Чудоверье

 

Тим сидит на краю кровати и изучает обои. От обилия чёрно-белых полос рябит в глазах. Ему скучно, мучительно скучно, но других способов занять себя у него нет. Доктор не позволил ему оставить даже блокнота с карандашом. Новоприбывшим пациентам не полагалось никаких вещей, кроме одежды и постельного белья. «Всё остальное может быть использовано во вред», – так сказал доктор. Интересно, какой вред может быть от того, что попросил Тим? Юноша задумался над этим вопросом. Карандашом можно выколоть кому-нибудь глаз, блокнотом, особенно тяжёлым – ударить по голове, бумагой – порезать кожу, оставив жертву истекать кровью, в конце концов, всё это (кроме, пожалуй, блокнота) можно просто проглотить. Итого – четыре способа убийства (или самоубийства – как повезёт) при помощи указанных предметов А ведь если бы не доктор, Тим никогда бы до этого не додумался. Как, однако, благотворно влияет эта больница на состояние пациентов!

Тим всегда был замкнут и неразговорчив. Тощий паренёк болезненного вида с бледным лицом и копной спутанных тёмных волос – обычно он производил на людей отталкивающее впечатление. Или вообще никакого. Знакомые находили его заурядной, ничем не примечательной личностью, весьма скучной в общении, и в глубине души он был с ними согласен. Тим никогда не умел поддержать беседу, не отличался красноречием или чувством юмора, и даже его воображение работало не так, как ему хотелось. В детстве он мечтал стать художником или писателем. У него бывали хорошие идеи, интересные сюжеты, гениальные, как он считал, задумки картин, но этого всегда оказывалось мало. Сколько он не брался за работу, ему никогда не удавалось довести её до ума. Всякий раз чего-то не хватало. Краски ложились грубыми некрасивыми мазками, карандаш выпадал из пальцев и рвал бумагу, слова не желали подчиняться, выстраиваясь в громоздкие, неуклюжие конструкции, гениальные сюжеты при близком рассмотрении оказывались банальщиной... И где бы он сейчас был, если бы не Виктория? Страшно представить...

Они познакомились, когда ему было двенадцать. Место, где они встретились, называлось Чудоверье. Тим так и не разобрался, как следует понимать это название, образовано ли оно от слова «чудо», «вера», «дверь» или «чудовище», но едва ступив на порог этого мира он почувствовал, что они созданы друг для друга. Так бывает – стоит прочитать пару строк, увидеть начальные кадры, услышать вступительные аккорды, и ты осознаёшь – эта книга займёт особое место в твоей библиотеке, этот фильм станет любимым, эта песня поселится в плеере. Пожалуй, это можно назвать любовью с первого взгляда. Он влюбился – искренне, страстно, безрассудно как умеют только дети, – в эти особняки с готическими шпилями и викторианскими фронтонами, туманные площади, забитые чудаковатой публикой в ярких нарядах, фонарные столбы, пестрящие цирковыми афишами, шатры шапито и вывески варьете. Этот мир был нелеп, словно химера, сшитая неким сумасшедшим учёным из фрагментов тел случайных животных. Здесь причудливо переплетались элементы всех культур, эпох и жанров литературы. На улице провинциального городка, сошедшего со страниц мистического романа девятнадцатого века, можно было встретить средневековых менестрелей и гангстеров из нуарных фильмов, ведьм в остроконечных шляпах и ржавых паровых роботов, персонажей итальянской комедии и мексиканского карнавала, танцующих с вампирами из немых ужастиков и темнокожими колдунами вуду. Этот мир напоминал кукольный мультик, детскую страшилку, городскую легенду – абсурдную, нелогичную, но по-своему философскую и временами леденящую кровь. Это был удивительный мир – далёкий от совершенства, полный опасностей, но невероятно притягательный, парадоксально уютный, навевающий светлую грусть и горькую ностальгию, готовый раскрыть двери перед каждой заблудшей душой. Это был ЕГО, Тима, мир. Место, где он впервые за долгое время почувствовал себя счастливым.

Он и раньше видел удивительно яркие и запоминающиеся сны. Этим его жизнь напоминала старый фильм. На заре цветного кинематографа существовал такой приём – если основные события картины происходили во сне персонажа, то кадры реальной жизни снимали чёрно-белыми, а кадры сна – цветными. К Тиму эта формула подходила на все сто. Если вообразить его жизнь в виде катушки кассетной плёнки, то она представляла из себя унылую ленту в тонах грязно-коричневой сепии. Единственными яркими пятнами на этом фоне были сны. Они приходили к нему словно из ниоткуда и кардинально отличались от всего, что он видел в жизни. Сказочные королевства, непроходимые джунгли, бескрайние океаны, далёкие звёзды, дома с привидениями, карнавальные площади, города будущего – каждый новый сон приоткрывал для него дверь в очередной мир, полный приключений и опасностей. Каждый раз, отправляясь в путешествие, ему хотелось забыть о времени, о реальности и, главное, о грядущем пробуждении. Но только сейчас, увидев Чудоверье, он понял, что хочет остаться здесь навсегда. Во многом благодаря ей.

Он повстречал Викторию на главной площади перед зданием городского управления – каменной громадой, увенчанной мраморными ангелами и пляшущими горгульями. Она стояла, меланхолично глядя в серое небо и посасывая полосатый леденец на тонкой палочке. Худенькая девочка, чьи легкомысленные рыжие косички оттеняли мертвенную бледность кожи, она была одета в узкое чёрное платье с шелестящими кружевами – ни дать, ни взять, маленькая викторианская вдова. Не хватает только шляпки с вуалью. Тим обратил на неё внимание, потому что из всех встреченных им обитателей города она единственная не участвовала в праздничном шествии. В Чудоверье всегда был какой-то праздник – чей-нибудь юбилей или похороны. Но Тим этого не знал, и счёл, что оказался здесь в особый день. Ему и прежде везло на примечательные события вроде рыцарских турниров, пиратских разборок и инопланетных вторжений. Увидев марширующих по улицам упырей и вурдалаков в костюмах шутов и клоунов, он предположил, что они отмечают нечто масштабное, имеющее значение для всего города. Его удивило, что в разгар веселья эта девочка просто стоит в стороне, сосёт леденец и думает о своём. Он понял, что любопытство не позволит ему пройти мимо, не поздоровавшись с ней. В жизни он отличался необычайной застенчивостью, но во снах беседы с незнакомцами давались ему удивительно легко. И этот раз не стал исключением.

- День добрый, юная леди, – он остановился и приветливо улыбнулся ей, – вижу, вы не маршируете с остальными. Устали от суеты?

- Нет, просто я не считаю очередную годовщину смерти нашего дорогого мэра достойной причиной для праздника, – ответила она, – привидения так сентиментальны, каждую мелочь, имеющую отношение к собственной жизни, стремятся возвести в ранг исторического события. Поначалу меня это забавляло, а теперь раздражает. Праздники хороши именно тем, что каждый из них отмечается раз в году. В детстве я обожала праздники! Самайн, Бельтайн, День Мёртвых, венецианский карнавал… Но стоило нам с семьёй переехать сюда, и моя радость от них притупилась. А это, знаете ли, обидно.

- Значит, вы не местная? – уточнил Тим, – из другого города?

- Из другого мира. Как и все, кого сюда заносит. В Чудоверье нет коренного населения. К нам стекается люд изо всех обитаемых измерений, такой пёстрой толпы нигде больше не встретишь. Кого-то гонит жажда приключений, кого-то желание убежать от прошлого, кого-то тот банальный факт, что на родине за его голову назначена награда. Здесь хватает преступников всех мастей – от разбойников с большой дороги до космических пиратов. Иногда Чудоверье именуют Тортугой для всякой нечисти, ибо законы у нас дырявые, и правительство смотрит на их соблюдение сквозь пальцы. Но на самом деле с местными жителями всегда можно договориться. Если вести себя учтиво и не совать нос в чужие дела.

- И что же привело сюда вашу семью?

- Профессия. Здесь в изобилии встречаются непризнанные гении, нуждающиеся в услугах муз. Да ты, чувствую, и сам из них. Понимаешь, другие люди меня не видят. Если только я сама не захочу этого. И да, пожалуйста, хватит обращаться ко мне на «вы». Неужели я выгляжу настолько старой?

Тим понял, что вопрос этот риторический, и отвечать на него не следует. Поэтому он просто перевёл разговор на другое. А именно – поспешил представиться.

- Кстати, меня зовут Тим. Ничего, что я так бесцеремонно заговорил с тобой?

- Я на это и рассчитывала. Именно так мы, музы, находим себе клиентов. Бродим туда-сюда, пока какое-то место не привлечёт наше внимание. А потом смотрим – опа, поэт, писатель или музыкант, переживающий творческий кризис! Ему срочно нужна помощь! Тут-то мы и торопимся её оказать.

- И в чём же заключаются ваши услуги?

- В доверительных беседах, дельных советах, хороших шутках, посиделках с книгами, неожиданных угощениях и совместных прогулках. Нередко подобные знакомства впоследствии приводят к дружбе. Но не будем загадывать далеко. Я вижу, тебя что-то терзает. Давай поговорим об этом? А заодно я покажу тебе город. Первый сеанс – совершенно бесплатно. Идёт?

Тим согласился. Легко и спонтанно, как это всегда бывало во снах. Интуиция подсказывала ему, что он не будет разочарован, и его надежды оправдались на все сто. В своих снах он посетил множество миров, но лишь специфичная, подчас граничащая с уродством красота этого мира смогла покорить его сердце. Они с Викторией прошли по главной улице, бросили пару монет в шляпу шарманщика с ручной каменной горгульей, заглянули в несколько магазинов включая антикварную лавку, кондитерскую и аптеку, больше похожую на лабораторию алхимика, прокатились на речном пароходе, явно состоявшем в родстве с «Летучим голландцем», и послушали концерт уличных музыкантов, выступавших на пристани. Музыканты эти, вероятно, некогда служили на флоте, но были списаны на сушу по причине слабого здоровья. Отсутствие головы у одного из них и наличие топора в спине у другого красноречиво свидетельствовали об их бурном прошлом. Однако сейчас они вели себя вполне мирно и даже пробили Тима на слезу жалостливой песней о тяжкой пиратской жизни. В конце прогулки мальчик и муза заглянули в ресторан восточной кухни, где их встретила улыбчивая девица с кошачьим хвостом, окружённая стаей живой посуды – Виктория пояснила, что это цукомогами, японские демоны, коими становятся предметы домашней утвари, если за ними не следить. Поначалу Тим испугался этих шустрых ребят, но вскоре проникся к ним симпатией и даже решился оставить чаевые обслуживавшему его кофейнику. Здесь, за тарелкой суши из щупалец гигантского спрута, Виктория и поведала мальчику тайну, которая навсегда перевернула его жизнь. Она подтвердила самую безумную из его надежд. Оказывается, всё, что он видел во снах, происходило на самом деле. То был его особый дар – проникать в чужие миры посредством сновидений. Его душа могла отправиться куда угодно, ему стоило лишь научиться контролировать этот процесс. И Виктория была готова помочь ему.

Вики, Вики, Вики... Взгляд Тима заскользил по затянутому сеткой трещин потолку палаты. Взгляду было не за что зацепиться, не на что отвлечься, так что его мысленный взор заслонял реальный. Ему всюду мерещилось её лицо, её печальные голубые глаза и горькая улыбка на тонких губах. Такой она запомнилась ему навсегда. Девочка в чёрном, такая невинная и непосредственная, она стала для него тем единственным другом, о котором он мечтал, коротая одинокие вечера в обнимку с толстым бультерьером тётушки, марая тетради рисунками и завидуя книжным персонажам. Это была необыкновенная привязанность, душевная близость, настолько тесная, что порой парень сомневался – а не выдумал ли он свою подругу? Он до последнего не мог поверить, что живой человек обратил на него внимание. Это казалось ему ещё более нереальным, чем корабли-призраки и прыгающие чашки. И всё же, каждую ночь ему приходилось убеждаться, что это не сон. Стоило ему закрыть глаза, как она возникала у спинки его кровати, протягивала руку и звала в новый мир навстречу ревущему ветру, морскому прибою и мириадам галактик. Несмотря на кажущуюся замкнутость и отстранённость, на проверку она оказалась остроумной шутницей, любительницей авантюр и просто классной девчонкой. Благодаря ей Тим узнал, что музы тоже любят чай с лимоном, толстые книги и горячие камины, точно так же страдают от одиночества и переживают творческие кризисы, с которыми им приходится бороться самостоятельно, поскольку их никто не вдохновляет. Кстати о творчестве – их дружба, бесспорно, благотворно повлияла на его художественные изыскания. Виктория помогала ему безо всякой магии, именно так, как это делает хороший друг. Давала полезные советы, наводила на верные мысли, высказывала конструктивную критику. Вскоре Тим начал недурно рисовать и писать отличные рассказы, которые прославили его на всю школу. Даже взрослые отмечали, что в них что-то есть, что-то настоящее, трогающее за душу, живое. Ещё бы, ведь он сочинял их по горячим следам собственных впечатлений. О его приключениях с Викторией можно было писать целые романы – сказочные, фантастические, авантюрные или детективные. И ведь он собирался это сделать. У него было столько черновиков, набросков, эскизов иллюстраций... Но в один прекрасный день всё закончилось. Оборвалось так же внезапно, как началось.

