 |
Глава двадцать первая 11 глава
|
|
|
|
Он наклонился к ней и схватил за бёдра.
— Шути сколько хочешь, но я серьёзно. Никто другой не смог бы этого сделать. Все эти знания, хранящиеся в твоей голове, — это очаровательно. Ты никогда ничего не забываешь.
Она слегка склонила голову набок, глядя на него.
— Твоё растущее безумие начинает вызывать опасения.
Вот опять. Даже то, как она говорит, делает его твёрдым.
— Дай определение безумию.
— Извини?
Его взгляд упал на её губы, и он застонал. От неё по-прежнему пахло лемонграссом. Трой всё гадал, это её шампунь или какое-то средство для тела. Запах был не фруктовым и не девичьим, просто чистым. Свежим.
— Каково определение безумия?
Она пристально смотрела на него ещё секунду, прежде чем ответить:
— По определению, безумие — это расстройство психики. Но Эйнштейн говорил: «Безумие — это многократное повторение одного и того же, каждый раз ожидая другого результата».
Воздух покинул его лёгкие. Он так сильно хотел её, что было больно физически.
— Тогда я безумен, Кэм, потому что я хочу тебя. Сейчас. Снова и снова. Но только без отстранённости, что была прошлой ночью.
Без той неизбежности, что скоро всё это должно закончиться.
Её губы раскрылись, когда она вдохнула. Её взгляд блуждал по его лицу, прежде чем она посмотрела ему в глаза.
— Я взяла за правило не спать с чокнутыми мужчинами.
Его губы изогнулись в полуулыбке.
— Сделай исключение, только в этот раз.
Он высвободил руки и подошёл к своей сумке у кровати, достал презерватив, а затем вернулся к ней.
Она посмотрела на презерватив, потом на него.
— Здесь?
О боже, да. У стены. Вверх тормашками. На дереве. Ему плевать, до тех самых пор, пока она с ним.
— Да, здесь.
— Прямо вон там есть идеально подходящая для этого кровать.
|
|
|
Опершись обеими ладонями о стену, он улыбнулся и прижался к ней своим телом.
— А прямо здесь есть идеально подходящая для этого стена.
Он наклонился для поцелуя и остановился, прежде чем прикоснуться к её губам, чтобы иметь возможность понаблюдать, как её глаза затуманятся страстью. До прошлой ночи он даже не подозревал, что Камрин настолько страстная. Ох, как он ошибался. Это только укрепило его желание показать ей всё, что она заперла в себе. Всё, чем, как она думала, не являлась.
— Я обожаю этот твой взгляд. Знаешь об этом? — Её глаза прояснились, когда она уставилась на него в замешательстве, обескураженная. — Взгляд, который появляется у тебя, когда ты забываешь дышать.
И чтобы снова вернуть этот взгляд, он скользнул пальцами вверх по её бедру под платье и нырнул под резинку её трусиков. Почти… там. Потянув трусики вниз, он наблюдал, как её глаза расширяются. Такие большие, чертовски прекрасные глаза. Трой расстегнул и приспустил свои джинсы. Он оставил их болтаться на лодыжках, пока помогал ей снять её нижнее белье, а затем отбросил джинсы в сторону. Трой делал всё нарочито медленно и усмехнулся тому, что Камрин наблюдала за ним. В кои-то веки она не выглядела смущённой.
Он натянул презерватив, не сводя с неё глаз. Почти… там. Она прижала ладони к стене позади себя, как будто собираясь с духом, пытаясь удержаться в вертикальном положении. Он стянул с себя футболку и швырнул её в сторону. Камрин уставилась на его грудь сквозь полуопущенные веки, в то время как он наблюдал за её пульсом, сильно колотившимся на её горле.
Трой шагнул ближе, слегка касаясь своей кожей ткани её платья. Её соски затвердели в ответ. Кэм втянула воздух и задержала дыхание, выгибаясь ему навстречу. Он коснулся пряди её волос, плавно пропуская их сквозь пальцы и вдыхая запах лемонграсса, прежде чем позволить волосам упасть к её щеке.
|
|
|
Это шампунь. Он никогда снова не ощутит запах, похожий на этот, не подумав о ней, как сейчас, в эту самую минуту.
Это трепетное чувство к ней родилось в момент того первого поцелуя во дворе и никуда не делось после прошлой ночи. По неизвестным причинам, погружаясь глубоко внутрь неё, наблюдая, как она кончает снова и снова, он не насытил это желание к женщине, которую не должен желать. После сегодняшнего это чувство тоже не прекратится, однако он всё равно не прекращал делать то, что делал.
И она его не останавливала.
Почти там. Его руки нырнули под её платье, обхватили попку и развели бедра. Она ахнула, обхватив ногами его талию. Её руки держались за его плечи, массируя мышцы напряжёнными пальцами. Она делала это каждый раз, когда он её целовал, и тогда, во время секса прошлой ночью. Ещё одна из многих её особенностей, которая сводила его с ума.
Он помедлил возле её входа, глядя ей в глаза, испытывая нужду. Губы неподвижно зависли над её ртом в ожидании…
Там.
— Вот этот взгляд, Кэм. Просто прекрасен, — прошептал он, накрывая её рот своим и вторгаясь внутрь.
Она вскрикнула, но звук был заглушен его поцелуем. Такая горячая. Её пальцы сжали его плечи, прежде чем схватить в кулак его волосы. О, такая горячая. А затем её пятки впились в его спину, привлекая его ещё глубже внутрь её настолько, насколько это было в человеческих возможностях, и, блин…
Он полностью потерялся в ощущениях. Растворился.
Больше не было никакой размеренности, только неукротимые животные инстинкты. Он оперся рукой о стену и вонзался в неё со всей силы, пока её тело не напряглось, и он не почувствовал, как она сжалась и уплотнилась вокруг него.
Трой был со многими женщинами, но ни одна из них не кончала так, как Камрин. Быстро, лихорадочно, и со всеми этими эмоциями, которые она пыталась сдержать. Кэм заставила его захотеть ждать, балансируя на грани между мукой и облегчением. Доставлять ей удовольствие снова и снова, чтобы просто наблюдать за её таинством.
Трой разорвал поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, и спрятал своё лицо в мягкой коже за её ухом. Ухватив Кэм сзади за шею, он услышал её надрывный стон и почувствовал, как она вздрагивает, сотрясаясь напротив него, прежде чем сам полностью освободился.
|
|
|
Сглотнув, Трой обнял её, совершенно потрясённый. Он стоял, держа её на руках дольше, чем им потребовалось времени, чтобы сделать дело.
— Святые угодники, Кэм, — произнёс Трой, не в силах сказать большего. Кэм издала непонятный звук в знак согласия.
И прежде чем у него могли отказать ноги, он отнёс её к кровати и посадил себе на колени. Трой избавился от презерватива и расстегнул её платье, желая почувствовать её кожу своим телом. Её руки без колебаний поднялись, позволяя ему стянуть платье через голову.
Она задрожала, поэтому он потянулся ей за спину и обернул их одеялом. И, удерживая её на своих коленях, он откинулся на спинку кровати, а она припала щекой к его груди. Это было намного лучше, чем гоняться за ней в душевую. Хотя, может быть, позже…
— Начинаю привыкать к этому, — сказала она.
Он посмотрел вниз на её макушку.
— К чему?
— К этим объятиям.
— Ты обычно не обнимаешься после секса? — Она не ответила. — Я говорил тебе, Кэм, что сегодня вечером мы поговорим.
Она подняла голову.
— И именно поэтому мы занимались сексом? Чтобы ты мог развязать мне язык и отметить пунктик в своём списке?
Он сжал челюсти, пока его коренные зубы не заскрипели.
— Я говорил это прежде и повторю ещё раз. Секс с тобой не входил в мой план, Камрин. Я занимаюсь им просто потому, что хочу этого.
Или потому, что какой-то моей внутренней части это необходимо.
Она посмотрела на него, вероятно, обдумывая, стоит ли сохранить эту информацию в своей голове. А он задавался вопросом, сколько ещё раз у них должен быть секс, чтобы она ему поверила.
Он вздохнул.
— Мы сыграем в «двадцать вопросов». По моим правилам. Двадцать вопросов, и на все из них ты должна ответить честно.
Она уронила подбородок на его грудь.
— И какое отношение всё это имеет к твоему списку?
Он ответил просто:
— Чтобы ты излила свою душу.
— Излила свою душу, — механически повторила она. — Отлично. Я сыграю в твою игру, если я тоже смогу задать тебе вопросы. Без ограничений.
Ему это не понравилось. Без сомнений, она его перехитрит, но честно так честно. К тому же, в зависимости от того, что она спросит, быть может, его открытость повлияет на неё и приободрит.
|
|
|
Он кивнул.
— Я начну первым. Ответь на мой предыдущий вопрос. Ты никогда не обнимаешься после секса?
Её взгляд потух.
— Нет.
Он ждал, что Кэм разовьёт тему, но она не стала. Трой понял, что это не она не хотела близости, а мужчины, с которыми она была. На протяжении многих лет Камрин привыкла к сексу больше как к акту, чем наслаждению.
— Тебя никогда не держали в объятиях после секса? — Она покачала головой. — И поэтому ты закрылась от меня прошлой ночью?
Она пожала плечами, но кивнула. Трой знал, что это не вся история, но пока не стал заострять на этом внимание.
— Не делай этого, — прошептала она. — Пожалуйста, не надо меня жалеть, ладно? Не все такие эмоционально открытые, как ты.
— Поверь мне, то, что я испытываю, — не жалость.
— Ты задал уже три вопроса. Моя очередь.
Отличная попытка.
— Уточнение ответа не является дополнительным вопросом.
Она прищурила глаза.
— Это не было оговорено в правилах.
Он улыбнулся.
— Теперь оговорено. Задавай свой вопрос.
— Кто такая Линдси? — Даже не задумываясь.
Интересный, однако, первый вопрос, и тот факт, что она задумалась о другой женщине. Она, что, ревнует? Он не думал, что Кэм способна на такие необузданные эмоции.
— Женщина, с которой я недолго встречался год назад.
Её брови приподнялись.
— И ты до сих пор с ней спишь?
— Нет. Почему Эмили назвала тебя уродливой?
Её взгляд метнулся вниз, а затем обратно к нему. На её лице отразилась борьба, а затем она наконец неохотно ответила:
— Она услышала, как я это произносила.
Трой так и подозревал, хотя и надеялся на иной ответ. Он принял её незащищённость за самоуверенность.
— Объясни.
Она уставилась на его грудь.
— Я примеряла отвратительную одежду, которую Хизер купила для меня в бутике. Это было после того, как они заставили меня осветлить пряди и подстричь волосы. Я пробормотала самой себе: «Нельзя исправить уродство». Эмили услышала.
— Ты же не считаешь…
— Моя очередь, — произнесла она, прерывая его. — Сколько женщин у тебя было?
Что такое со всеми этими вопросами о его интимной жизни?
— Много. Однако не так много, как ты думаешь.
— И ты никогда не хотел жениться на ком-нибудь из них? Ты хотя бы помнишь их имена?
Это прозвучало как оскорбление, завуалированное в вопрос.
— Нет, я никогда не хотел жениться ни на одной их них. И да, я помню всех по именам. Карен была первой — на заднем сидении её автомобиля после выпускного. Нет смысла перечислять их всех, но я помню каждую из них. Они все были особенные, но не для меня, в долгосрочной перспективе.
|
|
|
Она посмотрела на него с искренним удивлением.
— Они были тебе небезразличны, верно?
— Да. Ты же не считаешь всерьёз себя уродиной, не так ли?
Она вздохнула.
— Уродина — это сильное слово…
Он оттолкнулся от спинки кровати, садясь прямо, и заглянул ей в глаза.
— Ответь на вопрос, Кэм. Ты считаешь себя уродиной?
Она схватила простыню, лежащую рядом с ними, и слезла с его колен. С особой тщательностью она завернулась в неё и легла на спину. Её действия являлись таким же ответом, как если бы она сказала прямо…
— Да. Ну, нет. Не уродиной, но также и не красавицей. Я обычная. Одна из тех, мимо которых другие проходят и едва ли замечают. И мне это нравилось.
Его взгляд метнулся к её глазам, изучая её, но она не посмотрела в ответ. Он бы заметил её в комнате полной женщин, даже если бы они никогда не встречались. Настолько она выделялась. Но со временем она привыкла прятаться. И это подкинуло ему несколько идей для его списка.
— Нет, Кэм. Ты не уродина. Кто вообще сказал тебе…?
— Что произошло в тот день? — спросила она, снова перебивая его, чтобы отвлечь внимание от себя. Её тон смягчился, когда она пояснила: — В тот день, когда они забрали твоего отца насовсем?
Челюсть Троя отвисла, но он подобрал её, прежде чем она подняла на него свои огромные глаза. Его рука взметнулась к животу, не ожидая, что она поднимет эту тему. Её взгляд упал на его руку, а затем снова поднялся к глазам.
— Боже, Кэм…
Она резко села.
— Извини. Мне… мне всегда хотелось знать. Соцработница лишь сказала, что его надолго посадят. Тебе уже исполнилось восемнадцать, но она всё равно пришла к нам домой и спросила, примем ли мы тебя к себе, пока ты не окончишь старшую школу.
Он провёл ладонью по лицу, но образы того времени не исчезли. Трой ожидал от неё честности, и она заслуживала того же в ответ. Может быть, разговор о своём прошлом утихомирит его боль. Или, что гораздо-гораздо хуже, покажет ей, как сильно это всё ещё причиняет ему боль.
Он сглотнул, молясь, чтобы не заплакать и не выставить себя глупцом.
— Помнишь мой день рождения в том году? Вы с Хизер пришли ко мне домой с подарком. Новая рубашка и торт. — Она не ответила, и он посмотрел на неё, увидев перед собой единственного человека, кому он бы осмелился об этом рассказать. — Я даже не помню, какой именно торт…
— Песочный торт с клубникой, — сказала она. — Помню, он был твоим любимым, поэтому мы с Хизер его и приготовили.
— Он был моим первым и единственным тортом ко дню рождения.
Её глаза полезли из орбит.
— Извини?
— Отец не был любителем семейной жизни. — Трой махнул на это рукой, как и на всё остальное. — Как и не обладал выдающейся памятью, особенно в отношении Рождества и дней рождений.
— Но у нас дома мы каждый год отмечаем твой день рождения.
— Без торта. По моей просьбе к твоей матери.
Камрин огляделась, не видя ничего вокруг и пытаясь вспомнить. И он мог сказать, просто наблюдая за ней, что шестерёнки закрутились. А затем, пока она была отвлечена, он выпалил остальное:
— Он выстрелил в торт из охотничьего ружья и пробил дыру в новой голубой рубашке, прежде чем поднять оружие на меня. Сосед услышал выстрелы и вызвал полицию.
Её ладони стиснулись на простыне.
— Из-за меня тебя чуть не убили?
Вот и оставь ей делать вывод из этого разговора.
— Нет, это он чуть меня не убил. Ты не сыграла никакой роли в его пьяных тирадах. Весь год шёл к этому моменту. Он пил больше, чем когда-либо. Мне хватило ума убежать в свою комнату, но он последовал за мной. Это было самое глупое, что я мог тогда сделать. Он увидел то, что твоя семья подарила мне за столько лет. И я попытался спасти всё это вместо того, чтобы спасаться самому.
Она прижала простыню к груди, слезы катились по её бледным щекам.
— Что ты попытался спасти? Что было важнее, чем убежать, Трой?
Ей никогда не понять, никому не понять, но он всё равно ей расскажет.
— Старые снасти Фишера, оставшиеся с того раза, когда мы впервые ходили на рыбалку. Рождественские украшения от Хизер. Книгу, подаренную Наной. — Маленький синенький грузовичок «Матчбокс» от тебя, который я до сих пор и по сей день вожу в бардачке своей машины.
Она медленно помотала головой.
— Ты же не считаешь, что мы разозлились бы, ведь так? Ты важнее каких-то дурацких вещичек.
— Они не дурацкие. Не для меня.
Когда слезы иссякли, пришло понимание. Ему следовало знать, что Кэм поймёт. Никогда не стоит недооценивать её, никогда. Возможно, именно поэтому он никогда не говорил об этом, чтобы она тоже не почувствовала того же ужаса и пустоты. Она так долго на него смотрела, что он снова почувствовал себя десятилетним ребёнком, старающимся оставаться перед ней сильным. Когда он посмотрел вниз, её руки дрожали.
— Потому что они были единственными приятными мелочами, которые кто-либо для тебя делал, и поэтому ты попытался их спасти, — произнесла она безжизненным голосом. — Было настолько плохо, верно? Хуже, чем я когда-либо думала. Что он сделал, Трой? Я хочу знать.
Эта игра начала выходить из-под контроля.
— Нет, не хочешь.
Её красивое ангельское личико приобрело напряжённое грустное выражение, которое ему хотелось стереть. Чтобы больше никогда вновь не видеть на её лице.
— Расскажи мне.
Он потёр шею, пытаясь найти способ рассказать ей, заново не переживая этого.
— Всё началось с еды. Он использовал её для контроля надо мной. Не кормил в качестве наказания. За глупости типа не ношения шапки в школу или оставленную в раковине зубную пасту. А когда я стал достаточно взрослым, то вместо этого он отвешивал мне тумаки или бил, зачастую тем, что попадалось под руку. Как правило, для этих вспышек не было никаких причин. Иногда бывало всего-то несколько ударов, а иногда после я не мог стоять. Если я кричал, то было только хуже. Он был достаточно умён, чтобы не оставлять синяков там, где любой мог их увидеть, вот как это сходило ему с рук так долго. Но однажды он зашёл слишком далеко и сломал мне руку. Вмешались социальные службы и меня оставили на вашем пороге.
Когда тишина заполнила комнату, он наконец посмотрел на неё, ожидая жалости или презрения. Но вместо этого он опять обнаружил слёзы. Её и… свои. Трой провёл ладонью по своему лицу.
— Мне следовало сделать больше, — прошептала она.
Дрожь в её голосе остановила его слёзы.
— Нет.
Камрин посмотрела ему прямо в глаза и, должно быть, увидела что-то в выражении его лица. Она попыталась подавить рыдания, но не смогла. У него разрывалось в груди при виде, как у неё наворачиваются и скатываются слезы.
— Я должна была сделать больше, Трой.
— Ты сделала всё, — сказал он, хватая её за руки и встряхивая. — Разве ты не понимаешь? Мне чертовски повезло по сравнению с большинством. Это редкость — быть отданным в ту же приёмную семью. В конце концов, думаю, я провёл больше времени у вас, чем у себя. Твои родители приняли меня, дали мне дом. Твой брат стал первым моим другом. Хизер сводила меня с ума: наконец у меня появилась младшая сестрёнка, чтобы надоедать мне и помочь всё забыть. Она заставила меня почувствовать себя нормальным. И ты…
Ох, Камрин. Она даже не подозревала, как много для него значила. Не существовало таких слов.
— Я?
Да, она.
— Ты выдёргивала меня из постели и заставляла ходить в школу. Ты помогала мне с домашним заданием. Ты делала мне бутерброды и… и никогда никому не рассказывала о том, что видела или слышала. Ты говорила мне, что я способен на многое, заставляя меня считать себя кем-то.
Это была самая ужасная часть. Камрин заставила его чувствовать себя кем-то, когда внутри он был просто никем. Единственные моменты в жизни, когда он ощущал себя достойным чего-то, были тогда, когда она была рядом. И большую часть своей жизни Трой провёл в погоне за этим чувством, только теперь осознав, что это она была его причиной. Он отпустил её руки и откинулся на спину.
Ему вообще не следовало к ней прикасаться.
— Так вот из-за чего весь этот список, Трой, не правда ли? Отплатить за то, что была добра к тебе? Некая извращённая форма благодарности?
Да. Нет. Частично. Возможно, так всё и начиналось, но теперь причина не в этом.
— Нет. И не жалей меня сейчас.
— Трой…
Сглотнув, она потянулась и обхватила его щеки, её руки были такими тёплыми по сравнению с тем, каким холодным он стал. Подушечки её пальцев вытерли остатки слёз, напоминая ему, насколько его отец всё ещё мог заставить его ощутить себя слабым. Наклонившись, она поцеловала его в каждую щеку, и в тот момент, когда ресницы Кэм трепетали у его лица, у него появилась отвратительная мысль, что это, в сущности, всё, что ему достанется. Некто временная вроде Кэм, которая может свободно плакать по нему, но которой стыдно за себя. Которая будет думать только о нём, а не о себе.
Некто, кто прогонит холод.
Никто и никогда раньше не плакал из-за него.
— Кэм, перестань плакать. Пожалуйста.
Её пальцы вцепились в его бицепсы, когда она поцеловала его грудь, прямо над сердцем. Он закрыл глаза и запустил пальцы в её волосы.
— Я тебя не жалею, — произнесла она. — Я воображаю, как убиваю твоего ублюдка-отца.
Болезненный узел в его животе начал ослабевать, горло перестало сжиматься.
— Что?
Она посмотрела на него, снова став столпом равновесия, который он привык видеть в ней до этой поездки.
— Это то, что я делаю.
— Ты убиваешь людей в своём воображении?
Она улыбнулась, и узел исчез.
— Нет. Когда ситуация становится невыносимой, я начинаю представлять в своей голове всякое разное, чтобы не слишком остро реагировать.
Теперь это многое объясняет.
— Приведи пример.
Она уставилась на его грудь.
— Когда Максвелл порвал со мной, мне хотелось плакать, но вместо этого я представила его с рогами и копытами. Это всегда помогает. — Она глянула на него. — Но не с тобой.
Хм.
— Почему не со мной?
Она пожала плечами.
— Из-за твоего дурацкого списка, полагаю. Или ты…
Ему было интересно, помогало ли это до списка, но даже он не был уверен, что готов к ответу.
— Или что?
— Или ты просто удосужился заглянуть глубже. Разглядеть за моими щитами, — сказала она.
— Так, для сведения, Максвелл ошибался по поводу того, что он тебе сказал.
Она покачала головой, закрыв глаза.
— Чья очередь?
— Моя, — ответил он, желая снова перевести разговор к ней. — Откуда у тебя взялись такие представления о себе? Зачем было возводить стены и притворяться?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Может быть, наблюдая, как Хизер добивалась всего слезами, пока была ребёнком. Или из-за отвращения к тем женщинам, которые отказываются быть самостоятельными, тратя больше времени на беспокойство о тенях или цвете шиньона, чем о шестичасовых новостях.
— Я понимаю твою независимость и интеллект, Кэм. На самом деле, я это уважаю. Но зачем стены?
Глядя вниз, она опять пожала плечами.
— Я росла, только и слыша, как Хизер прекрасна. Как красив Фишер. Когда твои подруги приходят к тебе домой, просто чтобы попускать слюни на твоего брата, а твой кавалер с выпускного бала всю ночь приударяет за твоей сестрой, а затем уезжает с кем-то ещё, это оказывает определённое влияние на мысли девушки.
Как же он этого не знал? Всё прямо перед его носом, и всё же он не догадывался.
— Где твоя мама? — спросила она.
Он едва не получил травму позвоночника.
— Эм, она села в тюрьму, когда мне было два. За проституцию. Там она умерла от передозировки.
— Ты её помнишь?
— Нет. — И, возможно, именно поэтому у него не было чувств по этому поводу. — Сколько у тебя было мужчин?
Трой понятия не имел, откуда взялся этот вопрос, или почему он спросил, но неожиданно ему стало необходимо знать, относились ли к ней все парни так же, как Максвелл. Удосужился ли кто-либо из них показать свою любовь, или же они просто ушли, как и её чёртов кавалер с выпускного бала в средней школе.
— Два.
— Два, — повторил он чужеродное понятие. — Два, включая меня? — О боже, может ли такое быть, что он лишь второй мужчина, с которым она была?
— Три, включая тебя.
Обернувшись простынёй, она встала и прошлась по комнате, подбирая с пола трусики. Натянув их, Кэм отправилась на поиски пижамы. Она потрудилась взять только футболку, оставив боксёры на сумке. И пока он наблюдал, она повесила платье в гардероб, забралась обратно в кровать и легла на бок, лицом к нему.
— И ты обоих любила? — спросил он, ложась и глядя на неё. Он подпёр голову рукой.
— Обоих. Я не занимаюсь сексом, если… — Она резко замолчала и прикрыла рот рукой. — Что ж, полагаю, я всё же занимаюсь сексом без любви. Или только в этот раз. Я имею в виду, я не люблю тебя. Знаешь, не так.
Если бы его так не забавлял её лепет, он мог бы оскорбиться. И обидеться.
— Как «не так»?
— Не тем видом любви, подразумевающим покупку автомобиля и совместное пользование банковским счётом.
Он уставился на неё. Либо этот список ничему её не научил, либо она лжёт.
— Разве ты не имеешь в виду «долго и счастливо» и два с половиной ребёнка?
— Каким образом у тебя получилась половина ребёнка?
— Это твой следующий вопрос? — спросил он, улыбаясь. Ему нравилась эта сторона в ней — как раз перед самым сном, когда её голос становился сонливым, глаза тяжёлыми, и она улыбалась беззаботно. Она была такой до боли красивой.
— Нет. Ты любил кого-нибудь из тех женщин, с которыми спал?
Но прежде чем Трой успел ответить, её глаза сомкнулись. Она уснула в считанные секунды. Он смотрел на неё, тысячи мыслей проплывали в его голове, и ни одна из них не была уместной или здравой, когда дело касалось его и Кэм.
Факты оставались фактами, а чувства — чувствами. Он влюбился в неё. И, наверное, влюблён в неё уже давно.
Он не был как большинство мужчин. Эта мысль не напугала его до слепой паники. Но она заставила его желать, чтобы этот список возымел результат. Трою это было нужно. Потому что иначе Кэм продолжит идти по своему разумному жизненному пути, которым всегда шла прежде, и выйдет замуж за того, кто не любит её даже на восьмую часть так сильно, как он. Она не узнает, как драгоценен дар истинной любви.
А он вернётся к тому, что снова начнёт встречаться с чередой женщин в надежде, что одна из них сможет заставить его почувствовать себя так, как заставляет его чувствовать себя только она. Закончится тем, что она будет той, кто ушёл, той, кого он никогда не забудет. Словно в стихотворении Хемингуэйя.
Он ждал почти тридцать лет, чтобы наконец-то пережить это чувство, зная, что оно существует, и ни о чём так сильно не мечтая, как влюбиться. И он влюбился в Камрин.
Вот он — никто, притворяющийся кем-то, и она — кто-то, делающая вид, что никто. Он жил сегодняшним днём, поскольку это всё, с чем он мог справиться, тогда как она планировала всё до мелочей, вплоть до цвета нижнего белья, которое наденет в четверг.
Взглянув вниз, он улыбнулся. Сегодня на ней было фиолетовое нижнее белье. Очень мило.
Медленно, чтобы не разбудить её, он приподнял простыню и набросил её поверх Кэм, затем сделал то же самое и с одеялом, подоткнув его под подбородком. Он убрал прядь волос с её щеки, позволяя пальцам задержаться, когда это её не потревожило.
Закрыв глаза, Трой покачал головой.
— Я любил только одну из них.
Глава пятнадцатая
Уроки жизни согласно Камрин:
Мнения других людей должны иметь значение, но только не для вас.
Камрин вынула из духовки партию черничных маффинов и поставила выпекаться ещё одну. После нескольких часов прерывистого сна, она бросила попытки заснуть и в три утра спустилась вниз.
Разговор с Троем прошлой ночью всё ещё заставлял её руки трястись, а сердце болеть. Детство Троя оказалось гораздо хуже, чем она себе представляла. На протяжении многих лет она старалась не думать о том, через что ему, должно быть, пришлось пройти. Сейчас казалось, что с ним всё в порядке. Но, наблюдая за ним прошлой ночью, когда он пытался скрыть очевидные слёзы, она поняла: для него ещё не всё закончилось. Далеко нет. Неудивительно, что он не относился к жизни серьёзно, и почему переходил от одной женщины к другой.
Кэм задавалась вопросом, а какой по счёту сама она была в череде его очень длинного списка любовниц. Интересно, какой у неё рейтинг по сравнению с ними.
У неё никогда не было подобного секса, не то чтобы ей было с чем сравнивать. Трой заставлял её позабыть обо всём, кроме него и себя. У неё никогда не получалась отгородиться от действительности так, как с ним. Только чувствовать. Мир исчезал, и существовало только два человека, наслаждающихся друг другом. Трой заставил её поверить, всего лишь на какое-то время, что он подразумевал именно то, о чём говорил. Как будто она и в самом деле красивая и забавная, а не посредственная. Камрин закрыла глаза. Он даже её заставил поверить в эту иллюзию.
В этот ранний утренний час, когда даже солнце ещё не взошло, она позволила себе помечтать о них. Как будто они всё ещё вместе, когда вернутся домой, в Милуоки, возможно, вместе живут, занимаются повседневными делами, как например, спорят о том, чья очередь мыть посуду. Делятся рассказами о проведённом дне за ужином, а затем полночи занимаются любовью. Медленно танцуют обнажёнными в тихой комнате, делая вид, что слышат музыку, проникающую из открытого окна. Он скажет какую-нибудь глупость, и она будет смеяться до тех пор, пока весь воздух не исчезнет из её лёгких.
Камрин открыла глаза, возвращаясь к действительности. Трой и его список были жестоки. В том, что заставляли её поверить, словно всё это по-настоящему, словно такое возможно. Но жизнь совсем не такая.
Реальностью были её отношения с Максвеллом. Занятие сексом в одной и той же позе, что можно было бы отнести к последовательности в его поступках. Его уход сразу после этого, когда он оставлял разве что поцелуй в макушку или говорил просто «пока». Разговоры за ужином о том, будет ли квартира более разумным приобретением, чем ранчо с двумя спальнями и без дворика. О стратегии для их следующей встречи. Никаких ласковых слов шёпотом поздней ночью. Никакого смеха под звёздами. Никаких добрых слов.
— Чё делаешь?
|
|
|
