 |
Пять лет назад. 7 страница
|
|
|
|
Он уже говорил это раньше, помнишь? Испуганный голос в моей голове напоминает мне об этом.
Я отпираю дверь и открываю ее.
Зевс стоит на крыльце, недалеко от ступенек. На нем шорты для бега и майка. Его кожа покрыта тонким слоем пота.
Он не делает ни малейшего движения, чтобы подойти, и это меня еще больше настораживает.
— Хочешь зайти? — спрашиваю я.
Он качает головой.
Он не хочет заходить. Это плохой знак.
Я выхожу на крыльцо и закрываю за собой дверь. Дерево холодное под моими босыми ногами. Я обхватываю себя руками, отгоняя холод.
— Ты бежал сюда? — спрашиваю я, указывая на его одежду.
— Да. Мне нужно было сжечь немного энергии.
Он быстро отводит свой взгляд от меня. Словно боится смотреть на меня. Это значит, что он что-то скрывает от меня. И он беспокойно двигает руками, сжимая и разжимая кулаки, что означает, что он взволнован. Это всегда было его отличительной чертой. В этот момент я ненавижу то, что так хорошо его знаю.
— Что происходит? — я проклинаю дрожь в своем голосе.
Когда я говорю, его глаза возвращаются к моим. Ожидаю, что они будут закрыты, как всегда, когда он не хочет, чтобы я знала, что с ним происходит.
Но вместо закрытых глаз я вижу, что они мерцают от беспокойства.
Опустив руки по бокам, я делаю шаг ближе к нему.
— Зевс, что происходит? — говорю я более решительно. — Ты начинаешь меня пугать.
— Черт. Прости. — Он делает шаг вперед и останавливается, не доходя до меня. Он проводит пальцами по волосам и выдыхает. — Есть кое-что, что я должен тебе рассказать.
О Боже. Ну вот, началось.
— Это не касается меня и тебя, — быстро говорит он. —Ну, это касается меня и тебя. Но не так, как ты думаешь.
— Я вообще не знаю, о чем сейчас думать, потому что в твоих словах нет смысла. — Я натягиваю рукава пижамы на руки, цепляясь пальцами за ткань.
|
|
|
— Прости. Я просто... черт. — Он смотрит на меня. — Мой публицист звонил мне вчера вечером, когда мы с тобой были вместе. Но у меня был выключен телефон. После того, как я отвез тебя домой, я включил его и увидел, что у меня куча пропущенных звонков и сообщений от него.
— Чего он хотел? И какое отношение это имеет ко мне?
— Прежде чем я расскажу тебе, ты должна знать, что я не спал всю ночь, пытаясь исправить это. Пытаясь остановить это, но... было слишком поздно.
— Что исправить, Зевс? — мой голос стал тверже, потому что я хочу знать, что, черт возьми, происходит. Мое сердце не колотилось так сильно от страха с той ночи, когда он порвал со мной по телефону.
— Вчера вечером на Маяке вышла статья.
Это один из тех дрянных новостных сайтов, которые, мне стыдно признаться, я время от времени просматриваю.
— Статья…ну, она о тебе.
— Обо мне? — в шоке прижимаю руку к груди. — Почему на этом сайте вышла статья обо мне?
— Из-за фотографий, где мы вместе в Диснейленде. Думаю, они заинтересовали какого-то отброса-журналиста. В этом есть смысл, потому что, насколько всем известно, я холостой парень. А тут я в Диснее с тобой и Джиджи. Я должен был подумать об этом, прежде чем брать вас обеих туда, но я не обращаю особого внимания на прессу, за исключением тех случаев, когда мне приходится драться.
— Что они пишут? Ты сказал, что история связана со мной, так? И что же в ней говорится? Что у нас есть общий ребенок? Что мы с тобой вместе? Что?
Его глаза осматривают все, кроме меня, и мой желудок опускается на пол, потому что я знаю, что мне не понравится то, что он собирается сказать.
Его глаза снова встречаются с моими.
— Они пишут, что ты забеременела и не сказала мне. Что ты скрывала от меня Джиджи. Что днем ты работаешь в полицейском участке, а ночью ты…
|
|
|
— Что? — требую я.
— Стриптиз. Они пишут, что ночью ты работаешь стриптизершей.
— Я делаю, что? — слово вырывается из моих легких, фактически заставляя меня отступить на шаг назад. — Стриптизерша? Чертова стриптизерша? Они сказали, что я стриптизерша? Я не стриптизерша! Я была танцовщицей гоу-гоу! Я ни разу не раздевалась за деньги! Не то чтобы в этом было что-то плохое, но я этого не делала! И я уж точно не скрывала от тебя Джиджи!
Он подходит ко мне, его большие руки обхватывают мои бицепсы.
— Я знаю это, Голубка. Но какой-то придурок придумал эту дерьмовую историю и напечатал ее.
— Ну, это просто охренеть, как здорово! — я вырываюсь из его объятий, отстраняюсь, мне нужно немного пространства. Я подхожу к краю крыльца и обхватываю руками перила, делая несколько вдохов и выдохов. Я поворачиваю голову в его сторону. — Они могут так поступать? Печатать такую ложь?
Мне почти хочется ударить себя по лицу за этот вопрос.
Конечно, они могут. Пресса печально известна тем, что печатает все, что им вздумается, правда это или нет.
— Мне жаль, — говорит он, похоже, раскаиваясь.
— Почему ты сожалеешь? — я выпрямляюсь, поворачиваясь лицом к нему, одной рукой все еще держась за перила. Как будто мне нужна поддержка, чтобы заземлиться, чтобы не бежать отсюда прямо к человеку, который напечатал обо мне эту чушь, чтобы выбить из него все дерьмо. — Не ты напечатал эту ложь обо мне. Ты не виноват в том, что это происходит.
Он издал самодовольный звук через нос.
— Детка, все, что идет не так в твоей жизни, происходит из-за меня. Это не исключение. Они бы не стали тебя преследовать, если бы я был обычным парнем. Это из-за того, чем я зарабатываю на жизнь... кто я для них. Это делает меня достойным новостей. Значит, они будут прокручивать любую хрень, какую только смогут, чтобы история получилась более сочной.
— Боже, это так меня злит! – я в ярости стиснула зубы. — Я не могу поверить, что они просто могут это делать! И теперь люди будут думать, что я стриптизерша. Что, если дети в школе будут говорить Джиджи гадости? И... — мои мысли выходят из-под контроля.
— Все будет хорошо, Кам.
— Нет, не будет! — кричу я на него. Но я кричу не на него; я кричу на того засранца, который напечатал эту историю. — Это не твое имя сейчас запятнано. А мое! — я прижимаю руку к груди, слезы пытаются найти выход на поверхность.
|
|
|
Я достаю свой телефон из кармана пижамы и набираю в поисковике. Я набираю в нем свое имя.
— Что ты делаешь? — Зевс подходит ближе.
— Выясняю, что именно люди говорят обо мне.
— Это не очень хорошая идея.
Он собирается обхватить рукой мой телефон, но я отталкиваю его.
— Я должна знать.
Моя страница заполняется новостями, заголовки кричат мне об этом.
У Зевса Кинкейда есть тайный ребенок! Нажмите здесь, чтобы прочитать все о его тайной дочери и стриптизерше, которая скрывала от него его ребенка.
Зевс Кинкейд и стриптизерша, которая родила ему ребенка и хранила это в тайне четыре года – до этих самых пор. Нажмите здесь для полного разоблачения.
Все, что вам нужно знать о Камерон Рид, стриптизерше и маме ребенка Зевса Кинкейда. Нажмите здесь, чтобы прочитать больше.
Я нажимаю на третью ссылку. Страница загружается, и первое, что я вижу, это моя фотография - очень нелестная фотография, где я танцую на подиуме в клубе. Там есть шест, и я держусь за него, голова откинута назад, нога закручена вокруг него. На мне блестящие откровенные брюки и соответствующий лифчик. Я выгляжу так, будто могла бы танцевать на шесте. Или стриптиз.
— Господи... — простонала я, уставившись на фотографию, не в силах отвести взгляд.
Зевс выхватывает телефон у меня из рук и из поля зрения, и я позволяю ему это сделать.
— Тебе не нужно это видеть.
— Я никогда не раздевалась. — Я смотрю на него умоляющими глазами, понимая, насколько уличающей выглядит эта фотография.
— Я знаю, детка. Но даже если бы ты это сделала, это не имело бы значения. То, что ты делаешь, никого не касается, кроме тебя.
— Я знаю. Но... я просто хотела продолжать танцевать, и это было весело. Если бы знала... я бы никогда не согласилась на эту работу. Черт! — кричу я.
Он берет мое лицо в свои руки и смотрит мне в глаза.
— И, если бы ты не согласилась на эту работу, я бы не увидел тебя той ночью. Я бы не узнал о Джиджи. И мы бы сейчас не были вместе.
|
|
|
Входная дверь распахивается. Зевс отпускает меня и поворачивается к двери. Возможно, он думает о том же, о чем и я - это Джиджи. Но это не так. Это тетя Элли.
— Какого черта здесь происходит? — шипит она. — Мне был слышен твой крик даже наверху. К твоему сведению, ты разбудила Джиджи. У тебя есть около шести секунд, прежде чем она спустится сюда.
— Черт, — шепчу. Я прижимаю руку ко лбу и поворачиваюсь к тете Элли. — Пресса опубликовала статью обо мне. Они пишут, что я стриптизерша и что утаила Джиджи от Зевса. Господи, они выставляют меня ужасной матерью. — Гневные слезы наполняют мои глаза.
Честно говоря, я никогда не видела, чтобы тетя Элли выглядела такой разъяренной, как сейчас.
Ее взгляд переходит на Зевса.
— Что ты предпримешь в этой ситуации? У тебя ведь есть люди? Они могут положить этому конец?
— Я провел всю ночь, пытаясь положить этому конец. Сейчас этим занимается мой публицист, а мой адвокат разговаривает с их адвокатами. Но я не знаю, что из этого получится. Представители Маяка утверждают, что у них есть достоверная информация и подтверждение правдивости истории от людей, которые хорошо знают Кам.
— Чушь собачья, — говорит тетя Элли, звучащая так же встревоженно, как и я.
— Какие еще такие люди? — говорю я. — Никто не знает о нашей истории, о том, что ты не знал о Джиджи до недавнего времени. Ну, кроме нас троих, стоящих здесь. И Ареса, Ло и Мисси.
— Которые никогда бы не стали говорить с прессой, — подтверждает Зевс.
Я киваю в знак согласия.
— Твой отец? — говорю я, ненавидя себя за эти слова, но это должно быть сказано.
— Он слишком пьян, чтобы знать время суток. Он едва помнит, что у него есть дети, не говоря уже о внучке. Значит, остается...
— Ну, Рич знает, но...
— Помощник Дик? Ты говорил с этим уродом о нас?
— Он мой друг.
— С которым ты трахалась.
— Зевс... — предупреждаю я. — Я доверяю Ричу, и знаю, что он не стал бы делать что-то вроде разговора с прессой. Я имею в виду, да ладно. Он работает в правоохранительных органах, ради всего святого.
— И что это значит?
— Он знает, что нельзя говорить с прессой.
От его уничижительного смеха я скрежещу зубами и удивляюсь, что тетя Элли ничего не сказала.
— Не могу поверить, что ты защищаешь этого урода, — рычит он на меня.
— Я не защищаю! — вскидываю руки вверх, расстроенная. — Я просто знаю, что он бы так не поступил. А что насчет Марселя? Он просто обожает общаться с прессой.
Этот засранец обожает звук собственного голоса.
— С чего бы это?
— Почему бы и нет? Он скрывал от тебя существование твоей дочери. Почему бы ему не подмочить мою репутацию, пока он еще в твоей команде?
|
|
|
— Марсель не знает, что я знаю о Джиджи.
— Ты еще не поговорил с ним об этом? Почему, черт возьми, нет? Ты боишься его?
Его глаза поднимаются вверх, и он издает недоверчивый смешок.
— Да, типа того, Кам. Я боюсь говорить с Марселем. Я могу убить этого парня одним ударом, но да, я боюсь его. — Сарказм так и сочится из его слов.
— Так почему бы не сказать ему что-нибудь?
— Потому что на этот раз я пытаюсь поступать умно. Дело не в том, что я ничего не делаю, потому что делаю. За его спиной я кое-что спланировал. Пока я иду на поводу у парня, потом это причинит ему настоящую боль, но на это потребуется время. Но я знаю, что если пойду к Марселю в ближайшее время, то следующие двадцать пять - пятьдесят лет я проведу в тюрьме штата за убийство. И, как бы мне ни было неприятно это признавать, я заключил контракт с этим ублюдком на свой следующий бой. Так что сейчас, когда у меня есть ты и Джиджи, которых я должен обеспечивать, уклонение от тюрьмы и сохранение дохода являются моими главными приоритетами!
— Мне не нужны твои деньги!
— А мне плевать! Они все равно твои!
— Ладно, детишки, разойдитесь по своим углам. — Тетя Элли встала между нами, раскинув руки. — Я уверена, что вся улица только что это слышала. Это значит...
— Мамочка? — тихий голосок Джиджи доносится из дверного проема, и мое сердце замирает в груди.
Я поворачиваюсь к ней, и от ее обеспокоенного выражения лица мне хочется найти машину времени, вернуться в прошлое и сказать себе, чтобы я заткнулась на хрен.
— Привет, малышка Джиджи. — Я подхожу и беру ее на руки.
— Вы с папой ссоритесь?
— Нет, — вру я. — Мы просто не сошлись во мнениях. Знаешь, как когда вы с Эйприл Синклер ссоритесь в детском саду.
Эйприл - лучшая подруга Джиджи, и они спорят, как сестры.
— Ты имеешь в виду, когда Эйплил берет игрушки, с которыми я иглаю, и это меня злит.
— Да, примерно так, детка.
— Так, папа взял что-то твое?
Мое сердце. Мою невинность. Да. Он определенно взял некоторые мои вещи и никогда их не возвращал.
— Не то, чтобы брал что-то. Мы просто разошлись во мнениях.
Зевс подходит ко мне сзади, дотрагивается своей большой рукой до моего плеча, а другой рукой прижимает к себе крошечное личико Джиджи.
— Мама и папа немного рассердились друг на друга, и мы были громкими. Нам очень жаль.
— Вы уже извинились друг перед другом? Потому что мисс Мейпл говорит, что мы должны просить прощения, когда кричим длуг на длуга.
Рука Зевса на моем плече скользит вверх к моей голове, и он прижимается губами к моим волосам.
— Прости меня, Голубка. Я не должен был терять самообладание.
Я перевожу взгляд на него.
— Мне тоже жаль.
— Теперь вы можете быть лучшими друзьями, — говорит Джиджи, как будто она ведет церемонию, заставляя меня улыбнуться.
— Но ты мой лучший друг, — говорю я ей, притворно хмурясь.
— Не говори глупостей. Ты моя мамочка. Ты не можешь быть моей лучшей подлугой. — Она хихикает, и мое сердце снова наполняется теплом.
— Привет, малышка Джиджи. — Тетя Элли подходит и забирает ее из моих рук, унося ее на своих. — Хочешь помочь мне приготовить завтрак? Я тут подумала... вафли с беконом?
— И кленовый силоп?
— И кленовый сироп, — соглашается тетя Элли.
— Ты лучшая, бабушка Элли. Мы можем приготовить вафли с беконом для мамы и папы.
— Конечно, малышка Джиджи.
Я смотрю, как они уходят в дом. Оставляя входную дверь открытой для нас.
Зевс поворачивает меня лицом к себе. Я смотрю ему в глаза.
— Мне жаль, — говорит он снова. — Я мудак.
— Да, так и есть, — соглашаюсь я. — Но и я ничем не лучше.
— Нет. — Он качает головой. — Тебе просто больно и страшно, а я плохо с этим справился. Я снова облажался.
Слезы наполняют мои глаза. Он берет в ладони мое лицо.
— Но я все исправлю, Голубка. Чего бы мне это ни стоило. Кого бы мне ни пришлось уничтожить. Я сделаю все необходимое, чтобы это исчезло.
Но этого не происходит.
Не то чтобы Зевс не пытался. Потому что он пытался. Маяк удалил статью на следующий же день после того, как Зевс пригрозил подать в суд. Но это бесполезно, потому что эта история расползлась по другим сайтам со сплетнями, по всем возможным, которые известны человечеству.
Он попросил своего публициста опубликовать заявление в его социальных сетях, изложив факты, но умолчав о причастности Марселя. Мне неприятно, что этот мудак легко отделался, но Зевс заверил меня, что так не будет. Он также не может публично возложить вину на Марселя за то, что тот скрывал дочь от Зевса, не без того, чтобы не устроить драку. А тот факт, что он заключил контракт с Марселем на бой с Димитровым, еще больше все усложняет. Итак, заявление было опубликовано, в нем говорилось, что смягчающие обстоятельства сыграли свою роль в том, что Зевс не знал о своей дочери до недавнего времени, но что я ни в коем случае не виновата. И что я не стриптизерша. Но прессе это было неинтересно. Несколько небольших спортивных изданий опубликовали его заявление, но оно не было сочным с точки зрения того, что хотели СМИ, поэтому оно не попало в громкие заголовки и просто попало в остальную кучу мусора.
То, что я стриптизерша и ужасная мать, гораздо сочнее.
Зевс считает, что это все его вина. Он думает, что, если он не защитил меня от этого или не смог исправить ситуацию, это каким-то образом делает его неудачником.
Я говорила ему, что он не может защитить меня от всего.
Люди могут считать, что он бог. Но это не так. Он человек. Он истекает кровью, как и все мы.
Но он не привык проигрывать битву. Так что это было тяжело для него. И для меня тоже.
Я начала задумываться, не было ли это каким-то предзнаменованием. Мы только воссоединились, и тут такое.
Но Зевс быстро прогнал эту мысль из моей головы.
И естественно, в город приехала пресса. Фотографы следили за мной, когда я отводила Джиджи в детский сад. Единственное, что положительно сказывается на тебе, когда ты работаешь в участке, это то, что они заботятся о своих. Независимо от того, считают они тебя стриптизершей или нет. Может, я и не ношу значок, но, когда ты работаешь с ними, ты не хуже офицера.
Итак, правоохранительные органы Порт-Вашингтона ясно дали понять прессе, что им здесь не рады.
Прошло уже больше недели, и пресса, похоже, потеряла интерес, что является хорошей новостью для меня.
Но, к сожалению, другие мамы в детском саду не теряют интереса, и я по-прежнему остаюсь главной сенсацией. Я не знаю, потому ли это, что я с Зевсом. Или из-за того, что они думают, что я стриптизерша. Или они думают, что я намеренно скрывала дочь от Зевса. Или по всем трем причинам. В любом случае, мое терпение кончается.
Пока никто не сказал мне ничего прямо, но я замечаю пристальные и неодобрительные взгляды от мам, а также косые взгляды от некоторых пап, и я слышу шепот обо мне, когда они думают, что я не слушаю.
Зевс хотел пойти со мной в школу, чтобы я не была одна, но я сказала ему «нет». Мне и так достается, когда я сама. Представляете, как на меня будут смотреть, если он будет рядом?
Я просто не хочу, чтобы на Джиджи обращали лишнее внимание.
У нее все хорошо. Конечно, она спросила, почему люди хотят нас фотографировать. И я просто сказал ей, что это потому, что папа - знаменитый боксер, и ее это удовлетворило. Она даже начала махать фотографам, и я не стала ее останавливать.
Я поговорила с ее воспитательницей, когда эта история только появилась. Это был не самый приятный разговор, но я хотела, чтобы она была в курсе. Она была великолепна. И, судя по всему, она большая поклонница бокса. То есть, большая поклонница Зевса. Вставьте сюда закатывание глаз.
И у нас не было никаких проблем до вчерашнего дня. Ну, это была не столько проблема. Скорее вопрос, когда я пристегнула Джиджи в ее автокресле и направилась домой.
— Мамочка, кто такая стлиптизерша?
Мне пришлось остановить себя, чтобы не нажать на тормоза. И не разрыдаться.
Я взяла себя в руки и продолжила вести машину.
— Где ты услышала это слово, детка? — спросила я ее.
— Ну, на перемене Бентли Парсонс сказал мне, что он слышал, как его мама сказала его папе, что ты стлиптизерша.
Я почувствовала, как мое сердце раскололось посередине.
— Бентли сказал тебе, что мама - стриптизерша?
— Моя мама, не его. Он сказал, что его мама - тусовщица. А кто такая тусовщица?
— Тот человек, который планирует и организует вечеринки для других людей. — И сплетничает о других людях, и дает своему ребенку дурацкое имя.
— Я думаю, что хочу быть тусовщиком, когда выласту.
— Я думаю, ты будешь отличным организатором вечеринок, малышка Джиджи. — Я улыбнулась ей в зеркало заднего вида.
На мгновение стало тихо, и я подумала, что уклонилась от пули - пока она не сказала:
— Ты не ответила на мой вопрос, мамочка.
Мое сердце упало.
— О чем ты спрашивала, милая?
Она вздохнула и закатила глаза.
— Я спросила, кто такая стлиптизерша.
Я знала, что этого не избежать, и я не собиралась лгать ей, поэтому сделала глубокий вдох и сказала правду:
— Ну, стриптизерша - это человек, который танцует перед людьми в качестве работы, как мама в клубе, но разница в том, что стриптизерша снимает свою одежду, а мама никогда не делала этого, когда танцевала.
Я снова взглянула на нее в зеркало заднего вида и увидела, что ее глаза расширились, словно блюдца.
— Они голые? — прошептала она.
— Нет, не совсем голые. Они не снимают нижнее белье.
Ладно, мне пришлось немного соврать. Я не хотела запятнать ее маленький ум на всю жизнь.
— Итак, Джиджи, если Бентли Парсонс или кто-то еще скажет, что твоя мама - стриптизерша, скажи им, что они ошибаются.
— О, я так и сделала, мамочка. Я сказала, что он большой, толстый обманщик. Я сказала, что моя мама - балерина, и она самая красивая балерина на свете.
Тогда я заплакала. Не потому, что мне было грустно. Ну, немного, потому что мне было грустно. Но в основном потому, что у меня был самый лучший ребенок на свете.
Зевс пригласил меня на ужин. Он сказал, что нам нужно выбраться куда-нибудь и провести какое-то время вместе. Тетя Элли предложила присмотреть за Джиджи. У них будет вечер баловства и кино.
Мы пришли в Louie's Oyster Bar & Grille. Там готовят потрясающие морепродукты, и нас усадили за уединенный столик, с которого открывается прекрасный вид на залив Манхассет.
Но, похоже, уединения все же недостаточно. Вскоре после того, как мы сделали заказ, кто-то из обедающих встает из-за стола и подходит к нам, чтобы попросить автограф Зевса. И это как магнит еще для многих людей.
Зевс соглашается, дает автографы и даже позирует для нескольких фотографий.
Я стараюсь не чувствовать себя обиженной. Но после того, как в течение недели мне в лицо тыкали камерой, мое терпение начинает лопаться.
Я понимаю, что эти люди поддерживают его. Но они также могут быть людьми, которые слушают сплетни и сами их распространяют.
— Я в туалет, — говорю Зевсу, отодвигая свой стул, пока он разговаривает о боксе с этой нетерпеливой тридцатилетней женщиной.
Я не тороплюсь покидать туалет. Наношу помаду, распушиваю волосы. По сути, я тяну время, прежде чем мне придется вернуться к нашему ужину на двоих, плюс один и еще кто-нибудь, кто мог бы присоединится.
Я выхожу из туалета и с удивлением замечаю, что Зевс прислонился к противоположной стене, ожидая меня.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Я киваю.
— Позволь мне спросить еще раз. Ты в порядке? И на этот раз не лги.
Я прищуриваюсь.
— Нет, — правдиво отвечаю я. — У нас была дерьмовая неделя. И сейчас мы должны были находиться здесь, проводить время вместе, но единственное время, когда мы действительно были наедине, было в машине по дороге сюда, потому что с тех пор, как мы приехали, все остальные хотели завладеть твоим вниманием. И я знаю, что это не твоя вина. Но сейчас я чувствую себя злой и иррациональной, поэтому я обвиняю тебя.
— Значит... я так понимаю, ты не наслаждаешься собой?
Мои глаза переходят на его, и этот ублюдок улыбается.
— Задница.
Я пихаю его в плечо.
Он хватает меня за запястье и притягивает к своему большому телу, обхватывая меня руками. Он проводит губами по моим губам, и я расслабляюсь от его прикосновения... от его вкуса.
— Мне жаль, — говорит он, прижимаясь своим лбом к моему. — Я тоже хотел, чтобы эта ночь была только нашей.
Я вздыхаю.
— Я знаю. Просто в данный момент это отстой.
— Ты хочешь уехать отсюда? Поехать куда-нибудь, где не так хреново?
— Или «отстойно» звучит лучше, — язвлю я.
Он глубокомысленно усмехается. Я чувствую, как вибрация от его груди проникает в мою.
Я слегка откидываю голову назад и смотрю ему в глаза.
— Мы уже заказали еду, — мрачно говорю я.
— Они упаковывают еду, пока мы разговариваем, так что мы можем взять ее с собой.
Я поднимаю бровь.
— Значит, мы уже уезжаем?
Он одаривает меня мальчишеской улыбкой.
— Я хорошо тебя знаю, Голубка.
— Ясно.
Он снова прижимает свои губы к моим.
— Я подумал, что мы могли бы отвезти еду ко мне домой, и я мог бы использовать тебя в качестве тарелки для ужина.
— Это рыбный ресторан.
Я сморщила нос, и он рассмеялся.
— Я уверен, что где-то здесь зарыт смысл очень плохой шутки про секс, — говорит он.
Я игриво нахмурилась.
— Ладно, значит, никакой трапезы с твоего тела. — Он прижимает свои губы к моему уху, заставляя меня дрожать. — Думаю, вместо этого мне придется съесть тебя. — Он просовывает руку между нашими телами и обхватывает мою киску через платье, вдавливая в меня свои пальцы.
Я тихо стону, и он снова целует меня, впиваясь зубами в мою нижнюю губу, потягивая ее.
— Пойдем, — рычит он.
Зевс ведет меня обратно в ресторан. Наша еда упакована и ожидает нас на стойке. Поскольку Зевс уже заплатил, мы выходим оттуда и направляемся к его машине. Его рука обнимает меня, и я смотрю ему в лицо, слушая его грязные разговорчики, которые он шепчет, включая то, что он собирается сделать со мной, когда привезет к себе домой.
Мы настолько поглощены друг другом, что сначала не замечаем его. Мое внимание привлекает звук фотоаппарата, прищёлкивания. Я слышу этот звук больше недели, так что уже привыкла к нему.
И я привыкла к папарацци, которые крутятся вокруг и делают снимки. Но этот парень... я не знаю.
— Не обращай на него внимания, — говорит Зевс, притягивая меня ближе к своему телу, пока он ведет нас к своей машине.
— Эй, Зевс! Как ты относишься к тому, что твоя мамаша скрывала от тебя твою дочь? Судя по всему, ты в порядке. Значит, вы снова вместе? Значит ли это, что ты бросишь стриптиз, Камерон?
Мое лицо становится свекольно-красным. Меня трясет. Я просто хочу уйти отсюда и подальше от этого парня.
— Для чего ты раздевалась, Камерон? Ради денег? Или тебе просто нравится раздеваться перед людьми? Знаешь, есть люди, которые готовы заплатить хорошие деньги, чтобы увидеть тебя голой. В том числе и я.
Зевс поворачивается, отпуская меня. Он подходит к журналисту.
— Отвали, блядь, — рявкает на него Зевс.
Идиот поднял руки вверх и сделал шаг назад.
— Просто констатирую факты, мужик. — Он пожимает плечами.
— Нет, ты несешь чушь, — рычит Зевс.
Я вставляю свою дрожащую руку в руку Зевса и дергаю ее.
— Давай просто уйдем, Зевс. Пожалуйста.
Глаза Зевса встречаются с моими. Злые и разочарованные. Кажется, что прошла целая вечность, прежде чем он кивнул в знак согласия, и мы снова двинулись к машине. На этот раз быстрее.
Машина Зевса уже в нескольких футах от нас.
Журналюга все еще преследует нас. Я думаю, этот парень, должно быть, жаждет смерти.
— Эй, Камерон, можешь ли ты подтвердить, правдивы ли слухи о том, что ты так же спала с мужчинами за деньги?
Это происходит так быстро, что я бессильна остановить это.
Пакет с едой оказывается на земле, и Зевс хватает парня за горло. Его большая рука обхватывает шею парня, он толкает его назад, практически отрывая от земли, и ударяет спиной о свою машину. Камера журналиста падает на асфальт с громким треском.
— Зевс! — кричу я, мои руки тянутся к его рукам, пытаясь оторвать его от парня, который задыхается, его лицо все краснее с каждой секундой.
Но Зевс не отпускает. Словно он даже не осознает, что я сейчас рядом с ним.
— Скажи это еще раз, ублюдок. Мне в лицо, — Зевс выдавливает слова сквозь сжатые челюсти.
— Я... я ничего не говорил, — задыхается парень.
Зевс наклоняет свое лицо к лицу парня.
— Лжец. Скажи это.
— Зевс, отпусти его, — умоляю я. — Неважно, что он сказал. — Я дергаю за руку, которая держит парня за горло. — Пожалуйста. Подумай о Джиджи.
Как только произношу ее имя, я чувствую, как мышцы на его руке ослабевают, и понимаю, что достучалась до него.
— Пожалуйста, Зевс, — снова умоляю я.
Он смотрит мне в глаза. Его взгляд... Я видела такой взгляд только один раз вне ринга, и это было, когда тот парень приставал ко мне в клубе, в ту ночь, когда Зевс получил шрам на брови.
— Ты задушишь его, — настойчиво говорю я, пока парень задыхается. — Просто отпусти его, и мы сможем пойти домой вместе. Только я и ты.
Я вижу войну, которую он ведет в своем сознании. Через несколько секунд его рука отрывается от горла парня, и тот падает на землю, на руки и колени, жадно глотая воздух.
Зевс смотрит на него сверху вниз. Его голос звучит низко и устрашающе:
— Если ты еще хоть раз приблизишься к Кам, хоть дыхнешь в ее сторону или скажешь какую-нибудь хрень, которая, как ты знаешь, не соответствует действительности, я приду за тобой. И не будет ни одной гребаной души на земле, которая сможет остановить меня. Ты слышишь меня?
|
|
|