То был день накануне его восемнадцатилетия. Они снова встретились в Чудоверье – на этот раз в полузаброшенном парке аттракционов на окраине города. Тим любил это место за приятное ощущение лёгкой меланхолии, за скрипучую карусель с лошадками, ржавое колесо обозрения и ларёк с мороженным, которым заведовал старый заводной робот, больше похожий на механическую куклу с ключом в спине. Они с Викторией скоротали здесь немало приятных вечеров. Но сегодняшняя встреча была особенной. Тим понял это сразу, едва увидев, с каким печальным видом муза подходит к мраморной беседке, где они условились встретиться. Она совсем не смотрела под ноги, полы её чёрного вязанного плаща подметали осенние листья, тяжёлые кожаные сапоги то и дело топали по лужам, разбрызгивая грязную воду. Это было совершенно непохоже на неё – она всегда отличалась аккуратностью, граничащей с чопорностью. Тим поспешил поинтересоваться, в чём дело.

- Что-то случилось? – уточнил он, – ты выглядишь грустной...

- Вовсе нет, – заверила его девушка, натянуто улыбаясь, – даже если у меня на душе нехорошо, ты к этому не причастен. Я не желаю портить тебе настроение перед днём рождения. Мы ведь встретились, чтобы повеселиться. Вот этим и займёмся. Кстати, я приготовила тебе подарок. Держи.

С этими словами она вручила ему толстый блокнот, явно самодельный, с плотными желтоватыми страницами и войлочной обложкой, украшенной изображением витой чёрно-белой спирали. Тим сразу узнал этот узор – тот же рисунок украшал его любимый пляжный зонт, без которого не обходилось ни одно их путешествие в миры с жарким климатом. Бывало, они с Викторией часами сидели под ним на палубе парусника, пришвартованного у побережья тропического острова, или посреди бескрайней пустыни, населённой джиннами, дэвами и ифритами. Едва коснувшись страниц блокнота, Тим испытал необычайный всплеск вдохновения. Ему захотелось распахнуть его и начать рисовать – он сам не знал, что именно, ему казалось, рука с карандашом всё решит за него. Никогда в жизни он не испытывал такого воодушевления. Жаль, что это чувство оказалось таким недолговечным...
Всё изменилось вечером того же дня, когда он вернулся домой, в очередной раз перелистал блокнот и нашёл меж страниц маленькую записку, которой сперва не заметил. То была прощальная записка Виктории. Она писала, что больше не сможет навещать Тима, поскольку завтра ему предстоит стать совершеннолетним, а её родители, как и прочие жители Чудоверья, не одобряют общения со взрослыми иномирцами. Они вообще считают людей жестокими, грубыми и чрезмерно любопытными созданиями, которым не следует знать о существовании магии. Даже тем, кто, подобно Тиму, родился с особым даром, полагается пользоваться им только в детстве. Дети постоянно что-то выдумывают, им всё равно никто не верит, так что особого вреда от них быть не может. То ли дело – взрослые. Виктория была бы рада продолжить общение, но законы её мира слишком строги. Если их ещё раз увидят вместе, обоим может по-крупному влететь. Ей не хотелось расстраивать его там, в парке - всё же, она пришла, чтобы поздравить его с днём рождения. Но сейчас ему стоит узнать правду. Она желала ему добра и просила прощения. Кратко, всего в нескольких словах – она умела быть лаконичной. Но эти слова поразили Тима в самое сердце.

На этом его жизнь закончилась. Не было больше ярких снов, прогулок по крышам, полётов к звёздам и танцев на морском берегу. Сколько он не пытался воспользоваться своим даром, тот отказывался подчиняться. Сказывалось то ли уныние, то ли некое ограничение, наложенное волшебниками Чудоверья, не желавшими, чтобы он вмешивался в их дела. Впервые в жизни Тим в полной мере осознал, что такое депрессия. Прежде он называл этим словом приступы дурного настроения, одиночества и тоски, но сейчас всё было гораздо хуже. Чувств не было вообще. Отпало желание заниматься творчеством, читать, слушать музыку, любоваться природой. Дни напролёт он проводил в своей тесной комнате, наедине с глупыми детскими рисунками, которые с каждым днём казались ему всё более уродливыми и нелепыми. Он сидел на кровати, зябко кутаясь в старый плед, и смотрел в стену – точно так же как сейчас, в больнице. Переезд сюда ничего не изменил. Только успокоил его тётушку, которая была уверена, что если бы не врачи, он обязательно попытался бы покончить с собой. Тиму было стыдно признаваться в этом, но он никогда не любил свою тётю, несмотря на то, что она хорошо к нему относилась и обеспечила ему приличное существование после смерти родителей. Она была не из тех, кому можно довериться. На первом месте для неё всегда стояли повседневные дела, работа да уборка, с ней даже о погоде было не поговорить, куда уж там о собственных чувствах? К тому же она, как и многие взрослые, боялась Тима. Он казался ей чересчур угрюмым, замкнутым и холодным. Парень чувствовал это и не мог не отвечать ей взаимностью.

И вот благодаря ей он теперь здесь. В этой комнате с ободранными полосатыми обоями и скрипучей ржавой кроватью. Из маленького окна, забранного частой решёткой, открывался вид на город – серый, грязный, безликий. Совсем как его жизнь. Ему хотелось испытать хоть что-нибудь – злость, отчаянье, страх, гнев, чувство несправедливости – какую-то эмоцию, которую он сможет выплеснуть на бумагу в виде рассказа, рисунка или стихотворения. Без своего творчества – больного, бездарного, хромого на все конечности, но всё же ЕГО – он чувствовал себя безвольной куклой, брошенной, сломанной и никому ненужной. Однако вот уже несколько месяцев – а может и лет, он смутно представлял, как течёт время во внешнем мире, – у него не выходило ни строчки, ни штриха, ни наброска. Пожалуй, даже если бы доктор согласился и оставил ему блокнот, из этой идеи не вышло бы ничего путного. Он бы только усугубил свою депрессию бесплодными попытками что-то создать.

И вот Тим сидит на кровати, глядя в стену. Он не знает, сколько сейчас времени, у него нет часов, а за окнами всё тот же беспросветный туман, заводской дым, рваные листья, падающие в подёрнутые наледью лужи, слякоть и грязь. Ничего общего с пёстрой и праздничной осенью Чудоверья. Он закрыл глаза и попытался представить мир своих грёз настолько ярко, насколько это возможно. Просто чтобы напомнить себе, что всё это было на самом деле, что он не сходит с ума, как думают врачи и тётя, что это место существует. Он представил дом родителей Виктории, куда она пару раз приглашала его на праздники. Небольшой особняк из красного кирпича с деревянной крышей, скособоченной каминной трубой и большими окнами, занавешенными полупрозрачными кружевными шторами. Во дворе у крыльца растёт большое трухлявое дерево с ломкими ветвями и уродливым провалом дупла, похожим на пасть какого-то чудовища. Как-то на Новый Год семейство муз украсило его гирляндой. Зрелище получилось несуразное, но по-своему романтичное. В конце концов, чудовищам тоже не чужды радость и надежда на лучшее. Оказаться бы там сейчас... Прикоснуться бы к шероховатой коре, согретой осенним солнцем, так похожей на горячую шкуру дракона... Он вообразил эту картину во всех деталях, настолько точно, что ему показалось, будто он в самом деле перенёсся туда. Он слышал шелест опадающих листьев, приглушённую игру шарманки, на которой в свободное время играл сельский гробовщик, отдалённый лай деревенских собак – вероятно, призрачных гончих, которых держало жившее по соседству семейство оборотней. Всё было настолько реально, что он сам удивился, как ему удалось всё это не то представить, не то вспомнить, не то выдумать. Он осторожно повернул голову и увидел сад, полный багровых астр и лиловых георгинов. Ему удалось рассмотреть капли росы на каждом лепестке – настолько чётким было изображение, возникшее у него в голове. Он почти решился подойти и вдохнуть аромат ближайшей клумбы, когда услышал окрик из-за спины.

- Тим! Не ожидала тебя увидеть после долгого отсутствия. Думала, ты меня забыл. Как дела?

Он резко обернулся и увидел Викторию. Она стояла на пороге дома, на ней было пышное лоскутное платье, пестревшее обилием полосок, клетки и гороха, а так же забавная шляпка с легкомысленным пером как, у танцовщицы из кабаре. Тима удивил этот неожиданный образ. Обычно она одевалась сдержано и несколько старомодно, а тут прямо городская сумасшедшая – насколько такое понятие вообще уместно в Чудоверье, где нормальные граждане почитаются за диковинку. Увидев, с каким изумлением он на неё смотрит, девушка усмехнулась и заправила за ухо непослушную медную прядь.

- Что, мне нельзя уже и стиль поменять? Чем это ты так поражён? С нашей последней встречи много воды утекло, если не забыл. Но я по-прежнему рада тебя видеть. Рада, что ты смог выбраться сюда.

- Это невозможно, – пробормотал Тим, – я этого не придумывал. Я не представлял тебя такой... я не ожидал от тебя этих слов. Что происходит?

- А ты ещё не понял? – она рассмеялась, – это не фантазии. Ты действительно находишься в Чудоверье. Видишь ли, твой дар оказался куда сильнее, чем мы с тобой думали. Моё прощание перед твоим днём рождения было искренним. Я действительно боялась, что мы больше не увидимся. Но в то же время я хотела тебя проверить. Наши маги перекрыли тебе путь через сны, но я надеялась, что ты найдёшь другой способ вернуться. Я не стала говорить тебе о своих подозрениях – не хотела зря обнадёживать, подозревая, что ты будешь страдать вдвойне, если твои поиски не увенчаются успехом. Но теперь я вижу, что была права. Ты очень талантливый волшебник. Для тебя не существует никаких преград. Ты можешь перенестись в любую точку вселенной в любой момент, и духом, и телом – тебе достаточно лишь представить это место и сильно захотеть. Всё ограничение в твоём воображении.

- И что, я смогу остаться здесь? – уточнил он, – навсегда?

- Если захочешь. Наше правительство, конечно, будет не в восторге, но что оно сможет сделать? Никто не запретит тебе мечтать. Ты неуловим.

- Значит, я могу расслабиться и просто забыть о своей жизни в мире людей? Забыть об этой проклятой больнице, решётчатом окне и рваных обоях, о надменных докторах и психах из соседних палат? Прямо сейчас?

- Совсем скоро, – поправила его девушка, – пока ты здесь только душой. Чтобы перенестись ещё и телом, тебе понадобится сосредоточиться сильнее. Например, нарисовать то место, где ты хочешь оказаться.

- Но мне не на чем рисовать. Врач отобрал у меня все вещи.

- Для человека с твоим даром это пустяковая проблема. Хочешь свой блокнот? Что ж, вообрази его. Закрой глаза и представь, что он у тебя в руках. Разве может быть что-то проще?

Тим послушно закрыл глаза, с удивлением отмечая, что собирается создать новую иллюзию внутри уже существующей. Представить блокнот не составило труда – в последние месяцы, пытаясь выбраться из творческого кризиса, он так часто брал его в руки, листал и перечитывал, что каждая страница, каждая строчка и рисунок отложились в его памяти в мельчайших подробностях. Вот Тим протягивает руку и касается его мягкой обложки, согретой ласковыми лучами заходящего солнца...

Парень открыл глаза и обнаружил, что по-прежнему находится в палате. Казалось, за время его отсутствия во внешнем мире не прошло и мгновения. Скрипучий деревянный пол, рваные обои, тени оконных решёток, корчащиеся по стенам... И блокнот. Его блокнот со спиралью на обложке. Вместе с карандашом, лежащем меж страниц. Открывай и рисуй. Всё, что захочешь. Любой мир, какой только способно создать твоё воображение.

Он рисовал весь день. Рисовал так долго и усердно, что у него заболела рука. Он изобразил Чудоверье во всех ракурсах, подробностях и оттенках. Шпили и флюгера, парки и заводы, цирковые шатры и карусели с лошадками, жителей в экстравагантных нарядах, краски карнавальных шествий, инструменты бродячих музыкантов, иссохшие ветви мёртвых деревьев, на которых, вопреки всему, распускаются хрупкие белые цветы. Это была величайшая из его картин, достойная масла, холста и позолоченной рамы. И всё же, он не желал для неё лучшей оправы, чем страницы его любимого блокнота. Блокнота, посредством которого он поделился с миром своей историей.

Когда доктор вошёл в палату с очередной порцией таблеток и нравоучений, Тима там уже не было. Как не было и следов побега. Лишь на подушке остался лежать блокнот, открытый на странице с удивительным пейзажем сказочного города.

_______

Примечание: рассказ основан на стихотворении «Сказка о мальчике по имени Тим, который любил рисовать».

 

⇐ Предыдущая113114115116117118119120121122Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: