Часть 3 подвиги. Глава 1. Русский рубеж

Часть 3 ПОДВИГИ

Глава 1. РУССКИЙ РУБЕЖ

Подсобив отцу утвердиться на великокняжеском престоле, Александр Ярославич в том же 1238 г. вернулся в Новгород. На семейном совете в разорённом Владимире было решено использовать спасённые во время татарского нашествия дружины для объединения под властью великих князей владимирских других земель Руси (разумеется, не тех, на которые направят следующий удар татары).

Великому князю Ярославу предстояло завоевать Смоленск. Граждане этого богатого торгового города, устрашённые прошедшей мимо Ордой, призвали для своей обороны литовского князя. Пользуясь отсутствием «законных» русских князей, искавших безопасности на западе, Ярослав с дружиной захватил город, взял в плен литовского князя, а с гражданами заключил договор, что княжить у них будет его ставленник[lxxv].

Александр тем временем прибыл в Полоцк – центр второго крупного княжества к западу от их с отцом и родичами объединённых семейных владений. Полоцкий князь Брячеслав, последний из правившего здесь рода Рогволдовичей, нуждался в надёжной опоре, испытывая нарастающее давление со стороны Литвы, Рижского епископа и Ордена. Его дочь Александра произвела неизгладимое впечатление на 18-летнего новгородского князя, не желавшего, судя по всему, жениться по воле родителей. Сватовство и свадьба состоялись быстро.

«Старый» по тем временам жених (в роду Александра женились в 12–15 лет) венчался со своей избранницей в суровой пограничной крепости Торопец, в храме святого Георгия Победоносца. «Там кашу (свадебный пир. – А. Б. ) чинил, а в Новгороде другую», – отмечает летописец[lxxvi]. На свадьбе видимо присутствовала его мать Ростислава, которая оставалась с сыном и невесткой в Новгороде до изгания князя и его семьи зимой 1240 г. [lxxvii]

О княгине Александре мы ничего не знаем, кроме того, что она стала прародительницей московских князей и царей. Зато очевидно, что в приданое за невестой князь получал войну с грозившей её княжеству и Новгороду Литвой. Потому и первую «кашу» он давал в крепости, защищавшей владения его семьи от Литвы.

Сразу после свадьбы Александр стал сооружать «городцы» – укрепления по р. Шелони, вдоль которой лежал путь в Новгород с запада. Центром активной обороны здесь стал возведённый князем Городец (Старый Порхов). Его гарнизон должен был усилить линию обороны между Старой Русой и Великими Луками. Умело используя местность, новгородцы-городовики прикрыли проходы между болотами лесными засеками и полевыми укреплениями.

Сам Городец должен был, при необходимости, легко выдержать атаку литовцев. Для этого он был укреплён трёхметровой глубины рвом и такой же высоты валом, по широкому гребню которого шла деревянная стена со стрелковой галереей. Но главной задачей Городецких воинов было не отсиживаться за стенами, а выслеживать и бить крадущиеся на Русь литовские отряды, по тревоге скакать на помощь Руси или Лукам.

Сохранился документ, свидетельствующий о судебной работе князя в приграничных землях. Совместно с псковским посадником Твердилой Александр Ярославич решил земельный спор со Спасо-Мирожским монастырём в пользу свободных крестьян, утвердив навеки их «смердью грамоту». Князь, хвалимый автором его Жития за справедливость, высоко чтил монастыри, но ещё больше – правду. К тому же каждый смерд на рубеже умел держать в руках оружие, а оно иной раз оказывалось сильнее молитвы[lxxviii].

Укреплять границу князю приходилось и на севере, по р. Неве. За рекой, в землях подданной Великому Новгороду еми, уже шла война. Заселявшая всю центральную часть Финляндии емь, как мы помним, не отличалась излишним миролюбием и даже не так давно нападала на земли Великого Новгорода. Несмотря на давние военные, политические и экономические связи с республикой, платить ей дани емяне не очень то хотели. Но, пустив к себе католических миссионеров, обещавших крестимым язычникам, как водится, «помощь Запада», прародители финнов просчитались гораздо больше. Очень скоро им пришлось восстать, чтобы сбросить католическое иго с помощью Руси. В ответ римский папа Григорий IX в 1237 г. объявил против еми и Руси крестовый поход.

 

Восстание еми

Руководивший христианизацией Финляндии епископ Томас (он прибыл сюда из Англии в 1220 г. ) действовал здесь в самой обычной матерее. Т. е. сначала увлекал часть знати креститься, а затем начинал крушить языческие капища, требовать работников для строительства церквей, а главное – заставлял всех платить церковную десятину. Себя он, как и другие епископы на христианизируемых католиками землях, считал верховным владыкой во всех духовных и светских делах.

Вы спросите: А почему бы епископу, как представителю римского папы, наместника Бога на земле, не управлять полновластно своею паствой? – Дело в том, что Томас и другие католические епископы, «имя им легион», полагали себя хозяевами всех поголовно душ в своей епархии. А границы епархии они определяли сами: папы, исходя из докладов епископов и своих приблизительных представлений о географии, утверждали их весьма расширительно: «от сего места до границ, которые удалось покорить».

В 1230-е гг. люди обширнейшего союза племён еми, спокойно жившие при власти Новгорода на своих землях в центральной Финляндии, вдруг обнаружили, что у них появился «хозяин», претендующий, помимо прочего, на десятую часть их доходов и имущества, а всех не крестившихся считающий преступниками. Когда непрошенные миссионеры, приходя в селения с отрядами шведских воинов, стали грабить народ, разбивать идолов, принуждать людей к крещению и ни в грош не ставить местных вождей, до финнов медленно, но неотвратимо стало доходить, что «здесь что-то не так».

На гипотетический вопрос любого финского старейшины: А что это вы здесь распоряжаетесь? – Томас мог предъявить копии совершенно законных документов на управление их землёй. 4 апреля 1216 г. папа Иннокентий III в булле на имя шведского короля Эрика Кнутсона подтвердил его права на завоёванные земли западных финнов и те, которые король сам сможет приобрести. А в 1221 г. папа Гонорий III в помощь епископу Томасу настрочил буллу о торговой блокаде «варварских» народов, мешающих окатоличиванию Финлянской епархии в границах, которые определил сам Томас. Но епископ и его представители не вдавались в такие тонкости. Учитывая, что язычники всё равно не умеют читать, они просто кивали страже, и та вынимала их ножен более доступный аргумент: меч.

«Горячим финским парням», ещё недавно, с подачи миссионеров, воевавшим против «злой» Руси, пришлось вновь доставать из кладовых луки, копья и топоры. Им и в голову не могло прийти, как печётся об их «спасении» неведомый им мужчина в далёком Риме. А папа Григорий IX (1227–1241), несмотря на преклонный возраст (он был избран на престол в 80 лет) и страшную вражду с германским императором Фридрихом II, владевшим большей частью Италии, в январе 1229 г. только и думал, что о любезной его сердцу Финляндии.

В течение нескольких дней, крайне обеспокоенный докладом епископа Томаса о жестком сопротивлении финнов его «священной» власти, папа Григорий написал о положении в Финляндии 7 (семь! ) булл, – больше, чем по поводу освобождения Фридрихом II Иерусалима в том же 1229 г. (там-то всё было просто: раз папа уже отлучил императора от церкви, то и сама Святая земля попала под интердикт).

Судя по этим буллам, поход князя Ярослава Всеволодовича в земли теми зимой 1227 г. сильно помог местным язычникам в борьбе с притязаниями епископа Томаса. В своих буллах папа нехорошими словами отзывается о русских и под угрозой отлучения требует прекратить с ними всякую торговлю, особенно оружием, железом, медью, свинцом, лошадьми и продовольствием. Буллы были направлены церковным властям в Риге, на Готланде, в Висбю и Любеке – т. е. по важнейшим точкам торговли Новгорода на Балтике. Учитывая, что именно в это время Русь постиг страшный голод, папская идея торговой блокады была эффективна.

Но с самими финнами Григорий IX просчитался жестоко. Достаточно упомянуть, что в одной из булл папа закрепил за епископом владение языческими жертвенными местами и священными рощами, якобы по просьбе самих «новообращённых» финнов. Реакция не слишком быстро, но основательно думающих вождей и старейшин еми была однозначна: финны восстали и обратились за помощью к русским. А те, суда по папской булле 1232 г., им помогли. Иначе зачем папа призвал бы Орден меченосцев к походу из Ливонии в Финляндию для защиты «нового насаждения веры» от русских? [lxxix]

Но восстание еми (в латинских текстах – тавастов) не утихало. К 1237 г. их земля, именуемая католиками Тавастланд, была практически освобождена от власти епископа и стоявших за ним шведов. Папе Григорию, не терпевшему ни малейшего сопротивления его «божественной» воле, не оставалось ничего иного, кроме как объявить против еми и Руси крестовый поход. Это он и сделал в булле от 9 декабря 1239 г., постаравшись изобразить язычников кровожадными зверями:

 «Как сообщают дошедшие до нас ваши письма (архиепископа Упсальского, управлявшего церковью Швеции. – А. Б. ), народ, называемый тавастами, который когда-то трудом и заботами вашими и ваших предшественников был обращен в католическую веру, ныне стараниями врагов креста, своих близких соседей (т. е. карел, ижоры и русских. – А. Б. ), снова об­ращён к заблуждению прежнего неверия и вместе с некоторыми вар­варами и с помощью дьявола с корнем уничтожает молодое на­саждение церкви Божией в Тавастии.

Малолетних, которым при крещении засиял свет Христа, они, насильно этого света лишая, умерщвляют. Некоторых взрослых, предварительно вынув из них внутренности, приносят в жертву демонам, а других заставляют до потери сознания кружиться вокруг (священных. – А. Б. ) деревьев. Некоторых свя­щенников ослепляют, а у других из их числа жесточайшим спо­собом перебивают руки и прочие члены. Остальных, обернув в со­лому, предают сожжению.

Таким образом, яростью этих язычни­ков владычество шведское ниспровергается, отчего легко может наступить совершенное падение христианства, если не будет прибегнуто к помощи Бога и его апостолического престола.

Но, чтобы с тем большей охотой поднялись бы мужи богобояз­ненные против наступающих отступников и варваров, которые церковь Божию столь великими потерями привести в упадок жаждут, которые веру католическую с такой отвратительной же­стокостью губят, поручаем братству вашему апостолическим по­сланием: где бы только в означенном государстве или соседних островах ни находились католические мужи, чтобы они против этих отступников и варваров подняли знамя креста и их силой и мужеством изгнали, по побуждению благодетельного учения»[lxxx].

Война против свободы народов и свободы совести, которую защищала православная Русь, была объявлена.

 

Принимая одновременные меры по укреплению западных и северных рубежей, в то время как необоримая татарская сила грозила с юга, Александр Ярославич хорошо понимал взаимосвязанность угрозы со стороны католиков: шведов и немцев. То, что в 1240 г. они нанесли по владениям великого Новгорода согласованный удар, явно не было для князя неожиданностью. Разумеется, материалов княжеской и новгородской разведки до нас не дошло. Мы можем лишь изучать внутренние документы крестоносцев, догадываясь, что из этого и в какой мере было известно Александру.

В 1232 г. папский легат на Восточной Балтике Болдуин Альнский получил от Григория IX распоряжение запрещать католикам вести переговоры или заключать перемирие с русскими и языческими народами. Это Александр мог ощутить по сокращению обычных пограничных переговоров с Юрьевским епископом и Орденом. В 1234 г. папа распространил власть своего легата и на Финляндию, где уже полыхало восстание и шла необъявленная война с русскими. Одновременно в 1234 г. папским легатом был назначен кардинал Вильгельм Сабинский (Моденский) – опытный дипломат, поставивший своей целью объединение всех католических сил в Восточной Прибалтике для покорения язычников и «обращения» в католичество Руси[lxxxi].

Деятельность легата Вильгельма было нелегко уловить. Противоречия между Орденом, Рижским и Юрьевским епископами, датчанами и шведами в Прибалтике были настолько велики, что могли казаться непреодолимыми. С немцами, например, после жаркой схватки и мира 1234 г., князь Александр не видел оснований враждовать. Когда Рижский епископ в 1236 г. готовил решительный крестовый поход против Литвы, в его войско, помимо братьев и солдат Ордена, усиленных великим множеством крестоносцев из Германии и толпами чуди, влились 200 воинов из Пскова (управлявшегося княжьим наместником).

Участие русских воинов в походе на Литву легко понять. Но объяснить нежданную смелость Ордена, до этого не решавшегося нападать на внутренние владения воинственных литовцев, может только вмешательство римского папы. Именно Григорий IX объявил 9 февраля 1236 г. крестовый поход в Литву, а его легаты обеспечили невиданно большой приток вооружённых немецких «паломников» в Ригу. Почти всем из них, в том числе братьям-меченосцам и русским, предстояло бесславно пасть под Шауляем (в немецких текстах – Саулом).

 

Битва под Шауляем

Летом 1236 г. массы крестоносцев-паломников прибывали в Ригу, наслышавшись о сказочно богатых землях языческой Литвы. Для немецких рыцарей – часто безземельных младших сыновей – захват новых владений часто был единственным шансом найти достойное место в жизни. Граф Генрих фон Данненберг и рыцарь Теодорик фон Газельдорф возглавили отряды из 500 воинов, прибывших из Любека, Гамбурга и Гольштейна. Рига присоединила к ним своих рыцарей и горожан, жаждущих грабежа. Орден меченосцев во главе с великим магистром Волквином выступил в максимальном составе: 55 братьев-рыцарей с конными сержантами и кнехтами (более 600 опытных воинов). Паломники торопили Вальквина в путь, но он удерживал их до полного завершения сборов, прибытия 200 воинов из Пскова и бесчисленного ополчения покорённых народов Латвии и Эстонии:

«В поход вас поведу, и там

Добычи будет вдоволь вам.

Гонцов на Русь тогда послал,

Их помощь вскоре прибыла.

Проворно ополчились эсты,

Не медля, прибыли на место;

Латгалы, ливы в бой собрались,

В селеньях дома не остались».

– Так рассказывает Ливонская Рифмованная хроника. Новгородская же летопись говорит: «Пришли в силе великой немцы из замория в Ригу, и там совокупились все, и рижане, и вся чудьская земля, и псковичи от себя послали помощь – мужей 200, пошли на безбожную Литву»[lxxxii]. Выступило конное войско лишь к осени (до Литвы, замечает хронист, им «пришлось скакать»). Преодолев трудности похода

«Они в литовский край пришли.

Здесь грабили они и жгли,

Всей силой край опустошая,

И за собою оставляя

Повсюду ужас разоренья.

На Сауле путь возвращенья

Их шел, среди кустов, болот».

Здесь, под Шауляем, 21 сентября путь разбойникам преградил отряд жителей разграбленной Жемайтии. Храбрецы сумели задержать крестоносцев у реки до следующего дня, когда им на выручку подоспел опытный военачальник Ми́ ндовг (что на литовском значит – многомыслящий) сын Рынгольта (ок. 1200–1263). Слава его уже выходила за пределы Литвы – в 1235 г. Даниил Галицкий искал с ним союза против польского герцога Конрада Мазовецкого[lxxxiii]. Но даже столь знатный воин не смог бы объединить дружины и ополчения разных князей и земель Литвы, если бы крестоносцы не осмелились на столь наглое вторжение в родные земли лихих всадников, которые привыкли вторгаться в чужие земли сами.

Правильно рассчитав, что рыцари (несмотря на призывы магистра Волквина фон Винтерштаттена) не решатся на прорыв всем скопом через реку, талантливый полководец атаковал их среди лесов и болот, максимально используя свойства местности.

«С врагами битву завязали.

Но в топях кони увязали,

Как женщин, воинов перебили».

– Грустно констатировал немецкий хронист. Управление немецким войском было нарушено; отдельные всадники и отряды пытались прорваться на свой страх и риск. В ходе боя покорённые крестоносцами земгалы из соседних с Литвой земель бросились на своих поработителей и «без разбору их рубили». 48 братьев-меченосцев остались с магистром; потеряв коней, они были оттеснены в лес, где литовцы обрушили на них деревья (видимо, заранее подготовив место) и перебили до единого, как и подавляющее большинство «пилигримов». О жестокости битвы говорит тот ещё невиданный в военной истории Новгородской республики факт, что из псковских воинов погибло девять десятых: домой, согласно летописи, вернулись лишь 20 человек!

Прославленный как защитник родной земли, Миндовг был провозглашен великим князем, а вскоре и правителем всей Литвы. Он бросил Орден и рыцарей Риги к западу от Двины чуть ли не к границам 1208 г., восстановив влияние Литвы в землях куршей и земгалов. Ещё многие десятилетия пришлось Миндовгу сражаться с князьями-со­пер­никами за единство Литвы. Но слава победителя при Шауляе помогла ему стать основателем Литовского государства и заложить фундамент будущей великой Литовско-русской державы.

 

Военные силы Ордена меченосцев были уничтожены. Восстань покорённые народы Прибалтики в этот момент – и освобождение от немецкой оккупации стало бы вполне предрекаемым. Однако спасение пришло от Тевтонского ордена, угнездившегося западнее, в Восточной Пруссии. Ливонская рифмованная хроника сообщает об этом событии красноречиво, но крайне упрощённо:

«В Ливонии печали дни настали.

Но братья гонцов послали

К мужу умудренному,

В Зальцахе рожденному,

Что возглавлял Немецкий дом (Тевтонов. А. Б. ).

Он, ознакомившись с письмом,

Утешил так послов прибывших:

“Должны мы, как хотел Всевышний,

Перенести смиренно горе.

А к вам пришлю я братьев вскоре

Во множестве. Вам воины нужны

Восполнить рыцарства ряды”.

По случаю тому магистр

Велел созвать капитул быстро.

Просил сбираться он в дорогу

В страну, возлюбленную Богом,

Многих комтуров с людьми,

Чтобы они там помогли

Исправить в крае положенье.

“Совместно мы нести служенье, –

Сказал он, – Господу должны

Всяк час, покуда живы мы:

В том долг духовный наш и право.

И проследим, чтоб к вящей славе

Из братьев лучших дать в число

Той помощи”. Так все произошло.

Среди братьев избран был один,

Добродетелью известный им,

Магистром в край Ливонский дальний:

Его брат Герман Бальке звали.

Из лучших собран был отряд,

Где каждый был той чести рад:

Героя пятьдесят четыре.

Их в изобилии снабдили

Едой, конями, добрым платьем.

Пора настала выступать им

В Ливонию тогда.

Пришли в край гордо, без стыда.

И были приняты по чести

Всеми рыцарями вместе;

Утешился край ими в горе.

Христовы рыцари же вскоре

Свой знак отличия сменили,

На платье черный крест нашили,

Как то велит Немецкий орден.

Магистр был радости исполнен,

И братья все возликовали,

Что с ним в краю том пребывали».

На самом деле переговоры об объединении орденов, точнее – о подчинении остатков Ордена меченосцев с их красивыми символами – красными крестом и мечом – Тевтонскому ордену (с унылым чёрным крестом на плащах «братьев») были далеко не просты. Только в результате энергичного участия римской курии представители двух орденов подписали 12 мая 1237 г. договор об объединении в папской резиденции Витербо близ Рима. Только после этого гроссмейстер Тевтонского ордена Герман фон Зальца послал на восток 55 своих комтуров и рыцарей во главе с ландмейстером (заместителем магистра на отдалённых землях) Германом фон Бальке[lxxxiv].

Не исключено, что фон Зальц вскоре об этой «щедрости» горько пожалел. В том же году тевтонские рыцари под командой брата Бруно захватили город Галицко-Волынской Руси Дрогичин. Это взбесило истомлённого борьбой с соперниками-князьями, поляками, венграми и грабителями половцами Даниила Романовича Галицкого. «Не лепо держать нашей отчины крестоносцам! » – воскликнул великий князь, и «в силе тяжкой» прискакал в марте 1237 г. к Дрогичину. Одним ударом он разгромил рыцарей, взял город, пленил воинов со «старейшиной их Бруно» и вернулся с полоном во Владимир Волынский[lxxxv].

 

Тевтоны или тамплиеры?

В гневе великий князь Даниил, по рассказу Ипатьевской летописи, обозвал врагов-крестоносцев тамплиерами: «Не лепо есть держати наше отчины крижевником Темпличем, рекомым Соломоничем»! Но присутствие тамплиеров (templiers, от «temple» – храм), рыцарей Храма Соломона (лат. Templique Solomonici), в этом районе не зафиксировано. Можно было предположить, что запальчивый Даниил ошибся, не разобравшись толком, на кого поскакал «в силе тяжце». Однако, взяв в плен «старейшину их Броуна», любознательный князь должен был установить истину. Продолжают эту загадку два бытующих в литературе письма французскому королю Людовику IX от магистров Ордена тамплиеров и Тевтонского ордена о битве при Лигнице 1241 г.

В одном магистр ордена Храма во Франции Пон д'Обон сообщал королю: «Знайте, что татары разорили землю, принадлежащую герцогу Генриху Польскому, и убили его с великим количеством его баронов, а также шестью нашими братьями... и пятьюстами нашими воинами. Трое из наших спаслись, и знайте, что все немецкие бароны и духовенство, и все из Венгрии приняли крест, дабы идти против татар. И ежели они будут по воле Бога побеждены, сопротивляться татарам будет некому вплоть до вашей страны»[lxxxvi].

В другом магистр Тевтонского ордена написал: «Мы сообщаем Вашей Милости, что татары землю погибшего герцога Генриха полностью разорили и разграбили, они убили его самого, вместе с многими его баронами; погибло шесть наших братьев, три рыцаря, два сержанта и 500 солдат. Только три наших рыцаря, известные нам поименно, бежали»[lxxxvii].

Очевидно, что речь идёт об одних и тех же павших, но к какому они принадлежали ордену? Храмовник затем указал и потери «его» братьев в Венгрии, где, как и в Польше, служили не тамплиеры, а тевтоны. Не означает ли это, что Тевтонский орден в те смутные времена относился к Ордену Храма Соломонова, со всеми его зловещими тайнами? – Что и было понятно великому князю Даниилу Галицкому и его летописцу, не даром ломавшему язык над всеми этими «Темпличами» и «Соломоничами».

 

Исходя их этих событий, Александр Ярославич мог заключить, что ему не следует слишком опасаться Ордена, хоть Тевтонского, хоть Ливонского (как рыцари в Восточной Прибалтике со временем стали себя называть). Не слишком пугало и то, что благодаря бурной деятельности папского легата Вильгельма Моденского успешно проводилось в жизнь секретное соглашение папы и Ордена о передаче датскому королю северной Эстонии и военном союзе с ним[lxxxviii].

Долгие переговоры, в ходе которых датчане едва не пустили в дело свой военный флот, закончились именно так, как хотел папа Григорий IX. Север Эстонии получила Дания, но окопавшиеся здесь немецкие рыцари не потеряли своих владений. За это в дальнейших совместных завоеваниях на востоке (где датчане и немцы упёрлись в границу Руси) королю, по благословению папы, обещались две трети, а Ордену – треть захваченных земель.

Если даже Александр Ярославич и знал об этом союзе, утверждённом 7 июня 1238 г. в королевском лагере Стенби, то сведения о наличных военных силах датчан и немцев в Прибалтике, которые интересовали его гораздо больше, утешали. С такими силами нечего было и думать о войне с великим Новгородом! Увы, князь не учёл, что папу Григория не волнует степень риска затеваемых им предприятий. Злобным старцем руководила патологическая ненависть ко всем, кто ему не покоряется, и жизни крестоносцев, которым предстояло погибнуть в безнадёжной войне, ничего не стоили в его глазах. Папа, как это ни смешно звучит, всерьёз считал себя единственным и непогрешимым представителем Бога на земле. А значит – Бог был всегда на стороне посылаемых им в бой крестоносцев.

На самом деле защищавшие католическую схизму (раскол) рыцари писали на своих мечах и знамёнах «С нами Бог» совершенно напрасно. Бог был не с ними, а с православными новгородцами, шедшими в бой с кличем «Кто на Бога и Великий Новгород»! Однако эту истину князю Александру ещё следовало доказать.

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: