 |
Для смерти и скорби есть белый цвет, 10 глава
|
|
|
|
— Я подумал, что будет лучше сделать это в присутствии Джейса, — сказал Себастьян. Внезапно он щелкнул запястьем, и в Джейса полетела звезда, которую тот блокировал резким движением ножа. Звезда стукнулась о землю. Себастьян присвистнул. — Быстро, — прокомментировал он.
Клэри накинулась на брата.
— Ты же мог поранить его…
— Все, что ранит его, ранит и меня, — ответил Себастьян. — Я просто хотел показать тебе, насколько я ему доверяю. А сейчас я хочу, чтобы и ты доверяла нам. — Взгляд его черных глаз впился в нее. — Адамас, — произнес он. — Ну, материал, который я сегодня отнес Железной Сестре. Ты знаешь, что из нее делают?
— Конечно. Клинки Серафима. Оборонительные башни Аликанте. Еще стило…
— И Смертельную Чашу.
Клэри покачала головой.
— Она же из золота. Я видела ее.
— Это адамас, обработанный золотом. Рукоятка Смертельного Меча также из адамаса. Говорят, что этот материал использовался при сооружении Небесных замков. И его очень трудно раздобыть. Только Железные Сестры могут с ним работать, и только они имеют к нему доступ.
— Так вот почему ты отнес его Магдалене?
— Она создаст вторую Чашу, — произнес Джейс.
— Вторую Смертельную Чашу? — Клэри недоверчиво смотрела то на одного, то на другого. — Но ты не можешь просто взять и сделать это. Просто сделать другую Смертельную Чашу. Если бы это было так просто, то Конклав не паниковал бы так по поводу исчезновения настоящей Чаши. Тогда Валентину было бы проще…
— Это всего лишь Чаша, — сказал Джейс. — Она всегда будет всего лишь чашей, пока Ангел добровольно не вольет в нее свою кровь. Это делает её тем, что она есть.
— И ты действительно думаешь, что Разиэль добровольно прольет кровь в твою чашу? — Клэри с трудом удавалось не показывать резкость недоверия в ее голосе. — Удачи.
|
|
|
— Это трюк, Клэри, — сказал Себастьян. — А ты знаешь, что все имеет родство? Ангельское или дьявольское? А демоны верят, что мы жаждем создать дьявольскую версию Разиэля. Демона, который будет обладать великой силой, он смешает свою кровь с нашей и создаст новую расу Сумеречных Охотников. Тех, кто не будет связан Законом, Заветом, или же правилами Конклава.
— Ты сказал им, что хочешь создать… Сумеречных Охотников наоборот?..
— Что-то в этом роде. — Себастьян засмеялся, запустив пальцы в свои волосы. — Джейс, ты не хочешь помочь мне объяснить?
— Валентин был фанатиком, — сказал Джейс. — Он был неправ в отношении многих вещей. Он был неправ во мнении убивать Сумеречных Охотников. Он заблуждался по поводу Нежити. Но он не ошибался по поводу Конклава или Совета. Каждый наш Инквизитор уже был испорчен. Законы, завещанные Ангелом, произвольны и бессмысленны, а их наказания — еще хуже. «Закон суров, но это Закон». Сколько раз ты слышала это? Сколько раз мы были обязаны изворачиваться и избегать Конклав и его Законы, даже когда мы пытались спасти их? Кто отправил меня в тюрьму? Инквизитор. Кто посадил Саймона в тюрьму? Конклав. Кто хотел предать его огню?
Сердце Клэри начало бешено колотиться. Голос Джейса, такой близкий, произнеся эти слова, заставил ее ощутить слабость в костях. Он был прав, и одновременно ошибался. Как и Валентин. Но она столь же хотела верить ему, сколь не хотела верить Валентину.
— Хорошо, — произнесла она. — Я понимаю, что Конклав погряз в коррупции. Но я не вижу, как эту проблему может решить союз с демонами.
— Наш долг — уничтожать демонов, — объяснил Себастьян. — Но Конклав предпочитает направлять все силы на решение иных задач. Защита ослабла, и все больше и больше демонов проникают на Землю, но Конклав закрывает на это глаза. Мы открыли врата далеко на севере, на острове Врангеля, и мы завлекаем демонов туда обещанием относительно Чаши. Когда они вольют свою кровь в нее — лишь тогда они будут уничтожены. Я заключил соглашение с несколькими Высшими Демонами. Когда мы с Джейсом убьем их, Конклав увидит в нас силу, с которой нужно считаться. Они будут вынуждены к нам прислушаться.
|
|
|
Клэри пристально посмотрела на него.
— Уничтожить Высших Демонов — задача не из легких.
— Сегодня я уже решил одну такую, — ответил Себастьян. — И, кстати, мы не попадем в неприятности из-за убийств этих демонов-телохранителей. Я убил их хозяина.
Клэри перевела взгляд с Джейса на Себастьяна и обратно. Взгляд Джейса был прохладным, но заинтересованным; Себастьян же смотрел на нее более напряженно. Казалось, будто он старается прочесть, что у нее на уме.
— Ну, — медленно произнесла она. — Потребуется много усилий. Однако мне не нравится, что вы подвергаете себя такой опасности. Но я рада, что вы смогли мне доверить свои планы.
— Я же говорил тебе, — сказал Джейс. — Я же говорил тебе, что она поймет.
— Я никогда не говорил, что она не поймет.
Себастьян не отрывал глаз от лица Клэри. Она тяжело сглотнула.
— Я мало спала прошлой ночью, — произнесла она. — Мне нужно отдохнуть.
— Жаль, — произнес Себастьян. — Я собирался предложить тебе взобраться на Эйфелеву Башню, если ты захочешь.
Его темные глаза были бесстрастны, и она не смогла понять, шутит он или нет. Прежде чем она успела что-нибудь сказать в ответ, рука Джейса скользнула в ее.
— Я пойду с тобой, — произнес он. — Я тоже не выспался. — Он кивнул Себастьяну. — Увидимся за ужином.
Себастьян не ответил. Они уже почти вышли из комнаты, когда Себастьян позвал:
— Клэри.
Она обернулась, вынимая руку из руки Джейса.
— Что?
— Мой шарф.
Он протянул руку за ним.
— Ой. Точно.
Пройдя до него несколько шагов, она нервно потянула пальцами за узел шарфа на своей шее. Мгновение наблюдая за ее действиями, Себастьян издал нетерпеливый звук и проследовал к ней через всю комнату, его длинные ноги быстро покрыли разделяющее их расстояние.
Она застыла, когда он протянул руку к ее горлу и несколькими движениями развязал узел, затем раскутал шарф. На мгновение ей показалось, что перед окончательным распутыванием шарфа он задержался, чтобы провести пальцами по ее горлу — ей вспомнился их поцелуй на холме среди обгорелых останков особняка Фэирчайлд, и она ощутила, будто она падает в темное и порочное место, потерянная и испуганная. Она поспешно отступила, и шарф упал с ее шеи, когда она повернулась.
|
|
|
— Спасибо за то, что одолжил мне его, — произнесла она и бросилась вслед за Джейсом вниз по лестнице, не оглядываясь, чтобы не видеть лицо брата, наблюдавшего за ней, сжимая шарф, и имевшего насмешливое выражение лица.
* * *
Саймон стоял посреди опавших листьев и смотрел на тропинку; по человеческой привычке он сделал глубокий вдох. Он был в Центральном Парке, неподалеку от сада Шекспира. Деревья теряли свой последний осенний блеск — золото, зелень и багрянец становились коричневыми и черными. Большинство веток были голыми.
Он снова дотронулся до кольца на пальце.
«Клэри?»
И снова молчание.
Его мускулы напряглись подобно натянутым проводам. Слишком долгой была тишина в ответ на его призывы. Он вновь и вновь уверял себя в том, что она может спать, но ничто не могло избавить его от напряженного узла в животе. Кольцо было единственным средством связи с ней, и сейчас оно ощущалось просто куском мертвого металла.
Он опустил руки по швам и двинулся вперед, вверх по тропинке, мимо статуй и скамеек, расписанных строками из пьес Шекспира. Тропинка извилисто сворачивала вправо, и внезапно он увидел ее, сидящей на скамейке, расположенной впереди, смотрящей в сторону от него, ее темные волосы были заплетены в длинную косу за спиной. Она сидела очень тихо, ожидая. Ожидая его.
Саймон выпрямил спину и подошел к ней, хотя каждый шаг ощущался как налитый свинцом. Она услышала, как он приближается, и развернулась, ее бледное лицо стало еще бледнее, когда он присел рядом.
— Саймон, — произнесла она на выдохе. — Я не была уверена, что ты придёшь.
— Привет, Ребекка, — ответил он.
Она протянула руку, и он принял ее, безмолвно благодаря предусмотрительность о том, что утром он надел перчатки, поэтому, когда он касался ее, она не ощущала холода его кожи.
|
|
|
Прошло не так уж и много времени с их последней встречи — 4 месяца, или около того, — но она уже казалась фотографией давней знакомой, хотя все в ней было для него до боли знакомым — ее темные волосы; ее карие глаза, та же форма и цвет, как и у него; россыпь веснушек по ее носу. На ней были джинсы, парка ярко-желтого цвета, и и зеленый шарф с большими желтыми цветами из хлопка. Клэри называла стиль Бекки «хиппи-шик»: одна часть ее гардероба была из винтажных магазинов, а другую она сшила сама. Когда он сжал ее руку, ее темные глаза наполнились слезами.
— Сай, — воскликнула она и заключила его в объятия. Он позволил ей это, неуклюже поглаживая ее руки и спину. Когда она отстранилась, вытираю глаза, она нахмурилась. — О, боже, у тебя такое холодное лицо, — произнесла она. — Тебе следует носить шарф. — Она одарила его обвиняющим взглядом. — Неважно, где ты был?
— Я же говорил тебе, — ответил он. — Я жил у друга.
Она издала короткий смешок.
— Да ладно, Саймон, давай расставим все точки над i, — ответила она. — Что, черт побери, происходит?
— Бекс…
— Я позвонила домой насчет Дня Благодарения, — сказала Ребекка, глядя прямо перед собой на деревья. — Ну, ты понимаешь, хотела спросить, каким поездом мне лучше добираться, и все такое. И знаешь, что мне ответила мама? Она попросила не приезжать домой, потому что не будет никакого Дня Благодарения. Поэтому я позвонила тебе. Ты не брал трубку. Я позвонила маме, чтобы узнать, где ты. А она повесила трубку Просто взяла и повесила трубку. Поэтому я вернулась домой. И увидела все эти религиозные странности на входной двери. Я выпала в осадок, и мама сказала мне, что ты умер. Умер. Мой родной брат. Она сказала, что ты мертв, и монстр занял твое место.
— И что ты сделала?
— Я сбежала оттуда, — ответила Ребекка. Саймон видел, что она пытается казаться жесткой, но ее выдавал тонкий испуганный голос. — Было совершенно ясно, что мама сошла с ума.
— О, — сказал Саймон.
У Ребекки были сложные отношения с матерью. Ребекка любила называть мать «чокнутая» или «эта сумасшедшая женщина». Но сейчас он чувствовал, что она действительно думает так, как говорит.
— Ну, черт возьми, — сломалась Ребекка. — Я была вне себя. Я посылала тебе сообщения каждые пять минут. Наконец, я получаю странное сообщение о том, что ты живешь у друга. Теперь ты захотел встретиться со мной здесь. Какого черта, Саймон? Как долго это продолжается?
— Что именно?
— А ты как думаешь? Когда наша мать окончательно свихнулась? — Тонкие пальчики Ребекки теребили ее шарф. — Мы должны что-то сделать. С кем-то поговорить. С врачами. Посадить ее на таблетки или что-то еще. Я не знаю, что делать. Я не справлюсь без тебя. Ты — мой брат.
|
|
|
— Я не могу, — сказал Саймон. — Я имею в виду, что не смогу тебе помочь.
Ее голос смягчился.
— Я знаю, что ситуация отстой, а ты еще только в средней школе, но, Саймон, мы должны принять это решение вместе.
— Я имею в виду, что не смогу помочь тебе посадить ее на таблетки, — сказал он. — Или отправить к врачу. Потому что она права. Я — чудовище.
Ребекка открыла рот.
— Она и тебе промыла мозги?
— Нет…
Ее голос дрожал.
— Знаешь, я подумала, что она что-то сделала с тобой, как и говорила, но потом я поняла — нет, она никогда не сделала бы это в любом случае. Но если она… если она хоть пальцем тронула тебя, Саймон, да поможет мне…
Саймон не выдержал.
Он снял перчатку и протянул руку к сестре. К сестре, которая держала его за руку на пляже, когда он был слишком мал, чтобы заходить в океан самостоятельно. Которая вытирала его кровь после футбольной тренировки и его слезы после смерти отца, пока их мать, словно зомби, лежала в своей комнате, глядя в потолок. Которая читала ему книжки, когда он еще спал в кровати в форме гоночной машины и носил футбольные пижамы. «Я Лоракс. Я говорю с деревьями». Которая однажды, пытаясь вести домашнее хозяйство, уменьшила всю его одежду при стирке так, что она стала кукольного размера. Которая собирала ему в школу ланч, когда у матери не было на это времени.
Ребекка, подумал он. Последняя нить, связывающая его с жизнью, которую нужно порвать.
— Возьми меня за руку, — сказал он.
Она взяла, и поморщилась.
— Ты такой холодный. Ты не болен?
«Ты должен сказать это».
Он смотрел на нее, желая, чтобы она почувствовала, что с ним что-то не так. Но она только посмотрела на него доверчивыми карими глазами. Он подавил вспышку раздражения. Это не ее вина. Она ничего не знает.
— Пощупай мой пульс, — предложил он.
— Я не знаю, как нащупать пульс, Саймон. Я специализируюсь на истории искусств.
Он протянул руку и прижал ее пальцы к своему запястью.
— Нажми. Чувствуешь что-нибудь?
Она помедлила мгновение, потом покачала головой.
— Нет. А должна?
— Бекки… — он разочарованно убрал от нее запястье. Больше он ничего не мог придумать, чтобы убедить ее. Только один способ оставался. — Смотри на меня, — приказал он. И когда ее глаза остановились на его лице, он выпустил клыки.
Она закричала. Она вскрикнула и упала со скамейки в утоптанную грязь и сухие листья. Некоторые прохожие взглянули на них с любопытством, но это был Нью-Йорк, и они не стали останавливаться или присматриваться, а продолжали идти по своим делам.
Саймон почувствовал себя несчастным. Он добился, чего хотел, но, глядя на нее, стоящую на корточках с рукой, прижатой ко рту, такую бледную, что веснушки выделялись чернильными пятнами, он понял, что на самом деле все вышло не так, как он хотел. Так же, как было с его матерью. Он вспомнил, как говорил Клэри, что нет хуже чувства, чем не доверять тому, кого любишь, — он был неправ. Видеть, как человек, которого ты любишь, боится тебя, было гораздо хуже.
— Ребекка, — сказал он, и его голос сломался. — Бекки…
Она покачала головой, ее рука все еще оставалась возле рта. Она сидела в грязи, к шарфу прицепились листья. При других обстоятельствах это могло выглядеть забавно.
Саймон слез со скамейки и опустился на колени рядом с ней. Его клыки уже втянулись, но она смотрела так, как будто они все еще были видны. Очень неуверенно он протянул руку и коснулся ее плеча.
— Бекс, — сказал он. — Я бы никогда не причинил тебе вреда. И я никогда бы не обидел маму. Я всего лишь хотел повидать вас в последний раз, чтобы сказать, что уезжаю, и нам нет нужды видеться снова. Я оставлю вас обеих в покое. Ты можешь приехать на День Благодарения. Я не появлюсь. Я не буду пытаться связаться с вами. Я не буду…
— Саймон. — Она схватила его за руку и дернула на себя, как будто подсекала рыбу. Он наполовину упал на нее, и она обняла его, обхватила руками, — в последний раз она так обнимала его в день похорон отца, когда он плакал, и плакал так, что казалось, никогда не сможет остановиться. — Я не переживу, если никогда снова тебя не увижу.
— О, — сказал Саймон. Он сел обратно в грязь, такой удивленный, что из головы разом вылетели все мысли. Ребекка обняла его снова, и он позволил себе опереться на нее, хотя был тяжелее, чем она. Она таскала его на руках, когда они были детьми, и могла бы сделать это снова. — Думаю, не стоит.
— Почему? — спросила она.
— Я вампир, — сказал он. Было странно сказать это вслух.
— Так вампиры существуют?
— И оборотни. И другие странные вещи. Это случилось недавно. Я хочу сказать, на меня напали. Я не выбирал такую жизнь, но это не имеет значения. Сейчас я такой.
— Ты… — Ребекка колебалась, и Саймон почувствовал, что это был важный вопрос, который действительно имел для нее значение. — Кусаешь людей?
Он вспомнил Изабель, а затем поспешно оттолкнул от себя этот образ. И я укусил тринадцатилетнюю девочку. И чувака. Это не так странно, как звучит.
Нет. Некоторые вещи не касались его сестры.
— Я пью кровь из бутылок. Кровь животных. Я не нападаю на людей.
— Хорошо. — Она глубоко вздохнула. — Хорошо.
— Так ли это? Я имею в виду «хорошо».
— Да. Я люблю тебя, — сказала она. Она неловко потерла его спину. Он почувствовал влагу на своей руке и посмотрел вниз. Она плакала. Одна из ее слез упала ему на пальцы. За ней другая, и он накрыл ее рукой. Он дрожал, но не от холода, и все же она стянула с себя шарф и обернула его вокруг них обоих. — Мы разберемся с этим, — сказала она. — Ты мой младший брат, ты — тупой идиот. Я люблю тебя, несмотря ни на что.
Они сидели вместе, плечом к плечу, глядя куда-то в темные промежутки между деревьями.
* * *
В спальне Джейса было светло, полуденный солнечный свет лился через открытые окна. В тот момент, когда Клэри вошла, стуча каблуками сапог по паркету, Джейс закрыл дверь и запер ее за ней. Со стуком он бросил нож на тумбочку возле кровати.
Она начала оборачиваться, чтобы спросить, все ли в порядке, когда он схватил ее за талию и притянул к себе. Сапоги увеличивали ее рост, но ему все же пришлось нагнуться, чтобы поцеловать ее.
Его руки на её талии, позволили ему поднять ее так, что она была напротив него, через секунду его губы накрыли её, и она забыла все проблемы роста и о неловкости. На вкус он был соленым и обжигающим. Она попыталась закрыться от всего, кроме ощущений — столь знакомый запах его кожи и пота, прохлада влажных волос на ее щеке, профиль его плеч и спины под ее руками, то, как ее тело подходило к его.
Он стянул ее свитер через голову. Ее футболка была с короткими рукавами, и она чувствовала кожей исходящий от него жар. Его губы раздвинулись ее рот, и она почувствовала, как распадается, когда его рука скользнула вниз на верхнюю пуговицу на ее джинсах. Ей потребовалось привлечь все самообладание, чтобы поймать его руку и удержать ее.
— Джейс, — произнесла она. — Не надо.
Он отстранился, достаточно для того, чтобы она видела его лицо. Его глаза были стеклянными, расфокусированными. Его сердце колотилось напротив ее.
— Почему?
Она зажмурилась.
— Прошлой ночью… если бы мы не… если бы я не потеряла сознание, тогда я даже представления не имею, что могло бы произойти, еще и в помещении, полном людей. Ты действительно считаешь, что мой первый раз с тобой, или любой другой раз с тобой, произошел перед кучей чужаков?
— Это не наша вина, — произнес он, нежно проведя пальцами по ее волосам. Ладонь с шрамами слегка поцарапала её щёку. — Я же говорил тебе, эта серебристая жидкость — наркотик фейри. Мы были под кайфом. Но сейчас я в здравом уме, как и ты…
— И Себастьян наверху, а я устала, и… — И это может стать ужасной ошибкой, о которой потом мы оба будем сожалеть. — И я не чувствую этого, — соврала она.
— Ты не чувствуешь этого?
Его голос был окрашен недоверием.
— Мне жаль, если тебе никогда не говорили этого прежде, Джейс, но нет. Я не чувствую этого. — Она многозначительно посмотрела на его руку, всё ещё лежащую на поясе её джинсов. — А теперь я чувствую это еще меньше. — Он поднял обе брови, но вместо того, чтобы сказать что-нибудь, он просто отпустил ее. — Джейс…
— Я собираюсь принять холодный душ, — сказал он, отступая от неё. Его лицо было пустым, нечитаемым.
Когда дверь ванной захлопнулась за ним, она подошла к кровати, аккуратно заправленной, ни следа серебра на одеяле, и опустилась, опустив голову на руки.
Не то, чтобы они с Джейсом никогда не спорили; ей всегда казалось, что они во всем приходили к согласию, как обычные пары, обычно добродушно, и они никогда не злились друг на другу по какому-нибудь существенному поводу.
Но был какой-то холод в глубине взгляда Джейса, который потряс ее, столь далекий и недоступный, который сильнее, чем когда-либо подтолкнул вопрос из глубин ее разума: Остался ли здесь настоящий Джейс? Осталось ли хоть что-то для спасения?
* * *
Вот вам Джунглей Закон — и Он незыблем, как небосвод.
Волк живет, покуда Его блюдет; Волк, нарушив Закон, умрет.
Как лиана сплетен, вьется Закон, в обе стороны вырастая:
Сила Стаи в том, что живет Волком, сила Волка — родная Стая.
Джордан слепо уставился на стихотворение, прикрепленное к стене его спальни.
Это была древняя гравюра, обнаруженная им в магазине подержанных книг, слова были вписаны в искусно выполненную рамку из листьев.
Стихотворение было написано Редьярдом Киплингом, и это были столь ловко завуалированные правила, по которым живут оборотни, Закон, который ограничивает их действия, что он гадал, а не был ли сам Киплинг нежитью, или, по крайней мере, он был осведомлен о Соглашении.
Джордан ощутил острую необходимость в покупке гравюры и повесил ее на стене в своей комнате, хотя он никогда и не интересовался поэзией.
Он расхаживал по своей квартире весь последний час, периодически проверяя телефон на наличие смс от Майи, в промежутках между проверками, он открывал холодильник и заглядывал внутрь, вдруг появилось что-то съестное. Еды не было, но он не хотел выходить за едой, опасаясь, что она может прийти, пока его не будет.
Кроме того, он принял душ, вымыл кухню, пытался смотреть телевизор, но не смог, и начал расставлять все свои DVD по цвету.
Он беспокоился.
Беспокойным так, как он иногда был до полной луны, зная, что изменения шли, чувствуя тягу прилива в его крови. Но луна шла на убыль, и это не было изменение, заставляющее его чувствовать себя вылезающим из своей кожи.
Это была Майя. Это была жизнь без неё, после почти двух дней в её компании, не более нескольких шагов вдали от неё. Она ушла одна в полицейский участок, говоря о том, что сейчас не время разочаровывать стаю присутствием чужака, несмотря на то, что Люк шел на поправку. Она согласилась, что не было никакой необходимости Джордану идти с ней, так как она ушла лишь за тем, чтобы спросить у Люка о том, не будет ли он против, если Саймон и Магнус съездят на его ферму завтра, а затем позвонить на ферму и предупредить любого из стаи о том, чтобы оставаться там для того, чтобы следить за чистотой территории.
Джордан знал, что она права. Не было никаких оснований для того, чтобы пойти с ней, но как только она ушла, беспокойство поднялось внутри него.
Была ли причина ухода в том, что она устала находиться рядом с ним? Вдруг она все переосмыслила и решила, что была права в отношении него до этого? И что происходит между ними? Они встречаются? Возможно, стоило спросить об этом до того, как вы переспали, гений, спросил он сам себя, и осознал, что вновь стоит перед холодильником. Его содержание не изменилось — бутылки крови, размораживающийся фунт говяжьего фарша, а также помятое яблоко.
Ключ повернулся в замке входной двери, и, разворачиваясь, он отпрыгнул от холодильника. Он посмотрел на себя. Он был босиком, в джинсах и старой футболке. Почему, пока ее не было, он не использовал время для того, чтобы побриться, выглядеть лучше, побрызгаться одеколоном или что-то еще?
Он быстро провел рукой по волосам прежде, чем Майя вошла в гостиную, бросая запасную связку ключей на кофейный столик. Она переоделась в нежно-розовый свитер и джинсы. Ее щеки были розовые от холода, губы красные, а глаза яркие. Он хотел поцеловать ее так сильно, до боли. Вместо этого он сглотнул.
— Так… как обстоят дела?
— Нормально. Магнус может использовать ферму. Я уже написала ему. — Она подошла к нему и облокотилась на стойку. — А еще я сказала Люку, что Рафаэль сказал о Морин. Я надеюсь, что все будет в порядке.
Джордан был озадачен.
— Почему ты думаешь, что он должен знать?
Она как будто сдулась.
— О, Боже. Не говори мне, что я должна была хранить это в секрете.
— Нет, мне было просто интересно…
— Ну, если действительно есть вампир-изгой, прокладывающий свой путь через Нижний Манхэттен, стая должна знать. Это их территория. Кроме того, я хотела совет, следует ли нам рассказывать это Саймону или нет.
— А что насчёт моего совета?
Он разыгрывал боль в голосе, но частично это действительно было так. Они обсуждали эту тему раньше, должен ли был Джордан рассказать о своем задании до того, как Морин была убита, или это просто еще одна ноша, которая добавится Саймону ко всему тому, с чем он имеет дело сейчас. Джордан пришел к выводу не говорить Саймону — что он мог поделать, так или иначе? — но Майя не была в этом уверена.
Она запрыгнула на стойку и развернулась лицом к нему. Сидя там, она была выше его, её карие глаза сверкали, глядя на него сверху.
— Я хотела взрослый совет.
Он схватил ее за ноги и руками пробежался вверх по швам ее джинсов.
— Мне восемнадцать, я недостаточно взрослый для тебя?
Она положила свои руки на его плечи и сжала их, будто проверяя его мускулы.
— Ну, ты определенно вырос…
Он потянул ее вниз со стойки, поймав ее за талию и поцеловал. Пламя пронеслось по его венам, когда она вернула ему поцелуй, ее тело растаяло, прикасаясь к нему. Он провел руками по ее волосами, стаскивая ее вязаную шапку и позволяя ее кудрям свободно струиться. Он поцеловал ее в шею, когда она стянула с него футболку через голову и ее руки пробежались по всему его телу — плечам, спине, рукам, мурлыкая при этом, как кошка. Он ощущал себя шариком с гелием — ощущение полета от ее поцелуев, и легкость от облегчения.
Значит, она не бросит его после всего, что было.
— Джорди, — сказала она. — Подожди.
Она почти никогда не звала его так, если это не было серьёзным. Его сердцебиение, уже дикое, ещё ускорилось.
— Что-то не так?
— Просто… если каждый раз мы, видя друг друга, будем падать в кровать… и я знаю, я начала это, я не виню тебя или что-нибудь ещё такое… просто, может быть нам стоит поговорить.
Он пристально посмотрел на нее, в ее большие темные глаза, на трепещущий пульс на ее горле, румянец на ее щеках. Он с трудом говорил ровно.
— Ладно. О чем ты хочешь поговорить?
Она просто смотрела на него. Моментом позже она тряхнула головой и сказала:
— Ни о чём. — Она сцепила руки позади его голову и притянула его ближе, неистово целуя, и подгоняя свое тело к его. — Совсем ни о чём.
* * *
Клэри не знала, сколько времени прошло прежде, чем Джейс вышел из ванной, вытирая полотенцем свои влажные волосы. Она посмотрела на него с края кровати, на котором она так и сидела. Он скользил в синей футболке, которая мягко подчеркивала его золотую кожу с белыми шрамами. Она резко отвела взгляд, когда он пересек комнату и сел рядом с ней на кровать, сильно пахнущий мылом.
— Прости меня, — произнес он.
Она удивленно взглянула на него. Она гадала, способен ли он на извинения в своем нынешнем состоянии. Его лицо было серьезным, с легкой примесью любопытства, но искренним.
— Ух ты! — ответила она. — Должно быть, холодный душ был зверским.
Его губы растянулись в усмешке, но тут же его лицо вновь стало серьезным. Он взял ее за подбородок.
— Мне не следовало давить на тебя. Всего… 10 недель назад даже просто прикасаться друг к другу было немыслимым.
— Я знаю.
Он взял ее лицо в свои руки, его длинные пальцы охлаждали ее щеки, наклоняя ее лицо. Он смотрел на нее, и все в нем было таким знакомым — радужки его глаз, цвета бледного золота, шрам на его щеке, полная нижняя губа, небольшой скол на его зубе, который спасает его от раздражающего совершенства — и все же это было сродни возвращению в дом, в котором она росла, будучи ребенком, и зная, что, несмотря на все тот же внешний вид, там уже жила другая семья.
— Меня ничто не волновало, — произнес он. — Я хотел тебя в любом случае. Я всегда хотел тебя. Ничто не имеет значения для меня, кроме тебя. Никогда.
Клэри сглотнула. В ее животе поднялся трепет, но не подобный бабочкам, которые обыкновенно были рядом с Джейсом, но это было реальное беспокойство.
— Но Джейс. Это неправда. Для тебя всегда много значила твоя семья… И… Я всегда думала, что ты гордился тем, что ты — Нефилим. Один из ангелов.
— Гордился? — переспросил он. — Быть наполовину ангелом, наполовину человеком — значит всегда осознавать свою неполноценность. Ты не ангел. Ты не принадлежишь небесам. Разиэлю до нас нет дела. Мы даже не можем молиться ему. Мы молимся никому. Мы молимся ни за что. Помнишь, когда я считал, что во мне течет кровь демонов, я говорил, что она объясняет, почему я чувствовал себя так по отношению к тебе? Я думаю, что это, скорее, было облегчение. Я никогда не был ангелом, даже близко не был. Ну, — добавил он. — Разве что падшим ангелом.
— Но падшие ангелы — это же демоны.
— Я не хочу быть Нефилимом, — произнес Джейс. — Я хочу быть чем-то иным. Хочу быть быстрее, сильнее, лучше человека. Но другим. Не подчиняться Законам Ангела, которому даже нет дела до нас. Быть свободным. — Он провел рукам по локону ее волос. — Сейчас я счастлив, Клэри. Разве ты не видишь разницы?
— Мне казалось, что мы счастливы, когда вместе, — ответила Клэри.
— Я всегда был счастлив с тобой, — сказал он. — Но раньше я думал, что не заслуживаю тебя.
— А сейчас?
— А сейчас это чувство исчезло, — ответил он. — Все, что я знаю, — это то, что я люблю тебя. И на первое время мне этого вполне достаточно.
Она закрыла глаза.
Через мгновение он вновь целовал ее, на этот раз очень мягко, его рот копировал форму ее рта. Она чувствовала себя податливой под его руками. Она почувствовала, как его сердцебиение ускорилось, и её собственный пульс подскочил.
|
|
|
