 |
Нижняя Мезия 18 страница
|
|
|
|
– Давайте, – предложил Кука, – насочиняем на него еще пять свитков полного бреда да подкинем ему – пусть читает, пока не околеет от злости!
– Точно-точно, – подхватил внезапно развеселившийся Квинт, – напишем, что он шлет каждый день сообщения за реку, а Децебал платит ему чистым золотом. Пускай попробует оправдаться.
Кажется, только Приска да Тиресия происходящее не веселило.
– Кто-нибудь сегодня идет на ночь веселиться в канабу из знакомых? – спросил Приск Тиресия. – Надобно передать записку Валенсу.
Но знакомых не нашлось – пришлось сунуть взятку караульному. Приск помчался бегом в канабу – искать своего центуриона. Нашел. Но что толку! Тот был пьян как грек, валялся в обнимку с какой-то девкой и ничего не понимал из того, что пытался втолковать ему Приск.
Легионер нацарапал на восковых табличках записку и положил поверх брошенного на пол плаща центуриона: оставалось надеяться, что Валенс к утру все-таки проспится. Хотя вряд ли… Если Валенс уходил в канабу, то непременно на несколько дней. Приск наконец понял, почему центурион с таким опытом и умением все еще командует самой младшей центурией: начальство сквозь пальцы смотрело на загулы в канабе, но не продвигало Валенса наверх.
Приск помчался в лагерь – надо было вернуться прежде, чем сменится из караула первая ночная стража.
* * *
На другой день Валенса так все и не было.
Во второй половине дня Квинт и Скирон укладывали черепицу на крыше новой мастерской, когда внизу остановился центурион Нонний.
– А ну-ка, быстро слезай сюда! – приказал центурион.
– Кто? Я? – спросил Квинт, почему-то решивший, что претензии есть именно к нему – не так кладет черепицу, недостаточно быстро кладет или еще что-то… он все время ожидал взысканий, хотя Валенс порой старался не замечать его неуклюжести.
|
|
|
– И ты тоже! – прикрикнул Нонний. – И ты! – указал палкой на Скирона.
Оба легионера спустились по приставной лестнице вниз.
– Слушаю, центурион! – вытянулся Скирон.
– Слу… – начал было Квинт, но не успел досказать.
Палка центуриона обрушилась на лицо Скирона – разбивая губу и выбивая зубы.
Квинт в ужасе отскочил – кровь изо рта Скирона брызнула на него.
Даже видавшие виды ветераны из центурии Нонния, что пришли с ним, ахнули.
Скирон рухнул на землю.
– За что? – потрясенно пробормотал Квинт.
– Страх – вот единственный способ держать вас в узде, скотов! – рявкнул Нонний.
Ни Квинт, ни Скирон ничего не понимали.
Нонний вновь поднял палку и ударил лежавшего Скирона. Метил по голове, удар получился по плечам.
И тут произошло нечто невероятное – безоружный Квинт сорвал с себя ремень и, намотав конец на руку, принялся хлестать Нонния, отгоняя зверя от лежащего товарища.
– Не смей! Не смей! – орал он, срываясь на визг и размахивая ремнем.
– Бунт! – заорал центурион так, будто весь лагерь поднялся против его власти. – Взять его! – приказал Нонний своим подручным.
Квинта вмиг скрутили, вывернули руки.
– К столбу! – последовал приказ.
Холодная улыбка раздвинула губы Нонния – зверь был доволен.
Квинта проволокли по мостовой и прикрутили к столбу, сорвали тунику. Денщик прибежал, принес прутья – Нонний обожал сечь лично.
Примеривался долго, облизывался, предвкушая. Нанес первый удар сильно, с оттягом. Квинт заорал.
Скирон тем временем успел прийти в себя. Зажимая разбитое лицо ладонями, кинулся искать Декстра, поскольку знал, что Валенса в лагере нет. Только Декстр мог остановить неправедную и беспричинную расправу. Скирона шатало, рот был полон крови и крошева зубов.
