильных решениях. Не могу представить себе, чтобы мой муж подошел ко мне после того, как я разменяла свои трид­цать, закончила колледж, но еще не обзавелась детьми, толкнул меня локтем и сказал: „Дорогая, пора тебе разви­ваться"».

Ее письмо, несомненно, было проникнуто духом двадцати­летнего возраста. Она уверена в том, что ее жизнь развивается в правильном русле и что с помощью рациональных усилий можно решить все проблемы.

«Я думаю, что вы и ваш муж являетесь идеальными пред­ставителями взглядов двадцатилетних. Могу ли я включить вас в мою книгу?» — написала я в ответ.

Они с энтузиазмом согласились. Им обоим было по двад­цать четыре года, они были любопытны. Они недавно перееха­ли с протестантского Среднего Запада и влились в бурлящий людской поток Манхэттена. Серена перенесла это спокойно и бодро. Ее муж, нерешительный блондин по имени Джеб, испы­тал потрясение. Оба они в одних и тех же выражениях завери­ли меня, что не было таких проблем, для которых они бы не нашли «счастливого компромиссного» решения. Однако в конце нашей первой беседы Серена неодобрительно посмотрела на меня и сказала (наверное, это может быть девизом для данной [113] стадии развития): «Почему моя уверенность в себе постоянно сменяется сомнениями?»

Под броней оптимизма большинство двадцатилетних лю­дей чувствуют себя хорошо. Правда заключается в том, что ни Серена, ни Джеб Картеры не были знакомы с очевидными кри­зисами взросления. Хорошо, что они, сами того не зная, оказа­лись способными помочь друг другу при проходе через послед­нюю ступень развития. При чередовании независимости и за­висимости один помогает другому приспособиться к новой ситуации.

Уж кому-кому, а испуганному Джебу Картеру можно было не говорить о том, что благополучно пережить кризис в возра­сте двадцати одного года — это просто подарок судьбы. До этого времени взаимопонимание для юноши было несбыточ­ным. Он не мог позволить себе это после того, как они с мате­рью застали отца со шлюхой на старой мельнице по дороге в Иллинойс и Джеб увидел, как мать побледнела и начала зады­хаться, и словно «резко захлопнулась дверь» после двадцати пяти лет супружества. Но юноша уже стоял на собственных ногах, учился в университете и в итоге выжил.

Вернувшись из университетского городка Биг-Тен, юноша поразился, как мал был тот мир, где он провел детство. Чис­ленность жителей по-прежнему составляла семьсот пятьдесят человек. Движение по единственной скоростной автомагист­рали, ведущей в Миссисипи, стало значительно меньше. Ниче­го не изменилось. На фоне ярких впечатлений студенческой жизни это место показалось ему игрушечной парусной шлюп­кой, которую поместили в стеклянную бутылку.

Одна часть его «я» стремилась забраться внутрь, а другая — боялась, что сожмется и не сможет там дышать. Делать в этом городишке было нечего. Работа на шлюзах и плотине да пья­ные гулянки — вот и все, что он мог предложить молодому человеку. Событием большого значения, о котором долго по­том вспоминали, было открытие прачечной самообслуживания в 1965 году.

Юноша не мог сказать, каким образом все это было связа­но с пьянством отца. У Картера-старшего было болезненное самолюбие. Он никогда его не показывал, только молча стра­дал и жалел себя.

Отец был сменным инженером, проводил корабли через шлюз. Он работал большей частью в ночную смену и являлся [114] домой, чтобы переодеться, обойдя все таверны на тридцать миль вокруг. Его приятелями по выпивке были крупные грубоватые мужики, с которыми он вместе работал, и женщина по кличке Дармовое Пиво. Небольшие автомобильные аварии и его от­сутствие дома по ночам стоили нервов его жене, однако она никогда его не искала. Но однажды, когда Джеб приехал на выходные, она настояла на том, чтобы немедленно найти отца.

Они нашли его на старой мельнице. Джеб ждал в автомо­биле, а мать пошла туда и застала мужа с женщиной. Вернув­шись домой, отец встал в позу оскорбленной невинности. Ро­дители подрались. «Но ведь все дерутся. Это пройдет», — ду­мал Джеб, молясь.

Проснувшись утром, он впервые услышал, как отец гово­рит: «Я хотел бы развода. Я хочу этого».

Юноша испытал шок. Сначала его охватила злость, а затем он словно оцепенел. Однако постепенно он пришел в себя.

Мать Джеба работала в продуктовой компании. Ее переве­ли работать в другое место, и она переехала со своим жилым автоприцепом в другой город.

«Джеб Картер, не беспокойся обо мне. Мне хорошо», — сказала она сыну.

Джеб всегда симпатизировал матери. В школе он был са­мым младшим среди четырех мальчиков, и притом самого ма­ленького роста. До окончания подготовительной школы его рост был четыре фута десять дюймов,[9] как и у его матери. Она никогда не смеялась над ним, и с ней он часто плакал. Со все­ми другими Джеб вел себя сдержанно.

Он боялся, что может оказаться не единственным малы­шом, который хочет «стать президентом». Он делился своими чувствами только с матерью, а когда это не удавалось, то скры­вал свои чувства, как и отец.

«Я никогда не рассказывал людям о своем внутреннем со­стоянии. Поэтому, если они смеялись, я знал, что они смеются не надо мной».

Эта «маска» помогала ему до последнего курса колледжа, пока Джеб не начал думать о том, что скоро учеба закончится. По совершенно необъяснимым причинам юноша хотел стать инженером. Однако наставник предостерег его: «Вы ошибаетесь, [115] выбирая эту профессию. Результаты тестов Кудера пока­зывают, что вам нравятся люди, а инженерам больше нравятся вещи». Джеб поблагодарил его. Он достиг хороших успехов, изучая в течение четырех лет профессию своего отца («Нужно думать, что все это в конце концов принесет свои плоды».).

С сознанием долга каждое лето он отправлял докладные записки в фирму, объясняя, почему отверстия в банках с крас­кой на целый дюйм не совпадали с техническими чертежами. Летом после окончания колледжа он ругал себя последними словами. «Оператор был с похмелья», — написал он на своих докладных записках, впервые наслаждаясь собственной неза­висимостью. Проблема заключалась в том, что избрав профес­сию инженера, Джеб не строил других планов на будущее. «Меня не интересовала карьера в сфере менеджмента, я не хотел на­бить себе карман на спекуляциях пригородными участками. Меня ничто не привлекало».

Джеб отстранился от отца. Мать, единственная, чья улыб­ка придавала ему уверенность в своих силах, забрала все свои вещи и стала жить в маленьком душном автоприцепе в другом городе. Джеб въехал в квартиру брата, который недавно раз­велся с симпатичной милой женщиной из Миссури и постоян­но говорил о том, что внезапно перестал испытывать какие-либо чувства по отношению к своим детям. Так прошло тоск­ливое опустошающее лето. Это был конец.

Джеб думал, что отождествление с отцом было убито в нем, однако у него все же оставалось сильное влечение к старому семейному крову. Друг предложил ему работу инженера в госу­дарственной системе. Он соблазнился, и это было отступлением.

Только потому, что этого требовала его работа, он стал посещать курсы по юриспруденции и добился великолепных результатов в учебе. Директор курсов написал ему рекоменда­цию для поступления на юридический факультет.

Он подумал: «Зачем это нужно? Юридический факультет и имидж чиновника с Уолл-стрит слишком отличаются от того, для чего меня растили». Он точно знал, что ему предстояло. Налицо был классический кризис личности.

Для Джеба метания ищущих и объединяющих внутренних сил могли закончиться несколькими вариантами. Он мог вер­нуться в штат Иллинойс и стать государственным инженером, как его отец. Или он мог бы порвать со всем этим знакомым миром и независимо от готовности окунуться в учебу в элитном [116] юридическом институте на экзотическом побережье. Но он мог также остаться и на своем старом месте — там, где взрослел. И он с присущей молодости находчивостью прибег­нул к весьма своеобразной терапии, чтобы выйти из кризиса:

«В силу ряда причин мне потребовалось поработать на га­зозаправочной станции». Это была физическая работа на све­жем воздухе. Холодильник был всегда заполнен пивом. Он по­стоянно пил светлое пиво с парнями. «Я люблю выпить», — признавался Джеб и незаметно стал скатываться на путь отца.

В это же время начали развиваться его первые интимные отношения.

«Она была первой женщиной, с которой я почувствовал себя надежно и которой смог открыться. Она никогда не сме­ялась надо мной». По мнению Джеба, Серена изменила его.

Интересно, что Серена твердо уверена в том, что она здесь ни при чем. Она точно знает, кто же из них двоих является сильным лидером.

«Я в первый раз встретилась с Джебом после неудачной любовной истории. Расставшись со своим другом, я начала спать с разными мужчинами, со мной случались пьяные истерики. Я потеряла уверенность в себе, это было ужасно».

Ей было двадцать лет. «Только два человека помогли мне выбраться из этого. Моя соседка по комнате, заменившая мне мать, и Джеб. Я плакала на его плече».

«Мне нравится Серена, но я не хочу брать на себя роль сильного лидера», — думал Джеб сначала.

Но вот что говорит Серена: «Джеб — единственный чело­век, который позволяет не соглашаться с ним, не оскорбляется из-за этого и не угрожает мне. Я сильная, и мне нужен такой человек, который умеет ладить с силой».

Джеб удивляется: «Но я не считаю себя сильной личностью».

«Я думаю, ты намного сильнее других мужчин», — настаи­вает его жена.

«Даже сегодня Серена не понимает, в какой ситуации я находился, когда мы встретились».

«Он был на пути исправления, а я просто оказалась рядом».

«Если бы Серены не оказалось рядом, я бы сдался».

И так далее. Прекрасно, что они оба правы. Каждый из них оказался сильным там, где другой нуждался в поддержке.

Что касается карьеры, то Серена была заметной фигурой в своем городке в штате Иллинойс. Она уже не собирала сплетни [117] для институтской газеты, а отвечала за планирование встреч для редактора городской газеты. Девушка мечтала о серьезной журналистике, хотела окунуться в водоворот событий. Но вско­ре ее романтические планы рухнули, а от оптимизма не оста­лось и следа.

Ей катастрофически не везло с мужчинами. У нее была ка­кая-то поразительная способность влюбляться в легкомыслен­ных и бесчестных ловеласов, которые к тому же оказывались обручены. Последний такой мерзавец оставил Серену, удивля­ясь, что она оказалась беременной. К счастью, она ошиблась, и беременности не было. Когда позднее девушка сказала ему, что не может спать одна, он отругал ее за то, что она слишком легко раздавала свою благосклонность. До встречи с Джебом она считала себя шлюхой. Больше всего сейчас ей нужен был период «возвращения своей девственности». А Джеб был дев­ственником.

Что он мог знать о сексе, прийдя из прерий Среднего За­пада, где в школе изучают любовь по Шекспиру? «Я не скажу, что это было для меня очень легко, но с Сереной я чувствовал себя надежно. Сначала она немного колебалась...»

В свою первую весну они были только приятелями. «Я не хочу, чтобы он оставил меня. Кто тогда обо мне позаботится?» — четко решила для себя Серена. В июне их пути разошлись. Джеб остался до конца лета, а Серена вернулась домой, чтобы снова почувствовать себя «девственницей», изображая перед реакционными южанами целомудренную красавицу.

Их снова свел случай. Однажды вечером на газозаправоч­ной станции Серена вскрикнула и бросилась на шею малень­кому робкому юноше в стандартной униформе. Вскоре после этого Джеб переехал к ней. Он наслаждался чувством согласия, разделяя его со своей подружкой. Вскоре он сделал ей предло­жение.

Кому-то может показаться нереальным брачный союз ам­бициозной журналистки и простого работника газозаправоч­ной станции.

«Я нашел человека, с которым чувствовал себя свободно и которому мог открыться. Я не хотел потерять ее. Наверное, это любовь», — говорит Джеб.

«Я так устала от этих любовных связей, которые ни к чему не приводили. Я решила сделать все, что в моих силах, чтобы наши взаимоотношения не зашли в тупик. Я сказала себе: хватит [118] просто спать с кем-то, пора выходить замуж», — говорит Серена.

Джеб дополняет с характерным для двадцатилетнего воз­раста самоанализом: «Это было стоящим делом. Я хотел же­ниться. Серена вела себя независимо. Ее не волновало, куда я пойду и как буду устраивать свою жизнь».

Прежде чем они обменялись клятвами, Джеб попытался поступить на юридический факультет, однако его кандидатуру отклонили. Выяснилось, что директор курсов дал ему недоста­точно хорошую рекомендацию. Это было неприятным сюрпри­зом для обоих.

«Поэтому Серена закончила колледж и получила профес­сию журналиста, а я с удовольствием проработал еще год на газозаправочной станции», — объясняет Джеб.

Ему нравились работавшие с ним люди, особенно босс, который любил ликер и мог пить его на спор хоть под столом. Джеб стал работать в ночную смену — и это ему тоже нрави­лось. Он не заходил домой переодеться, а сразу отправлялся в местный ночной бар, где пол был усыпан опилками, и пил там до закрытия. К нему присоединялась и Серена, его жена. Так продолжалось год.

Придерживаясь знакомой жизненной структуры, мы неосо­знанно пытаемся соблюдать форму родительского фантома вме­сте с его слабостями. Что и сделал Джеб. Работая физически, он, как и его отец, начал сильно пить, хотя мог избавиться от «пло­хих» сторон родительского фантома и приобрести «хорошие» его части. Однако он понял, что может пить и не стать алкоголи­ком, может наслаждаться физической работой, не дожидаясь, пока станет инженером, выражать свои чувства и не быть жес­токим со своей женой. Джеб имел свои собственные ценности.

Этот период личного моратория позволил молодому чело­веку сделать развивающий шаг уже на следующий год. Собрав все свое мужество, он был готов рискнуть и избрать новый путь в жизни, отличный от того, к которому его готовили. Он решил попытаться стать адвокатом. Ну, а если кто-то и посме­ется — что с того. У него была Серена, которая в него верила.

«К концу года я уже знал, что хочу поступить на юридиче­ский факультет в престижный университет. И я сделал это. На этот раз меня приняли в Колумбийский университет в Нью-Йорке. Я все удивлялся, как мог деревенский мальчик попасть в большой город». [119]

Великолепная передышка для Джеба прекрасно совпала с потребностями Серены. Ей нужен был человек, который оценил бы ее дружбу и лишь потом стал ее любовником. Она также соби­ралась закончить учебу там, где ее знали, где она что-то значила.

Единственной ошибкой для «единственно верной» супру­жеской пары было бы ожидание того, что эта счастливая син­хронность будет продолжаться и дальше.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: