 |
Глава 42. Тайны Наитемнейшего Искусства.
|
|
|
|
10 апреля 1998 года, пятница, очень поздний вечер.
Освободившись-таки из объятий, Гермиона заявила, что рассказала про крестражи еще далеко не все, что удалось раскопать, а потому нужно устроиться поудобнее и продолжить разговор. "Устроиться поудобнее" в их походных условиях чаще всего означало просто расположиться на кухне или у костра. Но сейчас костер пришлось затушить, чтобы от ветра не сыпались искры в сторону палатки. Погода к ночи совершенно испортилась, ветер набирал силу, и друзья поспешили укрыться в тепле. Гарри предложил выбрать кухню для продолжения разговора и применить "Оглохни".
На кухню Гермиона согласилась, а вот от магии решительно отказалась:
- Так будет безопаснее. Гарри, просто у меня какое-то нехорошее предчувствие, что сейчас, когда Сам-Знаешь-Кто завладел, наконец, Бузинной палочкой, для полного счастья ему не хватает как раз тебя. Да еще если члены Ордена взялись отлавливать егерей... Помнишь, Андромеда говорила, что в последний месяц они вылавливали их на приманку.
- Так это же хорошо, - произнес Гарри, не поняв рассуждений Гермионы.
- Да, хорошо, конечно, - согласилась Гермиона, - но в Министерстве могут раскусить. И тогда больше станут полагаться не на запретное слово, а на выявление вспышек магии. А уж если они будут появляться все время в одном месте... Если честно, то я даже не знаю, что сейчас для нас безопаснее: оставаться здесь под прикрытием уже наложенных заклинаний, или куда-то двигать дальше. Менять место - это значит заново устанавливать палатку и защиту, а наложение новых заклинаний - это магические всплески. А, уж если еще пришлют сюда не какую-то банду отморозков, которую даже мы сможем размазать по соседним кустам, а кого-нибудь покруче... Не дай нам Мерлин таких печалей!
|
|
|
- Подожди, а разве Министерство не видит так называемые магические всплески от уже наложенных нами заклинаний? - решил уточнить для себя Гарри, потому что пришлось признаться себе, что не очень понял доводов Гермионы.
- Конечно же, нет, - ответила девушка. - Министерство отслеживает именно само наложение заклинаний. А когда чары уже сотворены, то выявить их не может даже оно. Это я успела выяснить у Грюма, когда нам объявили, что планируется операция по эвакуации тебя из дома на Тисовой улице. Помнишь, он еще сказал, что метлы Министерством не отслеживаются. Это потому, что чары летучести на них уже наложены. Примерно так же и с зельями. Так что нам лучше сидеть тихо, и забыть про палочки как таковые. Потому что, если что, то перемещаться опять придется куда-нибудь поближе к кладбищу. Здесь хоть есть хворост для печки, и эльфы могут не сидеть все время в душной палатке, а иногда выходить на воздух. Наш костер, кстати, тоже находится в зоне действия защитных чар.
С доводами Гермионы пришлось согласиться: действительно, место менять пока не стоило. Продуктов им на ближайшие дни должно хватить. Без излишеств, конечно, но вполне терпимо, у Дурслей бывало и похуже. Без магии тоже вполне можно было жить, если есть руки-ноги и целых семь штук домовых эльфов. Сморчки, опять же полюбились... Где еще такие найдешь?
- Оградить кухню от остальной жилплощади заклинанием «Оглохни» лучше было сразу, когда палатку ставили, - произнес Гарри, жалея о таком досадном упущении.
- Не подумали, - откликнулась Гермиона. – Ладно: к несчастью, переезжать все равно придется, потому что защитные заклинания не вечны, а ошибку стоит учесть.
Замечание Гермионы, как ни странно, вызвало у Гарри улыбку: сколько бы ни учились они на своих ошибках – предусмотреть все «от и до» не удавалось никогда.
А потому он пошутил:
- Не переживай: новые грабли для нас непременно найдутся!
|
|
|
Гермиона улыбнулась в ответ.
- Так то новые! Ходить по новым граблям не так обидно, как по старым. Зато, какой жизненный опыт!
- Угу! – с готовностью поддакнул юноша. - Особенно когда после очередного удара граблями по лбу с удивлением обнаруживаешь, что твоя жизнь, черт возьми, все еще продолжается!..
Гермиона рассмеялась:
- Ой, Гарри! Жизнь – сложная штука. Как любит повторять мой папа: «везет» тому, кто сам «везет», «под лежачий камень вода не течет», и «за одного битого двух небитых дают»! Так что ты понимаешь...
- Понимаю: без граблей наша жизнь теряет яркость, - закончил Гарри трагическим голосом. – А так смотришь: на лбу очередной красочный синяк...
- Зато, сколько впечатлений! – ответила девушка, «восхищенно» подняв глаза к брезентовому потолку палатки. – А то: все библиотека да библиотека...
- Окаянная, да еще и передвижная! – произнес Гарри с вызовом, невольно подражая интонации Рона.
Избранному вот уже полчаса мир казался сказочным без всяких дополнительных впечатлений, и он был бы рад и дальше болтать с Гермионой о пустяках, ведь разговаривать с ней всегда было легко. Но девушка при упоминании о передвижной библиотеке снова сделалась серьезной и предложила продолжить разговор, начатый еще за стенами палатки.
Маленькая кухня сияла чистотой благодаря неустанным заботам Сэрры и Хаппи. Когда бы Гарри туда ни заходил, эти двое там все время что-то оттирали и чистили. Оставалось только надеяться, что все это доставляет им удовольствие. Тетя Петуния, в принципе, от домовиков недалеко ушла. Она тоже не могла спать спокойно, если перед сном не смахивала пыль со всех горизонтальных поверхностей в доме.
Щелкнув делюминатором, который, как была убеждена Гермиона, каким-то непостижимым образом хранил свет в себе и не порождал магических всплесков, они расположились за столом, постаравшись прикрыть за собой дверь поплотнее и разговаривать потише. Гермиона снова опасливо раскрыла дьявольскую книгу на очередной закладке.
Пристально наблюдая за подругой, Гарри невольно отметил усталую осторожность, точнее даже, некоторую замедленность ее движений при обращении с фолиантом. Она вдруг стала болезненно напряженной, сосредоточенной, и уже не верилось, что эта девочка только что весело шутила про злополучные грабли и окаянную библиотеку.
|
|
|
«Ты сам прочитал всего-то два абзаца, а тебе уже не по себе, – пристыдил себя Гарри. – А она с «веселенькой» книжечкой три дня мучилась!
Словно подтверждая его мысли, Гермиона устало прошептала:
- Очень хочу сегодня покончить с этой дрянью. Просто последние две ночи почти не могла заснуть. Вчера даже пришлось кое-что глотнуть вместо снотворного, которого нет в наличии.
- А-а-а... А что подходит вместо снотворного? - изумился Гарри.
- У тебя в рюкзаке я обнаружила две бутылки медовухи, - улыбнувшись и разведя руками, ответила девушка. - Одну пришлось открыть.
- И... помогло? - счел нужным уточнить Гарри, потому что никогда не думал, что алкогольные напитки можно использовать с такой целью. - Всю выпила?
- Боишься, что тебе мало осталось? - поинтересовалась девушка. - Не переживай - тебе хватит! Мне, как человеку мало пьющему, хватило пары-тройки глотков. Сейчас нужные разговоры договорим и... Но тебе пить нельзя: ты на дежурстве!
- Что значит «нельзя»? - возмутился Гарри с деланным неудовольствием, безмерно радуясь в душе каждой новой улыбке подруги. - Я что, рыжий, что ли? Да мне, в отличие от некоторых непривычных, от пары глотков ничего не будет!
- Ладно! Уговорил, - с преувеличенным великодушием согласилась девушка. - Но... Посмотрим на ваше поведение! Если вы, уважаемый Гарри Поттер, и в самом деле не будете вести себя как рыжий, и признаете, наконец, правоту моих слов, то мы с вами разопьем остатки бутылки медовухи. Точнее, я дам тебе глотнуть пару глотков. На счастье.
Гермиона снова заговорила с таким замечательным актерским цинизмом, с таким лукавым кокетством, что Гарри не выдержал: его почти взаправду захлестнула нешуточное неудовольствие и даже, более того, искреннее негодование. Это ж надо до такого додуматься: не дать парню, а можно сказать уже почти совершеннолетнему даже по магловским меркам мужику, выпить! Да еще ему же презентованой медувухи! За победу, между прочим.
|
|
|
- Гермиона, - сказал он, улыбаясь не менее цинично, чем его подруга, - ты хоть знаешь, что тебе скажет Рон в ответ на твои "дам тебе глотнуть пару глотков"? Он тебе такое скажет! На счастье. И еще без всяких разлагающих яды заклинаний докажет, чем отличается медовуха от огневиски, и с чем ее следует употреблять. На счастье!
Гермиона, засмеявшись, уверенно прошептала, что Рон от нее просто получит свое, "не будем уточнять что именно", но на счастье... И в любом случае вынужден будет выглядеть довольным, или... делать вид, что доволен. Потому что в противном случае получит еще... Примерно то же самое.
Рассмешила. Не в силах скрыть улыбку, Гарри осторожно полюбопытствовал:
- А не слишком ли много «счастья» ожидает Рона в недалеком будущем?
- Да уж, сколько смогу..., - начала было Гермиона, но потом вдруг остановилась, и, пожалуй, слишком заинтересованно спросила, внимательно вглядываясь в Гарри: - А тебя почему это волнует?
Под ее пристальным взглядом Гарри почувствовал себя неловко.
- За друга беспокоюсь, - поспешил ответить он, и с облегчением отвернулся, занявшись чайником, проворчав в качестве оправдания: «Коль под запретом алкоголь...».
Чай он, Гарри, хвала тете Петунии, умеет заваривать не хуже Рона.
За этими двумя стоит, однако, понаблюдать... Бедный Рон! В зеркале Еиналеж он ведь хотел быть самым-самым. А придется время от времени получать от собственной жены... "на счастье". Ладно бы сковородкой по макушке - это можно пережить. А вот правильными словами второй половины по самолюбию получать удары куда как тяжелее. Но, впрочем, сам виноват! Не надо было влюбляться в Гермиону!
Последнее Гарри, к своему искреннему удивлению, подумал с каким-то мстительным удовлетворением. Как будто бы речь шла не о судьбе и жизни, а о справедливой неудовлетворительной оценке за невыученный урок, или об истории с Норбертом у Хагрида. Всю жизнь хотел человек иметь собственного живого дракона, а когда тот оказался в его руках, то выяснилось, что изо рта у него пламя пышет, а сам полувеликан живет в деревянном доме. Но от дракона-то куда проще избавиться, чем от жены. Короче, бедный Рон... Не знает еще, что его ждет! Первый "Обливиэйт" уже получил в лоб? Получил. Но... так ему, рыжему, и надо!
- Гарри, - снова услышал он настойчивый и уже серьезный шепот Гермионы, - мне кажется, мы опять отвлеклись от главной темы. Так что давай-ка вернемся к окаянным, как говорит наш общий друг, книгам, точнее к той, которая у меня в руках.
Отодвинув в сторону еще теплую кружку с остатками чая, она развернула фолиант на нужной странице и положила перед глазами Избранного, напомнив при этом, чтобы к самой книге он не прикасался руками.
|
|
|
- Так она визжать у тебя в ушах не должна, - пояснила девушка.
- А сама-то ты как? – с тревогой в голосе спросил Гарри.
- Ну, в общем, терпимо, - пробормотала Гермиона уклончиво. – Она меня, похоже, уже считает за своего человека.
Открытая страница уже отчасти привычно, но все равно не менее противно зазвучала в ушах:
"Величайшие из величайших, сильнейшие из сильнейших, которые под силу только по-настоящему Темным колдунам, ограждающие крестраж заклинания не только не позволят заключенной в крестраж части духа Темного мага покинуть свое убежище, но и надежно оградят оное от разрушительных чар и прочих каких бы то ни было повреждений.
Благодаря Темным чарам, используемым Темным колдуном еще при изготовлении крестража, он может в дальнейшем не заботиться о наложении дополнительных охранных заклинаний. Крестражем будут в равной степени отвергнуты и вода, и воздух, и сталь, и лед, и пламень, что сделает дух, отсеченный от единой души Темного колдуна, поистине бессмертным. И что, в свою очередь, сделает бессмертным Темного колдуна, если он достаточно силен для этого, если его ограждающие чары достаточно могущественны".
Заунывный голос затих, и Гарри оторвав глаза от витиеватого шрифта, внимательно посмотрел на подругу. Сейчас, когда лицо ее не озаряла улыбка, а делюминатор освещал пространство чересчур добросовестно, было особенно хорошо заметно, как она похудела за последние дни. Щеки осунулись, глаза покраснели.
«Ей больно, - подумал Гарри, увидев, как Гермиона слегка сморщилась. – Кого она хочет обмануть? Меня, в течение года скрывавшего боль в шраме и мастерски научившегося делать это?»
Гарри быстро захлопнул книгу и отодвинул подальше от девушки. В ушах при этом неистово зазвенело, но через некоторое время все же стихло, а Гермиона облегченно вздохнула и посмотрела на друга с благодарностью, которую скрыть уже не смогла. Или просто не пыталась.
- А вы, оказывается, врушка, мисс Грейджер! - сказал Гарри, как ему показалось, достаточно строго.
- А мне, мистер Поттер, есть с кого брать пример! - не менее язвительно парировала девушка.
- Мне «Ежедневный пророк» еще три года назад этот диагноз поставил, - не замедлил отозваться Гарри. – Так что, вы ж понимаете: я должен соответствовать и поддерживать имидж. А вот от вас, мисс Грейджер, подобного поведения никак не ожидал!
В ответ Гермиона развела руками.
- Ничего не поделаешь, - произнесла она бесстрастным тоном, – люблю сюрпризы.
- Оно и видно! Только учти – «сюрпризы» слишком плохо влияют на здоровье, - недовольно проворчал в ответ Гарри.
Он на мгновенье замолк, а потом добавил уже совершенно серьезно:
- Гермиона, а можно хотя бы во всем, что касается дела, обойтись без секретов друг от друга?
- А ты за меня беспокоишься или за «дело»? – неожиданно спросила Гермиона, старательно замаскировав свой интерес под лукавой улыбкой.
«Добилась, однако, своего – приперла к стенке», - успел подумать Гарри, которого вопрос подруги застал врасплох.
- Естественно, за тебя! – тем не менее, не моргнув глазом, ответил Избранный, следуя мудрому правилу: «Если не знаешь, что сказать – говори правду!».
Если она сейчас спросит: «Неужели я так плохо выгляжу?» – он пропал.
К великому счастью правдолюба, Гермиона не стала ничего уточнять и расспрашивать, а предложила вернуться к разговору о крестражах.
- Все только что прочитанное тобой, как ты догадываешься, дошло до наших ушей только потому, что находится в главе про уничтожение крестражей. Так что: все что имею... К сожалению, - Гермиона вздохнула. - Но и этого, по-моему, достаточно, чтобы рассуждать.
Гермиона отложила в сторону книгу и взяла в руки маленькую стеклянную баночку, в которой эльфы держали соль.
- Смотри, - сказала Гермиона, - чтобы баночка с солью не разбилась, я наложила на нее чары неразбиваемости. Точно так же, как и на все остальные стеклянные емкости с зельями, включая пресловутые бутылки с медовухой. Разумеется, простые чары неразбиваемости даже рядом не стояли с чарами, ограждающими крестраж. Но помнишь, когда мы поймали Риту Скитер в ее анимагической форме? Я посадила ее тогда в банку и продержала пару дней. А чтобы она не смогла превратиться в человека, наложила на банку чары неразбиваемости.
- То есть, ты хочешь сказать, - прошептал пораженный до глубины души Гарри, - что ограждающие крестраж чары служат не только для того, чтобы защищать его от внешних губительных воздействий, но и для того, чтобы, как там у них написано, "отсеченной части духа" не вздумалось выйти погулять...
- А как еще можно заставить эту "отсеченную часть духа" тихо сидеть в медальоне и не буянить? - спросила Гермиона.
- Не так уж тихо эта тварь там сидела, - проворчал в ответ Гарри.
- Это само собой, - удовлетворенно отметила Гермиона. - Но покинуть медальон она не могла. Понимаешь, дух - это ведь не какой-нибудь жук, это нечто бесплотное и наверное, даже бесформенное. Удержать нечто неосязаемое, что может свободно проходить сквозь стены, возможно, только применяя сильные ограждающие чары, доступные только самым могущественным колдунам. Соответственно, эти чары не могут быть разбиты, - здесь Гермиона с вызовом посмотрела на своего друга, - бладжером, например...
- Кто же будет лупцевать бладжером по крестражу? - начал, было, Гарри и тут же стукнул себя по лбу. - Блин! Так выходит, для крестража я не особо прочный?
- Если бы ты в самом деле был крестражем, вряд ли Хвост смог бы сделать надрез на твоей руке и взять твою кровь, - терпеливо пояснила Гермиона.
- Так я же живой, а медальон не живой, - не унимался Гарри.
- Нагайна тоже была вполне живая, - возразила ему Гермиона. - И, тем не менее, от нее отскочило взрывное заклинание, и уничтожена она была все тем же мечом Годрика. И это очень хорошо, что ни в Визжащей хижине, ни в лесу ты не стал даже пробовать применить против змеи какое-нибудь заклинание. Все равно было бесполезно, даже и без всяких дополнительных защитных сфер. Вот скажи: ты хоть раз улавливал в голове Сам-Знаешь-Кого хоть какие-то мысли о дополнительной защите змеи?
- Улавливал, - уверенно ответил Гарри. – Правда, это было только тогда, когда он узнал про ограбление банка. Вот тогда он подумал, что нельзя больше отпускать от себя Нагайну с поручениями. Но в Годриковой впадине она, возможно, была без дополнительной защиты.
- Гарри, он и превратил змею в крестраж для того, чтобы тем самым обеспечить ей самую надежную защиту из всех возможных, - уверенно произнесла Гермиона, и с улыбкой посмотрела на Гарри. - А вот о тебе он явно не позаботился с такой щедростью.
- А почему он должен был обо мне заботиться? - удивился Гарри. - Я же был тем крестражем, надеюсь, что все-таки БЫЛ, который Темный Лорд никогда не хотел создавать. Потому он и не оградил меня "величайшими" и "могущественными" заклинаниями. А я, между прочим, не какой-нибудь там медальон, и даже не какая-нибудь змея, а вполне нормальный человек. Может быть, ей нравилось во мне сидеть - этой "отсеченной части духа"?
- Ты еще скажи, что часть души Темного Лорда жила в твоей душе ПОД ЕЕ ЗАЩИТОЙ, - скептически проговорила Гермиона.
Она вновь серьезно посмотрела прямо в глаза своему другу, и принялась терпеливо объяснять:
- Гарри, ты вспомни лучше те события, которые произошли с тобой в конце первого курса. Вспомни Квирелла! Пока в нем сидело то, что осталось от когда-то целой души Темного Лорда - Квирелл не смог даже прикоснуться к тебе. Получил, выражаясь медицинским языком, несовместимые с жизнью ожоги и умер.
Но Квирелл, между прочим, крестражем не был, хоть и сидел Сам-Знаешь-Кто у него в затылке. Квирелл умер, а дух Темного Лорда улетел в Албанские леса. Если бы Квирелл был крестражем, то и Темный Лорд сгинул бы вместе с ним, потому что часть души Темного колдуна без своего заколдованного вместилища существовать не может.
Я еще могу где-то, как-то, с очень большой натяжкой предположить, что шальной осколок души Сам-Знаешь-Кого попал в тебя, но он бы точно также вылетел обратно, потому что не смог бы выдержать прикосновения с твоей душой, как не смог это выдержать вселившийся в тебя Темный Лорд в атриуме Министерства.
- Неправда, - возразил Гарри, хотя доводы подруги казались ему вполне убедительными. - Он не сразу из меня выскочил, а только тогда, когда я подумал о Сириусе.
- Это потому, что к тому времени Темный Лорд успел возродиться с помощью твоей крови и принял в себя малую толику защитных чар Лили, - убежденно ответила девушка. - После этого он смог хотя бы касаться тебя. Но до того его дух, как говорится, и на дух не смог бы к тебе приблизиться.
Помнишь, ты нам рассказывал, что твоя мама защитила тебя своей безграничной любовью, и что ее защита таится в твоей коже? И эту могущественную защиту Квирелл не смог преодолеть. Так почему ты думаешь, что огрызок вдребезги разбитой души Темного Лорда смог бы ее проигнорировать? Я уж не напоминаю о том, что тело Темного Лорда валялось во дворе, среди обломков стены, а младенец захлебывался плачем наверху, под обломками потолка. Кстати, странно, что оказавшись под рухнувшей крышей, ты получил всего лишь один-единственный шрам на лбу.
- Значит, на меня как раз были наложены ограждающие чары, - рассудительно произнес Гарри, не особо, правда, в это веря, скорее для того, чтобы услышать из уст подруги лишнее вразумительное доказательство ее версии событий.
Гермиону его заявление просто вывело из себя. Гарри не ожидал такой бурной реакции: она вскочила на ноги и стремительно проделала несколько шагов вдоль и поперек кухни.
- Ограждающие крестраж чары здесь ни при чем, Гарри! - воскликнула она. - Это все защитные чары твоей матери. Та самая защита, которая отразила самое страшное из Непростительных заклятий, которая снесла начисто две стены дома, которая уничтожила Темного Лорда и отшвырнула его труп от младенца! Вот эти самые чары и не позволили ни одному кирпичу задеть тебя, годовалого младенца.
Вспомни, сколько времени действует самое обычное "Протего": уж гораздо больше, чем нужно для обрушения крыши. А твоя защита в тот момент была куда более сильной! Только что погибла твоя мать, чтобы Темный Лорд не смог даже пальцем тебя коснуться! А ты говоришь, что кто-то там к тебе ПРОСКОЛЬЗНУЛ.
- Но лоб-то мне, тем не менее, кто-то же просверлил, - осторожно вставил Гарри, одновременно прикрывая руками голову от разъяренной гриффиндорской львицы: вид у Гермионы был неадекватный. Ожидаемого удара в лоб, тем не менее, не последовало.
- Вылезай! Не прячься! - слегка подтрунивая, позвала его девушка. - Так и быть, не буду бить... Хотя, конечно, надо бы.
Гарри послушно опустил руки, а Гермиона, критически оценив взглядом его состояние и будто бы слегка задумавшись, произнесла:
- Знаешь, когда тебя боятся лучшие друзья – это впечатляет...
- Впечатляет ваша импульсивность, мисс Грейнджер, - спокойно ответил Гарри, - а я всего лишь осторожный человек с хорошо развитой реакцией.
Девушка посмотрела на него весьма скептически, а в ее голос закралась легкая ирония:
- Против «Летучемышиного сглаза» ваша «хорошо развитая реакция», мистер Поттер, не прокатит.
- А мне грозит? – спросил Гарри как бы невзначай, при этом буквально вцепившись глазами в подругу и подозрительно мало раздумывая о «Летучемышином сглазе» как таковом.
- Тебе лучше знать, - неопределенно пожав плечами, ответила Гермиона, но взгляда не отвела.
- Точно знаю – не грозит, - с хитрой улыбкой произнес Гарри, четко выделяя каждое слово.
Повисла пауза.
- Ну, ты ведь хорошая девочка, и не станешь нарушать свой же собственный запрет на использование магии? – снисходительно пояснил Гарри, чувствуя, что надо разрядить обстановку и притворившись, что не понял прозрачного намека.
- Ну, в общем, логично, хороший мальчик! – в тон ему ответила Гермиона, демонстративно скрестив на груди руки.
– А потому возвращаемся к тому, с чего начали, то есть – к крестражам, - поставил точку Гарри, отметив про себя, что его подруга, по всем признакам, гол в свои ворота не пропустит. И это, черт возьми, радовало!
- Гарри, я не знаю, кто и как смог просверлить тебе лоб, - снова терпеливо начала объяснять Гермиона, - но странствующий дух Темного Лорда вселялся в разных животных, в Квирелла, в Джинни, и ничто не мешало ему выселяться из них. Потому что все эти животные и люди не были крестражами, а оставались обычными существами. Крестраж - это нечто, совершенно противоположное человеческой природе.
Нельзя повредить душу человека, даже если размолоть его тело в порошок. А часть души, заключенная в крестраже, не может существовать отдельно от него ни минуты - она неминуемо погибает вместе со своим вместилищем. Причем, именно что погибает, умирает, рассеивается в пространстве - называть можно по-разному - но никак не отправляется на поиски новых приключений или нового убежища.
- Ну, да, - подтвердил Гарри. – Дневнику почти удалось овладеть Джинни, и, тем не менее, когда я его уничтожил, Том мгновенно исчез.
- Можно предположить, - настойчиво продолжала объяснять Гермиона, - что душа Темного Лорда разбилась вдребезги, что один осколок его души каким-то образом разыскал тебя под обломками дома, каким-то образом смог сделать то, что не смог сделать ни один кирпич, то есть добраться до младенца. Но превратить живого человека в крестраж, в то, что является полной противоположностью живому существу, никак не смог бы жалкий огрызок духа.
Ведь для превращения в крестраж чего-либо необходимо наложить на предмет те самые ограждающие заклинания, которые по силам только «достаточно могущественным Темным колдунам». Может быть, это и есть то самое заклинание, о котором упоминал Слизнорт?
Если бы дух Сам-Знаешь-Кого мог колдовать, так не летал бы он в астрале тринадцать лет. Заметь: то, чего он хотел больше всего на свете – вернуть свое тело – он сделать не смог без посторонней помощи. А превращать тебя в свой крестраж - он не имел никакого желания!
Гарри закрыл глаза, и вдруг, где-то прямо изнутри в нем зазвучали мысли Волан-де-Морта, подслушанные в Годриковой Лощине: "И тогда он был сокрушен. Он был ничто, ничего не осталось, кроме боли и ужаса, он должен был скрыться, спрятаться, только НЕ ЗДЕСЬ, в руинах разрушенного дома, где надрывался от плача испуганный ребенок, а далеко, очень далеко отсюда..."
- Гермиона, - еле слышно прошептал Гарри, - он, то есть дух Ты-Знаешь-Кого, он хотел оказаться как можно дальше от руин дома... Он не переносил детского плача еще с приюта... Да дело даже не в младенце. Он хотел спрятаться, скрыться, и руины дома вовсе не казались ему надежным убежищем. Он ведь укрывался в глуши Албанских лесов, потому что знал, что мракоборцы не прекратили поиски. Может быть, как раз боялся, что каким-нибудь заклинанием его достанут и материализуют из воздуха?
Открыв глаза и увидев ошалело уставившуюся на него подругу, Гарри пояснил:
- Я видел его воспоминания в Годриковой Лощине, когда он стоял у разбитого окна. Когда я уже был не в себе, и ты меня спасла...
Про безлюдные Албанские леса он на кладбище рассказывал, а также то, что он там от мракоборцев прятался. Так что, кажется, ты права: не мог дух поверженного Темного Лорда искать в руинах плачущего младенца хотя бы по той причине, что сматываться надо было ему как можно скорее из Годриковой Лощины.
Помолчав немного, Гарри вдруг решил сделать признание, которого в глубине души стыдился. Ведь он был тогда "не в себе" не потому, что потерял сознание, а потому, что медальон буквально был вдавлен в его грудь, там до сих пор осталась отметина. Тогда Гермиона применила заклинание ножниц, чтобы отсечь от его тела злосчастный крестраж с тварью, жившей в нем.
- Гермиона, а ведь там, в Годриковой Впадине, крестраж-медальон, можно сказать, почти овладел мной. Я ведь уже не помнил себя, - сказал Гарри, устало и виновато, опустив глаза.
- Я тоже этого испугалась, Гарри, - тут же откликнулась Гермиона. – Я так боялась, что из проклятого медальона выйдет Сам-Знаешь-Кто. Только стыдиться тут нечего. После того, как ушел Рон, ты же почти не снимал с себя эту дрянь, а крестраж это использовал. Он всегда сначала впитывает в себя все потаенные страхи человека, все противоречия, которые есть в его душе, а потом использует это для того, чтобы вселяться в его тело и овладевать его душой.
- Чем больше ты говоришь, тем больше я начинаю чувствовать уважение к Долорес Амбридж, - с легкой иронией произнес Гарри, обрадованный тем, что Гермиона не посчитала его откровенное признание за что-то постыдное. - Как же она могла вызывать Патронуса, если она сидела в зале суда с медальоном на шее?
- А вот тут как раз нет никакого секрета, - слегка насмешливо ответила Гермиона. – Амбридж ведь совершенно искренне считала, что всех магловских выродков нужно учесть и зарегистрировать, а потому чувствовала себя полностью в своей тарелке. А крестраж это ее славное убеждение только поддерживал. Ведь это же были идеи его хозяина. Так что все было так, как и должно было быть: крестраж нисколько не мешал ей, а, скорее, помогал.
Черт! Как он сам об этом не подумал? Но почему же тогда крестраж почти овладел им именно в Годриковой Лощине? Потому, что там был другой крестраж - Нагайна? Или же просто от того, что медальон к тому времени слишком долго болтался у него на шее? Или потому, что он тогда совсем разуверился в какой-либо успешности их непродуманного похода? А, может быть, все вместе взятое так на него подействовало?
- Гарри, вот как раз то, что в Годриковой Лощине крестраж попытался овладеть тобой, является еще одним свидетельством того, что сам ты крестражем не был, - вновь зазвучал тихий, но уверенный шепот Гермионы. - Крестраж нападает на крестраж... Это, знаешь ли, уже полнейший абсурд!
А вот тут-то у нее, откуда такая уверенность? В книге, что-ли, прочитала? Гарри столь красноречиво посмотрел на свою подругу, что она поняла его мысли без слов.
- В книге этого нет и быть не могло. Там прямо говорится, что нельзя создавать более одного крестража. Просто если рассуждать здраво: одному осколку души Темного колдуна хватило нескольких месяцев для темного дела, а другой не справился с этим за семнадцать лет! Где логика?
- Слабак! – согласился Гарри. – И ты знаешь, он даже не сопротивлялся особо, когда я его в лес тащил. Медальон – тот чуть меня не задушил, когда я в прорубь нырнул.
Радуясь, что Гарри понимает ее доводы, Гермиона продолжала говорить:
- Раскалывая свою душу, Темный колдун уродует ее и, если уж честно, Том Реддл просто какой-то сумасшедший фанатик. Он ведь так перенапряг свою душу, что превратился в полного маньяка! Его стойких убежденных последователей было не так уж много. Кроме Беллы, Алекты и Амикуса разве что еще Долохов, Розье, и Крауч-младший, конечно. Но все они от своего хозяина недалеко ушли: такие же - если не сумашедшие, то где-то около того. От них, по-моему, дементорам в Азкабане мало что перепадало.
- Он уже почти ничего не мог чувствовать, - подтвердил слова подруги Гарри. - Я видел... его глазами. Он чувствует некое подобие, только не радости, а, я бы сказал, злорадного удовлетворения, только когда кто-то страдает от его пыточных экзерсисов. В принципе, - так же, как и Беллатрикс. Впрочем, Креббу с Гойлом тоже нравилось заклятие "Круцио"...
- Вот в том-то и дело, - вздохнула девушка. - Мне с большим трудом верится, что чистокровные волшебники пошли за таким сумасшедшим маньяком. Он же был в школе чрезвычайно учтивым и воспитанным молодым человеком. Наверное, умел убеждать. А тут стал ломать свою душу и превратился в результате в такое нечто, что его уже стали свои бояться.
Гарри остановился, так как в голову вдруг пришло, что, собственно, он ведь ни разу не видел Волан-де-Морта в нормальном состоянии. Возможно, что, будучи не занят воспитанием своих последователей с помощью непростительных заклинаний, он представляет собой другого человека, больше похожего на юношу по имени Том, обладавшего хорошим здоровым обаянием. Над этим, определенно, стоило поразмыслить.
- Ладно, ну его... этого Тома вместе с его неприкаянной душой, - махнув рукой, произнесла Гермиона и, внимательно посмотрев на друга, добавила:
- Гарри, признайся честно: я смогла тебя хоть немного убедить, что ты никогда не был крестражем? Или хотя бы убедить в том, что сейчас-то ты таковым точно не являешься?
Гарри не знал, что ответить. С одной стороны, рассуждения подруги были совершенно здравые. Абсолютно все, так или иначе, указывало на то, что осколок души Волан-де-Морта не мог попасть в его тело, а, если бы и попал, то вылетел бы оттуда, едва соприкоснувшись с чарами, наложенными на него мамой.
И даже, если не выскочил сразу, а задержался по каким-то маловразумительным причинам, то это еще никак не делало из Избранного крестраж, потому что слишком часто оказывался он в больничном крыле Хогвартса, слишком часто получал тумаки от Дадли. Даже если считать, что в нем до сих пор живет какая-то бестелесная тварь, то достать ее вполне можно будет хирургическим путем, и умирать из-за этого вовсе не обязательно.
Несмотря на то, что в глубине души еще остались сомнения, они не давили на Гарри так, как неделю назад. Вернее сказать, уже почти совсем отступили.
- А если я, все-таки, признаюсь, что ты смогла меня убедить, - весело улыбнувшись, заговорщицким шепотом произнес Гарри, - то, что мне за это будет?
- Я дам тебе глотнуть медовухи из Малфоевских запасов, - с деланным великодушием невозмутимо ответила Гермиона. - Один глоток.
- Три! - возмущенно запротестовал Гарри. - На меньшее я не согласен!
- Хорошо, уговорил, - смеясь, согласилась Гермиона, одновременно доставая из сумочки маленькие стаканчики, в которых они обычно отмеряли нужную порцию оборотного зелья.
|
|
|