Возле мастерских он увидел Приска и Куку, занятых камнетесным делом – то есть они пытались справиться с долотом и молотком, азартно кололи испорченные куски мрамора в пригодную лишь для мозаичных работ крошку. «Каменотесы» в ужасе уставились на обезображенное лицо Скирона. Тот попытался что-то сказать, но не смог, лишь указал рукой в сторону, откуда в мастерские доносились вопли, перекрывая грохот молотков и зубил.
|
|
|
Кука догадался первый.
– Кто? – спросил, откладывая инструмент и отирая руки о старый кожаный фартук.
– Квинт, – сумел все-таки выдавить Скирон.
– Декстр у Наталиса, я за ним! – крикнул, срываясь с места, Приск.
– Надо как-то это остановить. – Кука помчался к месту пытки, Скирон побежал за ним, но пошатнулся, ухватился за подпорку навеса. Но потом все же пришел в себя и поплелся следом.
Когда Кука примчался к месту экзекуции, вокруг столба уже собралась толпа. Одни смотрели молча, другие роптали. Роптали негромко, но тяжкий гул, похожий на рокот идущей издалека майской грозы, доносился отчетливо. Кука протиснулся вперед. Тело Квинта уже бессильно повисло на веревках. Вся спина его была залита кровью, кожа вспорота ударами до самого мяса.
Кука кинулся к столбу, вытащил нож и принялся срезать веревки на запястьях.
– Не сметь! – заорал Нонний. Лицо его, и без того красное, сделалось багровым.
Кука, не обращая внимания на окрик, срезал веревки и подхватил обмякшее тело. Тем временем один из подручных Нонния, подбежав, окатил из ведра Квинта и заодно Куку. Квинт даже не дернулся. Тело его, скользкое от воды и крови, было невозможно удержать.
– Медика! Кубышку зовите! – завыл Кука, падая на колени рядом с неподвижным Квинтом.
Тот не шевелился, лишь изо рта его и из носа текли, будто нехотя, струйки крови.
– А ну пусти! – сказал вдруг кто-то.
Из круга собравшихся выступил белокурый и похожий чем-то на медведя Фронтиан. Его побаивались и легионеры, и центурионы – за совершенно невероятную медвежью силу. Сказывали, был он из германцев, отец его выслужил себе гражданство в одном из рейнских легионов еще при Тиберии. Легионер нагнулся, тронул челюсть Квинта, повел из стороны в сторону. Потом поднял маленькое тело малыша Квинта – со стороны казалось – отец взял на руки ребенка – и заорал:
|
|
|
– Его убили!
Кука все еще стоял на коленях, сжимая в руке нож.
Толпа взвыла. Нонний, ничего, кажется, не соображая, пнул Куку изо всей силы в бок. Фронтиан развернулся и подсек центуриона под опорную ногу. Нонний шлепнулся прямиком в лужу – в розоватую смесь воды и крови, цветом похожую на разбавленное вино.
– Квинт! Квинт! – забормотал Кука, поднимаясь. Его шатало, как пьяного. Он принялся гладить мокрые грязные волосы Квинта, пальцами отирать лицо, еще больше размазывая грязь.
– Оставь его, он мертвый! – сказал Фронтиан.
Нонний вскочил, оглядел стоявших, поднял палку, будто это был меч, и кинулся на легионеров. Те расступились, и Нонний помчался к преторию.
– Держи его! – заорал Кука в ярости.
Легионеры, взревев разом, ринулись вслед за бегущим. Но не догнали – центурион уже скрылся в претории. Тело Квинта Фронтиан понес следом, руки убитого безвольно свисали, голова запрокинулась. Рядом с Кукой очутились Малыш и Тиресий, вскоре вообще весь их контуберний, кроме ушедшего к Наталису Приска, был вместе. Даже Квинт был с ними – только тело его держал на руках Фронтиан, он поднял мертвеца над головами легионеров, и смешанная с водой кровь убитого капала на лица товарищей.
– Харон ждет, – сказал Тиресий.
– Нонний! – вдруг страшно заорал Фронтиан.
Остальные молчали. Толпа перед преторием все росла.
