 |
Глава седьмая,
|
|
|
|
в которой Репа доверяет Вите страшную тайну
Оказывается, есть такие тайны, что, как ни крутись, их совершенно невозможно доверить родителям. Впрочем, здесь находится оправдание: это тайны, принадлежащие не только тебе, но и твоему другу. Или друзьям. Вот когда подвергается испытаниям и твоя воля, и твоя выдержка. Короче говоря, все качества, которые характеризуют настоящего верного друга.
... Пустел двор дома, в котором жил Витя Сметанин: ребята разъезжались на каникулы – кто в пионерский лагерь, кто в туристский поход, кто к морю. Только Репа никуда не уезжал.
– Мне и здесь хорошо, – сказал он Вите. – Купаться есть где? Есть. Загорать... Да у меня, к твоему сведению, личный пляж имеется. Загорай хоть целый день. И никуда ходить не надо. Хочешь, покажу?
– Конечно, хочу! – сказал Витя и подумал: «Вечно Репа что‑ нибудь придумает».
– Пошли!
Мальчики поднялись на седьмой этаж. На последней площадке Репа огляделся, прислушался.
– Вроде никого? – шепотом спросил он.
– Никого... – ответил Витя, и ему стало немного жутко.
Репа полез по железной лесенке, которая вела на чердак, откинул деревянный щит люка и мгновенно исчез в нем. Потом в люке показалась его рыжая голова, и Репа зашипел сердито:
– Чего стоишь? Давай сюда!
Витя быстро полез за товарищем.
На чердаке было жарко, пыльно. В узкие окна падали столбы солнечного света. Где‑ то ворковали голуби.
– Иди за мной осторожно. А то шаги услышат.
Прошли весь чердак и через разбитое окно вылезли на крышу. И сразу Витя зажмурился – столько солнца, света, голубого неба было кругом. И во все четыре стороны простирался город (Витя никогда не думал, что он такой огромный): крыши, крыши, крыши; зеленые пятна скверов; во все стороны разбегались улицы; и уже совсем далеко были зеленовато‑ дымные поля, сливающиеся с горизонтом.
|
|
|
– Вот здорово! – вырвалось у Вити.
Репа снял сандалии, сказал:
– Скидай ботинки, босиком пойдем. Кожа скользит, упасть можно.
– Так ведь загородка.
– Загородка... – хмыкнул Репа. – На нее дунь, она и завалится.
Нагретое солнцем железо обжигало ступни.
– Ничего, не кривись. Сейчас привыкнешь, – сказал Репа, глядя, как Витя трет о штанины то одну ступню, то другую.
И правда, скоро ноги привыкли и идти по горячей крыше стало даже приятно.
Мальчики подошли к краю крыши, осторожно встали у загородки, и Репа, заглянув вниз, сказал:
– Смотри.
Их большой дом соединялся с другим домом плоским перекрытием, наверно, этажа на два ниже. На это перекрытие спускалась железная лестница, которую сразу и не увидишь. Просто надо подойти к проему в загородке, ухватиться руками за два стержня с загнутыми краями и ногой нащупать первую перекладину лестницы.
Так и сделал Репа. Когда его голова оказалась на уровне крыши, он небрежно сказал Вите:
– Давай за мной.
Витя взялся за стержни, нашел дрожащей ногой перекладину.
Дальше уже не было страшно. Витя очутился рядом с Репой на плоском бетонном перекрытии. С двух сторон были глухие, без окон, стены домов, со стороны двора поднимались кроны тополей, и по краю шла металлическая загородка, а от улицы перекрытие отгораживала стена, немного выше человеческого роста. Репа постучал по стене кулаком, и удары гулко отозвались в пустоте.
– Там трубы всякие проходят и кабель, – сказал Репа. – А под нами знаешь что? Ворота во двор. Ну, теперь представляешь, где мы?
– Представляю.
– Нравится?
– О чем спрашиваешь? Репа, а как ты нашел это место?
– Кто ищет, тот всегда найдет, – сказал Репа. – Ну, чем не пляж?
– Для пляжа река нужна.
|
|
|
Репа загадочно улыбнулся.
Итак, получался крохотный уголок, спрятанный со всех сторон от мира, весь отданный солнцу. Впрочем, была и тень: один угол Репиного пляжа накрывала густая ветка тополя. А за гулкой стеной с трубами и кабелем невнятно шумела улица.
Репа внимательно посмотрел на Витю, подумал о чем‑ то и сказал:
– Ладно. Отвернись и, пока я не скажу, не оглядывайся. Оглянешься – пощады не будет.
Витя послушно отвернулся. За его спиной загремели вроде бы камни, слышалось какое‑ то движение. Потом все смолкло. И молчание было долгим. Потом опять загремело, и Репа, наконец, сказал:
– Можно.
Витя повернулся, и удивлению его не было предела: Репа, совершенно голый, лежал, подставив солнцу спину, на старом суконном одеяле. И самое невероятное заключалось в том, что тело его было мокрым, в каплях воды.
– Раздевайся, загорай, – сказал Репа. – И ни о чем не спрашивай.
Витя разделся, лег рядом с Репой и молчал, даже не знал, что подумать, что предположить.
– Репа, – сказал он после бесплодных раздумий, – я тоже хочу... ополоснуться водой.
Репа не ответил.
– Ты мне друг или нет? – обиделся Витя.
– Не могу, – вздохнул Репа.
– Ты мне не друг! – Витя вскочил и стал одеваться.
Репа натянул трусы, и лицо его было совершенно растерянным.
– Пойми, Витек, – виновато сказал он, – это... это не только моя тайна.
– Репа! Я же никому! Ни слова! Ну, хочешь, поклянусь самой страшной клятвой?
– Какая там клятва, – хмуро сказал Репа. – Просто проболтаешься – и дружбе конец. Ясно?
– Ясно... – выдохнул Витя.
Репа подошел к углу площадки, где стена с трубами и кабелем примыкала к дому.
– Помогай. – И Репа стал вынимать кирпичи из стены и передавать их Вите.
«Как это я не заметил! » – удивился Витя.
Впрочем, заметить было трудно: кирпичи плотно прилегали друг к другу, и непосвященному могло просто показаться, что в углу обвалилась штукатурка.
Образовался довольно широкий лаз. В нем исчез Репа, сказав:
– Не отставай.
Витя пролез за Репой. Сразу стало прохладно. И было совершенно темно – хоть глаз выколи.
– Репа, где ты? – прошептал Витя.
Рядом вспыхнула спичка, и постепенно разгорелась свеча. Витя увидел нечто похожее на комнату. Трубы, замотанные в изоляцию, и кабель уходили в стену, рядом стоял топчан с каким‑ то тряпьем и цветастой подушкой («Очень знакомая подушка! » – подумал Витя); стол заменял ящик, на нем валялась пустая бутылка из‑ под водки, и в чайном блюдце горкой лежали окурки. Какие‑ то очень знакомые. Вернее, не сами окурки, а мундштуки, зажатые особым образом, немного скрученные. Где‑ то Витя уже видел такие окурки... Из‑ под топчана высовывался угол чемодана. Противоположную стену комнаты заменял картонный щит, сбитый из нескольких кусков, – он отгораживал этот маленький куток от темного коридора, который образовывала полая стена с трубами и кабелем.
|
|
|
– Ты хотел ополоснуться, – шепотом сказал Репа. – Пожалуйста!
За топчаном стоял бочонок с водой, накрытый фанерой.
– Три ведра входит, – сказал Репа. – Только таскать трудно. Поэтому воду экономь.
Он протянул Вите алюминиевую кружку.
– Сам обольешься? А то давай я.
Вите уже совсем не хотелось обливаться, потому что в темном тайнике было холодно. Но ведь сам напросился. Он быстро плеснул из кружки на грудь, потом на живот. Кожа сразу покрылась мурашками.
– Пошли на солнце, – заспешил Витя. Ему, если признаться, было не только холодно, но и страшно.
Репа задул свечу, и сразу резко обозначился лаз с рваными краями. Было видно, как в его солнечном пространстве черными точками крутятся мушки.
Мальчики выбрались наружу, и сразу окутал их прогретый солнцем воздух. Легли на горячее одеяло и замолчали.
Непонятное беспокойство мучило Витю. Какая‑ то догадка вертелась в голове, и он никак не мог ухватить ее. Да! Окурки. Такие же окурки, как в комнате Репы в то утро, когда они ездили на толчок. Такие же, как в комнате Репы... Такие же, как...
– Репа, а кто здесь живет? – спросил Витя.
– Никто не живет, – неохотно ответил Репа.
– Ну, бывает.
– Чего ты ко мне пристал? – вдруг вскочил Репа и зло, даже враждебно уставился на Витю.
– Можешь не говорить, – сказал Витя. – Я и сам знаю, кто здесь бывает.
– Кто? – испуганно спросил Репа.
– Пузырь! Вот кто! Скажешь, нет?
|
|
|
Репа лег на спину, крепко сжал веки. Долго молчал. Наконец спросил, вроде безразлично:
– Как ты узнал?
– А я на толчке видел, как он мундштуки папирос зажимает, – сказал Витя и почему‑ то промолчал про такие же мундштуки в Репиной комнате. – Репа! – теперь вскочил Витя. – Ты с ним дружишь?
– Нет, – глухо сказал Репа.
– Он что, бездомный? – наседал Витя.
– Отстань! Больше ни о чем не спрашивай. Потом, помни: проболтаешься... Пузырь шутить не любит.
– Репа, скажи, – спросил Витя, – ты по карманам никогда не лазил?
– Да ты что, сдурел? –У Репы округлились глаза.
– Я так и знал, – с облегчением сказал Витя.
Мальчики позагорали еще немного, но уже не было ни весело, ни интересно. Что‑ то тяготило их.
Репа отнес в тайник одеяло. Вместе заложили лаз кирпичами. Когда спустились с чердака, Витя спросил:
– Репа, ты на толчок к ним больше не ходишь?
– Нет, – сказал Репа. – Я себе новый бизнес нашел – бутылки на пляже собираю. Хочешь, завтра вместе пойдем?
– Можно, – сказал Витя без энтузиазма.
И мальчики разошлись по домам.
Весь остаток дня Витю томило беспокойство, было нехорошо, неуютно на душе. Лучше бы не узнавал тайну Репы.
|
|
|
