Глава 36. Логические размышления и прочие мозгошмыги
Глава 36. Логические размышления и прочие мозгошмыги. Гарри давно уже смирился с мыслью, что Дамблдор выбрал его своим оружием для победы над Волан-де-Мортом и терпеливо оттачивал, как оттачивают клинок или саблю. Но никогда еще до этого не кидало его с такой силой из огня в ледяную воду, как за последнюю неделю, когда, казалось бы, все уже закончилось. Долгожданная победа пришла. Что еще нужно? И вот вместо того, чтобы ночью отсыпаться по очереди в палатке, а днем греться на солнышке и, вообще, отдыхать, они с Гермионой который день играют в мистера Шерлока Хомса и доктора Ватсона. А Сэрра у них вместо той пожилой леди, хозяйки квартиры, которая готовила двум детективам ужин после удачного завершения очередной главы. Ну, не может же такого быть, чтобы Дамблдор специально допустил возрождение Волан-де-Морта. Но это же нечестно, в конце-то концов! Рассуждения Гермионы о "кости, плоти и крови" просто добили. Перед глазами упорно вырисовывался один и тот же вопрос: знал или не знал Дамблдор о том, что ждет Гарри и... Седрика в точке приземления портала? И, как ни старался Гарри найти оправдания своему учителю, ничего не помогало. Хоть с правой ноги, хоть с левой, а все равно получалось, что знал. Потому что глаза его торжествующе сверкнули, когда Гарри дошел в своем рассказе до "крови врага" и показал порез на своей руке. Правильно, сверкнули! Дамблдор ведь хотел, чтобы его мальчик выжил и во второй раз. Волан-де-Морт мог легко взять кровь любого другого волшебника, которого считал своим врагом, и, если бы это кровопускание было сделано насильно, то и кровь Невилла тоже вполне бы сгодилась. Недаром они с Невиллом дети одного пророчества.
С плотью слуги гораздо сложнее. Представить себе, что скользкий друг Люциус отдаст на отсечение свою руку так же добровольно, как и жалкий Хвост, было невозможно. Хотя фанат своего повелителя Крауч-младший, не задумываясь, собственноручно отрезал бы себе голову и положил бы в котел, лишь бы бульон от этого стал понаваристее. Это ж надо до такого додуматься: целый год пить полиморфное зелье! А почему Гермиона решила, что Волан-де-Морту нужен был именно прах отца? Может быть, ему сгодился бы прах любого родственника, или даже прах просто любого человека? - Гермиона, - нетерпеливо воскликнул Гарри, радуясь тому, что все-таки нашел в жизни справедливость, - А если Ты-Знаешь-Кто просто перестраховался? Может быть, для возрождения ему просто нужна была кость ближайшего родственника, а он использовал кость отца, как прах самого близкого человека. Мою кровь он взял, конечно, не от большого ума, но именно меня он считал своим главным врагом. А Хвост даже почел за честь оттяпать себе руку... Смешливая улыбка мгновенно расцвела на лице Гермионы. Она несколько раз кивнула головой в такт оправдательным словам ученика Дамблдора и, наконец, сказала с восхищением: Юноше Гарри Поттеру только и оставалось, что молча хватать ртом холодный ночной воздух. Проводив взглядом честно признавшуюся ему Гермиону, что она невероятно устала за последние дни, и сейчас ей просто жизненно необходимо как следует выспаться, Гарри остался наедине со своими раздумьями. Его предположение о родственных костях для ритуала возрождения Волан-де-Морта в корне меняло дело. Ну, не мог же, в самом деле, Дамблдор опустошать все могилы подряд. Тем более что все волшебники, так или иначе в родстве между собой.
И потом, что это они с Гермионой вообразили вдруг себя самыми умными! Там еще были другие, вполне взрослые люди: профессор Люпин, профессор Макгонагалл, профессор Снейп, Кингсли и Грюм. Артур Уизли и Молли, вполне возможно, никогда не слышали о крестражах, но Снейп, который с головой погряз в изучении Темных Искусств - он-то должен был что-нибудь знать! Темный Лорд там, на кладбище, целую речь толкнул перед своими прихлебателями. "Только вот профессора Снейпа в этот момент на кладбище не было", - упорно шептал неудовлетворенный внутренний голос, науськиваемый случайным мозгошмыгом, залетевшим в лохматую голову Избранного из умной головки Гермионы. "Ну и что? Профессор Снейп разве не общался с тем же Люциусом? - дружно возражали свои собственные, доморощенные мозгошмыги. - С его женой друг другу непреложный обет давали, а с Люциусом не общались? М-да..." Да ну их, этих Малфоев, Снейпов... Кто их там разберет, какие у них между собой отношения? Не может же такого быть, чтобы экземпляр книги "Тайны наитемнейшего искусства" был один-единственный на весь магомир! Да в этом магазинчике "Горбин и Бэрк", или в каком-нибудь другом из расположенных в Лютом переулке, или в хорошей библиотеке хороших чистокровных волшебников при желании можно и не то найти. Если они с Гермионой задумались о прахе в могиле Тома Реддла-старшего, то ведь и все остальные должны были сделать то же самое. Он, Гарри, к сожалению, не мог тогда найти в себе силы, чтобы еще раз кому бы то ни было рассказывать обо всем случившимся на кладбище. Из-за Седрика... Но ведь Сириус все слышал, весь рассказ Гарри от начала до конца! И он, несомненно, все рассказал Ремусу Люпину, когда Дамблдор отправил крестного собирать старую гвардию. И, если уж у профессора Люпина и Сириуса не возникло вопросов к Дамблдору, то, какое они с Гермионой имеют право сомневаться в действиях руководителя Ордена? Дамблдор сделал все, что мог...
"Не все! - снова нашептывал коварный мозгошмыг с верхней правой извилины около самого уха, куда он так неожиданно-негаданно залетел. - Дамблдор мог бы как-нибудь позаботиться о безопасности Седрика..." Гарри невольно почесал правое ухо, чтобы прогнать надоедливое насекомое из головы. Что Дамблдор мог предвидеть? Что он, Гарри, как последний балбес, предложит Седрику взяться за кубок вместе? Действительно, прав был Волан-де-Морт: у Мальчика-Который-Выжил врожденный дефект, пунктик такой... Дамблдор просто был уверен, что спасаясь от гигантского паука, Седрик пошлет в воздух красные искры. Или даже еще раньше, спасаясь от заклятий Виктора Крама, который был под "Империусом". Не мог же Дамблдор в самом деле предвидеть, что Гарри поможет Седрику и с Крамом, и с пауком, и предложит взяться за кубок... Дурак, потому что! Да и блеск в глазах Дамблдора ему мог только почудиться... Но ведь мог же Дамблдор хотя бы шепнуть пару слов на ухо Фаджу, и министр, без всяких вопросов, прислал бы на кладбище мракоборцев. А после таинственного исчезновения Крауча-старшего смог же Дамблдор узнать, что все время скрывала Винки, и отчего она весь год была сама не своя. Дамблдор - он же ведь легилимент или как? И таинственное попадание имени Гарри Поттера в Кубок Огня, и проявляющаяся Черная Метка на руке у профессора Снейпа, и вещий сон Гарри, и боль в шраме, и исчезновение садовника Фрэнка... И Дамблдор знал об этом, потому что читал магловские газеты и был "умнее большинства людей". "Ага! А Лже-Грюма под оборотным зельем распознать не смог!" - снова самодовольно хмыкнул мозгошмыг, сидя на извилине у самой макушки и лениво покачивая ногой. Макушку пришлось почесать. М-да... То, что Дамблдор за год не распознал, кто скрывался в облике его старого друга под оборотным зельем, было более чем странно. Нет, разумеется, Крауч-младший постарался на славу и выведал у настоящего Грюма под "Империусом" все, что мог. И тогда ему, четырнадцатилетнему подростку Поттеру, вполне хватило этого объяснения Крауча. Но с тех пор утекло слишком много воды, и слишком часто приходилось им задавать вопросы друг другу, чтобы удостовериться, что перед тобой именно тот человек, которого ты знаешь, а не кто-то другой под оборотным зельем. Невозможно выведать все. Нельзя, например, сказать, что именно нечаянно уронила Тонкс в прихожей дома на площади Гриммо, что за животное сидело в клетке, когда он вошел в кабинет профессора Люпина, что именно служило порталом для Гермионы и Кингсли. Да вся жизнь по своей сути состоит из таких мелких подробностей, выудить которые из Грюма Краучу не хватило бы и вечности!
Конечно, Дамблдор мог не подозревать ни в чем своего старого друга... Ха-а! В том-то и дело, что СТАРОГО друга. Разве можно, например, представить Гермиону дурой или то, что она будет спокойно смотреть на унижение эльфов? Или то, что она ни разу не заплачет от несправедливости или от горя? Или то, что она не даст втык ему, лохматому балбесу, за самовольную отлучку со своего поста перед дверями магазина? Да будь под оборотным зельем какая-нибудь Лаванда, Гарри раскусил бы ее максимум за день, особенно если она бы еще прихлебывала из бутылки. Да хоть кто! Хоть Лаванда, хоть Ромильда, хоть Демельза или Джинни. Кто из них сравниться по уму и уровню этого самого, логического мышления, с Гермионой? Гарри вдруг невольно поежился. Что это он, в самом-то деле? Он ведь только что поставил в один ряд с Демельзой свою Джинни! Демельза - она что? Просто симпатичная девочка и хорошо играет в квиддич. А Джинни - совсем другое дело! Джинни красивая и хорошо играет в квиддич не только за охотника, но и за ловца. И еще она... И тут мысли Гарри в ужасе остановились. Он хотел сказать самому себе, что Джинни замечательно целуется, представил перед глазами ее лицо - вновь увидел перед собой раздвоенный змеиный язычок! Нет, о поцелуях лучше не думать. Потом надо будет просто вытащить это воспоминание из головы, если, конечно, можно очистить голову от кошмаров, связанных с Волан-де-Мортом. Когда он сегодня утром очень осторожно спросил Гермиону, разумеется, ни слова не говоря про идиотский сон, можно ли избавиться от неприятных воспоминаний, просто вытащив их из головы, она ответила, что лучше постараться перебороть себя. Потому что человеческий мозг - не кладовка с воспоминаниями. Там все так перемешано между собой, что все равно неприятные ощущения остануться на уровне подсознания. И в этом случае ты даже не будешь отдавать себе отчет в том, откуда это взялось. Так примерно произошло с Роном, когда близнецы случайно превратили его любимого мишку в паука, и он на всю оставшуюся жизнь просто не может находиться рядом с этими членистоногими.
Лучше просто подумать о том, какая Джинни веселая, и как она замечательно умеет всех развеселить! Она так талантливо передразнивала Рона и Маклаггена, и все игроки в команде ржали, как... дураки... И он, Гарри, туда же! Конечно, Рон слишком беспокойно подскакивает вверх-вниз перед шестами, но ведь он всегда так волнуется! Проблемы с нервами. Джинни, она, конечно, слишком прямолинейная. Гриффиндорка. Это он сам не мог спокойно смотреть на страдания Рона. Гарри даже сейчас, спустя почти два года, с упавшим сердцем вспоминал обмякшего Рона на своем, отчаянно выпрошенном у матери "Чистомете", и его слова: "Я сам уйду. Я бездарный вратарь". Прямота и честность не всегда самое лучшее. Чего бы он добился, вслед за Джинни обзывая Рона придурком? Еще немного, и Рон ушел бы из команды, команда потеряла бы вратаря, а он - друга. Нет! Никогда он, Гарри, не пожалеет, что внушил Рону мысль о якобы подлитом в его сок зелье удачи. Даже несмотря на все протесты Гермионы... Гермиона, она замечательная, но она ведь никогда не понимала, что квиддич - это серьезно. Хотя, почему не понимала? Очень даже понимала. Она ведь заколдовала "Конфундусом" Маклаггена, чтобы обеспечить Рону членство в команде. Рон, правда, об этом никогда не узнает, но Гарри тогда был благодарен Гермионе. Потому что благодаря ее «Конфундусу» он, как капитан команды, мог с чистым сердцем отказать этому самодовольному придурку Маклаггену, и пусть бы он краснел от злости, как свекла. А Маклаггена команде Гриффиндора в одном матче хватило за глаза. А еще Гермиона знала про телесную память снитча. То, о чем не знали ни Рон, ни Джинни, ни сам Гарри. Господи, она и про квиддич книги читает! Играет, правда, ужасно, но ведь должны же быть у человека какие-то недостатки. Зато они с Гермионой играли в одной команде против Рона и Джинни! Интересно, а сохранилась ли в "Норе" его Молния? Боже, в чем он сомневается? Разумеется, сохранилась. Гарри вдруг так захотелось оседлать любимую метлу и взлететь высоко-высоко, и чтобы ветер летел навстречу и свистел в ушах, и чтобы можно было забыть обо всем: о войне, о Волан-де-Морте и о Дамблдоре до кучи. Эх, надо было вместе с делюминатором и Молнию умыкнуть. Не догадались. А так можно было бы посадить впереди себя Гермиону, просто, по-дружески, прижать к себе покрепче... Как СЕСТРУ! Гермиона не согласится на метле. Она - правильная и рассудительная. Она сегодня даже палатку не разрешила ставить при помощи магии. Так и сказала: "Гарри, постарайся забыть на время, что ты волшебник, и не доставай палочку". Министерство, к сожалению, слишком хорошо улавливает магические всплески. Если не пользоваться магией, то можно остаться на этой сморчковой поляне на несколько дней. Гарри принес из палатки несколько угольков и спички. Потом притащил к дверям палатки еще днем замеченную корягу и разломал ее на более мелкие куски. Через некоторое время у дверей палатки дымился костерок, и парень с наслаждением протягивал руки к играющим в темноте языкам пламени. От рук тепло медленно разливалось по всему телу. За полгода скитаний Гермиона научила и его, и Рона быстро разводить костер. И ставить маскировочные заклинания. И внимательно читать сказки Барда Бидля. И уничтожать крестражи. И даже сейчас она не оставила его, Гарри, наедине со своими страхами и мыслями о смерти. Как не оставила его одного в то страшное Рождество на пятом курсе, когда он всерьез думал, что одержим Волан-де-Мортом. И никому ведь дела не было до него почти два дня. И миссис Молли, и крестный, и Рон, и даже... Джинни - все они боялись оставаться наедине с ним. А что бы с ним было, если бы не появилась Гермиона? Представить страшно. Почему Джинни тогда сама не нашла его и не объяснила, что когда человеком овладевает Волан-де-Морт, он теряет на время память? Боялась... Гермиона даже слышать не хочет ни про какое ограничение эмоциональных контактов между ними. Она наотрез отказывается верить, что в душе Гарри живет "подарок" от Волан-де-Морта. И пусть даже она сто раз ошибается, сейчас Гарри был ей благодарен, как никогда, за это ее упрямое неверие и твердую убежденность в своей правоте. Потому что... что бы с ним было, если бы Гермиона шарахалась от него, как тогда все... перед тем ужасным Рождеством! За все время учебы в школе Гарри встречал Рождество вне Хогвартса только два раза: на пятом и на шестом курсах. Холодное Рождество на шестом вспоминать не хотелось. Такой тоскливой "Нора", как в те одинокие дни, не была никогда. Уродливый ангел на вершине елки... Кто же это тогда додумался заколдовать садового гнома и нарядить в оберточную бумагу? Не иначе, близнецы. Хотя, в шуршащую бумагу всех и вся в тот год заворачивала Джинни. Никому, кроме миссис Молли, не нужный концерт Селестины Уорлок. Косые взгляды миссис Молли и Джинни в сторону Флер и Билла. И его собственные, украдкой, беглые взгляды на Джинни. А чего, спрашивается, боялся? Поговорить-то можно было, не обязательно же было целоваться. Поговорить им даже Рон не смог бы запретить. Зато узнали бы друг друга получше. А так получалось, что как парень и девушка они были парой, а ведь почти и не разговаривали друг с другом. Господи, да он с Чжоу общался в общей сложности больше, чем с Джинни! С рыженькой при встречах они едва успевали перекинуться парой фраз, типа "Как дела?", "Как подготовка к экзаменам?" или "Как там продвигается отработка у Снейпа?". Еще были вопросы: "Придурок Рон от тебя, наконец, отстал?" и "А не слишком ли много Гермиона озабочена моими СОВами?". Это Гермиона злилась, что Гарри слишком много отвлекал Джинни от подготовки к экзаменам. Но тогда Гарри было не до Снейпа, не до Рона, и даже не до Гермионы. Они прятались вместе с Джинни под ближайший куст и, собственно, все разговоры на этом кончались. Начинались страстные поцелуи, которые, и это была чистая правда, даже сравнить нельзя было с "мокрым" поцелуем с Чжоу под омелой накануне предыдущего Рождества. Или он просто тогда не умел целоваться? Мысли о Чжоу и их единственном поцелуе под омелой снова вернули Гарри к Рождеству на пятом курсе. Тогда было намного, намного лучше, чем на шестом. Там был Сириус, известия о выздоровлении мистера Уизли, шутки Фреда и Джорджа и Гермиона... А ведь она в те каникулы должна была быть с родителями и кататься на лыжах. А он, идиот, только сейчас начал понимать, что значили для нее родители! Может быть, гораздо больше, чем для самого Гарри собственные мама и отец. Да, конечно же, больше! Что он, Избранный тугодум, знал о своих родителях? Даже у Сириуса не удосужился как следует о них распросить. А из Люпина и вовсе слова было не вытянуть. Всегда один ответ - они были замечательные люди, особенно мама. И никто, ни одна живая душа не предложила ему навестить их могилы в Годриковой Лощине. Ведь, если разобраться, то он о своей матери от профессора Слизнорта и Хагрида узнал больше, чем от Сириуса и Люпина. А должно было бы быть наоборот. Хотя... Ремус ведь говорил, что Джеймс и Лили стали встречаться друг с другом только на седьмом курсе. А до этого вся шайка Мародеров для Лили была не более чем банда обалдуев. Вроде того, чем является для самого Гарри компания Малфой-Кребб-Гойл. А сама Лили, наверное, для них была заучкой, как частенько обидно называют Гермиону. Неожиданно Гарри почувствовал, как кто-то прямо у него в голове громко ойкнул. Подумать только, до чего он доразмышлялся! Он поставил рядом свою маму и Гермиону. Но ведь у них и правда много общего: они обе - лучшие ученицы Хогвартса, и обе маглорожденные, и мама тоже не умела играть играть в квиддич. Но зато умела талантливо варить зелья, и у нее была природная интуиция. И она одна не побоялась сказать: "НЕТ!" известным нахалам Джеймсу и Сириусу, когда они подвесили за ногу Снейпа у озера. Так и Гермиона не раздумывала ни одной минуты, когда Фред и Джордж испытывали свои блевательные и кровопролитные изобретения на первоклашках. А вот он бы так смог поступить со своими родителями, как поступила Гермиона? Изменить им память и отправить в Австралию! Не смог бы. И это - чистая правда. Дело даже не в том, что он, в общем-то, понятия не имеет о заклинании изменения памяти. Просто... Это же надо решиться! Кстати, а почему Гермиона так поступила? То есть, конечно, она все правильно сделала, но ведь она могла бы доверить своих родителей тому же Дедалусу. Защитил же Орден Феникса Дурслей. Пламя маленького костра почти погасло, и лишь красновато-коричневые угли светились в темноте, как горящие глаза мифического зверя. Как голова Сириуса в камине гриффиндорской гостиной. Крестный, дом которого так и не стал своим для Гарри, и с которым он так и не успел поговорить, как с самым близким и родным человеком. Последние угли в костре тихо растрескались и погасли. Изредка еще что-то мерцало, но тепла и света почти не было. Разжигать костер заново Гарри не стал. Пользоваться палочкой без крайней нужды Гермиона строго-настрого запретила и даже всучила ему купленный ради конспирации обычный магловский фонарик. Стало откровенно скучно. Гарри достал из чемоданчика Люпина омнинокль, чтобы посмотреть на звезды, но вскоре оставил это занятие. Небо вроде бы было ясное, но одному разыскивать в небе созвездия было не интересно. К тому же, звезда Сириус появится на небосклоне не скоро... Гарри осторожно вошел в сонную темную палатку и, освещая фонариком путь, приблизился к кровати Гермионы. Девушка спала, уютно свернувшись калачиком. Как рыжий Живоглотик. Только волосы у нее были каштановые, а не рыжие, как у Лили... Не удержавшись, Гарри очень осторожно, едва касаясь ладонью, провел по непослушной прядке волос, упавшей на лоб девушки. И на минуту захотелось, чтобы Гермиона стала чуточку больше походить на его маму, на Лили. Ну, может же быть его СЕСТРА похожа на его мать! Он не стал будить Гермиону. Пусть поспит. Она слишком устала, ей нужно. И еще она сегодня сказала, что с логикой у него все в порядке, и он рассуждает точь-в-точь, как она! Глава 37. Устами младенца
Гарри уже совсем клевал носом, сидя у полога, когда эльфы, Юппи и Бобби вышли из палатки и отправили его спать. Он еле дошел до кровати, почти уже с закрытыми глазами и, едва ли не на ощупь, и, с трудом скинув с ног кроссовки, провалился в сон. Единственное, о чем он успел подумать, так это то, что Гермиона права и тут: нельзя людям уделять на сон по четыре часа в сутки. А у них в последнюю неделю именно так и получалось, а, может быть, и того меньше. Проснулся он уже под вечер. На этот раз не от детской возни под кроватью, к которой за неделю уже успел привыкнуть, а от голодного урчания в животе. В палатке, похоже, не было ни души, даже эльфийской. Остывшая печка одиноко и сиротливо стояла в своем углу. Господи, куда же они все исчезли? Вымерли, что ли? Сердце бешено заколотилось о ребра. Он вскочил с кровати, нацепил очки, наскоро обулся и, на ходу вытаскивая палочку, пулей вылетел из палатки. Рядом, у входа, мирно горел костер, а над костром покачивался котелок, а из котелка доносился замечательнейший запах походной гречневой каши с маслом. Все были в сборе, и все дружно повернули к нему головы. Гермиона сидела с книгой в руках, погрузившись в нее практически полностью. Она заметила появление Избранного позже всех, несколько долгих секунд смотрела на него, и чувствовалось, что она с трудом сдерживает смех. - А чего вы все на меня уставились? - не выдержал Гарри пристальных взглядов всей честной компании сразу, недоуменно переводя глаза с одной большеглазой мордочки на другую. - Что не так? - Ой, Гарри! Видел бы ты себя в зеркале! - уже откровенно насмешливо ответила Гермиона. - Ты такой смешной. - И только? - облегченно заметил Гарри и скрылся в дверях палатки. А он-то уж было подумал невесть что. Путь его лежал прямиком к зеркалу, в ванную. Из зеркала на него смотрела перепачканная сажей зеленоглазая очкастая физиономия с нечесаной шевелюрой повышенной лохматости, если слово "повышенной" было применимо к его вечно торчащим в разные стороны волосам. Ну, с сажей более-менее понятно. Но с волосами-то что случилось? От ночных мозгошмыгов, что-ли, так спутались? Да если бы только спутались... Они заметно отрасли по сравнению со вчерашним днем и теперь свисали почти до самых плеч. Хоть хвостик завязывай, как у Билла. И серьгу в ухо! В далеком детстве волосы отрастали за одну ночь от сильных эмоциональных переживаний. Но сейчас-то он же не ребенок, в самом-то деле? В ванной его поджидало еще одно разочарование: воды в кране не было. Почувствовав, что кто-то внизу теребит его за штанину, Гарри оглянулся. Около него, переминаясь с ноги на ногу, стояли малыши Солли и Холли. Одна из малышек протягивала ему чистое полотенце, а вторая - пустой котелок. Хозяин маленьких эльфов даже не успел раскрыть рта, как малышки затараторили, перебивая друг друга. Гарри склонился к домовятам и спросил, стараясь сохранять полную серьезность в голосе: Но Солли и Холли были, похоже, с ним не согласны. Отрицательно помотав ушастыми головками, они почти одновременно воскликнули: Спустя мгновенье Холли рассудительно добавила: Эльфийская народная мудрость была проста, как их нехитрая жизнь. Чтобы уверить домовят в своей правоте, Гарри ворчливо проговорил последнее слово в защиту своей версии: Солли и Холли шмыгнули носиками, уставились на хозяина, потом переглянулись между собой, и снова удивленно округлили на Гарри огромные зеленые глаза. Гарри вдруг разобрало совершенно, казалось бы, беспричинное зло. Это кто это обманывает? Это он, что ли, обманывает? И кого? Этих пучеглазеньких эльфов? Да их дело, вообще-то, маленькое! Не отходить от палатки дальше, чем на десять шагов, а не рассуждать тут своими тупоголовыми эльфийскими мозгами о чем не просят. Сестра ему Гермиона или не сестра? Он, может, сам запутался... Только он в этом в жизни не признается даже... себе самому, а не то, что этим пучеглазым! Решительно прогнав от себя малышей, наказав им напоследок не отходить от палатки на положенное количество шагов, захватив с собой полотенце и котелок, а также мыльницу и зубную щетку, Гарри направился к ручью. По дороге он с удовлетворением отметил, что его маленькие подопечные старательно отмеряют шагами положенное им расстояние для прогулок. То-то... Замечательно! А то начали больно много рассуждать. Родник был на своем месте, но для того, чтобы умыться, Гарри отошел подальше от истока ручья. Студеная вода приятно охладила лицо и привела в относительный порядок мысли. С прической было куда больше проблем: расческа упорно отказывалась бороздить волны его взлохмаченной шевелюры, то и дело натыкаясь на непроходимые запруды из сбившихся колтунов. Битых полчаса Гарри пытался образумить свои вихры. Наконец, выдрав из головы несчетное количество волос и сломав в расческе четыре зуба, он все-таки добился того, что оная расческа стала свободно проходить по волосам. Что ни говори, а даже маленькие победы над собой радуют. Еще бы в зеркало на себя взглянуть... Но единственное, что было под рукой, это поверхность воды в ямке между деревьев. Он уже подошел к роднику, но наклониться над водой не смог. Как будто бы что-то невидимое держало за руку и останавливало. Успокоив себя тем, что ему сейчас просто некогда, и что он голоден, и пора уже возвращаться, Гарри зачерпнул в котелок воды и быстрым, торопливым шагом пошел, почти побежал к палатке. Оставаться наедине с танцующими в воде золотистыми песчинками было выше его сил. Эльфы, не торопясь, занимались делами. Сэрра обрадовано взяла из рук Гарри котелок с водой, и они с Хаппи стали немедленно устанавливать его над костром. Юппи и Бобби деловито собирали веточки и коряги для костра, а Микки с малышками старательно раскладывали их на две кучки: в одной большие и толстые, а в другой маленькие и тонкие. Кикимер, вооружившись кочергой, поправлял угли в костре. Гермионы с ними не было, а на вопрос Гарри о том, где же она, Кикимер ответил, что она читает книгу где-то с другой стороны палатки, и очень просила не подходить к ней и не беспокоить. "Никому не подходить!" - настойчиво повторил Кикимер, когда Гарри таки сделал пару шагов в сторону девушки. Пришлось вернуться назад и заняться наполнением желудка из походного котелка. Весь остаток дня был посвящен неотложным житейским проблемам. Как говорили Фред и Джордж, Гарри пришлось воочию убедиться, насколько труднее жизнь маглов и сквибов без магии. Сначала его загрузили грязной посудой, и он вновь отправился к ручью, поскольку надо было все перемыть. Правда, он предусмотрительно взял с собой Кикимера, благо день выдался теплым. Потом он разломал на мелкие куски большие коряги и ветки, собранные эльфами, поскольку у самих эльфов не хватало на это силенок в худеньких, почти детских ручонках. Потом Избранному заговорщицки шепнули, что, если пройти вниз по течению ручья, можно выйти к небольшой речке. "Только мисс Гермиона очень просила хозяина Гарри не забыть надеть на себя Мантию-невидимку!" - настойчиво напомнил Кикимер. Было ясно, что мисс Гермиона постепенно становилась для эльфов непререкаемым авторитетом. "А что ты хотел? - спрашивал сам себя Гарри. - Доброе и умное слово, оно ведь и эльфу приятно!" Мантию-невидимку он, однако, надел, а через полчаса ходьбы вдоль ручья действительно вышел к небольшой речушке с каменистым берегом. Речка была мелкой, зато ее течение было довольно быстрым, и казалось, что прозрачная, как стекло, вода шаловливо играет с камешками, время от времени переворачивая те, что поменьше, бессильно пуская брызги и пену около больших валунов, преграждавших ее путь. Гарри еще успел подумать, что, наверное, здесь могут водиться лососи, но почти в то же мгновенье мысль о возможной поимке этого абстрактного лосося показалась ему просто кощунством. Веселая, игристая река, смеясь, неслась ему навстречу, струилась по камням, отражая от себя красноватые блики заката и нетерпеливо журча. А когда он коснулся рукой прохладной воды, она защекотала его пальцы, и что-то зашептала ему на ухо, как будто бы давным-давно ждала его прихода, чтобы наполнить сердце и душу радостью. Казалось, река трепыхала, ласкала душу, наполняя ее прохладой и светом, беззаботным смехом и нежностью. Гарри закрыл глаза и не мог пошевелиться от охватившего его душу и тело блаженства. Все мгновенно ушло на второй план, и даже на третий. Волан-де-Морт и война уж точно на третий. А он... Он разделил свою душу с душой реки и погрузился в ее прозрачные струи, смывающие с его души все темное, что невольно скопилось там от несовершенства жизни. Гарри почти ничего не чувствовал, кроме последних, прощальных лучей закатного солнца и упругих прохладных струй на своих пальцах. Потом он осторожно склонился к самой воде, снял очки и погрузил в ее нежные струи разгоряченное лицо. Какими мелкими и никчемными казались все мечты Волан-де-Морта о господстве над миром, и эти самодовольные лозунги волшебников типа "Магия-Сила"! Да даже наличие самой магии, как таковой, уже не казалось волшебством... Настоящее волшебство было здесь, в прозрачных струях реки, в ее непрерывном журчании, в тихом шелесте ветра и в огромном солнечном диске на фоне красновато-багрового горизонта на западе. Гарри невольно чувствовал, как природная, стихийная магия наполняет его, и он жадно впитывал ее в себя, как губка, боясь, что волшебство уйдет, а он не успеет. Солнце медленно уходило за горизонт, словно по какому-то роковому совпадению погружаясь прямо в прозрачные воды реки. Гарри время от времени открывал глаза, и невольно отмечал, что солнечный диск уже скрылся на четверть, на половину, на три четверти, пока тот совсем не исчез из виду. Но горизонт на западе все еще оставался темно-красным, хотя с каждой минутой все больше темнел, а красное пятно неумолимо уменьшалось в объеме. Только тогда Гарри решил, что пора возвращаться назад. Даже не вспомнив про волшебную палочку, и про то, что он собирался поймать здесь что-нибудь водоплавающее, Гарри с сожалением покинул это место, унося с собой часть магии смеющейся реки и оставив здесь, на ее каменистом берегу, часть своей души. Синие сумерки уже спустились на сморчковую поляну, когда Гарри добрался до знакомой палатки и увидел огонек костра. Гермиона сидела с фонариком и по-прежнему была всецело погружена в "Тайны наитемнейшего искусства". Она что-то подчеркивала карандашом, иногда закладывала между страниц маленькие нарезанные бумажки, и таких закладок из торца книги торчало уже несколько штук. Лицо ее при этом хмурилось, а вид был далеко не самый довольный. Решив сделать попытку самому заглянуть в запретную книгу, Гарри тихонько подошел к девушке сзади. Почувствовав у себя за спиной присутствие друга, Гермиона захлопнула книгу и выключила фонарик. - Все, хватит на сегодня. Больше не могу. Такая мерзость все это опять читать! Вот уж никогда не думала, что придется еще раз это перестраничивать, - с откровенной неприязнью сказала Гермиона. - А ты действительно уверена, что нужно заново это перестраничивать? - не понял Гарри. - Если бы была не уверена, то не стала бы испытывать на себе это весьма сомнительное удовольствие, - ответила Гермиона, тщетно пытаясь хоть немного улыбнуться, но улыбка вышла слишком кривой и слабой. - И нашла что-нибудь... интересное? - не выдержав, спросил Гарри. С этими словами она убрала фолиант в бисерную сумочку. Она внимательно посмотрела на друга, на его руки, словно искала глазами то, что он непременно должен был держать в своих руках. Гарри даже недоуменно показал ей пустые ладони, тем самым говоря, что у него ничего нет. - Ты был у реки? - вдруг спросила девушка. - Пытался поймать что-нибудь? - Понимаешь, там такое странное место, что забываешь обо всем на свете! - начала торопливо пояснять Гермиона. - То есть не то, чтобы обо всем, а обо всем, что не очень важно для тебя. В мыслях и в памяти остается только то, чем ты живешь на самом деле. Папа узнал об этой поляне и об этой реке еще от своего деда, так вот дед его рассказывал, что разные люди начинали вести себя в устье ручья совершенно по-разному, в зависимости от своего характера. Кто-то начинал азартно закидывать удочки, кто-то бегать по воде, кто-то брызгаться водой и горланить песни. Некоторые люди мгновенно засыпают, другие вдруг, ни с того ни с сего, начинают читать стихи или травить байки. На других нападал беспричинный смех или жор, так что они тут же опустошали все свои припасы. - А что ж в этом странного? - удивился Гарри. - Ведь каждый человек, в принципе, вытворяет то, что считает нужным. - Да так, ничего, - уклончиво ответила девушка. - Но если бы ты захотел поймать большую рыбу, я бы огорчилась. - И все равно бы поздравила меня с удачной рыбалкой, - с легким ехидством прошептал Гарри. - Да уж, разумеется, - согласилась Гермиона. - Но, слава создателю, этого не произошло, в чем я могу признаться, не кривя душой. А что ты там чувствовал? - Чувствовал себя счастл<
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|