– Нонний! – От крика на шее Фронтиана вздулись жилы.
– Нонний! – Голоса звучали уже хором, яростно.
Но у претория встретил их не центурион, а легат Наталис. Вместе с ним были несколько легионеров и новый трибун-латиклавий, прибывший вместо Адриана, – тощий и надменный мальчишка с темным пушком на верхней губе. Чуть сзади и сбоку стояли Декстр и Приск.
– Молчать! – поднял руку Наталис.
– Он убил Квинта! – заорал Кука.
– Молчать и слушать! – выкрикнул легат. – Центурион Нонний арестован и находится в карцере.
Толпа рассерженно загудела.
– Он в карцере и ждет моего решения! – продолжал Наталис. – Он понесет наказание за учиненную незаконно расправу.
|
|
|
Было ясно, что легат их опередил и, чтобы не допустить неизбежного самосуда, попросту арестовал Нонния.
– Разойтись! – приказал легат. – Убитого передать похоронной команде. Похоронить как военного с почестями.
Толпа начала редеть. Фронтиан опустил руки с телом, и Квинта подхватил Малыш.
«Вот и все… – казалось, кто-то нашептывает это Приску, а не он сам так думает. – Ни суда, ни расследования. Не стало солдата, и нет никому до этого дела… Кроме нас. Но мы не можем сдаться так легко».
* * *
Скарабей на ночь забаррикадировался в пустых комнатах Валенса. Слышно было, как он ходит там тихонько на цыпочках. Потом – как отливает в медное ведро. Скирон был в госпитале, легионеров оставалось шестеро. Валенс по-прежнему отсутствовал. Когда допили первый кувшин неразбавленного вина, Приск вдруг спросил:
– Чего мы ждем? А? Мы позволим этому гаду жить?
Дальше все покатилось само собой – вспышка ярости, мгновенный штурм непрочной внутренней двери, пленение предателя. Легионеры, вдавив Скарабею в зубы кляп и связав ремнями руки, оттащили доносчика в недостроенные солдатские латрины, выломали не только каменное сиденье, но и плиты стока, кирками разрыли утрамбованную землю и положили в эту могилу живого опциона. Скарабей судорожно втягивал воздух через нос, глаза его были страшно вытаращены, застывшие зрачки уставились в лицо Приску. То ли Скарабей считал Приска единственным, кто может дрогнуть и отменить экзекуцию, то ли именно его винил в происходящем. Но только Приск не собирался спасать предателя. Ему казалось – сейчас под плитами он хоронит человека, погубившего его отца. Все шестеро помочились на лежащего и вновь поставили на место камни, залили раствором, установили сиденье.
Вернувшись в барак, легионеры мгновенно прикончили весь и без того небольшой запас хиосского вина. Приск сидел как неживой, расправа не радовала, хотя он ни о чем не жалел, и, если бы они вновь решили зарыть Скарабея, Приск сделал бы это снова. Опцион продал своего центуриона, по его вине погиб Квинт. И, быть может, еще кто-то погибнет – ведь неведомо, чем все кончится, – ни один бунт, пусть даже вызванный звериным нравом центуриона, легионное начальство не прощает.
– Дай два асса, – подсел к мрачно-скучному Приску Тиресий, – принесу еще хиосского. Тебе явно надо догрузиться.
Прежде в поход за вином всегда отправлялся Молчун. Впервые такое предложение поступило от Тиресия.
– Не дам! – вдруг уперся Приск. – Вместе пойдем. Я тоже умею лазать по стенам.
Тиресий странно усмехнулся. Молча кивнул.
Прорицатель провел Приска по улочкам между бараками, но вовсе не к наружной стене лагеря, а к одному из бараков первой когорты. Здесь, безошибочно отыскав нужное окошко, он стукнул в решетку три раза подряд и еще один – после паузы. Окошко отворилось, внутри мелькнул свет. Тиресий протянул два асса и флягу. Послышалось негромкое бульканье, в свете луны мелькнула рука с флягой, Тиресий ухватил флягу, решетка на окне закрылась.
|
|
|
Прорицатель глотнул из горла.
– О, вот он, чистый виноградный сок, не разбавленный дрянной водой! – радостно вздохнул Тиресий и протянул флягу Приску.
Тот сделал пару глотков. Нельзя сказать, чтобы веселье к нему вернулось, но сразу сделалось легче, во всяком случае, противный камень в груди растаял куском льда под напором солнца.
– Расскажи мне, – сказал Тиресий.
– Что?
– Расскажи мне, как все было с твоим отцом.
Приск не помнил, как они очутились на крыше своего барака. Кажется, поставили деревянную лестницу и залезли наверх. Да, наверное, так и было, ведь летать они не умели, и в лагере не держат Пегаса, чтобы закинуть их сюда, наверх, на черепичный конек. Цвели за канабой посаженные не так давно яблоньки, аромат сада делал воздух томительно-пьяным. Друзья сидели на черепичной крыше и передавали друг другу флягу с вином. Приск рассказывал. Все как было – про жизнь свою в Риме, про дом, про отца, про тренировки Мевии, про друга Марка и его брата, про мечты о путешествиях, про Плиния Младшего, про выигрыш. Тиресий внимательно слушал.
– Авл был братом моего друга. Он сказал: «Не надо меня бояться».
– Ты отомстишь, – сказал Тиресий. – И довольно скоро. Быть может, уже через год.
– Он сказал…
– И что? – перебил Тиресий, глядя мимо Гая холодным, немигающим «пророческим» взглядом.
Приск молча кивнул, соглашаясь: есть на свете беспредельная подлость. И эта подлость – не где-то там, на Палатине, или за рекой, в чужом царстве, эта подлость рядом с тобой, на расстоянии вытянутой руки.
– Ты можешь предсказать мою судьбу? – вдруг спросил Приск.
– Могу, – сказал Тиресий, взяв товарища за руку и разглядывая его левую руку. – Ты добьешься всего, чего хочешь.
– Чего я хочу – ты знаешь?
– Это уж от тебя зависит.
* * *
Валенс, вернувшийся в лагерь на другое утро, ни разу не спросил своих подопечных, куда и когда исчез Скарабей. Он вообще ничего не спросил у подчиненных. Пришел Декстр, осмотрел комнату исчезнувшего Скарабея, собрал его вещи. Вернее, ненужный хлам: плащ, кошелек с деньгами, оружие – все это легионеры надежно спрятали.
– Он точно удрал за реку? – спросил Декстр, осматривая вещи убитого.
– Точно. Его видели внизу у таможенной станции, – отозвался Валенс.
– Кому он там нужен, за рекой? Станет обучать даков легионному строю?
– Почему бы и нет? Он же тренировал новобранцев. – Валенс даже не моргнул глазом.
– Хорошо, если так… Тогда уж мы точно победим, – фыркнул Декстр. – А ты что скажешь, Приск? – повернулся фрументарий к легионеру.
– Надеюсь, мы с ним больше не встретимся!
После того происшествия Скирон провалялся дней десять в госпитале, а выйдя, носил на лбу дней пять или шесть пластырь, после чего всем на обозрение предстал красный уродливый шрам. С тех пор Скирон сделался мрачен. Мало с кем разговаривал, а если и заговаривал, то говорил гадости, как будто весь мир до единого человека он ненавидел. Из друзей Скирон больше всех любил Квинта – за безобидность и незлобивость, за возможность порой над ним поиздеваться. Теперь вечерами Скирон ложился на койку и лежал молча, глядя в потолок.
Дорога в скалах
Лето 851 года от основания Рима [153]
Эск
Через несколько дней солдат Пятого Македонского построили перед преторием, все понимали, что сейчас объявят виновников бунта, и что этих дерзких ждет – неведомо. Нонния после того, как он скрылся в претории, никто из солдат не видел. Что с ним сталось – никто не знал. Одни утверждали, что центурион до сих пор сидит в карцере, другие – что его перевели в Первый Италийский легион в Новы.
Легат стоял возле претория – рядом с ним еще три центуриона, в том числе Валенс.
– Вот увидите, Валенс разберется, он справедливый! – улыбнулся во все тридцать два зуба Кука.
– За проявленное неповиновение и попытку бунта двадцать человек отправятся на работы. На Данубий! – заговорил громким, хорошо поставленным голосом Наталис. – Это контуберний Валенса и тринадцать человек из первой когорты.
– Ну вот, разобрались, – вздохнул Малыш.
– Работа такая, что аж сердце из груди выпрыгнет, – пообещал легат.
– Неужели и Фронтиана отправляют? – не поверил Крисп, потому что Фронтиана никогда, кажется, ни за что не наказывали.
Но когда штрафников построили вместе, Фронтиан оказался в первом ряду. Никого не помиловали. Или помиловали? Могли ведь и казнить. Легко!
* * *
– Что мы будем делать? – спросил Кука у Валенса. – Девок ловить на том берегу?
– Куда круче… – Валенс глянул злобно, в упор. – Причем круче – в прямом смысле слова.
– В чем мы виноваты? – не сдавался Кука. – Всего лишь потребовали суда.
– Дисциплина! – огрызнулся Валенс. – Потом все остальное. Теперь Нонний сидит в Новах, а вы будете висеть над Данубием.
– Что делать? Висеть? – не понял Кука.
– Именно.
Что за работа, никто не знал толком, но на телеги загрузили не только кирки, но и молоты, деревянные клинья, долота (штук двадцать). В особом ящике везли гром и прочие сложные штуки, которыми пользовался измеряльщик, помощник префекта лагеря, размечая места под фундаменты и прямую стрелу дороги.
– Видимо, будем строить ну очень большую баню на Данубии, – предположил Кука.
* * *
На счет бани Кука ошибся. Перешли они мост через Эск, потом дошагали до Данубия, а дальше двинулись вдоль реки вверх по течению. Только после заката отряд остановился. На ночь легионеры разместились в казарме при бурге, а утром, перекусив, двинулись дальше. Шли три дня. Низина сменилась горами – казалось, один из титанов, заключенный в Тартар, измял, искорежил землю – одна гора сменялась другой, чередуясь с извилистыми ущельями. Пришлось покинуть берег Данубия, сделать крюк, по более или менее пригодному ущелью обойти скалы и вернуться на берег опять же вдоль одного из ущелий. Только на четвертое утро они добрались до цели. Внизу, стиснутый белыми скалами с двух сторон, ревел Данубий. Река в этом месте шириной около четырехсот футов, тогда как, вырвавшись из теснины, Данубий разливается на полмили. Ни один корабль не может преодолеть этот поток – флот, что стоит в Виминации, никак не может соединиться с тем, что базируется в Рациарии, и попасть в Понт Эвксинский.
Снизу, от самой воды, доносился странный звон – как будто кто-то у самой воды долбил камень.
– Рыбы, что ли, грызут скалы? – спросил Кука и замолчал – увидел установленные на настиле барабаны у самого берега – веревки спускались куда-то вниз. Четверо рабов вращали барабан, поднимая что-то снизу.
Все стояли, ошалело глядя на медленно вращавшийся барабан. Наконец груз достиг верха. Оказалось, это большая корзина.
Сейчас она была пуста.
– Объясняю задачу, – сказал Валенс. – Когда задача ясна, работается лучше. Даже когда висишь в корзине над бешеным водным потоком. Приказано построить дорогу, чтобы соединить наши легионы, что стоят в Виминации, с теми, что находятся в Нижней Мезии. В этом месте Данубий не судоходен. Можно, разумеется, отчаянному моряку проскочить на быстроходной либурне. Девяносто девять шансов из ста, что либурна утонет. Так что перебросить войска не получится. Вот Траян и решил эту ошибку природы исправить. Часть ребят будут рыть канал, ну а вы – рубить дорогу по берегу Данубия.
– Там же отвесная скала. Просто отвесная скала, уходящая в воду, – заметил Приск.
– Лучше вырубить скалы внизу, чем горы наверху. Римляне могут построить что угодно! – объявил Валенс. – Мы прорубим в скале уступ, сделаем отверстия внизу, потом соорудим настил и…
– Серьезно? – прошептал Приск.
Валенс услышал.
– Вполне серьезно, легионер Приск! Сам Адриан несколько раз ездил к этому берегу и старательно все изучил. Один надежный человек сделал замеры. Так что вперед! Ну, кто первый? – спросил Валенс.
Он очень выразительно посмотрел на Куку и Приска.
Пришлось им шагнуть вперед. Их спустили вниз и оставили в небольшом углублении не больше пяти футов в глубину и высотой в десять – дорога должна быть такова, чтобы проехал всадник на лошади. Пока что ниша тянулась вдоль реки футов на пятнадцать, никак не больше. Одна из пунктирных точек будущей дороги. У самого края с двух сторон были уже сделаны небольшие настилы, что-то вроде буквы «Т», основание лежало в выемке, а поперечина – над водой. Стоя на этом настиле, надо было вбивать клинья по намеченным отметкам и вырубать камень дальше. Причем один рубил, стоя над водой, а второй – в углублении. Кинули жребий, вышло, что над водой стоять Приску. Потом они с Кукой должны были меняться местами. Тем временем корзина ушла наверх и вскоре вновь опустилась – теперь внизу оказались Малыш и Тиресий. Они должны были рубить камень с другой стороны. Когда Приск ступил на деревянный настил, то увидел, что справа и слева расширяют углубления в камне другие легионеры. Еще несколько человек сидели в привязанных к скале лодочках и вырубали понизу квадратные отверстия – именно в них вставляли опоры балкончиков в форме буквы «Т» (на нем как раз стоял теперь Приск), потом же в эти отверстия должны были вставить опоры для дороги. Приск подумал, что ему еще повезло – забивать клинья в камень, стоя на доске. Куда страшнее орудовать зубилом, сидя в дурацкой лодчонке. Правда, кое-кто рубил эти самые отверстия не с лодки, а повиснув на веревке и упираясь ногами в скалу. Но смельчака то и дело захватывало волной и швыряло на стену. У одного парня лопнула привязь, и течение вмиг умчало неудачника. Хороший пловец или так себе, но вряд ли он мог выплыть в этом потоке.
«Кто придумал это безумие? Неужели Адриан? – изумился Приск. – Если он, его стоило прикончить! »
Водяная пыль тут же сделала одежду мокрой. Приск оторвал подол от туники и обмотал ладони – иначе к концу дня кожа с них слезет, будто льняная ткань. Впрочем, кожа с них все равно слезла, мокрые тряпки не спасли. Хорошо еще, что солнце освещало их скалу только рано утром, и днем работать приходилось в тени. Отдыхал Гай, привалившись спиной к скале, любовался могучей рекой и противоположным берегом – таким же скалистым; на белых отвесных скалах весело зеленел кустарник.
Однако лишку отдыхать им не давали: если стука долго не было слышно, центурион сверху сбрасывал камешки. Иногда попадал по макушке. Больно!
Получив очередной сигнал, Приск вновь брался за долото или клинья. Или за ведро – поливать клинья водой.
Издалека казалось, что люди попросту вгрызаются в белые скалы. Осколки летели в Данубий.
С собой Приск и Кука взяли бутыль с поской, [154] завернутые в тряпицу хлеб с сыром да кусок ветчины. Казалось, они никогда не дождутся сигнала трубы, чтобы присесть в каменной нише, перекусить и вытянуть ноги. Однако дождались, перекусили, но едва Приск закрыл глаза, как вновь прозвучал сигнал – пора вновь рубить камень.
Наверх их подняли только вечером.
Ночевали в бурге, утром опять на реку. И так день за днем в течение месяца. Правда, со временем стало чуть вольготнее – отдыхать поднимали наверх, чтобы обсохнуть и полежать на солнце, и перерыв делали почти в два часа.
* * *
Кавалькада всадников появилась внезапно – выехали из ущелья на берег, где отдыхали поднятые снизу каменотесы.
Впереди скакал высокий человек лет сорока. Он был без шлема, седые волосы на солнце отливали серебром, хотя мужчина был не стар. Сопровождал офицера небольшой отряд германских всадников и высокий крепкий парень – верно, вольноотпущенник, из тех, что навсегда прилепились и душой и телом к господину.
– Верно, какая-то шишка, посланец из Рима, – решил Кука, приподнимаясь и оглядывая кавалькаду из-под руки. – Хотя на тех, кому я спину в Байях массировал, не похож.
Седой натянул повод, остановил коня. Хороший жеребец, но под высоким всадником казался низкорослым.
– Какой легион? – спросил седой кратко.
– Пятый Македонский, легат! – ответил Кука, мигом вскочив.
Остальные тоже поднялись.
Седой спешился. Вольноотпущенник тут же спрыгнул на землю и ухватил обоих коней под уздцы.
«Неплохие лошадки», – отметил про себя Кука.
– Как служба? – спросил седой.
– Больше с лопатой, чем с мечом, – не стал приукрашивать Кука.
– Слышал, был у вас мятеж в лагере?
– Никак нет, легат! – вытянулся Кука, чуя, откуда ветер дует. – То не мятеж. Требовали мы всего лишь справедливости. Потому как центурион попросту одного из наших убил ради потехи. Не по приговору, не за провинность, а из одной злобы.
– Разве ты не знаешь, что такое Дисциплина?
– Знаю, легат! Да только мертвецам она без надобности. А Дисциплина, она такая строгая девица, для всех одна – что для легатов и центурионов, что для легионеров.
– Значит, Дисциплина для всех одна, – усмехнулся столичный гость. – А Справедливость?
– Она тем более. Зачем иначе мне кровь проливать, если меня ради потехи какой-то выскочка может на куски разрезать?
– Опасные речи, – заметил седой.
Вскочил в седло и вновь скрылся в ущелье, следом умчалась его свита.
– Ты дурак, – сказал Тиресий, провожая отряд взглядом. – Это же император Траян. Ты что, не видел, на нем палудаментум, плащ командующего с бахромой?! А ты с ним разговаривал будто он какой-нибудь вшивый военный трибун.
– Я правду сказал, – отрезал Кука. – Могу еще добавить, если спросит: это мы сделали его императором.
– Не стоит ничего добавлять! – остерег Тиресий.
Через три дня к вечеру от легата легиона прибыл гонец с приказом свернуть работы и возвращаться в лагерь.
– Неужели на ту сторону? – спросил шепотом Кука, увязывая инструменты в мешок. – Ох, не нравится мне это.
* * *
Еще через четыре дня утром легион выстроили на плацу. Приказано было всем быть в парадной форме – то есть доспехи начистить и прицепить к шлемам гребни, надеть все награды (у кого они были). Из святилища вслед за имаго нового императора вынесли золотого орла легиона и штандарты когорт. Сам легат Наталис вышел в начищенных доспехах, с целой охапкой страусовых перьев на шлеме. Рядом с ним шагал тот самый седой высокий офицер, что повстречался легионерам в лесу. Третьим вышел из претория Элий Адриан. Бывший трибун Пятого Македонского еще больше раздался в плечах, как-то помрачнел и отрастил кудрявую бородку, которая ему очень шла.
– Гляньте-ка, греченок вернулся! – шепнул Тиресий.
– Аве Цезарь! – проорали легионеры.
– Воины, – поднял вверх руку император. – Знаю, вы здесь засиделись без серьезного дела.
– Аве Цезарь! – грянуло в ответ.
– Надоело рыть землю? – спросил Траян.
– Дела охота! – отозвался примипил.
– Будет дело! Знаю, соскучились вы по войне, но, прежде чем прольется кровь врага, должен я точно знать, на что вы способны. Походим мы с вами по горам, погляжу, кто и как готов к ратному делу, как кто переносит тяготы. А то я смотрю, тут многие научились языком работать, с киркой худо-бедно справляются. Умеют ли они пилум метать – это мне неведомо.
– Ну все, – шепнул стоявший рядом с Кукой Малыш, – кажется, договорился ты, братец.
– Решил я вам тренировочку первую устроить сегодня, – продолжал Траян. – Выглядите вы хорошо, доспехи начищены, туники новенькие. Только хочу я поглядеть, каковы вы не здесь, перед преторием, а в походе. Слушай команду: перерыв на один час. К походу приготовсь! Через час по сигналу трубы выступаем. Разойдись!
Легионеры кинулись врассыпную.
– Ну и задаст он нам жару, – на бегу выкрикнул Кука.
– Я весь свой припас съел. Только кусок сыра остался. Кука, у тебя сухарей нет? – спросил Малыш, влетая самым последним в барак.
– Не волнуйся, поделимся! – буркнул Кука, укладывая в мешок припасы и сменную одежду. – Может, я сегодня вообще в последний раз завтракал.
* * *
После двух часов непрерывного марша остановились на привал. Было жарко, фляги практически у всех опустели. Но недалеко был ручей с запрудой (запруду делали сами легионеры во время работ на дороге), так что воды нашлось где взять. Все кинулись наполнять фляги.
Адриан подозвал Валенса, тот выслушал императорского племянника молча и скорым шагом вернулся к своему отряду.
– Ну, ребята, вот вам и задание. Пока армия движется по дороге, вон в тех холмах, – Валенс ткнул себе пальцем за спину, – отыскать подходящее место для подъема и спуска.
– А если не успеем? – спросил Кука.
– Никаких если, тут тебе не Байи.
Все семеро помчались трусцой и вскоре исчезли в буковой роще у подножия холма.
* * *
Место для подъема и спуска они нашли, как приказывал Валенс, вовремя. Указали тропинки, провели когорты наилучшим путем. Тут же их вновь послали определять дорогу – в этот раз они разбрелись по ближайшим холмам по двое – три пары ушли, Крисп остался при центурионе. Лучший маршрут нашли Кука и Приск.
Как только путь был намечен, Траян приказал выступать, он всегда шел впереди, подгоняя отстающих, не давая никому роздыху. Шагал как пеший легионер, вольноотпущенник вел в поводу его жеребца. На коня император вскакивал лишь затем, чтобы вернуться и поглядеть, как движется колонна, не отстает ли кто, не побросали ли от усталости ношу и под надежной ли охраной обоз.
– Сразу видно, что вы, ребята, в своем лагере сильно отяжелели, проводили больше времени в канабе, чем на учениях! – покрикивал на легионеров Траян.
– Если бы нас впереди ждал лупанарий с девками, мы бы поднажали, – неожиданно ответил Кука.
– А, наш разговорчивый загорелый друг! – засмеялся Траян. – Ты же у нас разведчик! Что ж ты не нашел этот самый лупанарий?
– Чтобы его найти, кто-то должен был его построить! – не желал показывать слабину в словесной перепалке Кука.
– Ничего, я для вас цель более интересную найду! – пообещал император. – Прибавить шагу! – крикнул он, заканчивая шутливую беседу.
* * *
Еще семь дней они лазали по горам – ведь в Дакии их ожидали горы. Выйдя на открытое место, разбивали временный лагерь. Опять же Траян проверял, насколько быстро и четко все делается, потом на другое утро устраивал тренировки с оружием. Сам выходил с боевым пилумом и метал его не в цель, а в щит легионера. Метал так, что ломался хрупкий штифт, и согнутая железяка насквозь пробивала кожу и трехслойное дерево. К счастью, легат, предупрежденный о нраве нового императора, выставлял против него легионеров проверенных, ветераны успевали уйти от удара, никто не погиб. Но и в ответ солдаты метали в Траяна пилумы без всяких поблажек, настоящие, боевые (впрочем, не только в него, но и в своих товарищей). Траян ни разу не оплошал, всякий раз успевал прикрыться. Но после учений трое были серьезно ранены, причем один тяжело, повозками их срочно повезли в лагерь.
|
|
|
