Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Нижняя Мезия 20 страница




– Никто не может сделать центурионом мальчишку, который отслужил всего два года, – заметил Валенс. – Ты попросту угробишь свою центурию и погибнешь сам. Чему ты научишь подчиненных? Как будешь командовать?! Что станешь делать в бою?

– Сколько я должен отслужить? – спросил Гай.

– Десять лет. Или минимум пять, если будет большая кампания. Тогда тебе передадут мою самую последнюю центурию в легионе.

Валенс скривил губы: если бы не его любовь к Вакху, он мог бы дослужиться до примипила.

– Здесь сорок тысяч сестерциев. – Адриан выложил перед Приском четыреста золотых. – На обмундирование центуриона. Они будут дожидаться тебя в легионном хранилище. Заберешь, как только ты заслужишь чин в боевой обстановке.

Сорок тысяч! У всех загорелись глаза.

– Не забудь составить завещание, – напомнил неожиданно Молчун. – Чтобы мы поделили твои денежки, если даки отпилят тебе голову.

Голова…

Приск прищурился.

– Кое-что еще, Адриан. Одна просьба. Не чин и не повышение…

– Золота больше не дам.

– Не деньги. Нет… Отдай мне голову Авла Эмпрония. – В голосе Приска послышалась мольба. Никого и никогда он так не просил.

 

 

Траян в Риме

 

Осень 852 года от основания Рима [162]

Рим

 

Известие, что Траян возвращается наконец в Рим, пришло в столицу в начале октября 852 года. Город переполошился. Все ждали перемен и гадали – каких.

По Риму ползли слухи, что новый правитель задумал какое-то особое действо. Прежде принцепса прибыли его доверенные люди, заняли Палатинский дворец, преторианцам велено было оставаться в лагере. Многие аристократы выехали встречать императора – ждали за сто миль от Города. Траян прибыл в Рим только к концу месяца. Он шел по своей столице, по запруженным народом улицам, по узкому проходу, что оставила для него его личная стража, на Форум, в центр мира, в Сенат.

Траян назвал сенаторов коллегами и обещал всем свободу.

Все гадали, что это значит. Сенаторы – подтвердит ли новый принцепс обещание Нервы не казнить отцов-сенаторов без приговора самого Сената. Преторианцы – велики ли будут донативы нового императора – ведь наградные Траяна так и не были выплачены. Римский плебс надеялся, что увеличат бесплатные раздачи хлеба, вина и масла и запишут новых детей в списки на пособие. А главное – сулят ли грядущие годы правления мир или войну, а если войну, то где и какую, будут ли игры, пиры и другие раздачи, и какие тессеры раздадут в театре, а какие – в амфитеатре Тита.

Через месяц Траян велел арестовать всех доносчиков по заранее составленным спискам.

 

 

* * *

 

Эмпроний проверил запор на повозке – нельзя ли выбраться. Нет, нельзя. Замок снаружи был прочный. К тому же следом ехали верхом шестеро преторианцев. Просто так не выпрыгнешь на дорогу, не побежишь. Куда их везут? Одним богам ведомо. Когда поутру вывели из карцера и потащили в повозку, кто-то из арестантов шепнул, что их повезут в Остию. [163] Значит – в порт. В изгнание? В Азию? Точно не в Египет – туда не ссылают. Может, направят в Вифинию, где-нибудь в Никомедии чистить клоаки и мостить улицы. Или на рудники? Десять лет на рудниках – больше не держат, после выпускают и опять же отправляют чистить нужники и мостить улицы. Но кто выдержит десять лет на рудниках?

Авл невольно повел плечами. Он был молод, но не то чтобы очень силен. Вот же Судьба-злодейка опять подгадила! Только-только сумел он кое-что скопить, домом обзавестись – и нате – явились ночью, загребли – и под замок.

– А Регул здравствует. Его ведь с нами нет, этого Регула, самого главного… Он по-прежнему при деньгах, и к нему по-прежнему пол-Рима ездит с поклонами, – пробормотал кто-то в темноте повозки. – В Сенате заседает, ублюдок.

– Это точно. Уж сколько Регул народу извел, мы рядом с ним – овечки против волка. Мне вон глаз подбили… – жаловался другой.

Да уж, когда преторианцы волокли по улицам арестованных доносчиков, народ вопил от восторга, в них кидали всем, что под руку попадется: камень так камень, кусок черепицы – так кусок черепицы. Дерьмом кидали тоже.

– Я вообще ничего не сделал… – донесся из угла плаксивый голос.

«Меня-то за что? » – размышлял Авл.

После Силана и Гая Остория он больше ни на кого не доносил, выступал адвокатом в суде, довольствуясь мелкими взятками (поскольку адвокаты официально не должны были брать плату), подарок Домициана в пять миллионов расходовал экономно. И вдруг арест…

– Вылезай! – приказал преторианец.

Задняя дверца отворилась, арестанты стали выпрыгивать из повозки.

Преторианцы верхом на черных конях оцепили арестованных. Тот парень не ошибся, их привезли в Остию, эти морские ворота Рима, прямиком на причал. Здесь уже ждал корабль. Трап перекинут. Но только – что это за корабль! Даже отсюда, с берега, видны щели в бортах, ни мачты, ни паруса нет, к носу привязаны смоленые канаты, переброшенные на корму другого корабля – быстроходной многовесельной триремы.

Толпа зевак собралась в стороне и все увеличивалась. Прибыло несколько повозок – видать, из самого Рима приехали те, кто побогаче, поглядеть, как новый император расправляется с их врагами.

– Веселей! – гаркнул преторианец и подтолкнул Авла копьем в спину.

Авл шагнул на трап, поднялся на борт. На палубе щелястого корабля уже сидело человек тридцать, доставленных прежде. Кое-кто был связан, с цепями на ногах, другие – свободны.

– Веселей! – вновь крикнул преторианец.

– Что ему так весело-то! – простонал доносчик с подбитым глазом.

– Куда мы поплывем на этой дырявой посудине? Она мне напоминает дуршлаг, через который моя кухарка процеживает дешевое вино к обеду, – заметил дородный и уже немолодой человек.

– Фалерна тебе точно не видать! – заверил один из арестованных.

– Пойдешь на корм рыбам!

– Соленую морскую водичку будешь пить.

Время-то – поздняя осень, вода холодная. Не ледяная еще, но долго в такой не поплаваешь.

Когда последний арестант поднялся на корабль, четверо моряков подняли якорь, потом перебежали по трапу на причал, после чего трап убрали. Команды на корабле не осталось, не было и рулевых весел – ни одного, не говоря уже о кормчих. Трос на носу натянулся, и трирема, весело вонзая в темную синь весла, потащила на буксире корабль с арестованными в море.

– Это вам за доносы! – неслось с берега.

– Тоните!

– Скольких погубили, мерзавцы! – кричали ободранцы в первом ряду.

– Как будто мы на них доносы писали! – заметил дородный любитель фалерна.

– Нас что, утопят?! – догадался вертлявый рыжий парнишка.

– Угу… а ты как думаешь?

– Ну, может, на остров какой сошлют…

– Кого-то и сошлют, но не нас. Других, кому повезло.

Корабль, что тащил их на буксире, шел ходко. Мили четыре, а то и все пять делает, не меньше, за одну клепсидру.

Крики с берега уже почти не доносились – над головами кричали чайки.

Ведер на корабле доносчиков не было, нашлось несколько кружек и старый смятый шлем, арестанты пытались отчерпывать воду, потом бросили… Всех охватила какая-то вялость, покорность Судьбе.

Авл стоял у борта и прикидывал, на сколько они успеют отойти от берега, прежде чем дырявая посудина пойдет ко дну. Волнения на море пока не было, но темные тучи на горизонте очень не нравились Авлу. Но даже если старое корыто не опрокинет волна, то они медленно и плавно погрузятся в воду, а потом… потом каждый сам за себя.

«Сейчас я бы до берега доплыл, – думал Авл. – Непременно доплыл бы. Только бы моряки не вернулись и не стали бы веслами крошить нам головы… Наверное, тех, кто выплывет, переловят и отправят на острова… Кто утонет, тому не повезло. А я…»

Кажется, его спутники еще надеялись на что-то – что бури не будет, и они все вместе куда-то счастливо приплывут. Нет, ребята, эта щелястая лохань с первой волной отправится на дно.

Да и не может она сама по себе плыть. Весла все поломаны. Кое-где в уключинах уцелели обломки. Авл вытащил один – не больше локтя длиной – н-да, на таком далеко не уплывешь.

Нет, не доплыть, слишком холодно.

«Чего же мы ждем? Никто ведь не спасется…» – подумал Авл.

Чем дальше от берега, тем меньше шансов. Туча на горизонте подозрительно увеличивалась, набухала, чернела. Авл огляделся. Обломок мачты так и остался лежать на палубе.

Теперь на нем сидели двое. Авл поманил сидевших. Первым поднялся парень с фиолетовым фингалом под заплывшим глазом. Вылитый циклоп! Второй тоже встал.

– Эй, вижу, вы ребята сильные… у меня есть план…

Эти дурни двинулись за ним, поверив, что у него есть какой-то замечательный план спасения.

– Подождите! Нам нужен еще вот тот! – Авл указал на сидящего прямо на палубе здоровяка и сделал несколько шагов – якобы к этому четвертому счастливцу. А потом схватил обломок мачты и помчался к борту. Швырнул деревягу. Следом полетел обломок весла. Остальные смотрели на него как зачарованные.

– Мразь! – завопил кто-то, запоздало догадавшись.

Авл прыгнул за борт.

Главное теперь – догнать обрубок мачты, взобраться на него и грести обломком весла. Вода оказалась не такой уж холодной для этого времени года. Да и солнце, убегавшее на запад от ползущей с востока тучи, еще грело. Авл старательно заработал веслом. Море слабо волновалось, предчувствуя бурю.

– Я успею, – пробормотал Авл.

Он оглянулся. Корабль с доносчиками был уже далеко. Но Авлу казалось, что он все еще слышит вопль возмущения.

 

 

Дакия

 

Зима 852 – весна 853 года от основания Рима [164]

Нижняя Мезия

 

– Ты должен выбрать одного, – сказал Декстр.

– Нет, – огрызнулся Валенс.

Они сидели в каморке Валенса. За стеной храпели уставшие легионеры, довольные, что вернулись из очередной вылазки за реку в лагерь. Домой.

Нового опциона Валенс так и не получил – все делал сам. Опциона легат обещал вместе с пополнением, которое вот-вот должны были прислать. А если пополнение, то значит…

Что это значит, Валенс знал очень хорошо.

– Одного, кто лучше всех владеет фракийским, – настаивал Декстр. – Кто сможет выжить на той стороне. Приск?

– Нет, точно не он.

– Тогда кто?

– Скирон.

– Не ошибаешься? Слишком уж мрачный.

– Зато убедительный. Такие всегда бегут. К тому же шрамы, выбитые зубы. Ему поверят.

Валенсу казалось, что он отправляет парня на верную смерть. Отправляет безвинно.

Декстр задумался.

– Ну что ж, готовь его, – согласился. – Он уйдет.

 

* * *

 

В декабре Валенс вновь ездил к Корнелию, уговаривал еще год повременить со свадьбой. Ветеран был хмур, мрачен, злобен.

– Прошло два года! – напомнил отец невесты. – Ты обещал уйти из легиона. А ты все служишь.

– Пойми, грядет война, – отвечал Валенс.

– Война! В этих краях все время война! Здесь не бывает мира.

– Такая война, какой прежде не было! Ты же знаешь – повсюду строят дороги, ремонтируют крепости, роют канал. Ты видел, какую рубят дорогу в скалах?

– Когда будет война?

– Это мне неведомо. Может, следующим летом.

Корнелий покосился на сына, который в соседней комнате играл в пальцы с сыновьями вольноотпущенников Прима и Секунда. Парень через год должен надеть тогу гражданина.

– Так и моего скоро заберут, – мрачно предрек Корнелий.

– Подожди, это будет последняя война, я вернусь и женюсь на твоей дочери.

– Валенс, ей шестнадцать! Через два года она будет слишком старой…

– Не мели чепухи. Она красавица. Кориолла и в двадцать замуж выйдет.

Корнелий покачал головой.

– Изведется девка. Год еще даю, – сказал Корнелий. – Через год не женишься, сговор расторгну. Запомнил?

Валенс кивнул.

– Успеем, – пообещал Валенс, как будто лично от него зависело, как быстро будет усмирен Децебал.

 

* * *

 

В этот же день вечером Кука, заглянувший в лупанарий в канабе, обнаружил в маленькой комнатке вместо белокурой девки-фракийки, которую обычно посещал, пухленькую брюнеточку Майю.

– Что ты тут делаешь? – изумился легионер.

– Я замуж вышла, – жеманно повела плечами дочь ликсы. – Муж у меня старенький, много требовать от него нельзя, а мне нужны развлечения… ну и денежки не лишние!

Майе явно не давали покоя лавры Мессалины, супруги императора Клавдия, что ночами убегала в лупанарий ублажать всех подряд.

– Иди ко мне, сладкий, я многое уже умею. Хозяйка отправляет ко мне лишь тех, кого я хочу. А тебя, милый мой, я всегда хотела.

Она впилась губами в губы Куке, будто хотела выпить его жизнь до дна. Ненасытная, как волчица, накинулась дочь ликсы на свою добычу. Теперь Кука был уверен, что там, в доме ликсы, его посещала не рабыня, а дочка хозяина.

– Подари денарий, мой сладкий! – с въедливостью профессиональной шлюхи принялась канючить Майя, когда Кука уже принялся одеваться. – Я выжала тебя, как спелый виноград в винодельне.

Она причмокнула, провела язычком по губам.

– Отец или муж узнают… – предрек Кука в качестве благодарности.

– Да ладно тебе! Здесь многие этим занимаются. Я, кстати, тут не одна, с подругой…

– С какой подругой?

– А ты догадайся. – Майя хитро прищурилась.

Кука вышел на галерею второго этажа и нос к носу столкнулся с Приском, что покидал в этот миг соседнюю комнатку.

– Как девка? – весело спросил Кука и подмигнул.

Приск пожал плечами: что может быть особенного в местной шлюхе?

– Меня Майя ублажала! – похвастался легионер.

– Кто?

– Дочь ликсы. Брюнеточка. Замуж красотка вышла, от мужа в лупанарий бегает. Говорит, не одна здесь, с подругой.

Приск побелел. Стал бледнее беленой стены галереи – во всяком случае, так показалось Куке в неверном свете масляного светильника, висевшего на цепочке как раз рядом.

– Где она?! – взревел Приск.

– Майя – там.

– Да не Майя – подруга!

– Откуда мне знать?

– А Майя?

Кука указал на дверь, откуда только что вышел.

Приск ринулся внутрь.

– Стой! – завопил служитель, собиравший плату. – А деньги!

Громила вбежал в комнатушку следом. Через мгновение они выкатились кубарем из двери – Приск и здоровяк-фракиец. Приск одолел, сбросил лупанарного охранника с галереи вниз и вновь ринулся в комнату к Майе:

– Где она?! Говори, дрянь!

– В крайней комнате.

Приск ринулся туда. Визг, вопли, возмущенный мужской рев и женский визг. Растерзанный, легионер вылетел назад на галерею.

Майя уже была здесь. Небрежно одетая, держа обшитые мехом башмачки в одной руке, кошелек – в другой, она заспешила к лестнице. Приск помчался за ней. Он был как безумный.

– Там обычная девка! Ты солгала. Где? Где Кориолла?!

– Уже ушла, – передернула плечиками Майя. – Она обслуживает одного-двух – ей вполне хватает.

Ничего больше узнать Приск не успел. На галерею вернулся сброшенный вниз фракиец. Вернулся не один – с двумя охранниками из ветеранов, что выполняли в канабе роль ночной стражи. Так что вскоре Кука с Приском валялись уже на улице, в рыхлом подтаявшем снеге, смешанном с конским навозом, лица все в синяках, губы разбиты.

– Плюнь! – посоветовал Кука и сплюнул кровавую слюну с распухшей губы. – Все бабы шлюхи. Это говорю тебе я, бывший банщик с курорта Байи. Ни одна не стоит и капли нашей крови.

– Я был готов за нее умереть, – признался Приск. – Я бы пошел в Аид за ней, как Орфей.

– Значит, ты дурак.

– Ну так пусть она достается Валенсу… – прошептал едва слышно Приск.

 

* * *

 

Дакия

 

Авл вздрогнул и проснулся. Во сне он разметался, волчья шкура сползла на пол, и ноги заледенели. Вот же Аидовы земли! У Данубия сейчас в это время наверняка жара, как в Италии, а тут, на вышине, в горах, холодно, как зимой.

Уже третий месяц живет он в горах, а все никак не может привыкнуть к здешнему климату. Тут и летом не жарко, а зимой – хоть волком вой с даками и настоящими волками от стужи.

Уже светало, Авл решил, что больше не заснет, и поднялся.

Сосед его по хижине, Монтан, тоже римлянин, но не беглец, как Авл, а отправленный еще Домицианом по позорному договору, заворочался во сне.

Что ему снится сейчас? Верно, милое его поместье в Паннонии, куда он больше никогда не вернется.

Авл принялся складывать лучины в очаг – Монтан за долгое свое житье в этих местах сумел соорудить что-то вроде римской печи, что согревала пол, а не топила хижину, как принято в этих местах, по-черному. Еще прошлой весной обещал Монтан Децебалу построить катапульты, такие же, как у римлян, ничуть не хуже. Но до сих пор машины его били стрелами всего футов на сто, максимум сто сорок. Зато Монтан сумел соорудить ванну, вделал ее в пол, и теперь даже в самые холодные дни можно было понежиться в горячей воде.

– Вставай, соня! Жратва готова!

При слове «жратва» Монтан вскочил.

Завтрак был скромным: немного уже изрядно зачерствевшего хлеба, запеченные накануне в золе яйца да кувшин парного молока, что принесла им сразу после дойки крепкая светловолосая дакийка, – все это римляне уничтожили почти мгновенно.

После завтрака Авл развернул замызганный, во многих местах сломанный папирусный свиток. Прежняя скалка [165] с рожками из слоновой кости давно была утеряна, из подходящего сухого чурбачка Авл выстругал для свитка новую.

– Что мы теперь будем строить? – спросил Авл. – Баллисту или онагр?

Недоделанными машинами Монтана была забита вся площадка рядом с хижиной.

– Давай онагр, – отозвался Монтан.

– Почему?

– Онагр легче. У него всего один торсион. Не надо выверять с такой точностью натяжение жил. Жаль, у старины Витрувия [166] почему-то не написано, как построить баллисту, чтобы метала один талант на тысячу футов! – Монтан постучал пальцем по краешку развернутого свитка.

На папирусе многое записано – как делать расчеты, какие соблюдать пропорции. Да что толку! Не все тонкости указал прославленный инженер в своем труде. Надо было еще и самому обмозговать, что и как. Какие-то секреты один префект Фабрума [167] наверняка передавал другому, как сообщает каждый день пароль легат легиона своим тессиариям, а те уже передают караульным.

Монтан не знал заветного слова и сам найти его не сумел, Авл – тем более.

Эмпроний вышел из домика.

На поляне перед их хибаркой уже высился склад бревен. Сама хибарка, сложенная из неокорененных бревен, прилепилась к скале, каковая и служила ей одной из стен. Крыша, сплетенная из ветвей и засыпанная землей, густо поросла мхом. Мог ли Авл представить себе, что он будет жить в этой убогой норе и строить машины, о конструкции которых имел весьма смутное представление. Все, что было в его распоряжении, это истертый до дыр папирус с двумя книгами Витрувия. После чудесного спасения в Остии Эмпронию удалось встретиться с Марком. Тот принес ему кое-какие вещи из дома и – к изумлению Авла – свиток Витрувия, доставшийся доносчику от прежнего владельца дома. Свиток, который заставил Авла выдать себя за римского инженера. Монтан пользовался трудами Филона Александрийского.

К счастью, Марк передал немного денег – хватило добраться до Брундизия [168] и там сесть на корабль, что плыл в Диррахий. [169] Потом, заночевав в таверне, ночью он подпалил ветхое строение, во время неразберихи украл лошадь и ехал на восток и северо-восток. Дакия – вот единственное место, где можно укрыться.

 

* * *

 

Вид с их полянки открывался изумительный: один за другим поднимались поросшие хвойным лесом холмы, как горбатые спины огромных чудищ. За ними синели холмы куда более дальние. Между горбами ближних холмов, покрытых лесом, лежала узкая долина с бурной и пенной речкой. В долине – десятки домиков с крышами, крытыми дерном. Лишь одна крыша краснела черепицей – в доме проживал носящий войлочную шапку дакийский аристократ, бородатый Бицилис, которого за глаза Авл именовал Быком. Поначалу Авл дивился, почему их поселили не в деревне, а на отшибе. И не просто на отшибе, а здесь, на этой поляне, как в каком-то вороньем гнезде. Потом из оброненных Бицилисом фраз догадался, что для бывших римлян уготована знатным даком какая-то особая миссия. И еще почему-то Авл подумал, что Быка не слишком интересует, получится ли у них с Монтаном баллиста, мечущая камни в один талант. Для чего-то иного берег их Бицилис.

– Эй, римляне! Идите, поглядите на мое сокровище! – раздался снизу молодой, звонкий голос.

– Адонис, чтоб ему в Аид провалиться! – пробормотал Авл.

Адонис был греком из Херсонеса, которого Фортуна занесла в Дакийские горы. Дней десять назад за чашей местного вина, уже изрядно набравшись, Адонис проговорился, что шли они вверх по Данубию на корабле, везли из Ольвии груз в Рациарию, да только не доплыли, даки захватили и корабль, и груз. Всех мужчин – и моряков, и пассажиров – отправили на золотые рудники. Молоденьких девок разобрали себе в наложницы бойцы «волчьей стаи». Что стало с детьми и с теми, кто был мало на что годен по дакийским меркам, Адонис не уточнял. Почему грек избежал общей участи, тоже не распространялся. Зато побился об заклад, что быстрее Авла с Монтаном построит баллисту, которая сможет метать камни весом в один талант на расстояние в тысячу римских футов.

Как ни странно, от слов Адонис перешел к делу и начал строить нечто грандиозное. Машина получалась высотой почти в три человеческих роста. Сколько волов понадобится, чтобы катить ее на деревянной телеге по крутым дакийским горкам, – неведомо. Скорее всего, ее вновь разберут и установят в Сармизегетузе – для обороны столицы. Если, конечно, это чудовище сможет сделать хотя бы один выстрел.

Монтан распахнул дверь и остановился на пороге, глядя на раннего гостя.

– Идите, я сказал! – замахал руками Адонис. – Баллиста готова. Мои помощники уже пришли… Сейчас все увидите!

Втроем они спустились на площадку, где стоял монстр Адониса. Несколько мужчин – в основном немолодые даки – суетились вокруг машины. Адонис установил баллисту на специальном настиле. Рядом были сложены заготовленные ядра весом в один талант. Цель Адонис установил в самом деле, как обещал, – в четверть мили, не меньше.

– Главное – чтобы натяжение обоих канатов было равномерное. И надо правильно их натянуть. На слух натяжение проверяется. Если ударить по канату – звук как у спущенной стрелы, – разглагольствовал Адонис.

– Знаешь, приятель, мы тоже читали Витрувия, – огрызнулся Авл.

– Заряжай! – крикнул Адонис срывающимся голосом.

Здоровенный дак положил камень в ложе метательной машины.

Адонис сам подскочил к машине, принялся наводить прицельный механизм.

– Спорим, что он не попадет в цель? – предложил Монтан Авлу.

– Ну…

– Двадцать денариев.

– Я не псих.

– Ну десять.

– Два.

– Лучше бы он попал. Мы бы выпытали у него тайну его механизма. У меня любой заговорит. Пять.

– Два.

Баллиста, будто нехотя, выплюнула камень из желоба. Тот пролетел футов триста и врезался в землю, скатился по уклону еще футов на пятьдесят и остановился.

– Кажется, рама баллисты треснула, – самым невинным тоном заметил Монтан.

 

* * *

 

Когда шли назад в хижину, на узкой дороге внизу, у подножия холма началось оживление – это возвращался из похода очередной отряд, гнал в сторону столицы добычу – положенную Децебалу долю рабов и скота, захваченного золота. Грабили всех, до кого могли дотянуться, – языгов [170] так языгов, фракийцев так фракийцев, римских поселенцев так поселенцев.

Авл нередко встречал бывших римлян из тех, кто давно обжился на этих берегах, одевался как дак и женился на местных девицах. Сам Авл все еще ощущал в этих землях себя чужим. Через Данубий его перевез фракиец – предложил в Нижней Мезии махнуть на ту сторону, чтобы навсегда уйти из-под римской власти. Похоже, агенты Децебала в открытую вербовали римских граждан в армию к дакийскому царю. Узнав, что Авл около года отслужил легионером, фракиец тут же принялся уговаривать горячее прежнего. Впрочем, Авл, если и колебался, то только для виду. Вместе с ним на ту сторону ушли два каких-то подозрительных перебежчика. Один сказал, что он римский легионер из Пятого Македонского, и зовут его Скирон.

– На том берегу житье не то что на этом, – сулил фракиец. – Местные к нам постоянно бегут, ну и римляне из легиона – тоже.

– Моего товарища прикончил центурион, а мне зубы выбил, – сообщил Скирон, оттягивая губу и демонстрируя изувеченную челюсть.

Вскоре, правда, со Скироном они разлучились. Авл с проводником двинулся вверх по долине Алуты, Скирон ушел куда-то западнее.

И вот Авл уже три месяца живет в Дакии.

Большая страна и много племен. Хорошо, что они разобщены, и, как ни старается Децебал, не может сделать из них единый народ. Не может даже сделать из них преданных союзников. Старейшины постоянно грызутся. Но без союзников любое дело обречено на провал. Даки, как волки, собираются в стаю и нападают. Но что такое стая против римской армии?

Авл поймал себя на мысли, что, рассуждая, он все время думает о римлянах, а не о даках.

Видел он совсем недавно, как посвящают в воины молодых даков. То есть видел не само посвящение, а начало и конец действа. Начало – это когда молодых парней, опоенных какой-то дрянью, загоняли в пещеры. Финал же драмы – это когда спустя пять дней они из этой пещеры выбирались – с полубезумными глазами, многие с рваными ранами, у одного парня была прокушена шея, и он, выйдя, рухнул на землю, из порванных сосудов била фонтанчиками кровь. Остальные даже не обратили на раненого внимания, воя по-волчьи, бежали они из пещеры вниз по склону, Авл счел за лучшее укрыться в хижине – вид у парней был совершенно чумной.

«Они хотят нашему рацио противопоставить свое безумие», – подумал тогда Авл.

Нет уж, эта горная страна никогда не станет для него родиной. Так что он здесь делает? То, что и везде, – зарабатывает золото. Копит и никак не может скопить. Децебал формирует армию по римскому образцу, лихорадочно строит крепости и осадные орудия. День и ночь в горах куют оружие. К счастью, и того, и другого, и третьего у даков пока мало. А вот золота у Децебала много. Рано или поздно за золотом придут римляне. И что тогда?

Какое до этого дело Авлу?

Ему надо придумать, как спастись.

О боги, как все было хорошо – жизнь наладилась: у него был отличный дом, постоянный доход, брат Марк учился в риторской школе, а он сам подыскивал себе невесту и подходящих покровителей, чтобы получить должность.

И вдруг все рухнуло. Почему? За что? Кто свел с ним счеты?

Если бы он знал, кто это и как найти мерзавца, он бы горло перегрыз! Это должен быть кто-то из сильных мира сего, из тех, кто вхож в канцелярию нового императора, кто сговорился за месяц с новой властью, кто втерся в доверие…

Плиний! Авла вдруг осенило – ну конечно же, Плиний! Этот тощий поборник добродетели, помнится, устроил даже какие-то чтения своего нового труда «Отмщение за Гельвидия». Кто такой Гельвидий? Всего лишь сочинитель ничтожной пиески, что так не понравилась Домициану. Гельвидия прикончили за ту пиеску. И еще за то, что предки Гельвидия славились строптивостью. Плиний проклинал доносчиков, славил тех, кого, как считал он, безвинно казнил Домициан. Прежде Плиний сидел тихо, как мышка, а тут разошелся. Месть окровавленным ртом дышала в каждой его строчке. Плиний был другом казненного Гая Остория. Это он, он включил Авла Эмпрония в список, сомнения нет!

Изгнанник сжал кулаки. Добраться до жилистой шеи мерзавца! Но как до него доберешься? Он где-то там, в Риме. Высоко летает… Но кто знает, быть может, Судьба вновь сведет вместе их дороги. И что тогда? Ну, тогда Авл вопьется зубами в тело этому мерзавцу, как Регул когда-то искусал отрубленную голову Пизона.

Авл отыскал свинцовую пластинку, спешно нацарапал на ней проклятие:

 

ПОДЗЕМНЫЕ БОГИ, УБЕЙТЕ ПЛИНИЯ! ИЗЛОМАЙТЕ ЕГО, УДАРЬТЕ ОЗЕМЬ, ПОГУБИТЕ ЕГО! СЕЙЧАС! СЕЙЧАС! СЕЙЧАС!

 

Нацарапав проклятие, Авл выбежал из хижины и швырнул свинцовую табличку с горы в сторону перекрестья тропинок.

Когда-нибудь проклятие исполнится. Возможно, скоро!

 

 

Часть VI

ПЕРВАЯ ДАКИЙСКАЯ ВОЙНА

 

Накануне

 

Весна 854 года от основания Рима [171]

Мезия

 

Запах грядущей войны витал в воздухе. Римский флот на Данубии курсировал с самого рассвета до непроглядной темноты. А если ночь была светлой, лунной, то корабли шли даже ночью. Маяками горели огромные факелы, выставленные в береговых бургах. Из Малой Скифии, с берегов Понта Эвксинского везли зерно. Торговцы торопились разгрузиться и уйти назад, прежде чем пожар войны захлестнет берега. Теперь корабли из устья Данубия, где реку именовали Истром, поднимались до самого Виминация без опаски, обходя несудоходное ущелье по прорытому в обход скальной теснины каналу шириной в целых сто футов – еще один подвиг римской кирки во славу грядущих подвигов меча и пилума.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...