Нижняя Мезия 22 страница

Дакия

Наместник Лаберий Максим по-прежнему не спешил – в покрытых лесами дакийских горах легко угодить в засаду. Приходилось прокладывать дороги, рассеивать по склонам отряды конницы и легковооруженных ауксиллариев, чтобы те прочесывали буквально каждый куст, выискивали засаду. Один хребет за другим вставали на пути, как шеренги легионеров хорошо обученной армии. Если посмотреть на карту, дорога не так уж длинна. Обе армии должны были соединиться где-то в долине Тибуска, [183] чтобы выйти к ущелью Бистры. Но где этот самый Тибуск, где ущелье, и сам наместник Лаберий Максим, и его легаты, и даже разведчики во главе с Валенсом представляли весьма смутно.

Неожиданно ежедневные дожди прекратились, солнце принялось палить нещадно, к вечеру кожа с лица и рук легионеров слезала тонким полотном. Догадливый Кука сбегал к лагерной прислуге, принес в миске кислого молока – легионеры мазали ожоги, ругались, плевались, но молоко помогало. Горное солнце слепило, Приск приделал на козырек шлема кусок коры, чтобы сберечь глаза.

Построив дорогу как раз на один дневной переход, войска Лаберия Максима прошли по ней всей армией (оставив лишь гарнизон в небольшой крепости), вновь разбили временный лагерь, вновь принялись сооружать крепость, мост через ручей и новый участок дороги. На это вновь уйдет несколько дней. Никто не знал, пригодится ли когда-нибудь эта крепость в горах, но работали так, как не работает даже раб-колодник. Отовсюду слышались стук топоров, отрывистые команды, ругань. Сколько невероятного изматывающего труда, чтобы еще одно царство склонилось перед Римом!

«Контуберний Куки» за хорошо проделанную работу в этот раз был освобожден на день от работ по лагерю, и потому разведчики могли с удовольствием проваляться на лапнике, устроить в ручье постирушку и почистить оружие, а также не торопясь сварить себе похлебку из зайчатины и бобов. Однако больше дня им сладкой жизни не дали. Дальше – опять топоры в руки и строить дорогу и крепость. В разведку пошлют, когда перейдут реку по возведенному мосту. Скорее бы! Люди Валенса с завистью поглядывали на отряд конницы, что сопровождал фуражиров в их походе в ближайшую брошенную деревню (деревню, кстати, обнаружили Валенс и его разведчики). Ничего ценного в этой деревушке не нашли – только старые корзины, несколько меховых безрукавок, какие-то грязные тряпки, битые кувшины, бараньи черепа и полусгнившие человечьи головы (несомненно, римские). Только Валенс нашел ценную вещицу – золотую пряжку местной работы.

– Повезло, дорогая вещица, – заметил Тиресий.

– Повезло, – согласился Валенс.

На обратной стороне чем-то острым было процарапано какое-то слово латинскими буквами. Валенс, удалившись к себе в палатку, вычеркнул каждую вторую букву. Тогда получилось не слово, а число – шестьдесят тысяч. [184]

* * *

Даже когда не было боев, солдаты умирали в дороге. Кого придавливало деревом, кто топором случайно надрубал руку и умирал потом от огня, что разливался по жилам и сжигал человека изнутри, источая из пор сладковатый тошнотворный запах, кто после купания в ледяной горной реке сгорал в лихорадке.

Вечерами после окончания работ за воротами лагеря горели погребальные костры, положенная жертва легионов живых легионам мертвых. Надев наскоро сработанные маски, изображали друзья покойного, копировали его манеры, повторяли любимые шутки, осушали поминальные чаши. Трещали в кострах еловые ветви, уходили к Стиксу все новые и новые души.

Там, где ложился в землю пепел, ставили надгробные камни, высекали короткие надписи – непременное «Богам мертвых», имя, заслуги, номер легиона и кто воздвиг. Но когда возвращались по проложенным дорогам назад – раненые или больные, конвои с пленными и добычей, видели – и не раз, – что сколоты все надписи и разбиты камни. Не желали терпеть чужих мертвецов живущие в этих землях.

– Ну что ж, тогда и вы готовьтесь умереть, – зло кривили губы легионеры и ауксилларии, всадники, лучники, пращники, капсарии, ремесленники фабрума, легионная прислуга, и только ведомые в неволю пленники улыбались разбитыми губами, улыбались открыто, с вызовом, чтобы получить новый удар по окровавленным лицам.

* * *

В этот жаркий июньский день вся центурия Валенса стояла в охранении.

Еще один переход в двадцать миль остался позади. Еще один лагерь воздвигали легионы. Стоявшим в карауле вместе с легионерами лучникам велено было стрелять по любой подозрительной тени. Работать приходилось в доспехах. Только шлем снят и висит на плече.

Центурия Валенса стояла, растянувшись цепочкой, один шаг отделял одного легионера от другого, все в шлемах, со щитами, с пилумами наготове. С позиции не отойти – даже мочиться приходилось тут же.

– Странно, почему они не пытаются напасть? – Кука зажал под левой мышкой пилум и принялся из-под руки рассматривать покрытые лесом горы.

– Земли эти на редкость богатые, – рассказывал Тиресий. – Говорят, есть скалы целиком из золота. А другие – целиком из серебра. Есть пещеры, откуда можно попасть прямиком в Аид.

– Я туда не тороплюсь, – заверил Кука.

– Вот же досада… я-то думал, мы как только выйдем на этот берег, так сразу начнем драться. А мы тут опять машем кирками, – сплюнул сквозь зубы Молчун. – В лагере нас хоть от этих работ освобождали по милости Адриана. Здесь не увернешься.

– Варвары! – раздался крик.

Работавшие легионеры тут же побросали свои кирки, напялили на головы шлемы, разобрали стоявшие на козлах пилумы и выстроились в шеренгу. Охранение сомкнуло строй, как только рядом встала еще одна центурия.

Валенс, «рысьеглазый», как аргонавт, оглядел окрестности. Казалось, все тихо. Опять ложная тревога, третья за сегодняшний день. Палатки придется натягивать в темноте.

Но центурион не торопился дать отбой.

– Тихо! – прикрикнул на легионеров. Прислушивался. Всматривался. Принюхивался.

Там, в кустах, у кого-то не хватило выдержки. Просвистела стрела, зазвенела, ударившись в шлем стоявшего рядом с Приском Тиресия. Прорицатель покачнулся.

– Прикройся! – заорал Приск и сам пригнулся, выставив перед собой щит.

Тиресий дернулся, осел, щит в его руке качнулся, но выровнялся. В щиты легионеров уже бились железным градом стрелы. Справа от Приска стоял Кука. В мгновение ока вся полоса охранения превратилась в стену выставленных вплотную друг к другу щитов. Стрелы налетели осиным роем, рой разбился, все стихло.

Легионеры ждали. Приск пригнулся, как учил Валенс, чтобы стальной козырек шлема защищал переносицу, и все, что падает сверху: стрелы и снаряды пращников, – не разбило лицо. Сердце бухало в ушах. Ничего Приск не слышал, кроме этого буханья.

«Да заткнись ты! » – хотелось завопить во весь голос.

Кука что-то сказал. Приск не расслышал.

Он несколько раз коротко выдохнул сквозь зубы, как учил когда-то отец, сердце чуть-чуть сместилось вниз, теперь оно билось сильно, но не так часто. Это хорошо.

– Что? – выдавил Приск. С таким трудом, будто это треклятое одно-единственное слово застряло в горле.

– Низко, говорю, варвары встали… – повторил Кука. Губы у него нелепо кривились. – Встали бы повыше – и за щитами нас бы перебили.

Трусит Кука или нет? Тоже наверняка дрожит. Но держится молодцом. Приск невольно повел плечами. Если Кука не трусит, то почему он так пересрался? Глупо… Надо усмехнуться. Кажется, получилось. Только бы не начать хихикать без остановки! А он еще хотел быть центурионом! Позор!

Валенс наклонился к ближайшему легионеру:

– Нападут слева, там, где белая скала. Передать по рядам: приготовиться. Ждать команды.

Тут же по шеренге застывших легионеров, как огонь по сухой траве, побежал торопливый шепот: приготовиться… ждать команды… слева… Сразу сделалось проще, легче. Валенс – молодчина, его не перехитришь.

С ним не пропадешь…

Центурион не ошибся.

Стреляли варвары из-за кустов справа. А выскочили из расселины скалы слева, будто из-под земли, видимо, там была пещера и какой-то тайный ход меж камней. Ринулись с ревом и криком, впереди – здоровенный дак в сверкающем шлеме с гребнем, в чешуйчатой лорике, похожей на ту, что носят центурионы. Его большой овальный щит был пестр и ярок, но что именно было на щите намалевано – разглядывать не было времени.

– Гото-овсь! – рявкнул Валенс.

«Бросить в цель… цель – вон тот рыжий, обнаженный по пояс… со щитом…»

– Огонь!

Дождь пилумов обрушился на бегущих, человек пять или шесть рухнули. Другие успели вскинуть щиты. Но, после того как тяжелый пилум застрял в щите и согнулся, щит становится бесполезен, многие тут же побросали искореженную защиту и помчались в атаку налегке. Попал Приск или нет – этого он не увидел, потому что сразу же после броска прикрылся щитом. Варвары налетели. Ударили. Но фальксы их напрасно били по щитам.

– Коли! – долетел, перекрывая грохот ударов, крик Валенса.

Щиты приоткрылись. Разом рванулись вперед руки, мечи ужалили и тут же скрылись, строй снова прикрылся щитами. Опять удары. Под фальксами от римских щитов летели щепки, кто-то из могучих варваров все-таки пробил защиту – краем глаза Приск увидел, как ком сразу из трех или четырех тел вывалился из строя на склон. Тут же легионеры из второй линии ринулись вперед. Засверкали мечи. Приск туда больше не смотрел, но слышал – хрип и какие-то лающе-кашляющие звуки.

– Коли!

Снова, на миг открывшись, Приск нанес удар. Рука, сжимавшая щит, начала неметь. Сверху в щите уже были три здоровенные щели, сломанными зубами торчали наборные дощечки. Если бы не металлический умбон, защищавший кисть, вражеский фалькс давно бы разрубил руку до кости. Новый удар попросту расколет щит до конца.

К счастью, заиграла труба – отбой. Варвары исчезли так же внезапно, как и появились. От перенапряжения Приск едва не выронил изувеченный щит. Опустился на колени. Щит уперся в землю. Приск бросил меч и правой рукой разжал пальцы левой. Потом поднялся, опираясь на щит. Ноги дрожали.

Он огляделся. Тела даков остались лежать среди вырубленного кустарника. Странный вид у лежащих для римского глаза – почти все без доспехов – лишь один в чешуйчатой рубахе, остальные просто в одеждах, похожих на длинные туники с рукавами, с нехитрым узором понизу, в льняных штанах до колен. Все бородатые, с длинными волосами. Лишь один, видимо совсем юнец, был безбород, только редкий пух темнил щеки и верхнюю губу. Как пасли они свой скот или пахали землю, так, взяв мечи, двинулись на римские легионы.

– Слушать команду! Мечи очистить, прежде чем убрать в ножны! Кука, Тиресий! Молчун! Металл собрать отдельно, одежду – отдельно! Остальные – по-прежнему в охранении! – распорядился Валенс. – Приск, быстро ко мне.

Прииск, держа меч в руках – отчистить пока не успел, – подбежал к центуриону.

– Как ты? Блевать не тянет? – спросил Валенс.

– Нет.

– Неплохо держались для первого серьезного боя, – кивнул центурион. – Поднимись на холм. – Валенс ткнул пальцем себе за спину. – Погляди, куда варвары отступают.

– Так разведчики…

– Приказ! Выполнять! Будь осторожен – чтобы стрелой не сняли. Все время прикрывайся щитом. Попадет стрела – тут же режь кинжалом. Может быть отравленной, – в который раз остерег Валенс.

– У меня щит совсем разбит.

– Возьми! – Валенс протянул ему щит с одной-единственной отметиной с краю. Изнутри щит был забрызган – будто в него из бутыли ударила струя пенного, не до конца перебродившего вина.

Приск двинулся наверх, как приказал центурион. После боя вдруг сделалось хмельно, даже весело и нисколько не страшно. Он продел ремень за ручку, закинул щит за спину, остановился, снял с пояса флягу, отхлебнул. Вдруг нога его поехала – камень, на который он опирался, зашатался, Приск качнулся назад и увидел, как флягу насквозь прошила стрела. Наконечник прошел меж пальцами, содрав кожу. Приск шарахнулся назад, оступился и кубарем покатился вниз. Спускался, как на волокуше, на своем щите. Когда оказался внизу, спешно стал отсасывать кровь из разодранных пальцев и сплевывать – это опять же на случай отравы.

– Они там! – услышал он чей-то крик.

Успел повернуться, все еще сидя на щите, чтобы увидеть, как мимо проскакала турма [185] вспомогательных войск. Камешек, брызнувший из-под копыт, оцарапал щеку.

Подошел Валенс. На губах мелькнула и пропала усмешка.

– Не ранен?

– Ты меня как наживку… да? – спросил Приск, сплевывая отсосанную из пальца кровь. Сплюнуть не получилось, потекло по подбородку.

– Я же сказал: прикрывайся щитом.

Тем временем назначенная троица обирала тела убитых – нехитрые украшения, оружие, тряпки. Остальные стояли в охранении, на случай, если варвары вернутся. Но даки не вернулись. Сложенную добычу унесли на территорию еще не построенного лагеря. Одного тяжелораненого Молчун добил, и еще одного, раненного не слишком тяжело и потерявшего сознание от боли, Кука отвел в клетку к пленникам. Потом похоронная команда из лагерной обслуги стала собирать тела.

* * *

Только с началом первой ночной стражи центурию Валенса сменили из охранения – надо было натянуть палатку. Пока пятеро из контуберния занимались палаткой, Тиресий развел костер и принялся жарить на огне половину бараньей туши – из очередной, захваченной у пастухов отары. По всему лагерю горели костры и плыл одуряющий аромат жаркого. А за лагерной стеной тоже пылал костер, и оттуда ветерок приносил сходный запах.

– А там что жарят? – спросил Малыш и замолчал, потому что и сам почуял – из-за стены уже несло горько-горелым.

– Надо было их побросать где-нибудь в лесу…

– Лучше сжечь, если не хочешь, чтобы началась чума, – заметил Кука.

– Они, может, и не сжигают своих покойников, – предположил Малыш.

– Плевать. Главное – чтоб воронье и волки не плодились.

– Орк! Наши дурни не могли, что ли, в другом месте костер разложить, чтобы дым на нас не несло?! – замахал руками Тиресий.

Приск поднялся и отправился искать Гермия – у того всегда можно было купить потребную солдату мелочь. Сейчас Приску требовалась фляга взамен той, что прошило стрелой.

Гермия он нашел там, где и предполагал, – возле сложенных друг на друга и прикрытых сверху кожами мешков с зерном. Гермий сидел у костра и с наслаждением вгрызался зубами в обжаренные на огне ребрышки – для себя он успел поджарить кусок, пока остальные корячились на стройке.

– А, Приск! Что ищешь? Мяса хочешь?

При виде коричневых ребрышек Приска затошнило.

– Нет, не хочу… нужна фляга.

– Эт-то мигом.

Гермий исчез в темноте, чтобы тут же вернуться с новенькой флягой.

– Сколько? – спросил Приск, уже зная, что цена будет запредельная.

– Два денария.

– Ты совсем закусил удила, бешеный хорек.

– Не нравится, не бери. Денарий.

– Сестерций.

– Денарий.

Больше Гермий явно не желал уступать, пришлось отдать денарий.

Всесильные боги! Ведь этот тип вернется из похода куда богаче любого легионера. И не только выкупится на свободу, но и лавку в канабе купит. Приск отправился к своим, подсел к костру. От запаха жаркого слегка мутило, чад сгоравших тел все еще наползал из-за ограды. Дожидаясь, когда мясо поджарится, солдаты жевали сухари и запивали кислым разбавленным вином.

– Знаете, что нам нужно? – спросил Кука.

– Что? – осоловело пробормотал Малыш.

– Надо захватить какого-нибудь дака – пусть наш раб делает всю грязную работу и…

– Дак тебя скорее убьет, чем будет выносить ведро с фекалиями, – заметил Тиресий.

– Тогда дакийку.

Все заржали.

– Эта тоже убьет, – решил Тиресий.

Наконец мясо изжарилось, местами обуглилось.

Кука отрезал каждому по куску, Малыш тут же принялся чавкать с аппетитом. Тиресий скривился и куснул через силу.

– Только не блевать, – предупредил Кука. – Иначе все начнем…

Но предупреждение запоздало. Первым вывернуло Тиресия. За ним – Приска. А потом уже все стояли на коленях и блевали кто куда. Кто – на полог палатки, кто в костер. Даже премудрый Кука не сдержался.

– Попытка номер два! – объявил Кука, отерев полой туники рот.

Потом старательно прополоскал рот водой и выплюнул.

Принялся отрезать новый кусок от туши.

– Кого тянет блевать – отойти! – приказал Кука.

– Может, не будем? – осторожно предложил Тиресий.

– Жрать! – рявкнул Кука. – Иначе мы тут все сдохнем. Чтобы выжить – мы должны быть сильными. Сильнее варваров. Ясно?!

Приск взял из его рук новый кусок, отодрал зубами несколько волокон, подержал во рту. Говорят, даки в момент посвящения в воины едят человечью плоть. Интересно – каково это…

Приск встал и отошел к краю палатки – к запаху чада теперь примешивался смрад блевотины. У ног его что-то лежало – кажется камень, – но почему-то скользкое. Продолговатое и скользкое. В этот момент Кука подбросил хвороста в костер. Тогда Приск разглядел, что это лежит отрубленная овечья голова. Мертвые глаза смотрели на человека с упреком. Кто сказал, что у мертвецов глаза стекленеют? Нет, они просто так смотрят оттуда.

* * *

Утром, когда легионеры отправились дальше рубить деревья и строить дорогу, нашли отрубленные головы на просеке, изуродованные, лишенные глаз. Бритые подбородки, короткие волосы – головы явно римские, а судя по запаху и пятнам, эти парни умерли два или три дня назад. Даки захватили в плен несколько фуражиров и поиздевались вволю, прежде чем прикончить: рядом валялись отрубленные руки, пальцы на них были обуглены и сожжены.

Варвары по-прежнему избегали крупных сражений – да и не было места, чтобы развернуть легионы, а в ловушку, вроде той, в которую угодил Фуск у перевала Боуты, римляне попадаться не собирались. Даки отступали все дальше и дальше в горы, но то и дело римляне захватывали на дороге не успевших укрыться беженцев или врывались в деревни, которые никто не покинул. Сначала сотни, потом уже тысячи пленных тянулись по новым дорогам вереницей, направляясь к переправе через Данубий, ауксилларии гнали скот, скрипели повозки, перевозя захваченное добро – серебро, оленьи и овечьи шкуры, мед и бурдюки с вином. Впрочем, продуктов отправляли на ту сторону совсем немного – все, как саранча, пожирала огромная армия.

Плен

Лето 854 года от основания Рима [186]