 |
Осень. Отражения. Оуэн Джонс и Мари Луид
|
|
|
|
Осень
Осень тихо смеётся за запертой дверью,
Призывает того, кто устал и продрог,
У неё в волосах – соколиные перья,
У неё на ладони – багряный цветок.
Её голос – надрывное пение клавиш,
В обескровленных пальцах не плавится снег,
Это старый сценарий – его не исправишь,
Кто шагнул ей навстречу – тот сгинул навек.
Но тебе ли бояться такого расклада –
Тусклых бронзовых лат вечных рыцарей фей?
Ты уйдёшь до периода полураспада,
Заберёшь свою грусть как бесценный трофей.
Твой туман – это дым от её сигареты,
Твои дни беспросветны, а ночи красны.
У тебя нет иллюзий по поводу лета,
Ты уверен – тебе не дожить до весны.
Доиграла пластинка. Что боле томиться?
Ты танцуешь со смертью, ты снова влюблён.
У неё на ладони – ожившая птица,
У неё в волосах – увядающий лён.
Осень-2
Дым от костров взвился ввысь крепостною стеной,
Кляксы разлиты по клеткам тетрадных листов,
Поздняя осень гуляет по кромке речной,
Прячет под юбкою девять пушистых хвостов.
В косах её ломкий иней застыл, как хрусталь,
В тёмных глазах отражается золото крон,
Краски пролив на лазоревый парус холста,
Пишет она белых чаек и серых ворон.
Я её видела в свете мерцающих звёзд,
В час, когда тонкие свечи сгорали дотла,
Сердце моё билось в клетке, как раненный дрозд,
Чуя, что скоро закончится время тепла.
Скоро проступит в тумане зимы силуэт,
Скоро голодные ветры нагрянут гурьбой,
Осень увянет, сгорит, растеряет свой цвет,
Взвоет седая метель, выходя на разбой.
Ну а пока – я вдыхаю пргорклую гарь,
Пью отражённую в чашке гнедую зарю,
Поздняя осень во тьме зажигает фонарь,
Белые лисы за нею бегут к декабрю.
|
|
|
Отражения
Стоял у реки дом, в прихожей горел свет,
Сидел на цепи пёс, качали ветра клён.
На поле ячмень зрел, лежал на крыльце плед,
Пёс тихо с тоски выл, хозяйка рвала лён.
Хозяйка пряла нить, степную ткала хмарь,
Хозяйка пила мёд, унявши в руках дрожь.
В её волосах – медь, в её зеркалах – тьма,
И тенью – иной мир. Который из них – ложь?
Там тоже стоит дом, и в окнах – огни фей,
Сидит на цепи волк, качают ветра ель,
Лежит на крыльце снег – как воду его пей,
Пусть двор заковал лёд – на поле цветёт хмель.
Хозяйкой была Ночь, из шерсти пряла тьму,
Бузинный пила сок и гнула к земле рожь,
В косе – золотой серп, в реке за окном – муть,
И снова иной мир. Который из них всё ж?..
И там у реки дом, но света в окне нет,
Терновый шумит куст, и ворон клюёт кость.
Лежит на крыльце прах, под ним – васильков цвет,
Хозяйка прядёт шёлк – входи же ко мне, гость.
Хозяйка пила яд, спеша скоротать век,
В седых волосах – мак, в руке серебром – нож,
Хозяйкой была Смерть, в её зеркалах – свет,
И в каждом – иной мир, и каждый из них – ложь.
Оуэн Джонс и Мари Луид
Поэтическая перебранка
Ряженые с Мари Луид:
Струны арфы поют, вторят флейтам резным,
Говорят, за зимою не будет весны,
Говорят, за закатом не будет зари,
Бьёт копытом седая кобыла Мари,
Гаснут в окнах последние отблески солнц,
Отворяй ворота́, старый Оуэн Джонс!
Отворяй ворота, мы тут падаем с ног,
Вынимай из печи новогодний пирог,
Подавай сыр карфилли, похлёбку из круп,
Хлеб с изюмом, баранину, луковый суп,
В листьях лука-порея – речную форель,
Да по пинтам разлей медовуху и эль!
Надрывается скрипка, стенают рога,
Мы промокли до нитки в бескрайних снегах,
Кружки вымоем сами, как выпьем до донц –
Отворяй ворота, старый Оуэн Джонс!
Оуэн Джонс:
Я и рад бы пустить вас, непрошенных, в дом,
|
|
|
Только нечем накрыть – небогато живём,
Сыр давно зачерствел, да заплесневел хлеб,
Лишь горелый сухарь завалялся в столе.
Я испёк бы чего – есть в подвале мука,
Да корова давно не даёт молока,
Захворала овца – клока шерсти не взять,
Продавать не с руки, и зарезать нельзя,
Там же кожа, да кости, какой с неё прок?
Нет и горсти овса – прохудился мешок,
Отсырели дрова – не согреться зимой,
Вот вам ломанный шиллинг – идите домой.
Ряженые:
Мы не просим о многом, не бойся, старик,
Нам на досках гнилых постели половик,
Угости да хоть самым паршивым вином,
Дай сигару на всех – разойдёмся на том.
А не то – знаешь сам, что бывает, когда
Старый год не взымает законную дань,
Разобидеться может кобыла Луид…
Ведь и так, посмотри, покусать норовит!
Грозно клацает челюстью, хмуро глядит,
Что за тип несговорчивый встал на пути?
Плечи тощие кутает в белый атлас,
Полыхают зрачки полированных глаз,
Вьются пёстрые ленты – как грива, точь-в-точь,
Скупердяев она не щадит в эту ночь!
Оуэн Джонс:
Вашу клячу видал, впечатляет весьма,
Уж грозна, только что мертвечине зима?
Что ей голод, бедняге – желудка-то нет,
Я бы дал ей зерна, дал бы пару монет,
Да не примет их лавочник, сколько не суй,
Не пристало коням покупать колбасу,
Пироги ли, картофель, да прочий товар,
Им положено сено, а летом – трава,
Впрочем, эта без них не загнётся, поди –
Нет во рту языка, нет и сердца в груди,
Не почувствует вкуса и боль не зальёт –
Так на что же ей хмель, так на что же ей мёд?
Не замёрзнет, и так у ней кости торчат.
Да и что она может? Лягнуть сгоряча?
Порчу, сглаз навести? Ну так я ж не дурак,
В эти бредни не верю. Спустил бы собак,
Только все передохли аж прошлой весной.
Дом, где нечего брать – обойди стороной.
Ряженые:
Экий вредный старик, пожалел сухаря!
Может, вправду к нему мы наведались зря?
Не подаст и бродяге на паперти он!
Не пойти ли нам в паб «Огнекрылый дракон»?
Там хозяйка – толстушка весёлая Бэт –
Запечёт отбивную, пожарит омлет,
Чашку чая подаст, что прогонит тоску,
Да валлийского кролика в сырном соку,
Спляшет клоггинг, заштопает наши плащи,
О рождественской ярмарке всё растрещит,
Дотемна будут джиги звучать из оконц,
|
|
|
Что ж, сочтёмся когда-нибудь, Оуэн Джонс!
Коли жаль тебе плошки дурного овса,
Коль не хочешь гостям уделить полчаса,
Коли собственных предков почтить тебе лень –
Так сиди до весны, одинокий как пень!
Так ушли деревенские, Джонса браня,
Насмехаясь, крича, бубенцами звеня,
Тот задвинул засов, погасил фонари,
Пару чашек достал, мятный чай заварил
С ложкой мёда, лимоном и кубиком льда,
Крикнул: «Ну же, спускайся, ушли господа! ».
Вот и дверь чердака еле слышно скрипит,
Со ступеней доносится топот копыт,
Осторожно в гостиную входит она,
Грива падает с плеч, будто полночь, черна,
Рёбра видно сквозь платье – тонки на просвет,
Из омелы венок на её голове,
Пахнет гнилью могильной от мертвенных рук,
Да она весела – «Не забыл меня, друг? ».
«Чарку пива налей, постели мне постель,
Я устала с дороги, как десять чертей!
Деревнями бродить, на морозе дрожать…
Но кому, как не мне, старый год провожать?
Но кому, как не мне, вслед за шумной толпой
В предрождественский час выходить на разбой?
Веселиться, плясать, делать всякую жуть –
Подожди, я подробно тебе расскажу,
Как нальёшь мне чего-то покрепче, чем чай
(Скажем, виски – он быстро снимает печаль),
Пусть мне долго гостить не положено тут,
Но для друга я выкрою пару минут! ».
Вот уж гаснут огни в одиноких домах,
Гости, выйдя из паба, плетутся впотьмах,
Злая снежная взвесь вырастает стеной,
Свора рыжих собак рыщет в дымке ночной,
Гонит белых оленей по чащам лесным…
Говорят, за зимою не будет весны,
Но пирует, о том позабыв до зари,
Старый Оуэн Джонс…
С настоящей Мари.
_______
Примечания:
Мари Луид (Серая Кобыла) – персонаж валлийского фольклора, а так же спецфическая новогодняя традиция, с этим персонажем связанная. В период зимних праздников в сельских районах Уэльса популярна забава, сродни нашим колядкам: люди в карнавальных костюмах ходят по домам и пытаются напроситься в гости, в то время как хозяева всячески противятся этому. Шуточная перебранка проводится исключительно в стихотворной форме, причём, импровизировать надо быстро – если хозяин зазевается, ряженые ворвутся к нему без приглашения, если же гости, в свою очередь, не найдут, что сказать – им придётся уйти в другой дом. Возглавляет процессию, собственно, Мари Луид – конский череп, водружённый на палку, который несёт человек, с головой укутавшийся в белую простыню. Череп украшают лентами, а вместо глаз иногда вставляют пуговицы. Мари Луид служит воплощением уходящего года, от которого нужно откупиться, чтобы он забрал с собой всё дурное. Некоторые историки возводят образ этого персонажа к кельтской богине Эпоне, покровительнице лошадей, а так же к фольклорным представлениям о духам предков, приходящих в мир живых, чтобы проведать потомков.
Карфилли – сорт сыра, изобретённый в Уэльсе в 1830 году.
|
|
|
Валлийский кролик – традиционная закуска, появившаяся примерно в восемнадцатом веке. К крольчатине отношения не имеет – это просто гренки, обжаренные в соусе из сыра, молока и пива.
Клоггинг – валлийский народный танец (так же существует его английская и американская разновидности, но зародился он именно в Уэльсе).
«Свора рыжих собак…» - имеются в виду Кун Анун, собаки Арауна, правителя потустороннего мира Аннуна в мифологии валлийских кельтов. По сути, это локальный вариант Дикой Охоты, отличающийся сравнительной дружелюбностью к людям (куда охотнее они преследуют животных, в особенности, оленей).
|
|
|
