Бой барабана ударит в усталые уши, струны гитары сердца позовут за собой.
⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 7 Бой продолжается снова за юные души. Самый последний и самый решительный бой! С этими словами влетевший в комнату Арчибальд шлепнулся возле Динкиного компьютера и бесцеремонно стукнул клювом по клавише, убирая невеселую картинку. - Ах, друзья мои! – Изольда стояла у двери, с удовольствием слушая весь разговор. – Хочется вспомнить слова великого сказочника: «Что враги нам сделают, пока сердца наши горячи?» К тому же еще не вечер! Собор пока не отдали и мы не сдались! - Вот именно! – охотно подхватила я. – Так что давайте на этом закончим повстанческую беседу и пойдем все-таки поужинаем. Потому, что лично у меня в желудке кроме полстакана коньяка уже полдня ничего нет. - Ах, Женечка, ну разве так можно! – вскинулась Изольда. – Полстакана…всего лишь! Хотя у меня в буфете стоит еще одна совершенно целая бутылка! Вы выпили, как писал Александр Сергеевич, без нас! И без закуски! Что же вы меня, деточка, как хозяйку позорите? Кстати, вы слышали, когда-нибудь, как пил великий британский актер Дэвид Гаррик Младший? Однажды к нему пришел юный начинающий статист и, смущаясь, признался, что весь первый акт ему предстоит играть в стельку пьяного гостя. А он волнуется и неуверенно себя чувствует! Гениальный Гаррик нахмурил свои соболиные брови и изрек: - Молодой человек, это совсем нетрудно. Вы спускаетесь в буфет, выпиваете две, три или четыре пинты виски и играете себе… - Но дело в том, что мой герой во втором акте абсолютно трезв. - Нууу, юноша, здесь уже талант нужен! Валясь от хохота, мы проследовали в кухню. И там поступили, согласно завету британского актера. Закусили и щедро выпили за грядущее и удачное окончание всех наших приключений. За любимый Город. И за надежду, которая не оставит нас. Пока мы живем и дышим!
- Так, а теперь поступаем согласно главному правилу – сказала я, прекращая веселье волевым решением. - Когда нам кажется, что все безнадежно и лучше никогда не будет, надо ложиться спать — утром всегда легчает. ГЛАВА 25. Нет на свете вершин, которые взять нельзя!
Естественно, после «вчерашнего», а точнее сказать «сегодняшнего», глаза мы продрали ближе к полудню. И начали торопливо собираться на очередной митинг. В первом приближении казалось, что город живет обычным субботним днем. С туристами на Невском, с длиннющей очередью в Русский музей и праздными прохожими у сувенирных лотков. Но Спас – на – Крови медленно, но верно огибала лента людей, спешивших мимо, и торопящихся на Марсово поле, на котором уже начинался Марш протеста. Сразу бросилось в глаза большое количество молодежи. - Потеряшки! – хихикнула Динка. - Это вряд ли – возразил Саша. – Они все с плакатами. И явно не за Крым стоят. Ну да – надписи там были, что надо! Особенно про то, что слить «Публичку» с «Ленинкой» - все равно, что объединить два метрополитена! А вот еще веселее – «можно объяснить марсианину существование бензоколонок. Но будет очень сложно объяснить ему – зачем нужны все эти церкви»? Ага! Вон очередная девчушка плакат держит: «Богу не нужен храм. Науке – нужен музей». И в котором месте у нас нынче наука? От истории с Пулковской обсерваторией хочется взять в руки хотя бы дрын. А уж про наш дорогой (во всех смыслах!) Исаакий уже и сказать больше нечего. ВСЕ сказано! Мда… Еще бы нас услышали… А то пока – как в мультике: «меня не слышат – это минус, но и не гонят – это плюс». Хотя, ТАКОЕ количество народа разогнать – никаких местных ментов не хватит! - Вон «Око Саурона» летает – сказал кто-то рядом. Я загляделась на торчавшее над нами «чудо техники» и потеряла из поля зрения своих ребят. Теперь разве найдешь? Телефон, который я сунула в карман не глядя, жалобно пискнул и накрылся «медным тазом». Часа полтора я честно бродила по толпе, общаясь с народом, и пытаясь отыскать Динку с Сашей. Потом покурила с какими-то тетками, пытавшимися откреститься от патриарха. Не позавидуешь этим верующим! Теперь и они чувствуют себя виноватыми и обманутыми.
Окончательно замерзнув, и услышав все, что хотела, я поправила на плече рюкзачок, и двинулась в сторону Михайловского замка. Очень хотелось горячего кофе, тишины и привычного вида из окна кабинета Павла Петровича. Ну, и проверить кое-что. Например, в каком же все-таки зале висит дурацкий зубовский портрет – о котором мы писали в «Перстне императора»? Не люблю неточностей – когда пишу исторические вещи! Я быстренько купила билет, сдала куртку в гардероб и кинулась к кофейному автомату. И в чувство приду, и руки – погрею. А мистику – оставим на сладкое! Времени у меня не так много – нашу Изольду после больницы лучше надолго одну не бросать. Я допила кофе, и направилась на второй этаж, минуя выставку Борисова – Мусатова. Ничего личного – просто некогда. Так, куда теперь? Налево? Направо? Или экспозиция – круговая? Или она такая не здесь, а в Русском музее? Ладно, разберемся. И для начала – начнем сначала. Генеалогическое древо Романовых – побоку. Наизусть уже знаю. Государей нелюбимых – тоже мимо. Разве что около Николая Второго на минутку задержаться? - Да, не повезло мужику – вздохнула я, глядя в печальные и всезнающие глаза. – Так и хочется спросить, как в Тарасе Бульбе: «ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?». То есть, тьфу, вера твоя? Церковь-то быстренько от тебя отреклась. Мечтала, видимо, процветать, при новом-то режиме. А не срослось. Я шагнула в следующий зал. И куда теперь? В половине залов – странная пустота и отсутствие экспозиции. На выставку куда-нибудь увезли, что ли? Вниз спуститься – и в кабинет заглянуть? А потом уже разыскивать эту дурацкую нишу с зубовским портретом. Я шагнула было к двери с надписью «продолжение осмотра». Но подняла глаза на творение Яненко. Мама дорогая! Мало того, что мне сейчас император едва не улыбнулся! Так он еще и смотрит на меня – куда не встань! Может, это со всеми портретами так? Просто я внимания не обращала? Я тут же кинулась к картине, на которой был изображен Петр Третий. Ничего подобного! Папенька смотрит строго перед собой и не косится ни на сына, ни на меня. Хм! Интерессно!
Я быстро ссыпалась вниз, представляя, как император спускался в кабинет по этой лестнице. Но наткнулась на запертую дверь. Скульптура меня не интересовала – и я вернулась обратно. Снова задержавшись у портрета Павла Петровича. Ага! Опять смотрит. Я хихикнула, припомнив слова моей героини: - Дьвольщина! То есть, доброе утро, ваше Величество! И, пробормотав: «Добрый день», отправилась дальше. В соседнем зале было пусто. И тетенька - смотрительница откровенно скучала. Я объяснила ей – чего ищу, и была послана в нужном направлении. Следовало все-таки свернуть от парадной лестницы направо, а не налево. Я опять проскочила все пройденные залы, но теперь уже в обратном порядке. Нашла нужный мне 201й, и убедилась, что гадюка Зубов действительно присутствует в нише с колоннами, за которыми можно спрятаться. - Эх, и почему я этого в обзоре не нашла! – пожалела я. – Так красиво можно было раскрутить сюжет! Нет, у нас, конечно, все очень лихо получилось и без этого, но какая была возможность!!! Повздыхав и погоревав, я снова вернулась к картине Яненко. Встала перед ней на одно место, потом на другое. Вспомнила, как летом с подружками мы вот так же изучали памятник Павлу во дворе Михайловского замка. И поняла, что мне опять что-то ОТКРЫЛОСЬ. Теперь все прочие царственные портреты я рассматривала уже с точки зрения «смотрит – не смотрит». Так, Екатерина – мимо. Елизавета – тоже. Александры – статичны. А вот Петр Первый – изучает мою персону. И даже с детского портрета Петрович на меня смотрит. Причем, весьма заинтересованно. Тут я вспомнила, о нашумевшем романе про трех императоров, где автор объединил Петра и Павла, добавив к ним еще и Ивана Грозного. В качестве носителей какого-то тайного знания. Роман остался недочитанным, потому, что в продаже его еще нет, а в тырнете – только отдельные главы. Но, черт возьми, это мы первые начали писать о Павле и тайном знании! Да и в замок-то летом отправились – за разгадкой.
И, если с Петром и Павлом все более-менее понятно: один установил связь с Мальтийским Орденом, а второй – спас его от разгрома, то каким боком к ним в компанию Иоанн-то затесался? Благодарные рыцари провозгласили Павла Великим Магистром. И, приняв, это звание, он подписал себе смертный приговор. Придворная знать заволновалась, что ее оттолкнут от трона. Да и православный Синод так же был обеспокоен возвышением католиков в России. Возник заговор. Блин! Выходит, что церковь и тут порылась? В общем, убиться веником! Получается, что к тайным знаниям (и власти над миром) рвутся все подряд? И наши попы – в том числе? Не зря же в православии есть понятие «РАБЫ божьи». А еще я, кажется, понимаю – ЧТО общего между всеми тремя государями: все они как-то странно умерли. Кто – явно, как бедный Павел. А кто – тайно, как Петр и Иоанн. Считают же, что Грозного отравил папский легат. Да и с Петром не все понятно. Официальная версия - «Умер скоропостижно от обострения хронической болезни». Или кто помог? Чтобы свои знания с собой унес. А может быть, все куда прозаичнее? Иван Грозный обвинял церковников в безнравственности и запрещал вмешиваться в государственные дела. По приказу Петра Первого все церковные земли были переданы государству, а всех сотрудников Синода - назначал император. Тогда понятно, почему церковь прогнулась под советскую власть - своей власти им показалось маловато. Сто лет спустя кто-то мечтает поменять власть? Или РПЦ за очередную революцию что-то пообещали? Церковные прихлебатели и властные структуры жителей Петербурга слышать не хотят. Культуру и науку гнобят во всех ее проявлениях. Ну, и превратится Город во второй Урюпинск. Только зачем нам – два Урюпинска? А гаранту все наши проблемы – до «голубой звезды». Как и Конституция, впрочем. Нет, все-таки СЕМНАДЦАТЫЙ год – это какое-то наказанье, а не дата. И так – СТО лет – псу под хвост! А теперь – все сначала. Здравствуйте, грабли дорогие, давно не виделись! Я снова вернулась к портрету, висевшему в простенке между двух высоких окон. Вид на Марсово поле открывался великолепный. Ну, вот. Я тут уже часа два бегаю, а люди - все стоят. Наверное, не одни и те же – не май месяц на улице. Но, одни уходят, другие – приходят. Надо, пожалуй, пойти и там с ними доприсутствовать. Может, и ребята еще не ушли и найдутся? - Прощайте, Павел Петрович – сказала я со вздохом. – Нашли бы там, в Лесу Небесном своих предшественников. Да разобрались – ЧТО в государстве не ладно? А мы бы вас – добрым словом помянули…
Ребята, как я правильно предположила, нашлись за сценой. Там, где было лучше всего слышно. Саша и Дина в окружении своей театральной молодежи увлеченно прислушивались к выступлениям участников митинга: - Это наш последний рубеж. – доносилось со сцены. – Отступать дальше некуда! Это наш город! Защитим его, спасем! - Прямо, как во время блокады! Те же слова… - вздохнула худенькая старушка в шляпке с вуалеткой и большим черным зонтиком в руках. - Мы защитим Город! Обещаем вам, Цецилия Цезаревна. Вам и всем, кто спасал Ленинград в сороковые – почтительно склонился перед ней один из ребят. - Золотые слова, юноша! – провозгласила «леди Цербер», потрясая зонтиком. - Как там у Шекспира? «Твои слова повернули мне глаза зрачками в душу, благородный Гамлет!» А эти уроды в соцсетях черти что про молодежь пишут! Дескать, не пойдут они за вами. Ага! Щаз! Молодежь как раз пойдет! Потому, что стране нужны культурные и образованные люди. А не фанатики с инквизиторами, как тот Чаплин. Эх, да что и говорить! Цецилия Цезаревна неожиданно весело подмигнула собравшейся молодежи: - Вот гляжу на вас, ребятки, и хочется верить, что Александр наш Моисеевич был прав. «От фашистов отстояли и от ЭТИХ отстоим!» И тут, словно в ответ на слова старой ленинградки со сцены донеслась до боли знакомая мелодия «Атлантов». Вот только слова в этой песне теперь были другие:
Опять тревожны ночи, как в тот далекий год. Опять бои грохочут у Пулковских высот. В лихую эту пору сплотимся мы опять, чтоб наш великий Город не дать разворовать. Не будем жить во мраке, вдыхая горький дым! Любимый наш Исакий чужим не отдадим! Пока щебечут птички и солнце в синеве, не отдадим Публички чиновничьей Москве! И мы в полный голос пели эти горькие и гневные строки. Митинг закончился… И люди медленно потянулись обратно. Вливаясь в улицы, растекаясь по проспектам и переулкам, где фотографировались беспечные туристы, и бежали своей дорогой погруженные в заботы нынешнего дня горожане. Те, кто не ходили Марсово поле. Оттого, что боялись. Или считали себя «истинно верующими» А скорее всего, им просто было все равно. По дороге я рассказала ребятам о моих новых приключениях в стенах Михайловского Замка. - А что теперь будет, как вы думаете?.. – начала Дина, но ее голос заглушил громкий вопль очередной поп-звезды, донесшийся из окна остановившийся у обочины иномарки с правительственными номерами. «О, Боооожееее, какооой мужчиииинаа!» - надрывалось радио. Бывший филолог скривилась, как будто надкусила лимон. И потащила нас подальше от орущего авто. - Вот что происходит? – задала она новый вопрос. – Почему эти чинуши голосят о возрождении культуры, а с экранов несется такое, что уши заткнуть хочется? - Это тебе хочется – хмыкнула я. – А те, кто на таких машинах разъезжает, хавают попсу с преогромным удовольствием! - Ага! А потом эти упыри приходят в школы и учат педагогов, как им с детьми работать надо! Глаза девушки потемнели от гнева. - «Не устал ли, мой сердечный службу истово нести? Не устал ли? Слово чести нынче вовсе не в чести!» Саша процитировал песенку, обнял Динку и грустно усмехнулся: - Мне кажется, дело в другом. Помните, строки Юрия Львовича? «О, Цезарь, поспеши издать вердикт! Поэзия Империи вредит!» Чем вредит, спрашивается? И почему во все века поэтов убивали не меньше, чем госпитальеров? - Да ясно, чем! – ответила я. – Стоит только слова Мирзаяна вспомнить. Поэт правит миром, значит, нечего допускать поэта к народу. - Ну, да! – саркастически усмехнулся сержант. – А кого ж тогда допускать? Единственных художников?! Читал я и эту вашу сказку. Очень, кстати, жизненная вещь. А вообще, интересно получается… Он на мгновение задумался. - В ваших с подружкой историях нередко описываются разные артефакты. Вот в «Перстне императора» их целых три. Чаша Грааля, Меч и Книга… А ведь число Павла – четыре! Значит… - Где-то в Петербурге скрыт четвертый артефакт! – потрясенно воскликнула Динка. - И я, кажется, знаю – где! - И я знаю - невесело кивнула я. – В подвалах Исаакия – больше негде. Иначе отчего эти инквизиторы так забегали? - Но ЧТО это за артефакт? – нахмурился Саша. – Чаша, Меч, Книга. Целитель, Воин, Мудрец. Три символа, три профессии. Кто же четвертый? - Артист? – предположила Динка. - Скорее поэт! – возразила я. – В полном соответствии со словами Мирзаяна. - Становится, все интереснее! – Саша подобрался, взгляд его снова стал сосредоточенным и жестким. – Битва со злом еще не окончена! Значит, не за горами новое сражение. - Только береги себя, мой рыцарь! – тихо сказала Динка, глядя юноше в глаза. Почуяв себя «третьим лишним», я тихонько отошла от влюбленной пары и двинула в направлении Старо-Невского. Попутно обдумывая слова сержанта и новое открытие, которое свалилось нам на голову буквально в течение нескольких минут. Или это на мои мысли о Павле и его предшественниках в Небесном Лесу ответ пришел? В любом случае, эту сказку я напишу. А потом опять приеду в Питер, встречусь с друзьями и начну новую. Потому что Тайны Города открываются лишь верным и любящим сердцам! ЭПИЛОГ. Я сошла на московский перрон с чувством грусти и легкого разочарования - сказка кончилась. Так, наверное, чувствовала себя Золушка, когда часы пробили полночь, и золотая карета превратилась в тыкву. Где-то там, бесконечно далеко, остался холодный Питер, остались друзья и мой совсем маленький кусочек счастья. А я вернулась в московскую слякоть - непонятное состояние то ли не ушедшей зимы, то ли не пришедшей весны. С хмурыми заспанными лицами, вечными заботами и моим грядущим возвращением домой. Опять наваливались дела. И за чашкой утреннего кофе в привокзальном буфете я пыталась окончательно вернуться в реальность происходящего, тупо соображая, для кого и как срочно надо писать статьи и делать афиши. Десяток питерских дней уже казался фантастической историей - и мои прогулки по Невскому, и Марш на Марсовом поле, и Михайловский замок с его чудесами. Наша старая квартира, населенная призраками прошлого. И оракул Арчи. И солнечный денек в гатчинском парке, где белки прыгали по аллеям, а я бродила от мостика к мостику вместе с Сашей и Динкой. И тень хозяина этого парка маячила где-то рядом... А потом в серых сумерках мы ехали в Питер. И город надвигался на нас сотнями горящих огней и казался огнедышащим драконом. Только дракон этот был ручной и добрый - а может быть, мы просто знали заветное слово? И расставаться с этим городом мне совсем не хотелось… И я все бродила по привокзальной площади и прикидывала, как скоро смогу вернуться. Ведь, как бы не сложилась весна, летом будут фестивали. И выйдет очередной сборник "Параллелей" - и я примчусь, что бы увидеть первое и получить второе (к тому же в недрах редакции канула моя флешка и за ней тоже надо будет вернуться) Нормальные люди, что бы куда-то вернуться, бросают на память монетку - а я то палатку, то флешку. Кстати, злополучная палатка так до дома и не доехала пока, зависнув в Иваново - Маша Махова нагрузила меня своими книжками, и шансов к возвращению палатке не оставила - рюкзак сделался неподъемный... Впрочем, он у меня почти всегда такой. Вот и сейчас я таскаюсь по вокзалу, поминая его недобрым словом. Изольда надарила книг – и я не смогла отказаться. Стрелки часов еле двигаются, сигареты кончаются, а деньги испарились еще вчера. Опять придется скакать по вагонам, убегая от контролеров - дабы как-то домой вернуться. А ведь надо еще просочиться на московские концерты. И где-то выспаться, ибо бесконечное - "а поговорить?" уже дает о себе знать. Еще и музыкой себя уже не побалуешь - плеер безнадежно сел и "покормить" его пока негде. В итоге чувствую себя грустной старой вороной, которой негде спрятать голову под крыло. Это Матильде моей хорошо – она так и осталась на маленькой кухне под присмотром говорящего попугая и старой актрисы. Ну, и, разумеется Саши и Динки. Наш сержант окончательно переселился на Старо-Невский. Дабы не оставлять квартиру, как он выразился, «без мужской руки». Я так думаю, что его не полки книжные беспокоят, готовые рухнуть на головы обитателей. А то, что бой наш еще не закончен. И двум Хранителям Города сейчас необходимо быть рядом. Будем надеяться, что все как-то разрешится. Я чуть было не ляпнула: «Бог даст». Ничего он никому не даст – даже слишком рьяным своим прислужникам, бегущим впереди паровоза, и то по голове не настучит. Но есть на земле МЫ, стоящие за культуру и науку. Мы – не рабы. Рабы – не мы! И пусть сейчас опять на дворе СЕМНАДЦАТЫЙ год – мы еще посмотрим – кто кого?
Доски Иоанновского моста, скрипнут, как ступени под ногами. Черт возьми! Ну, как же это просто – сделать всех идейными врагами! Поделить на «белых» и на «красных» - чтоб потом уже без снисхожденья, всяких «не согласных» и «опасных» уничтожить за «происхожденье». Что же им достанется от века? Вздрогнет он, глазам своим не веря: как легко в обличье человека спрятать душу бешеного зверя! Здесь не разберется и Конфуций – что ему проблемы мировые? В урагане войн и революций мертвым позавидуют живые. Эта власть любому выйдет боком – вычислить врага легко и плёво: Троцкого пристукнут альпенштоком, тихо расстреляют Гумилева. Спят в архивах старые доносы – головой Крестителя на блюде. Так и не ответив на вопросы – что вообще хотели эти люди? Как тогда – теперь виновен всякий – есть тому печальные примеры. Нынешняя битва за Исаакий – лишь вопрос стяжательства и веры. К прошлому, надеюсь, нет возврата, но сгустились тени над рекою. Потому, что слава Герострата не дает властителям покою.Это, говорят, «болезни роста». И такая выпала дорога. Доски Иоанновского моста, не скрипите больше, ради Бога!
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|