 |
Бухта вольных моряков
|
|
|
|
Всё началось с маленького ржавого компаса. Я нашёл его случайно, когда разбирал один из потрёпанных чемоданов, пылившихся у меня на чердаке. Сам не знаю, что на меня нашло - то ли ностальгия, то ли приступ хозяйственности, но мне захотелось навести порядок в своих старых вещах. Правда, я сразу пожалел об этом, но отступать было поздно - я не привык бросать начатое дело. Этот чемодан, обитый растрескавшейся сухой кожей, как я и ожидал, оказался под завязку набит хламом, которым я не пользовался со времён средней школы. Исписанные ручки, огрызки карандашей, журналы о природе, помятые тетради - какой же у меня был отвратительный почерк! И компас. Такой маленький, несуразный, с огромной стрелкой - сразу видно, детский, сувенирный, не для настоящих моряков или походников. Я взял его и покрутил в руках. Стрелка указывала куда-то на юго-восток. Неисправен. Оно и не мудрено, учитывая, что рядом с ним на дне чемодана валялась гора магнитов. Видимо, я их где-то накупил, хотел прикрепить на холодильник, да и забыл. А они симпатичные. На одном штурвал, на другом якорь, на третьем дрессированный дельфин прыгает в кольцо... Что же на них написано? Такой мелкий шрифт... А, «Добро пожаловать в Чаячью Гавань! ». Чаячья Гавань... ну конечно, так назывался городок, где жила моя тётя. И как я мог забыть? Я ведь обожал его. Как-то провёл там замечательное лето. Вспомнить бы, когда это было? Кажется, мне едва исполнилось двенадцать. Я был смешным тощим мальчишкой с непослушной копной соломенных волос и недоумённым взглядом. Меня жутко укачивало в лодке, и я терпеть не мог рыбу, поэтому поначалу перспектива провести три месяца в городе, обитатели которого буквально живут морем, повергала меня в ужас. Однако стоило мне сойти на пристани Чаячьей Гавани, как я влюбился в это место - сразу и надолго. И почему я с тех пор ни разу туда не возвращался?
|
|
|
Мои мысли устремились к событиям двадцатилетней давности. К скрипучим доскам причала и поросшим ракушками швартовочным столбам, на которых восседали крикливые чайки. К побережью маленькой бухты, где мы с друзьями пускали блинчики и строили песочные замки. К таверне, где подвыпившие рыбаки делились байками из своей бурной молодости, а хорошенькие официантки строили им глазки, разнося тарелки изумительного устричного супа. К тёте Сигрид... Она была необыкновенной женщиной - никто в городке не знал, сколько ей лет, но это никого и не заботило, поскольку в душе она оставалась вечным ребёнком. В своих коротких платьицах и рваных гольфах, безразмерных тельняшках и бусах из ракушек, с неизменными косичками и россыпью веснушек на загорелом лице, она казалась сущей девчонкой. Приезжие всегда удивлялись, когда узнавали, что она работает смотрительницей маяка. Им казалось, что она недостаточно серьёзна для этого занятия. Знали бы они, что для неё значит эта работа! Я не раз поднимался на вышку вместе с ней, видел, как она зажигает фонарь и сигналит кораблям - неизменно в одно и то же время, точно, как по часам, словно они с маяком были неким единым механизмом. Она любила этого великана как старого друга, верного пса или боевого товарища. Пожалуй, я мог бы полюбить его так же, если бы моё сердце не покорила другая достопримечательность городка - «Альвильда». Так назывался корабль, пришвартованный в заливе прямо под окнами нашего маяка. Это была весьма точная реконструкция торгового фрегата семнадцатого века, её создатель допустил лишь одну вольность - разместил на корме голову дракона, как на ладье викингов. Я его понимал - поживя среди здешних фиордов и скал невозможно было не проникнуться древнескандинавской культурой. К тому же, этот дракон прекрасно гармонировал с девичьей фигурой на носу - вот вам красавица, вот и чудовище, всё как в сказках. Своё название корабль получил в честь полулегендарной личности раннего средневековья - готской принцессы Альвильды, сбежавшей из дома, чтобы грабить корабли в компании подруг и служанок. Говорят, она вышла замуж за принца Дании и, возможно, даже успела побыть королевой. Меня это всегда забавляло - королева-пиратка, ишь чего удумала. И писать законы, и нарушать их. Оригинально. Собственно, гавань, где стоял этот удивительный плавучий музей, называли Королевской. Многих туристов это сбивало с толку - они считали само собой разумеющимся, что название города происходит от его географического положения, а значит, и местная гавань должна именоваться Чаячьей. На самом же деле его имя носило аллегорический характер - город сам по себе являлся гаванью, куда слетались на отдых морские птицы со всей округи. «Так было всегда, - говорила моя тётя, - сколько себя помню, чаек тянуло сюда, как магнитом. Словно птичий клин - это стрелка компаса, а у нас тут Северный Полюс».
|
|
|
Компас... Я снова уставился на свою находку. Интересно, его я тоже привёз из Чаячьей Гавани? Должно быть, да. Но почему я этого не помню? Как он ко мне попал? Ах, да, конечно... Мне же его подарили. Подруга подарила - такая забавная была девчонка, рыжая, голубоглазая, улыбчивая. Как же её звали? Точно, Грета Ларсон. Она была дочерью нашего соседа, владевшего магазином сувениров. Ещё у неё был брат Христоф, который встречался с неуклюжей долговязой девицей по имени Хельга - её мать заведовала таверной «Пьяная русалка» и славилась умением коптить рыбу. Сколько всего я, оказывается, успел забыть. Сколько людей, сколько судеб и историй... Целая страница из жизни. Вырванная страница.
Я положил компас в карман и вернулся к чемодану. Вот только Чаячья Гавань не желала выходить у меня из головы. На протяжении всего дня я мысленно возвращался к тому лету, к моим друзьям, тёте Сигрид и её маяку. Мне вспоминались всё новые и новые подробности. Например, что у отца Греты не было двух пальцев на правой руке - он говорил, будто лишился их в схватке с акулой, хотя все мы знали, что их отрезало лодочным мотором, который он пытался починить в нетрезвом виде. Или что Ингрид, старшая сестра Хельги, обожала играть на никельхарпе - старинном шведском инструменте похожем на узкую вытянутую скрипку. Бывало, целый вечер сидела на крыльце «Пьяной русалки» и извлекала из её струн такие надрывные ноты, что здоровые мужики плакали. Или, напротив, бросались впляс, если она играла что-то весёлое. Перед моими глазами возникали всё новые и новые картины, словно я открыл фотоальбом, годами лежавший без дела, и, наконец, дождавшийся своей очереди. Скрипучая вывеска над дверью таверны (разумеется, на ней была изображена толстая русалка с объёмной грудью и буйными локонами, сжимавшая в руке кружку пенного пива), флюгер-парусник на крыше дома Греты, копия скелета доисторического мегаладона, склеенная Христофом, коллекция корабликов в бутылках, которую моя тётя хранила в застеклённом шкафу посреди гостиной (что приводило в недоумение наших соседей, предпочитавших держать в таких местах алкоголь), копии топоров викингов в лавке старика Ларсона, пожелтевший от времени глобус в капитанской каюте «Альвильды»... Как же я, всё-таки, любил этот корабль! Одно время моей заветной мечтой было пробраться на него ночью, да и отчалить в неизвестном направлении - лишь бы это прекрасное судно, наконец, познало радость свободы, истинного удела всех кораблей. Если бы мне только хватило сил поднять якорь...
|
|
|
А потом я нашёл свой старый дневник. Это произошло так же неожиданно, как обнаружение компаса - кажется, он упал с какой-то из книжных полок. Дневник представлял собой полинявшую от времени тетрадь, изрисованную всевозможными каракулями. На одном из разворотов я обнаружил рогатого морского змея, на другом - гигантского спрута, на третьем - карту сокровищ, стилизованную под старинную - разумеется, с розой ветров и лицами туч, дующих ветрами в паруса кораблей. То была карта некого острова, и этот остров определённо находился не на территории Чаячьей Гавани - хотя бы потому что в Чаячьей Гавани не росли пальмы. Да и кладов, зарытых на западном побережье, я что-то не припоминал - а на карте вон, пожалуйста, жирный крест у кромки воды. Каким же я был выдумщиком... Я осторожно раскрыл тетрадь на первой странице, где крупным и почти аккуратным почерком было выведено - «Бортовой журнал Торвальда Нёстрема. О событиях, произошедших в Чаячьей Гавани и Бухте Вольных Моряков. Совершенно секретно». Бухта Вольных Моряков... Это название показалось мне смутно знакомым. Оно навевало странно волнующие воспоминания, связанные с чем-то завораживающим и опасным. С чем-то, что я очень хотел вспомнить, но не мог...
|
|
|
Я перевернул страницу и погрузился в чтение. Первые главы дневника были довольно нудными - я писал, как мне надоела учёба, как я не хочу читать список литературы на лето, и как злюсь на родителей, сплавивших меня сумасшедшей тётке, вместо того, чтобы взять с собой в командировку за границу. Однако когда в повествовании впервые всплыло название «Бухта Вольных Моряков», в моей голове что-то щёлкнуло, и я начал вспоминать. Эти воспоминания, казалось, приходили откуда-то издалека - так вспоминаешь сны, чужие рассказы или фильмы, увиденные в глубоком детстве. Словно всё происходило не со мной, а с каким-то персонажем, за приключениями которого я наблюдал со стороны. И всё же, чем дальше я читал, тем сильнее уверялся, что эта история - не выдумка. Это было давно, как будто в другой жизни, но всё же было!
Как и сейчас, всё началось с компаса. Это действительно был сувенирный компас, предназначенный для продажи туристам. И, тем не менее, я очень им дорожил. Возможно, потому что это был подарок Греты, которую я в ту пору считал лучшей подругой. Однажды он попался на глаза Ингрид - это было вечером, когда мы вместе возвращались из таверны. Я вызвался помочь ей донести её громоздкий инструмент, а она взяла мою сумку, заваленную ракушками и камнями, найденными в Королевской Гавани. В одном из её карманов лежал и мой компас. Ингрид внимательно изучила его, после чего заметила:
- Он немного не точен. Его стрелка указывает не на север, а, скорее, на северо-восток. Как сказала бы моя мама - на Бухту Вольных Моряков.
- Никогда не слышал об этой бухте, - признался я, - она находится где-то возле Острова Кракена? - я вспомнил о маленьком островке на востоке от города, где стояла пара рыбацких хижин, да старый лодочный сарай. Это было единственное место в округе, где мне не приходилось бывать, вот я и подумал на него, - или дальше?
- О, намного дальше. Это мифический остров, якобы, служащий пристанищем для всех душ, потерявшихся в море. Я слышала о нём от матери, а она, в свою очередь, от твоего деда, который был смотрителем маяка до Сигрид. Он ещё рассказывал, что если взять такой нерабочий компас, пробраться в капитанскую каюту «Альвильды» и положить его на стол рядом с глобусом - корабль тут же почует верный курс, сам снимется с якоря и отправится берегам Бухты. Конечно, это сказка - твой дедушка любил веселить детишек и вечно придумывал для них всякие байки, - но, согласись, красивая же. Каждому городку вроде нашего нужна своя легенда. Туристам это нравится. В конце концов, проверить её правдивость всё равно не удастся - никто не сможет проникнуть на корабль незамеченным. Музейные работники строго следят за этим.
|
|
|
Я согласился с ней для виду, хотя на самом деле прекрасно знал, что это не так. Тётушка как-то обмолвилась при мне, что главная сторожиха на «Альвильде», старушка Астрид Андерсон - большая любительница выпить и часто засыпает на посту. Так что при должной осторожности пробраться на борт ночью не составило бы труда. Эта мысль не выходила у меня из головы на протяжении всего следующего дня. Не то что бы я поверил в эту историю, но само по себе проникновение на корабль в тайне от взрослых казалось мне прекрасным приключением. Наконец, я набрался смелости и поделился своей идеей с Гретой. Она сразу загорелась желанием попробовать. Вскоре к нашей компании присоединились Христоф с Хельгой, а после непродолжительных уговоров - и Ингрид. Конечно, мы не рассчитывали на результат, легенда была для нас только предлогом, чтобы решиться на вылазку. И всё же в глубине души каждый из нас надеялся, что эта ночь станет особенной. И нам не пришлось разочароваться.
- Ингрид была права, это байка, - констатировала Хельга, когда мы всей гурьбой столпились вокруг стола и торжественно возложили компас на положенное ему место. Это стоило нам немалых усилий - в мертвенном свете карманных фонариков каюта выглядела совсем иначе, чем днём, и ориентироваться в ней было нелегко. Прежде, чем мы добрались до стола, я несколько раз споткнулся о край роскошного персидского ковра, а Грета едва не уронила витрину с навигационными приборами, - однако это того стоило. Теперь нам будет, что рассказать в школе. Найти бы только, чем подтвердить наш рассказ, а то ведь не поверят же... Христоф, я знаю, у тебя телефон с камерой - не мог бы ты нас сфотографировать? Только смотри, чтобы мы все влезли. И чтобы никто не моргнул...
Однако не успел Христоф протянуть руку за мобильником, как до нас донеслись шаги с верхней палубы. Мы все сразу узнали эту медленную ковыляющую походку. В мою сторону обратились четыре возмущённых взгляда.
- Это старуха Андерсон, - заметила Грета, - ты же говорил, она будет пьяна в стельку.
- Кто ж знал, что она так быстро протрезвеет? - вздохнул я, - надеюсь, она ничего не слышала...
Моим надеждам не суждено было сбыться.
- Эй, вы! - её пронзителный скрипучий голос напоминал крик какой-то причудливой птицы, - я знаю, вы где-то здесь! Если вы немедленно не покажетесь, я уберу трап, и вам придётся сидеть на корабле до утра. Это не шутка!
- Как думаете, она серьёзно? - шёпотом поинтересовался Христоф.
- Нет, конечно, - отмахнулась Ингрид, - она не настолько жестока. Понимает же, что никто, кроме детей, сюда не полезет. А у детей, если они вовремя не вернутся домой, обычно возникают неприятности. Она не решится подложить нам такую свинью.
- Что, молчите? - усмехнулась Астрид, - н-да, наверное, мне действительно послышалось. Пить надо меньше, и мерещиться ничего не будет. Но на всякий случай лучше в самом деле отдать сходни. Как я не люблю этого делать... Старая стала, немощная, но уж лучше подстраховаться. Для собственного успокоения.
Мы нервно переглянулись.
- И что нам теперь делать? - поинтересовалась Хельга, - кричать? Как думаете, она нас отпустит?
- Отпустит, - невесело усмехнулась Грета, - только потом растрезвонит об этом происшествии на весь город. Нас с Христофом отец точно заругает - для него репутация семьи значит очень многое. Это тётя Торвальда может простить ему любую выходку - ей бояться нечего, её и так все считают городской сумасшедшей. А нам не поздоровится.
- Значит, ты предлагаешь остаться здесь до утра? - уточнил я.
- А почему бы и нет? - заметила Хельга, - сейчас уже заполночь, а ночи летом короткие. Через пару часов рассветёт. Астрид покинет корабль, чтобы нанести визит сестре - она это каждое утро делает, возможно, потому что та делится с ней выпивкой. Разумеется, она запрёт все каюты, но трап не уберёт - ей лень его каждый раз поднимать. Вот мы и выскользнем на берег.
- Вот только где нам укрыться, чтобы она и нас не заперла? - задумалась Ингрид, - нужно выбрать место, где нет ничего ценного, или куда она не догадается заглянуть...
- Как насчёт трюма? - предложил Христоф, - там красть нечего, экспозиции нет, только рассохшиеся бочки валяются. За ними можно спрятаться и весьма комфортно переночевать. Что скажете?
Никто не стал возражать, тем более, что в трюме оказалось очень уютно. Мы устроились за бочками, положили под головы свёрнутые куртки вместо подушек и сами не заметили, как уснули под скрип корабельных досок и шум волны, мерно раскачивающей «Альвильду», словно большую колыбель. Несмотря на все волнения сегоднящной ночи, на душе у нас было удивительно безмятежно. И куда только подевалась моя морская болезнь? Это была последняя мысль, посетившая меня прежде, чем я провалился в сон. В эту ночь я спал лучше, чем когда-либо до или после этого.
На следующее утро меня разбудил чей-то пронзительный крик. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы определить, что он принадлежал Христофу. Я открыл глаза и увидел его у лестницы. Вид у него был испуганный и недоумевающий.
- В чём дело? - проворчала Хельга, подавляя зевок, - старуха-таки подняла трап? Или вызвала наряд полиции?
- Сами посмотрите. А то решите, что я вас разыгрываю.
Хотя нам по-прежнему хотелось спать, любопытство пересилило, и мы последовали его совету. Удивление, постигшее нас на палубе, трудно описать словами. Трапа действительно не было - как, впрочем, и пристани, и самого берега. Мы оказались в открытом море. Причём, в широтах, весьма далёких от Чаячьей Гавани. Во всяком случае, жара здесь стояла поистине тропическая. Ветер был попутный, и корабль летел на всех парусах по одному ему известному маршруту.
- Вот тебе и вернулись домой незаметно для взрослых, - усмехнулась Ингрид, - и что теперь будем делать? Попытаемся понять, куда нас занесло? Помнится, в капитанской каюте была гора секстантов и астролябий. Кто-нибудь здесь умеет ими пользоваться?
- Это ни к чему. Мы в юго-западной части Индийского Океана, где-то на тридцатом меридиане. Сейчас Бухта Вольных Моряков находится здесь, хотя ещё вчера была на Карибах. Она весьма непредсказуема, скажу я вам.
Я был готов поклясться, что ещё секунду назад на палубе не было никого, кроме нас пятерых. Но стоило нам обернуться на голос, как у ближайшей мачты возникла высокая смуглая девушка с янтарными кошачьими глазами. Одета она была в шёлковый топ и шаровары, а от обилия бус, браслетов и колец, буквально усеивавших её шею, грудь и руки, рябило в глазах. Боюсь, я вскрикнул - пожалуй, даже слишком громко. Грета прикрыла рот рукой, как всегда делала, когда её тянуло выругаться. Остальным тоже стало не по себе. Незнакомка это заметила, отчего её улыбка стала только шире.
- Значит, вы не ожидали, что ваша магия сработает? И правильно. Она не сработала. Дело не в компасе и не в корабле. Дело в вас. Вы решили рискнуть - и это понравилось нашему капитану. Что ж, храбрецы, добро пожаловать на борт. Пойдёмте за мной, я познакомлю вас с настоящей «Альвильдой».
С этими словами она направилась к двери, которая, как мы знали, вела в кают-компанию. Я приготовился увидеть прямоугольный стол красного дерева, большую люстру и пару витрин со старинными монетами, однако картина, представшая моим глазам, была совершенно иного свойства. Мы оказались в роскошном зале с атласными диванами, антикварными креслами, репродукциями известных картин и настоящим органом, встроенным прямо в стену. Когда мы вошли, за ним как раз кто-то сидел и играл удивительно бодрую мелодию, не вязавшуюся со столь внушительным инструментом. Увидев, что мы вошли, музыкант обернулся и игриво подмигнул нам. Это был мускулистый мужчина с буйными тёмными волосами, собранными в толстый хвост. Из одежды на нём были только синие гавайские шорты - если, конечно, не считать за одежду обилие татуировок с изображениями дельфинов, крабов и черепах, покрывавших практически каждый миллиметр его кожи. Девчонки, разумеется, тут же уставились на него во все глаза, особенно Хельга, по-видимому, не заметившая ревнивого взгляда Христофа. Однако органист не обратил на это никакого внимания - должно быть, давно привык к подобной реакции со стороны женщин всех возрастов.
- О, так у нас туристы, - усмехнулся он, - это объясняет переполох на борту и столь неожиданный визит капитана. А ты, Саида, теперь ещё и гид? Уже вторую партию встречаешь. Тебе за это приплачивают?
- Нет, просто я считаю, что никто на «Альвильде» не справится с этим лучше меня. Представь, что первым, кого ребятишки увидели на палубе, стал бы Янис. Вот это была бы душевная травма.
- По-моему, было бы куда хуже, если бы это оказалась Кассандра, - заметил музыкант, - может, у неё и нет плавников, зато от её чувства юмора мне становится не по себе. Надеюсь, она этого не слышит...
- Конечно, слышу, увалень разрисованный. Чтоб тебя акула проглотила, да косточками подавилась, - этот звонкий голосок принадлежал прехорошенькой белокурой девице в полосатом платье с кринолином по моде века этак восемнадцатого. Она хитро подмигнула татуированному парню, улыбнулась Саиде и, наконец, удостоила взглядом нас, - а вот и новички. На этот раз, как я погляжу, нордический тип. Дайте угадаю - вы потомки какого-то известного викинга? Того, что открыл Гренландию или первым из европейцев побывал в Америке? Вечно путаю, кто из них Лейф, а кто Эрик...
- Да ничьи они не ррродсвенники! Всего лишь турристы! - презрительно фыркнул крупный попугай ара, восседавший у неё на плече, - небось, из Чаячьей Гавани пррипёрррлись!
- Именно так, Сальвадор, - кивнула Саида, - они - наши гости, и нам следует принять их со всем радушием. Полагаю, они ещё не завтракали. Слушай, слетай-ка за Янисом, попроси его приготовить что-нибудь на его усмотрение. Только без лишних экспериментов. Договорились?
- Без эксперрриментов! - повторил Сальвадор, - договорррились!
Он спорхнул с плеча хозяйки, даже не удосужившись попрощаться. Кассандра проводила его взглядом, пробормотав себе под нос «вот нахал! », и вновь сосредоточила всё внимание на гостях.
- Значит, вы из Чаячьей Гавани? - уточнила она, - понятно, почему капитан взяла вас на борт. Земляки, как-никак. Кстати, где она сама? Разве в её обязанности не входит приветствовать гостей?
- Капитан никогда не опаздывает. Если капитан опоздал - значит, остальные поспешили, - со знанием дела произнёс голос, который невозможно было спутать ни с одним другим.
Я думал, что испытал все степени удивления за сегодняшнее утро, и ничто более не сможет выбить меня из колеи. Я ошибался. Уж кого я точно не ожидал увидеть в кают-компании, так это тётю Сигрид. Она стояла в дверях, всё с теми же косичками, в любимой тельняшке и линялых серых брюках. Однако кое-что в её облике неуловимо изменилось. Она выглядела серьёзнее, чем когда-либо. Даже серьёзнее, чем на маяке. Она была на посту. Она была капитаном.
- Вижу, вы недоумевете, - усмехнулась она, - я вас понимаю. Сама чуть не впала в истерику, когда оказалась здесь впервые. Вы присаживайтесь, я вам всё объясню. А ты, Калани, включи какую-нибудь весёлую музыку. Только в записи - не могу слушать, как ты мучаешь мой орган.
Парень в татуировках понуро вздохнул, однако спорить не стал. Сигрид усадила нас на диван и налила каждому по кружке горячего шоколада.
- Это Сальвадор варит, - пояснила она, - знаете, он когда-то выращивал какао. До сих пор иногда тоскует по своим плантациям. Мечтает открыть шоколадную фабрику - жаль, в Бухте Вольных Моряков этот товар не пользуется спросом. То ли дело, ром...
- Сальвадор - это попугай? - уточниала Грета, с опаской отпивая из своей кружки, - никогда не слышала, чтобы попугаи владели плантациями.
- Конечно же, он человек. Просто время от времени дурачится, превращаясь в разных животных. То в альбатроса, то в морскую черепаху, то в косатку... В последнее время, вот, повадился в попугая - ему нравится пугать наших гостей, чуть что громогласно крича «Пиастры, пиастры! ». Видите ли, его отец из команды «Калеуче», а они там все оборотни.
- «Калеуче»? - переспросила Ингрид, - кажется, это корабль-призрак, который временами видят у побережья Чили? Но разве это не легенда?
- Мы все здесь легендарные личности, - заметила Кассандра, - потому «Альвильда» нас и призвала. Она весьма тщательно подходит к подбору матросов, осуществляющих связь между Бухтой и внешним миром.
- Значит, Бухта Вольных Моряков существует? - уточнил Христоф, - это не миф?
- Как видишь, - ответила Сигрид, - вот только впускает она не всякого. Лишь избранным доводилось ступить на её землю. Тем, кто остро нуждался в помощи или чуде. В своё время наши предки нашли дорогу туда, и теперь мы продолжаем их дело, помогая всем, кто потерялся в море. Кстати, я же не представила вам свою команду... И так, знакомьтесь, это Саида-аль-Харун, прапраправнучка Синдбада-морехода и моя старшая помощница. Кассандра ван дер Деккен, дочь капитана «Летучего голландца», наш рулевой и навигатор. Калани Учиуама, внук полинезийского героя Мауи - незаменимый боцман и неплохой музыкант - вот только с академическими инструментами у него не складывается. Ну и конечно Янис Таниос, наш кок - потомок одного из тех пиратов, что похитили Диониса и были превращены в дельфинов. Вот и он, несёт свой фирменный суп из креветок с греческим сыром и козьим молоком. Это очень вкусно, если он, конечно, не переборщил с перцем...
Янис оказался приятным улыбчивым парнем с вьющимися каштановыми волосами, зелёными глазами и парой плавников на спине. Вопреки предполжению Саиды, его облик нас не шокировал - чего не скажешь о его супе. Он оказался нечеловечески вкусным - и столь же нечеловечески острым. В результате каждую ложку похлёбки нам приходилось компенсировать глотком шоколада, что выглядело, вероятно, весьма потешно.
- Значит, все вы - потомки легендарных моряков? - уточнил я, отрываясь от тарелки, - и ты, тётя Сигрид?
- Ну конечно. Наш род восходит к королеве Альвильде. Точнее, к её внуку Ульриху - первому смотрителю маяка в Чаячьей Гавани. Этот маяк тоже непрост. Он служит своего рода порталом в мир, где привычные явления меняют свою суть. Тот фрегат, что пришвартован у нашего берега, разумеется, не имеет ничего общего с настоящей «Альвильдой». Но благодаря магии, проводником которой является маяк, она заимствует внешний облик этого корабля. Если когда-нибудь с ним что-то случится, «Альвильда» вселится в «тело» нового судна - быть может, это окажется параход или даже подводная лодка. Но базироваться оно, в любом случае, будет в Чаячьей Гавани - поскольку это одно из немногих мест, где все вещи являются чем-то большим, чем кажется на первый взгляд... Ну ладно, я вижу, что вы всё равно ничего не понимаете. Главное, что «Альвильда» призвала вас, почувствовала, что вы нуждаетесь в ней - и вот, вы здесь. Как гости, туристы или потенциальные члены команды - не суть. Сейчас наш путь лежит в Бухту Вольных Моряков. И её берега вот-вот покажутся на горизонте...
Что я могу сказать о Бухте? Пожалуй, лучше всего её опишет характеристика, которую Сигрид дала Чаячьей Гавани - место, где всё не то, чем кажется. Порой она напоминала мне наш городок - те же маленькие домики, трактиры, вывески, флюгера, старые моряки, курившие трубки на заросших ракушками пристанях... Вот только в этих домиках жили тритоны и водяные, в трактирах танцевали сирены, изображения на вывесках двигались и разговаривали, флюгера упрямо поворачивались против ветра, а моряки щеголяли чешуёй и перепонками между пальцев - люди тут испокон веку женились на русалках. Сперва мы посетили ресторан с устрашающим названием «Чёрная метка», где отведали филе сциллы, котлеты из харибды и чай, приготовленный по специальному рецепту императора китайских драконов (отдельно нас повеселил Янис, встретивший там компанию потомков аргонавтов, с которыми затеял спор о древнегреческой кухне), затем - ипподром, где проходили состязания по конкуру среди келпи и прочих водяных лошадок, а напоследок - парк аттракционов, где прокатились на карусели с деревянными драконами, львами и русалками, некогда служившими носовыми фигурами кораблей, потерпевших крушение в Бухте. Этот день сохранился в моей памяти обрывками, вспышками, яркими сполохами эмоций и образов - разноцветных, как стёклышки в витражных окнах нашего маяка. Вот Калани учит Грету кататься на доске для сёрфинга, вот Кассандра за кружкой рома рассказывает Хельге, как грамотно строить глазки парням, вот Ингрид танцует танго с Сальвадором - в человеческом облике он оказался приятным молодым латиноамериканцем с обаятельной улыбкой и столь же неуправляемыми кудрями, как у меня, - вот Янис учится готовить жаркое из щупалец кракена, но вновь и вновь перебарщивает с солью, вот Саида метает ножи в грот-мачту «Альвильды», а Сигрид её за это отчитывает, сыпя ругательствами на всех языках... Хотя, возможно, какие-то из этих событий произошли в другие дни - с тех пор мы повадились навещать Бухту Вольных Моряков чуть ли не каждую неделю. Для этого было не обязательно засыпать на «Альвильде» - меж нашим маяком и кораблём имелась особая связь, позволявшая капитану перенестись на его палубу в любой момент. Надо было лишь открыть входную дверь особым ключом - маленьким, серебряным, с брелком в виде якоря... Или трезубца Посейдона? А может, полосатого спасательного круга? Нет, со спасательным кругом был у Греты... Как я ни пытался вспомнить свой брелок, мне это не удавалось. Впрочем, до недавнего времени я не помнил даже саму Чаячью Гавань - что уж говорить о Бухте? Что же приключилось с моей памятью? Ведь то лето здорово меня изменило. Впервые за всю жизнь я почувствовал себя не одиноким. Прежде я был обычным зажатым мальчишкой, которому не хватало внимания родителей, который стеснялся, что не понимает математику, и даже не знает, у кого списать домашнее задание, который не решался приправлять второе острым соусом, боялся смотреть ужастики с выключенным светом и вечно терпел неудачи, пытаясь прибиться к компаниям «крутых» одноклассников. Однако после пары визитов в Бухту всё изменилось. Я попробовал то, на что у меня прежде не хватало смелости, и мне понравилось. Я научился карабкаться по мачтам (спасибо тётушке), фехтовать на саблях (а тут - Саиде), танцевать гавайский танец хула (благодаря Калани) и пить поистине раскалённый какао, от которого у других сводило зубы (однажды Сальвадор подбил меня «на слабо», а потом я вошёл во вкус). Да и нервы у меня стали железными после многочисленных историй Кассандры, подслушанных ею у матросов «Голландца» - острая на язык девица умела рассказывать их так, что было и забавно, и жутко до дрожи. Моим друзьям пребывание на острове тоже пошло на пользу. Грета переборола свой главный страх - боязнь высоты, после того, как Сигрид назначила её вперёдсмотрящей (бывало, она не желала спускаться с вороньего гнезда даже ночью, да так и спала там, только просила Сальвадора превратиться в птицу и принести ей одеяло с подушкой). Христоф, всегда считавший себя неуклюжим и непривлекательным для девушек, не без помощи Яниса, научился здорово готовить - однажды это помогло ему победить в школьном кулинарном конкурсе, после чего все девчонки Чаячьей Гавани стали смотреть на него с восхищением, вызывавшим лютую ревность у Хельги. Сама Хельга, мечтавшая о карьере писательницы, начала сочинять отличные стихи и рассказы - ещё бы, ведь в её распоряжение попала библиотека Бухты, в которой можно было найти все книги, созданные людьми с момента возникновения письменности. Что до Ингрид, бредившей музыкой, то местные сирены помогли ей поставить настоящий оперный вокал, Калани - обучил игре на укулеле, а Сигрид - на своём любимом органе, после чего она стала настоящей звездой родного городка. Особые отношения сложились у неё с Сальвадором, который не только учил её босса-нове и сальсе, но и не раз катал на спине, принимая облик кита или дельфина, и вообще старался проводить как можно больше времени с ней наедине. Порой мне казалось, что они влюблены друг в друга и вот-вот объяснятся... Но этого так и не случилось. В конце лета умерла моя бабушка - мать Сигрид, и той пришлось уехать из города, чтобы разобраться с наследством. Обязанности смотрителя маяка взял на себя господин Ларсон, временным капитаном «Альвильды» назначили Саиду, а нам пришлось свернуть свои развлечения, поскольку никто, кроме тёти, не умел открывать портал на маяке. Потом мои родители вернулись из командировки, я уехал домой и больше никогда не вспоминал это удивительное лето. Вот только приключения, пережитые в Чаячьей Гавани и Бухте Вольных Моряков, не прошли для меня даром. Я стал сильнее, смелее и решетильнее, что, в конечном итоге, помогло мне сделать неплохую карьеру в области океанологии. Подумать только, я, профессор Торвальд Нёстрем, чьим именем назвали подвид норвежского омара, когда-то был тем застенчивым мальчиком с маяка! И где бы я сейчас был, если бы не этот загадочный остров с песчаными пляжами и тростниковыми хижинами, цунами и циклонами, снежными вершинами и спящими вулканами? Нет, я обязан туда вернуться. Ещё хоть раз.
Сказано - сделано. Никаких планов на ближайшее будущее у меня не было, проблем с деньгами так же не наблюдалось, поэтому уже через два дня я стоял в порту Чаячьей Гавани. Это место почти не изменилось - всё те же обрывистые берега, обширные пляжи, отшлифованная морем галька, да перевёрнутые рыбацкие лодки... Даже «Пьяная русалка» выглядела так же, как в день моего отъезда. Только вывеска слегка пообтрепалась. Узнать бы, кто владеет этим заведением сейчас...
Я переступил порог и шагнул в приятный полумрак таверны. Здесь как и прежде пахло рыбой, дешёвым пивом и дымом плохих сигарет. За барной стойкой стояла девушка примерно моего возраста - приветливая рыжеволосая и голубоглазая. Я заказал у неё тарелку супа из устриц и как бы невзначай поинтересовался, что случилось с предыдущей хозяйкой «Русалки». Ответ последовал незамедлительно:
- С госпожой Хансен? Так она померла давно. Простуду запустила, врача вызывать не хотела... Её дочки разбежались, кто куда - старшая, Ингрид её звали, укатила в большой город, играет там в оркестре какого-то престижного театра - она арфистка и очень известная, между прочим. А младшая, Хельга то бишь, выскочила замуж за моего братца Христофа, и вместе с ним держит ресторан в одной из европейских столиц. Продала мне таверну за бесценок, всё же, мы с ней, как-никак, семья, ну а я думаю - почему бы не купить? Надо же чем-то зарабатывать на жизнь? Эй, что с вами? Я что-то не то сказала?
- Так значит, вы - Грета Ларсон? - удивился я, - вас не узнать...
- Вас тоже, - усмехнулась она, - кем бы вы ни были. Когда это мы с вами успели познакомиться?
- Двадцать лет назад. Мы провели здесь прекрасное лето. Вы, я, Хельга, Христоф и Ингрид. Мы искали сокровища, играли в пиратов, поднимали «Весёлого Роджера» над домом вашей матушки, уплетали за обе щёки суп госпожи Хансен, строили замки из песка, читали вслух приключенческие романы...
- А, так вы племянник госпожи Нёстрем! - догадалась она, - как же вас... Торвальд? В самом деле, мы хорошо ладили. Жаль, давно это было, я почти ничего не помню...
- Что, и Бухту Вольных Моряков не помнишь? - уточнил я.
- Какую бухту? - удивилась она, - у нас тут нет бухт, только гавань, и та Королевская. Наверное, ты что-то путаешь. Возможно, это было в другом городе.
- Ничего я не путаю. Мы плавали туда на «Альвильде». То был край оживших морских сказок. Мы скакали на келпи, готовили заливное из морских змеев, охотились с гарпунами на гигантских спрутов, танцевали под пение сирен и до утра считали звёзды, которые там казались просто огромными. Разве такое забывается?
- Хм... Что-то знакомое... - задумалась она, - припоминаю, была у нас такая игра... Кажется, ты ещё говорил, что твоя тётя – потомок принцессы Альвильды и капитан нашего корабля. А Хельга, специально, чтобы позлить ревнивого Христофа, придумала ей помощника - накаченного гавайского сёрфингиста. Я так смеялась! Ну что за фантазии для девочки-подростка?
- То есть, ты думаешь, что всё это было игрой?
- А чем ещё? Не пугай меня, Торвальд. Я помню, ты был фантазёром, но не настолько же, чтобы принимать вымысел за реальность.
- Да-да, я пошутил, - я усмехнулся, но, боюсь, получилось у меня несколько вымученно, - просто хотел проверить, как хорошо ты помнишь наши детские игры. Кстати, как насчёт приправ к супу? Например, острого перца?
- Острый перец? Ты же его терпеть не мог, - вспомнила Грета.
- Раньше не мог, а теперь могу. Меня приучил один греческий повар... Это долгая история. Ты только сыпани как следует.
Она выполнила мою просьбу. Её суп оказался не хуже, чем у госпожи Хансен и Яниса, что немного повысило мне настроение. Впрочем, на душе у меня по-прежнему было тревожно. Раз Грета забыла наши летние приключения, может, другие обитатели города и меня не вспомнят? Даже тётя Сигрид? Нет, капитан «Альвильды» не могла забыть о своём собственном корабле. Я просто обязан найти её и задать ей пару вопросов. Лишь бы она оказалась жива... И с маяком ничего не случилось.
К счастью, маяк стоял на прежнем месте и почти не изменился за прошедшие годы. Сигрид ответила на мой стук почти мгновенно, как делала в былые времена. Как я и ожидал, она постарела, в её золотых волоса
|
|
|
