 |
Глава шестая,
|
|
|
|
которая является несколько печальным рассказом о разлуке
Как вы относитесь к своему другу или знакомой? Вот верный способ проверить это отношение. Завтра ваш друг или знакомая уезжает в далекие края. «Уезжает и уезжает, – говорите вы себе. – Ничего особенного. Буду жить дальше». И идете во двор играть с товарищами в футбол. Или садитесь за стол и с аппетитом приступаете к завтраку. Значит... Тут и объяснять ничего не требуется. Если же в день расставания вы не находите себе места, вас томит беспокойство: «А вдруг с ним (с ней) что‑ нибудь случится? », вас терзает тоска: «А вдруг он (она) там меня забудет? » – значит, все ясно: человек, который завтра уедет, занимает в вашей жизни очень важное место.
И вот доказательство тому.
... Настала суббота, когда Зоя вместе с отцом и сестрой Надей уезжали на юг. Суббота была жаркая и пыльная, а Зоин поезд уходил вечером, в десять часов.
Весь день Витя и Зоя провели вместе: укладывали вещи в желтый чемодан, ходили за покупками, были на городском пляже, купались и загорали.
Лежали на горячем песке и молчали. Чудно. И Витя и Зоя неожиданно, без всякого повода, застеснялись друг друга, им было неловко. Витя совсем не хотел, чтобы Зоя уезжала, и в то же время думал: «Скорее бы наступил вечер и она уехала». И все это было совсем непонятно.
Зоя казалась грустной и задумчивой. Она чертила что‑ то спичкой на песке. Витя посмотрел и вспыхнул: на песке круглыми буквами было написано: «Витя».
– Мы уже стали совсем взрослыми, правда? – спросила Зоя.
– Это как взрослыми? – не понял Витя.
– Ну, мне тринадцать лет, а тебе скоро четырнадцать, – тихо сказала Зоя и посмотрела на Витю внимательно и строго. – Ты мне будешь писать письма?
|
|
|
– Конечно, буду. А какой адрес?
– Вот адрес. – Зоя потянулась, взяла со скамейки свой сарафан и вынула из кармана бумажку. – На.
На бумажке было написно: «Гагры, Главпочтамт, до востребования. Чернышеву В. П. (для Зои)».
– В Гаграх море и горы? – спросил Витя.
– Море и горы. А что?
Витя подумал и спросил, глядя в зеленые с коричневыми крапинками глаза Зои:
– Твой отец много денег получает?
– Много! – сказала Зоя с вызовом. – И что дальше?
– Да ничего... Все‑ таки было бы лучше, если бы все люди одинаково получали, правда?
Зоя насмешливо прыснула.
– И уборщица, и какой‑ нибудь знаменитый академик? – спросила она, и Витя увидел, что щеки Зои покрылись розовыми пятнами.
Они сидели в кафе‑ мороженое и ели пломбир, когда Зоя неожиданно спросила:
– А зачем тебе знать, сколько получает мой пап?
И Витя сказал прямо:
– Скажи, мне очень важно знать: Владимир Петрович честный человек?
Зоя вскочила и крикнула в лицо Вите:
– Он честный! Он честнее всех! Понятно?
На Витю и Зою стали оглядываться за соседними столиками.
– Ты что? – тихо сказал Витя. – Я же тебе верю.
– Правда, веришь? – и такая радость была в Зоином голосе.
– Конечно!
Зоя сразу успокоилась, села и стала доедать свой пломбир.
– А Люська не верит, – сказала Зоя.
– Почему?
– Не знаю. – Зоя задумалась. – От них отец ушел. К другой... Понимаешь?
– Понимаю...
– Ничего ты не понимаешь! – почему‑ то разозлилась Зоя. – Люська моя лучшая подруга была. А теперь... Знаешь что? Пошли в кино. В «Космосе» «Дождливое воскресенье» идет.
Вите стало легче – разговор получался тяжелым и томил его. «И зачем начал расспросы? » – подумал он и сказал:
– Для взрослых кино. Не пустят.
– Там у меня знакомая билетерша, – сказала Зоя. – Соседка.
У кассы никого не было – дневной сеанс. Билетерша оказалась совсем не соседкой, но Витю и Зою пропустила без всяких разговоров. В пустом зале сидело несколько парочек, а первые ряды занимали пенсионеры и ребята лет семи‑ восьми.
|
|
|
После журнала начался фильм «Дождливое воскресенье». И, если хотите знать, лучше бы этот фильм не начинался совсем. Витя и Зоя постоянно краснели, хорошо еще, в темноте не видно. Дело в том, что фильм был про любовь и очень нудный. Все время ссорились и мирились парень и девушка и постоянно целовались. Еще была вторая девушка, блондинка с длинными стройными ногами (Витя о ней смущенно подумал: «Красивая! »), она отбивала парня у первой девушки. В общем, волынка и сплошная скука. И чего пенсионеры развздыхались?
Когда вышли из кинотеатра, начинался вечер: солнце спряталось за крыши домов, а по улице шли поливальные машины; после них пахло дождем и полем.
Зоя и Витя не смотрели друг на друга и молчали. Чтобы хоть что‑ то сказать, Витя ляпнул:
– Все это – мура.
Зоя остановилась и строго посмотрела на Витю:
– Что мура?
– Ну, фильм.
Зоя всплеснула руками:
– Ты ничего не понимаешь в жизни! Это же картина о высоких чувствах. Как она его любила, если все прощала и прощала! – Зоя посмотрела на Витю с превосходством и насмешкой. – А вообще‑ то ты знаешь, что такое любовь?
Витя не очень знал, что такое любовь, и поэтому спросил, даже надменно:
– А ты‑ то знаешь?
– Я? – ахнула Зоя. И дальше не захотела разговаривать.
Опять шли молча, до самого Зоиного дома. «А что, если она меня любит? – осенило Витю. – Ведь сказала: мы уже взрослые. Что же делать? Может быть, надо купить цветы вон у той тетечки? Так у меня же денег нет. Или... Надо теперь говорить с ней на «вы»? »
Они стояли у подъезда.
– Вам, Зоя, всегда нравятся скучные фильмы, – сказал Витя и внутренне похолодел.
– Ты что, очумел? – искренне удивилась Зоя. – На солнце перегрелся, бедняжка. Иди отдохни. И помни – ровно в девять. Вечно ты опаздываешь.
Зоя скрылась в темном подъезде – как растаяла.
«Нет, я и правда не знаю, что такое любовь. Только Зоя очень хорошая девочка. Может быть, когда мы вырастем, то станем мужем и женой». Подумав так, Витя Сметанин начал неудержимо краснеть.
... На вокзал приехали, конечно, слишком рано – до поезда оставалось еще сорок пять минут. Поставили чемоданы и стали ждать. Витя незаметно присматривался к Владимиру Петровичу. Нет, не может он воровать! Лицо строгое, волевое, волосы седые. Весь он такой внушительный. И чтобы...
|
|
|
– Ты что это меня разглядываешь, мушкетер? – спросил вдруг Владимир Петрович.
– Я?..
– Ты, ты.
И в лице Владимира Петровича промелькнуло вдруг что‑ то нехорошее. Какая‑ то настороженность. Или это показалось Вите? Конечно, показалось.
– Нет, я ничего, – пролепетал Витя.
Выручила 3оя:
– Папа, мы пойдем на мост, посмотрим, как поезда проходят. Можно?
– Идите. Только недолго. Даю вам десять минут. – И Владимир Петрович взглянул на часы.
А Надя, старшая сестра Зои, ничего не видела и не слышала – она сидела на чемодане и читала книгу.
Мост перекинулся через все железнодорожные пути. И в обе стороны разбежались зеленые, красные, фиолетовые, белые огни; двигались вагоны, покрикивали маневровые тепловозики, внизу была шумная и суетливая жизнь, и далеко был виден сиреневый, уже ночной, горизонт, смутные громады домов. Стал нарастать грохот, и скоро показался электровоз в ярких огнях, он с трубным ревом пронесся под мостом, а за ним летели товарные вагоны, платформы с лесом, с новенькими белыми «Москвичами», с какими‑ то машинами. Мост стал содрогаться в такт постукиванию колес на стыках. И было немного страшно.
Промчался товарный поезд. Только три красных огонька уносились в густую фиолетовую даль летнего вечера, и Зоя сказала грустно:
– Вот и я сейчас уеду.
Витя промолчал. Немного защипало в груди, и стало Вите, если уж говорить правду, грустно. Он всей душой желал сейчас, чтобы Зоя никуда не уезжала.
Зоя уедет, а он останется один в городе. Зоя увидит незнакомые города, море, горы. А он будет отдыхать в какой‑ то деревне, в Жемчужине. И название‑ то, наверно, в насмешку дали.
– 3оя, Зоя! – Надя бежала к ним по ступенькам. – Ты что? У папы больное сердце! Уже посадку объявили.
«И сердце у него больное», – подумал Витя.
Дальше все получилось очень быстро. Подошел поезд, люди ринулись к нему, стали искать свои вагоны; равнодушный голос сказал, перекрыв гул перрона: «Стоянка четыре минуты», и вот уже Зоя выглядывает из‑ за плеча проводницы с желтым флажком трубочкой, машет Вите рукой, а вагон медленно уплывает.
|
|
|
– Витя! – кричит Зоя. – Обязательно пиши!
Мелькают, мелькают вагоны. Лица, улыбки, голоса. И уже три красных огонька убегают от Вити в темноту, к далекому отступающему горизонту.
Разошлись провожающие, опустел перрон. Вите не хотелось уходить отсюда, где поезда, беспокойство, движение, дух странствий. Сесть бы в поезд, и ехать долго‑ долго, и через много дней оказаться в неизвестной стране, и оттуда писать Зое письма. Например, так: «Зоя! Окна нашего отеля выходят на канал с зеленой застывшей водой. Я слышу серенаду гондольера».
Витя вздохнул и пошел к трамвайной остановке.
|
|
|
