Общие черты. Здесь и сейчас

Общие черты

Когда видишь, как доктор Ялом и доктор Ормонт подтверждают взгляды друг друга на то, что каждый из них считает существенными и критически важными элементами эффективной групповой психотерапии, то становится очевидной их горячая солидарность в подходе ко множеству вопросов. Главные из них таковы;

1. Важность и значительность того, что происходит в группе здесь и сейчас;

2. Предполагаемый и требуемый уровень активности ведущего, обеспечивающий активное участие всех членов группы;

3. Необходимость образования сплоченной группы или сообщества, в котором эмоциональное общение ценится больше, чем интеллектуальное;

4. Установление терапевтических норм, требующих активного участия всех членов группы в принятии на себя ответственности за группу и за участие всех ее членов; и

5. Меньший акцент, а временами полное пренебрежение интервенциями на уровне группы как целого.

Хотя Ялом более плодовит и широко известен как писатель в рассматриваемой области, Ормонт завоевал среди старших членов AGPA репутацию одного из самых уважаемых практиков — ведущего групп, который оживляет абстрактную теорию реальной практикой и искусством групповой терапии. Хотя Ормонт тоже писал на тему групповой теории и недавно опубликовал прекрасную книгу (1992), он не приобрел такой же известности за пределами AGPA и Нью-Йорка, как Ялом. Однако, несмотря на отличие фона и разную теоретическую ориентацию, они вполне дополняют друг друга с точки зрения стратегий, интервенций и подходов к лечению в группе.

Здесь и сейчас

Наверное, ни один теоретик групповой психотерапии не подчеркивал важность происходящего здесь и сейчас больше, чем Ирвин Ялом. Его имя стало почти синонимом использования фокуса на «здесь и сейчас». Но, хотя временами так может казаться, Ялом все же не «изобрел» это понятие; скорее, его акцент на важности последнего помог твердо установить его несомненное значение. Любой компетентный и хорошо обученный ведущий знает о значении «здесь и сейчас» в группе. Все опытные и эффективные терапевты, какова бы ни была их теоретическая ориентация, постоянно делают ударение на этом и побуждают свои группы оставаться в «здесь и сейчас», потому что знают, что именно здесь и происходит все действие. Возможно, как утверждают некоторые критики, Ялом иногда даже преувеличивает свои доводы и важность «здесь и сейчас». Действительно, также может быть правдой и то, что «здесь и сейчас» не было бы таким очевидно важным для всех нас, если бы Ялом не пихал это понятие нам под нос так часто и не напоминал так настойчиво о его жизненной важности для групповой терапии.

Многие другие теоретики признают значение «здесь и сейчас» для группы. Например, Малколм Пайне (Malcolm Pines) утверждает, что «здесь и сейчас» может приходить к нам во многих разных формах. Креативность терапевта и его способность распознать различные формы, в котором оно может существовать, или способы, которыми туда можно попасть, критически важна для опыта группы и ее членов. Группа должна научиться тому, как реагировать на него и не убегать от него, когда оно появляется. Разнообразные способы, которыми оно может существовать и быть узнанным, зависят от теоретической ориентации, навыков, знаний, опыта и смелости ведущего (Pines, 1992). Все эти атрибуты и качества необходимы, если терапевт собирается, способен и желает покинуть комфорт и определенность своей профессиональной роли, жестко закрепленной в рамках его теоретических воззрений, и выйти навстречу группе и ее членам в спонтанность и неопределенность данного момента. «Здесь и сейчас», по словам Пайнса, всегда сотворяется; оно не существует в ожидании того, что мы его откроем. Оно создается между ведущим и участниками в группе, когда ведущий способен использовать собственную креативность и глубину своих собственных чувств, помогая участникам увлечь друг друга на истинном, честном и интимном уровне в реальности, здесь и сейчас.

Ялом описывал «здесь и сейчас» как силовой элемент группы и назвал его «ключевым понятием групповой терапии» (Yalom, 1985, стр. 28). Он считает, что ведущий должен обеспечить фокусирование внимания членов группы на их непосредственных чувствах и мыслях, касающихся других участников, ведущего и самой группы как целого. Непосредственные события, происходящие здесь и сейчас в группе, должны иметь преимущество перед событиями прошлого или текущей жизни каждого участника вне группы. Они становятся главным фокусом для ведущего. Ялом особо подчеркивает это, так как уверен, что это облегчает развитие и полное проявление социального микрокосма каждого участника. И Алонсо (Alonso, 1985), и Рутан (Rutan, 1983) говорят о том же самом; «Участникам не нужно говорить о своих проблемах на группе, они сами там проявяться».

Идиосинкратическая психологическая Ахиллесова пята каждого члена группы проявится для всеобщего обозрения и переживания в «здесь и сейчас» группового процесса. Группа, с этой точки зрения, становится лабораторией межличностного поведения, где участники переживают и отыгрывают свои идиосинкратические конфликты или компульсивные повторения путем взаимодействия со всеми остальными. Все участники будут иметь шанс проникнуть и познать на опыте свой внутренний мир, содержащий интроекции, вытесненные, отрицаемые и диссоциированные элементы самости, а также объектные репрезентации, которые часто проецируются на других. Полное представление внутреннего мира каждого участника будет разыграно в виде компульсивного повторения на том уровне, на котором он может его пережить и, в конце концов, присвоить его и овладеть им. Проявляющееся здесь и сейчас трудно отрицать, потому что группа, под руководством терапевта, не позволит ему пройти незамеченным. Как утверждает Ормонт в своей книге, людям редко предоставляется возможность увидеть отражение — как свое, так и своего поведения. Группа, проводимая в соответствии с рекомендациями Ор- монта и Ялома, даст такую возможность каждому. Ормонт пишет:

«Это, несомненно, тонкая и неуловимая ценность группового лечения, которую я сам не мог увидеть или оценить в течение многих лет. Она в том, что люди могут моментально прочитать себя, ухватить и назвать мимолетные чувства, которые важны для их души, но в повседневной суете, как правило, проходят, не успев быть пойманными.

Способность группы делать такую работу in vivo не имеет себе равных.

Существуют люди — может быть, их даже большинство — которые проживают жизнь только с подпороговыми, неосознанными намеками на то, что они в действительности чувствуют; они ощущают присутствие лишь критических, активирующих эмоций. Если бы только они останавливали себя в главные мгновения, чтобы «заморозить каркас» своей эмоциональной жизни, так сказать, в подходящий момент, то потом они могли бы точно находить эти динамические движущие силы внутри себя — эти чувства, которые мотивируют их и окрашивают все их существование». (1992, стр. 38)

В отличие от Ялома, называющего себя экзистенциалистом, Ормонт занимает менее радикальную позицию по вопросу о «здесь и сейчас» в группе. Как и любой хорошо обученный современный психоаналитик, он считает, что прошлое всегда живо присутствует в настоящем, обычно в виде активации трансферентных искажений и сопротивления в отношении агрессии, интимности и спонтанности. Хотя Ормонт говорил, что он «горячо согласен» с Яломом по поводу важности «здесь и сейчас» в группе, он добавлял, что «здесь и сейчас» важно не само по себе, но потому, что это арена, позволяющая активизировать сопротивления и переносы. В соответствии со своим психоаналитическим наследством, Ормонт считает активацию, идентификацию и последующую проработку сопротивлений и переносов краеугольным камнем психотерапии. Ормонт знает, как и любой хороший аналитик, что внутренний мир индивида оживает во взаимодействиях здесь и сейчас в группе. Прошлое, будучи спроецированным на «здесь и сейчас», всегда вызывается или активируется актуальностью происходящего в текущий момент. Следовательно, межличностные переносы и сопротивления, порождаемые этим процессом, предоставляют терапевту окно как в прошлое индивида, так и в его нынешнюю жизнь. Чем ближе терапевт стоит к консенсуально валидизированным данным, полученным здесь и сейчас, тем более вероятно, что член группы не сможет их опровергнуть. Но возможность для всех в группе видеть прошлое, возрожденное в настоящем, обеспечивает гораздо более важную информацию.

Такая позиция в терапии не является уникальной или новой; все хорошо обученные терапевты разделяют это убеждение. Однако, Ормонт и Ялом придают особый поворот этой теме, потому что оба они подчеркивают исследование сопротивления как феномена, возникающего в межличностном взаимодействии. Напоминая вновь о влиянии Гарри Стэка Салливана, Ормонт пишет: «... интерперсональный аналитик считал сопротивления представляющими не только прошлое пациента, но и его или ее текущее обращение с другими. Салливан указывал, что сопротивления являются продуктом данных личных отношений. Некто может вызвать сопротивление в одном человеке, а в другом — нет. Для Салливана даже вытеснение является межличностным феноменом». (1992, стр. 121)

Ормонт, как большинство современных психоаналитиков и последователей психологии самости, считает патологию результатом саморазрушительных защит или сопротивлений, которые противостоят трансферентным желаниям, стыду, вине и страхам эдипального и преэдипального возмездия. Он считает эти защиты необходимыми (хотя и неадаптивными) мерами самосохранения, принятыми вследствие неудовлетворения потребностей развития.

Поэтому Ормонт поощряет ведущего к возбуждению сопротивлений и переносов участников. Он хочет, чтобы они полностью расцвели в группе. Участники будут сопротивляться, это естественно и неизбежно. Их настойчивое использование прошлого и будущего — защитное приспособление, служащее для отпора тревоге и эмоциональной стимуляции непосредственного настоящего. Акцент Ормонта на непосредственности момента отражает его «принцип непосредственности», очень сходный с понятием «здесь и сейчас» у Ялома. Однако, принцип непосредственности Ормонта более широк, потому что, включая в себя неявное требование эмоциональности представления, не ограничивается содержанием происходящего в группе. В отличие от Ялома, Ормонт не пресекает разговоры о «там и тогда». Он признает, что это жизненно важно для членов группы — быть способными рассказывать истории из своей жизни. Однако, если эти истории пересказываются в отстраненной или интеллектуальной манере, эмоционально омертвляющей группу и ее членов, то задача ведущего — привлечь к этому непосредственное внимание индивида и всей группы. Ормонт, как и Ялом, четко осознавал, что все люди обладают способностью омертвлять свой жизненный опыт, разводить и разбавлять драмы, трагедии и возбуждение собственного существования.

Позиция Ялома и Ормонта по этому вопросу очень похожа на взгляды польского романиста Иржи Козински (Jerzy Kozinski, 1977), который был уверен, что самое главное — это чтобы люди полностью осознавали личные драмы своей собственной жизни, и были в контакте с ними, так же как и с личной драмой каждого, кто попадается им на пути. Если мы этого не делаем — значит, мы недоизменяем себя и неистинны в своем существовании. Это очень близко к описанию того, что экзистенциалисты (такие, как Хайдеггер, Бубер и Сартр) имели в виду под «экзистенциальной виной». Это наша экзистенциальная вина, если мы не полностью переживаем Бытие в чистейшем онтологическом смысле этого понятия, если мы не соприкасаемся с тем, как мы все разыгрываем свои собственные личные драмы с помощью остального общества, служащего для них фоном. Мы должны это себе самим, и, кроме того, как ведущие группы, мы должны это ее участникам, чтобы побудить, подтолкнуть и поощрить их взять на себя больше ответственности за то, чтобы жить аутентичной жизнью. Сартр предостерегает нас от жизни в «плохой вере» (“bad faith”). Хайдеггер предупреждает, чтобы мы оставались das man и избегали омертвляющей безопасности стадного чувства и единства с толпой. Бубер располагает свою позицию еще на шаг дальше в своей философской антропологии, провозглашая, что мы никогда не сможем жить аутентичной жизнью в изоляции, и что действительно узнать себя возможно только в отношениях с другими.

Чтобы использовать все потенциальные преимущества, позволяющие группе жить аутентично и эмоционально, ведущему нужно дисциплинировать себя так, чтобы думать преимущественно в понятиях «здесь и сейчас». Он должен сделать все возможные попытки и найти способ сдвинуть фокус снаружи — вовнутрь и от общего — к частному, которое и проявляется в группе. Каждая появившаяся тема должна побудить ведущего задать себе вопросы: «Как я могу отнести это к группе? Как я могу оживить это сдесь и сейчас? ». Такой фокус — источник энергии модели Ялома и принципа непосредственности Ормонта.