Геннадиевская Библия 1499 г.

Неудивительно, что именно в последнее десятилетие XV в. книги Библии вызвали особый интерес у множества людей самого различного общественного положения, и даже оказались предметом ожесточенных споров. В конце концов сложившаяся обстановка заставила церковные верхи заняться «наведением порядка» в священных книгах. Результатом этого и явилось издание первого в России полного свода всех библейских книг как Ветхого, так и Нового Завета, свода, который получил впоследствии название Геннадиевского, или Геннадиевской Библии 1499 г. — по имени своего издателя, новгородского архиепископа Геннадия.

Задуманное Геннадием дело оказалось очень непростым. В его расчеты, конечно, не входило дать новый перевод всех библейских книг. Скорее всего, имелось в виду собрать, выверить, соответствующим образом отредактировать уже бывшие в обращении списки священных книг. Что касается тех книг, которые архиепископ не мог найти или переводы которых на славянский язык не существовали, у Геннадия был выход обратиться к греческой Септуагинте, с нее заново перевести книги, не найденные в славянском переводе, и проверить по ней другие имевшиеся. Возможность такая у Геннадия была. Известно, что среди лиц, привлеченных им к сотрудничеству для издания Библии, было несколько человек, достаточно подготовленных дня этого дела, образованных и знавших ряд древних и более новых языков. Примечательно, что в Геннадиевский свод оказались, таким образом, включенными книги, за которыми восточная, греческая церковь, а также русская традиционно не признавали канонического достоинства и которые, следовательно, не считались богодухновенными, между тем как западная, Католическая Церковь как раз настаивала именно на их «богодухновенности».

Имея в своем распоряжении столь опытных и квалифицированных переводчиков, Геннадий мог, очевидно, пойти по одному из двух указанных путей: либо сверяя книги Ветхого Завета, написанные первоначально на древнееврейском языке, с еврейской Библией, а остальные книги — с их греческими вариантами; либо избрав в качестве единственного источника для сверки и пополнения славянского текста ветхозаветных книг только Септуагинту. Геннадий и его окружение, однако, избрали третий путь. Исследователи не могли не отметить в труде Геннадия сильного влияния Вульгаты. Геннадий фактически взял ее своим главным руководством вместо греческой Библии. Филологический анализ обнаружил, что Геннадиевский свод содержит часть текстов, судя по языку и грамматике близких к XI в. и Кирилло-мефодиевскому времени, местами с болгарскими поправками (Пятикнижие, книги Иисуса Навина, Судей, Руфь, Псалтырь). Другие — по тем же признакам являются более поздними переводами с греческого. И, наконец, книги Паралипоменон, Ездры (I, II и III), Неемии, Товит, Юдифь, Премудрость Соломона, неканонические части книги Есфирь (10-16 гл.) и I и II Маккавейские книги сделаны уже совсем не с греческого, а с латинского текста Вульгаты, а также с Вульгаты сделаны в книгах пророков Иеремии и Иезекииля ряд вставок, отсутствующих в Септуагинте; наконец, каноническая часть книги Есфирь переведена с еврейского. Из Вульгаты же заимствованы расположение ветхозаветных книг и предисловия к ним. Кроме того, в этих книгах обнаружилось множество ошибок и описок, связанных в одних случаях с невнимательностью переписчиков, в других — со слепым доверием к испорченному оригиналу.

Работа по составлению Геннадиевского свода была закончена, как уже было сказано, к 1499 г. Что касается геннадиевской «справы» библейского текста, то показательным является тот факт, что на протяжении последующих двух столетий ее результаты не вызывали решительно никаких сомнений в смысле их верности православию. Новгородско-геннадиевский свод был принят Московской православной церковью и получил полное признание. Его текст лег в основу всех последующих изданий Церковно-славянской Библии.

Острожская библия 1581 г.

Между тем Библией-то в полном объеме православные Западной Руси и не располагали. Геннадиевский свод, хотя уже существовал около ста лет, но его в Московском государстве было всего несколько списков, в Западной же Руси этот свод вообще невозможно было найти. Имелась еще печатная Библия на белорусском языке, изданная Франциском Скориной, но православные богословы этого издания не одобрили, заподозрив в ней кто латинское, кто протестантское влияние.

Не известно в точности, какие именно тексты оказались в распоряжении острожских «справщиков» и печатников, в числе которых активное участие принимал известный московский первопечатник Иван Федоров, издавший в 1564 г. в Москве знаменитый «Апостол». Несомненно, использована была латинская Вульгата и некоторые другие, существовавшие тогда печатные издания Библии, в частности перевод Вульгаты на чешский язык, так называемая Пражская Библия (1488 г.), и перевод Библии на «русское наречие» Франциска Скорины, а также некоторые южнославянские (сербские, болгарские) переводы отдельных книг.

Следует отметить, что в отличие от Пражской Библии 1488 г., или Библии Франциска Скорины, переведенных на языки, близкие к местным, народным наречиям того времени, Острожская Библия сохранила в основном тот же традиционный церковно-литературный славянский язык, на котором созданы и Геннадиевский свод, и другие еще более древние списки. В значительной мере именно этим объясняется тот факт, что в дальнейшем Острожская Библия была принята как Московской Церковью, так и православными церквами других славянских народов и в течение двух веков оставалась единственно употребительной в России версией Священного Писания. Он стала версией, которая легла в основу и следующей, так называемой Елизаветинской Библии, доныне употребляемой Русской Церковью, а язык Острожской Библии стал нормой церковнославянского языка на все последующее время.

Известно, что труд острожских издателей и редакторов был довольно серьёзен. Они, например, целиком перевели с греческого книгу Есфирь, которая в Геннадиевский свод вошла частью в переводе с еврейского, частью с латинской Вульгаты, и сделали заново перевод с греческого Песни песней. Некоторые ветхозаветные книги подверглись пересмотру и сличению с текстом Греческим и Латинским, кое-где исправлялся текст, восполнялись пропуски, исключалось лишнее и т. д. Но, как считали некоторые исследователи, далеко не все опущенное справщики вставили, не все лишнее удалили и не везде правильно исправили. Многие изменения, внесенные острожскими справщиками, носят характер вполне ошибочных и произвольных.

В некоторых местах Острожской Библии видна большая сравнительно с Геннадиевским текстом близость к греческой Септуагинте, например, в книгах Паралипоменон, Ездры, Неемии. Но чаще исправления делались по Вульгате. Так, книга Иеремии в Геннадиевской Библии, переведенная в основном с Вульгаты, исправлена острожскими справщиками по Вульгате же. Без изменения оставлено расположение книг по Вульгате, и впервые в славянской Библии текст разделен на главы опять-таки по Вульгате.

Больше всего изменений сравнительно с текстом Геннадиевской Библии внесено в Пятикнижие и в книгу Иисуса Навина. Зато раздел писаний — книги Иова, Екклезиаста, Псалтырь, Премудрость Иисуса сына Сирахова, так же, как новозаветные книги, почти в точности совпадают с Геннадиевским текстом. Интересно, что некоторые места в Острожской Библии не имеют параллелей ни в одном из известных науке списков или версий.

Московская (первопечатная) Библия 1663 г.

Когда в 1663 г. в Москве вышло первое в России печатное издание полной Церковно-славянской Библии, то в предисловии к нему редакторы специально подчеркнули, что в напечатанную Библию не внесено никаких изменений сравнительно с принятой Церковью и привычной Острожской Библией. Правда, некоторая редакторская работа была проделана, однако, исправления оказались настолько немногочисленными и незначительными, что для не очень сведущего читателя могли остаться незамеченными. Главным образом произошла замена некоторых устаревших и малопонятных слов и форм более понятными. Сами справщики Библии 1663 г. в предисловии к ней сокрушенно признавали недостатки своего издания, объясняя их тем, что не могли найти «переводников многих и искусных и переводов добрых» в условиях войны и народной смуты, а медлить с изданием было нельзя по причине острой нехватки экземпляров Библии. В сущности, в этом издании исправлены были только немногие и то легчайшие ошибки, гораздо большее число их и притом важнейшие остались, хотя легко могли бы быть исправлены при рассмотрении греческого текста. Но на сегодняшний день таким переводом пользуются только старообрядцы.

Елизаветинская Библия 1751 г.

К середине XVIII века в России уже было немало экземпляров Священного Писания, и не все они были печатными. Имелось немало рукописных фолиантов, в текстах которых тоже успело «закрасться» немало разночтений, на которые ещё обратили внимание во время знаменитой церковной реформы Патриарха Никона. Вполне естественно, что возникла необходимость создания единого текста Библии, пригодного для употребления в Русской Православной Церкви. И эти работы начались ещё во времена Петра Первого. Но уже и петровским справщикам было ясно, что императорское требование точно следовать Греческому переводу семидесяти выполнить практически невозможно, так как дошедшие списки Септуагинты значительно различались между собой, а в указе не было оговорено, какого списка придерживаться,— «зела трудно исследовати в коем составе греческого языка истинный семидесяти перевод содержится». Оставался единственный выход: «не с единым, а со многими греческими семидесяти толковников библейными составами свидетельствовать». При этом справщики должны руководствоваться отнюдь не соображениями достоверности того или иного варианта. Перед справщиками была поставлена иная задача: в случае, если обнаружатся расхождения между славянским и греческим текстом, «касающиеся до перемены в разуме, а также до умножения или умаления стихов или до перемены глав или стихов, то... всеприлежно сносити с разными греческими составами... и аще в коем-либо точию не было бы противно истине обращется, тако яко же в Первопечатной, то оное оставляти действительным на ряду, яко же бе в Первопечатной». Иначе говоря, перед исправителями была поставлена задача использовать все возможности к тому, чтобы новоправленная Библия как можно меньше отличалась от прежней.

Сталкиваясь с бесчисленными трудностями, справщики то и дело отказывались брать на себя ответственность и предпочитали обращаться за разъяснением в Синод. А Синод, которого эти запросы также ставили в тупик, отправлял их обратно, требуя «не предлагать таковые более Святейшему синоду, дабы от оного предложения... остановки делу не происходило».

Исправители никак не могли выполнить всего того, о чем они написали, хотя бы уже потому, что в поставленной перед ними общей задаче скрывались глубокие внутренние противоречия. Они не могли придерживаться в своей работе какой-то определенной системы, ориентироваться на какой-то один наиболее надежный греческий список, на одну версию, так как им приходилось обычно останавливаться на том варианте, который предполагал наименьшие изменения в уже существовавшем, привычном славянском переводе, «дабы не учинилось разорения старой русской Библии текстам». Так, Псалтырь, ранее переведенная с древнееврейского и по Вульгате, вошла почти без всяких изменений и в новоправленную Библию. А некоторые книги Ветхого завета, в Библии 1663 г. переведенные с Вульгаты, теперь были заново переведены с Греческого текста семидесяти (книги Товита, Юдифь); 3-я книга Ездры, в переводе семидесяти вообще отсутствовавшая—по причине того, что была составлена позднее этого перевода, в Петровско-Елизаветинской Библии оказалась в переводе с Вульгаты.

При пересмотре некоторых мест, особенно важных в догматическом отношении, исправители обращались к толкованиям отцов церкви и знаменитых византийских богословов, отступая в таких случаях от греческого текста семидесяти, так что в этих местах славянский перевод принял по существу «толковательный характер». Другим местам, особенно «темным» в старом переводе, переводчики в нескольких случаях сообщили более ясный смысл, также отойдя от греческого текста. При этом на имеющиеся разночтения в древнегреческих текстах решили не ссылаться, чтобы не создавать лишних «домыслов» в толковании Писания. Вышла такая Библия, как известно, в 1751 году при императрице Елизавете Петровны, отчего и получила название Елизаветинской. Она и стала той Библией, которую до сих пор использует Русская Православная Церковь.

Однако, придав в одних случаях славянскому тексту новоправленной Библии довольно произвольный характер, в других переводчики проявили чрезмерный буквализм, или, лучше сказать, «копиизм». Известный православный исследователь Библии П. А. Юнгеров характеризует, например, следующим образом перевод в славянской Библии одного из ветхозаветных произведений, Книги Иова: «Наш славянский перевод сохранил все трудности Греческого текста, увеличив их еще своим «копиизмом» в склонениях, спряжениях, словосогласованиях, в родах и числах: где словосочетания уместны по греческой грамматике,...там неуместны по-славянски, где по-гречески уместен один род, там по-славянски должен бы быть другой; по-гречески глаголы требуют одного падежа, а по-славянски другого; но по «копиизму» соблюдено полное «единство», причинившее и крайнюю темноту славянскому переводу».

В качестве примеров П. А. Юнгеров приводит несколько совершенно непонятных выражений из этого перевода из Книги Иова, вроде: «паучина же сбудется селение его» (8:14), «низложиша мя труп на труп» (16:14), «сочте и путь в сотрясении гласов» (28:26), огорченно заметив при этом, что «мало ясности и во многих других местах». Впрочем, далеко не во всех случаях вину за оставшиеся в славянской Библии «темные» места можно возлагать на елизаветинских исправителей. Дело в том, что еще переводчики Септуагинты, как уже было сказано, не все понимали в древнем языке еврейского текста и в некоторых случаях попросту переписывали непонятные еврейские слова греческими буквами, оставляя их непереведенными. Славянским переводчикам не оставалось ничего иного, как поступить таким же образом. В результате и попало, например, в ту же книгу Иова такое, по выражению Юнгерова, «самое классическое по неясности место: «крило веселящихся нееласа, аще зачнет асида и несса» (39:13). Слова «нееласа», «асида» и «несса» — это непереведенные слова из древнееврейского оригинала, смысла которых не знали уже переводчики Септуагинты и потому тоже оставили без перевода. В новом издании Библии кое-где внесены изменения в именах собственных и названиях, кое-где в генеалогии и хронологии. Текст постарались очистить от случайных ошибок и опечаток, которых в предыдущем издании было более чем достаточно.

Наконец, в новоправленной Библии несколько обновлен славянский язык, некоторые устаревшие и ставшие уже совсем непонятными слова и обороты заменены более понятными: например, вместо «камык» — камень, вместо «треба» — жертва, вместо «умоцни» — укрепи.

«Каков же конечный вывод из изложенной истории славянского перевода?— риторически спрашивает П. А. Юнгеров. И сам же отвечает: «Мы видели чрезвычайное обилие разнообразных его исправлений, руководимых разными методами, средствами и целями, иногда строго обдуманных, иногда очень спешных, иногда со знанием дела и целей, иногда без этого. После изложенной документальной истории славянского перевода трудно утверждать непогрешимость славянского перевода и незыблемость его авторитета. В позднейших экзегетических исследованиях указываются массы неточностей и ошибочных чтений в славянском переводе, и ныне в России не найдется уже ни одного ученого экзегета, который решился бы утверждать, что при изъяснении Библии нужно держаться безусловно одного только славянского перевода».

Следует добавить, что автор данной работы вовсе не склонен принижать значение Церковно-славянского перевода, считая его настоящим историческим памятником славянской культуры, тем более, что этот текст действительно сильно близок к древнегреческим переводам. Впрочем, последние, как выше было сказано, назвать можно было бы уже условно-древними. Но и нельзя при этом утверждать, что мы имеем дело сейчас именно с «кирилло-мефодиевским» переводом. К последнему известный нам Церковно-славянский перевод не имеет уже давно никакого отношения. Одновременно мы можем отметить, что о близком его соответствии первоначальному тексту Библии говорить тоже не приходится.