 |
Послесловие ко второму тому (бунко) 2 глава
|
|
|
|
Инукаши сглотнул и содрогнулся. Нэдзуми повторил его слова без выражения.
— Слухи?
— Ходят слухи, — нерешительно начал Инукаши. — что в подвале стоит огромная печь, и всех узников бросают туда. Их сжигают как мусор. А остающийся пепел, вместо того, чтобы выкинуть с отходами, рассыпают по полям Южного Квартала. Говорят, это полезно для почвы. Вот, здесь.
Инукаши указал на самый нижний этаж, предположительно, подвал, на диаграмме, плавающей над столом, и снова содрогнулся. Там было пустое белое место без единой подписи. От этого странного пустого места ему становилось не по себе.
— Там нет печи, — пробормотал Нэдзуми.
— Почему ты так уверен? — осуждающе произнес Инукаши. — Ты видел это? Как можешь ты говорить, даже не…
Инукаши запнулся посреди фразы и обнаружил, что уставился на Нэдзуми.
— Ты знаешь?..
Нет ответа.
— Ты знаешь, что внутри Исправительного Учреждения? Когда…
Рука Инукаши погрузилась в свет и сжалась в кулак. Изображение зарябило и искривилось.
— Как ты записал это? — спросил он. — Это же засекреченные данные.
— Инукаши, я тебе золото плачу не для того, чтобы на твои вопросы отвечать. Мне нужно все, насколько тебя хватит — найди любую информацию об Исправительном Учреждении и добавь к этим данным. Конкретно, если бы приходилось выбирать, мне нужна точная информация о системе безопасности и операционной системе.
— Ты дебил или как? Операционная система? Только люди высших рангов имеют к этому доступ, все строго засекречено. Хорошо, если мне вообще что-то в руки попадет.
— Поэтому выбирать и не приходится. Собери все, что сможешь. Любая информация, связанная с Исправительным Учреждением, и как можно скорее. Рассчитываю на тебя.
|
|
|
Нэдзуми отключил проектор мышки и протянул ее Инукаши. Тот сморщил нос, будто это был гниющий труп.
— Стоит ли использовать мышку, которую ты дал в прошлый раз?
— Нет, не прокатит. В Исправительном Учреждении полно охранных датчиков. Любого робота, каким бы мелким он ни был, тут же уничтожат без промедления.
— Тогда используй живых мышей, — продолжил Инукаши. — Им пробраться будет легче, чем собакам. Мелкая живность датчики не потревожит, верно?
— Не все так просто. Не только мыши, но даже мухи и тараканы уничтожаются автоматически. Лазеры от них и мокрого места не оставляют. Они не позволят ни одной мушке пролететь внутрь. Вот так.
— Тогда мне что делать? — в отчаянии воскликнул Инукаши. — Как мне пробраться в место, полностью управляемое компьютером, и собрать там информацию?
— Тебе не надо пробираться. Ты прав — большая часть внутренностей Учреждения управляется автоматикой. Но хватает и территорий, где работают люди. Информация обычно утекает через людские рты. Что компьютер не может контролировать — так это человеческий язык.
Инукаши демонстративно втянул голову в плечи. Пусть и смутно, но он начинал понимать, к чему клонит Нэдзуми, и не стал развивать тему.
— Конечно, — тут же согласился он. — Нужны люди, чтобы управлять компьютерами и роботами. Охрана и снующие туда-сюда офицеры. И нельзя забывать о заключенных, они тоже люди, верно? Но чтобы войти или выйти из Исправительного Учреждения ты должен быть жителем Номера 6. Чтобы пройти через Специальные Ворота нужен идентификатор. А его не подделаешь. А значит, люди из Западного Блока могут подобраться к зданию только в роли заключенных. Хотя и подходить-то никто не захочет. Итак, — он говорил довольно быстро, — ну, если подытожить, скорее всего, связаться с людьми из Исправительного Учреждения невозможно, потому что они жители Номера 6, а, значит, и план безнадежен. Ты должен знать это лучше любого другого. Эти люди живут в совершенно другом мире. Он просто другой.
|
|
|
— Инукаши.
— Что?
— А ты сегодня не в меру болтлив.
Инукаши отвел взгляд. Он знал, опустить взгляд — значит, проиграть, но у него не было сил ответить серым глазам, впившимся в него. Он уже знал, кто выиграет, а кто проиграет.
Нэдзуми встал и подошел вплотную к Инукаши, разглядывающему пол под ногами, а потом зашептал гулко и сварливо, но чувственно — женским голосом:
— Ты всегда такой. Если тебе есть, что скрывать, ты становишься красноречив. А потом, я знаю правду, хранящуюся в твоем сердце — твой язык, болтающийся, как лист на ветру, укрывает секрет.
Его пальцы погладили щеку Инукаши, скользнули по скуле и слегка ущипнули за мочку уха. Инукаши вздрогнул. Миг наслаждения сменился короткой, острой болью. Его дернули за ухо.
— Эй! — возмутился он. — Какого черта ты делаешь?
— Не недооценивай меня, Инукаши.
— О чем ты говоришь? Я не…
— Хватит придуриваться. Я знаю, для чего ты используешь собак. Потому я и пришел сюда.
Инукаши громко цыкнул и грубо отпихнул руку Нэдзуми. Тот довольно усмехнулся.
— Ты используешь собак для контрабанды, так ведь? Ты переправляешь остатки еды и мусор из Исправительного Учреждения в Западный Квартал. Годами.
— Да, — подтвердил Инукаши. — И что? Перевозка товаров тоже часть моего бизнеса. Такая крыса как ты не должна указывать мне, что делать.
— В Исправительном Учреждении есть система полной переработки отходов, — продолжил Нэдзуми. — Они могут утилизировать все внутри здания. Ты сам сказал, что даже трупы не вывозят. Это верно. Они утилизируют мертвые тела на месте. А значит, ни одна пылинка не должна сбежать от них, не то, что объедки. Из того же Исправительного Учреждения ты умудряешься эти самые объедки воровать и продавать продуктовым лавкам здесь, в Западном Квартале. Хорошие деньги приносит, да? Может, даже больше, чем твой гостиничный бизнес?
— Тебе не нравится, что я торгую на черном рынке? — едко произнес Инукаши. — Ты, наверное, шутишь. С каких пор ты стал прислужником Бюро, а, Нэдзуми?
— Машины не торгуют с дилерами черного рынка. Они никогда не нарушат заданные правила. Если кто их и нарушает, то люди. Кто-то внутри Исправительного Учреждения продает тебе остатки еды, да? Нет, не только еду. Он, наверное, передает тебе пайки заключенных и другие вещи тоже. В любом случае, у тебя есть связи в Исправительном Учреждении. Разнюхай у них информацию. Вытяни из них все.
|
|
|
Инукаши покачал головой. Парень перед ним пытался втянуть его в еще большую опасность, чем он ожидал. Инукаши прошиб холодный пот.
— Это невозможно, — выдавил он. — Я работаю с низшими рангами. Они занимаются уборкой и утилизацией мусора вместе с роботами. Они просто не могут знать что-нибудь полезное.
— Как раз-таки поэтому спрашивать надо именно у них. Работники высшего звена контролируются начальством. Они не могут рисковать и выдавать секреты. Но за низшими рангами присматривают не так строго. И если уборка — их работа, они должны были побывать во всем Учреждении. Кто знает, может, у них больше информации, чем ты думаешь. Твоя работа — ее разнюхать. У тебя ведь нос, как у собаки, верно?
Инукаши вздохнул и тщетно предпринял последнюю попытку сопротивления.
— Мне нужны деньги. Чтобы получить от них информацию, мне нужны деньги. Двух золотых не хватит.
Нэдзуми кивнул и протянул Инукаши маленький кожаный мешочек. Внутри было существенное количество золотых монет.
— Сейчас у меня больше нет. — Нэдзуми неожиданно присел на корточки и заглянул в глаза Инукаши.
— Инукаши, работай со мной. Я тебя умоляю.
Умоляешь? Нэдзуми, ты меня умоляешь?
— Если возьмешься за работу, обещаю, я прибегу к тебе, если ты будешь страдать от невыносимой боли. Неважно, где ты будешь, твоя душа получит песню. Я обещаю.
— И кто поверит в обещание, данное крысой собаке?
Никаких гарантий не было. Но все же — Нэдзуми сдержит обещание. Душа Инукаши подсознательно ощущала это.
Неважно, где и когда я умру, если это будет сопровождаться мучениями, он появится и отправит мою душу на покой. Иногда его чертовски трудно понять, но слово он держит.
Инукаши верил в собственные инстинкты. Он протянул руку и принял кожаный мешочек.
— Я берусь за работу.
— Я у тебя в долгу.
|
|
|
Нэдзуми коротко выдохнул и накинул на плечи суперволокно. Затем он приложил палец к губам.
— Нет нужды говорить тебе это, но…
— Знаю. Никто не узнает об этой работе. Это ключевое правило моего бизнеса. Я соберу информацию как можно быстрее и свяжусь с тобой прежде, чем кто-то что-то пронюхает.
— Рассчитываю на тебя.
— Нэдзуми, можно кое-что спросить?
— Что?
— Зачем ты это делаешь?
Молчание. По его лицу невозможно было ничего понять. Инукаши облизал губы и продолжил.
— С такими деньгами ты мог жить без проблем долгое время. Я знаю, ты звезда и неплохо зарабатываешь, но даже для тебя это много. Выкладываешь такие деньги и угрожаешь мне…
— Я не угрожаю. Просто предложил работу.
— Хмпф… ну, ладно. Хорошо, ты предлагаешь работу, но почему тебе так сильно хочется сунуть нос в дела Исправительного Учреждения? В чем причина?
Нэдзуми не ответил. Он лишь улыбнулся мельком. Улыбка была искусственной, сценической.
— Чтобы выполнить задание, тебе не обязательно это знать, да, Инукаши?
— Ну, вероятно, — раздраженно ответил Инукаши. — Но немного жестоко посылать на такую рискованную работу человека, даже не объяснив ему причины.
— Знание причин риска не уменьшит.
Тск. Этот парень и его любовь к спорам — я ему не соперник, если дело касается словесных баталий.
— Хорошо, — наконец произнес он. — С меня хватит. Проваливай уже.
Инукаши махнул рукой, прогоняя Нэдзуми. Он ощутил запах мыла. В его голове возник образ кое-кого, покрытого пеной и моющего собак. Неосторожный вопрос сорвался с языка.
— Нэдзуми, это ведь не связано с Сионом, да?
На короткий миг в серых глазах мелькнула нерешительность. От Инукаши это не ускользнуло. Кончик его носа дернулся. Он что-то учуял.
— Сион? — Нэдзуми слегка пожал плечами. — Каким боком здесь Сион? К нему это не имеет отношения.
— Только что ты сказал не сообщать никому об этом задании. Ты имел в виду, чтобы я не рассказывал Сиону?
— Конечно. Нет нужды втягивать посторонних людей.
— Боже, боже, разве ты не прелесть? — с издевкой произнес Инукаши. — Фиг знает, сколько опасностей свалил на меня, но если дело касается Сиона, о, нет, я не могу его втягивать. Хах, понятно. Думаю, даже ты привязываешься к людям, если долго с ними живешь. Тебе так дорог этот чудной мальчик с белыми волосами?
Нэдзуми исчез из поля зрения. Не успел Инукаши даже вскрикнуть, как его прижали к стенке, а пальцы сжались на его горле.
— Хватит уже строить из себя детектива, — прошипел Нэдзуми. — Еще немного, ты у меня навсегда замолчишь.
— Посмотрим, как у тебя это получится, — смело бросил Инукаши. — Хвостатые такого не допустят.
|
|
|
Несколько собак, растянувшихся на полу, встали, угрожающе рыча и окружили Нэдзуми. Когда одна из них оскалилась, из угла комнаты к ней бросилась серая тень.
Приглушенный вопль.
Большой пес, показавший зубы, взвизгнул от боли. Маленькая мышка вцепилась ему в шею. Собака билась, яростно тряся головой из в стороны в сторону, но у вскоре у нее подкосились передние лапы. Ее конечности конвульсивно задергались. Остальные собаки отступили в страхе. Инукаши отпихнул Нэдзуми и закричал так же сдавленно, как и собака.
— Моя собака, моя собака!
Он приподнял собачье тело. Ледяной голос обрушился на него сверху.
— Если не хочешь закончить как он, успокой своих псов.
— Нэдзуми, ты долбанный…
Ииии-пиии.
Тихий мышиный писк. Инукаши поднял лицо и у него перехватило дыхание. Он осмотрел комнату и словно прирос к месту. Со шкафов, из-под стола, из тени от двери, отовсюду бесчисленные серые мыши смотрели на него. У всех были красные глаза, блестевшие где-то в глубине.
— Лежать, — хрипло скомандовал Инукаши. Собаки послушались и улеглись на животы.
— Он не умер, — сказал Нэдзуми. — Просто частично парализован. Через двадцать-тридцать минут придет в норму. Он ведь нормально дышит, верно?
Все было как и сказал Нэдзуми. Пес дышал тяжело, но постоянно. Он попытался встать на ноги, но ему не хватило сил. Он жалобно заскулил.
— Ты заплатишь мне за эту собаку.
Инукаши как раз сжал кулак, когда дверь с грохотом распахнулась. Вбежал Сион.
— Инукаши!
Сион замер, все еще держась за дверную ручку. Его взгляд соскользнул с Инукаши, обнимающего пса, на Нэдзуми.
— Нэдзуми, что ты здесь делаешь?
— Что ты здесь делаешь? Ты не должен оставлять рабочее место.
— Ну, я услышал собачий вой, а потом еще и вопли… я решил, что что-то случилось… Инукаши, что с этим псом?
— Он просто парализован.
Вместо него ответил Нэдзуми. Коричневая мышка выглянула из-за плеча Нэдзуми. Она спрыгнула на пол и начала карабкаться по телу Сиона.
— Гамлет, ты тоже здесь?
— Гамлет? Ты о ком?
— Я его так назвал. Потому что он любит слушать «Гамлета».
Лицо Нэдзуми скривилось.
— Не давай моим мышкам имена без разрешения.
— Ну, сам ты их все равно не назовешь, — невозмутимо произнес Сион. — Ему вроде очень нравится. Верно, Гамлет?
Мышка закивала.
— Идиотизм, — бросил Нэдзуми. — Если это Гамлет, как зовут другого? Отелло? Макбет?
— Крават.
— Крават? Разве был у Шекспира такой персонаж?
— Это название жареного теста. Его мех напоминает ее цветом. Это значит «галстук», ее так называют из-за формы. Тесто посыпает миндальной крошкой и завязывается, как галстук перед обжаркой…
— Хватит, я понял, — оборвал его Нэдзуми. — Тебе сегодня приснится, что ты набиваешь живот этими краватами или как их там. Я пошел домой. От разговоров с тобой у меня голова болит.
— Ты уверен, что это не от нервов? Ты вечно раздражен. Может, ты устал.
— А кто, по-твоему, виноват, что я раздражен? К тому же, ты…
Нэдзуми почувствовал на себе любопытный взгляд Инукаши и замолк. Он закутался в свое суперволокно и вышел из комнаты без единого слова. Гамлет потерся о щеку Сиона и пискнул, прежде чем последовать за хозяином.
Серые мыши, заполнявшие комнату, таинственным образом исчезли. Инукаши тяжело вздохнул и опустился на пол. Собака на его руках низко зарычала. Сион опустился на колени и начал тщательно осматривать пса.
— Похоже, его парализовали каким-то препаратом… но сердце бьется нормально, и его не тошнит. Все будет в порядке.
— Правда? Он не умрет?
— С ним все будет хорошо. Он просто слегка парализован. Надо дать ему попить чистой воды. Пойду принесу.
Сион набрал воды в ведро и принес собаке. Пес начал жадно лакать.
— Видишь, похоже, онемение почти прошло. Но этот пес… как он получил паралич?
— Это сделал Нэдзуми.
— Нэдзуми? Собаке? Не может быть.
— Может, — зло произнес Инукаши. — Он сделал это. Этот ублюдок парализовал моего пса. Он без колебаний творит такое. Он безжалостный, жестокий и коварный. Я бы на твоем месте был начеку. Если позволишь его милому личику убедить тебя, что он будет нежным и добрым, как мама, тебя ждет большой сюрприз.
— Я не считаю его своей мамой, но, по-моему, он добрый.
Инукаши покрутил указательным пальцем перед лицом Сиона.
— Идиот. Об этом я и говорю. Ты слишком наивен, чтобы заметить, насколько он бессердечен.
— Нэдзуми не бессердечный. Он не раз спасал мне жизнь. Без него я бы не выжил.
— Нэдзуми помог чужому человеку? Не получив ничего взамен?
— Ничего. Более того, — задумчиво продолжил Сион, — думаю, он навлек на себя неприятности. От меня это прозвучит странно, но я для него та еще обуза. Все-таки, я совсем не знаю, как здесь жить.
Инукаши поджал губы. Его взгляд блуждал по профилю Сиона, пока тот промывал рану собаки.
Неприятности? Это точно. В этих краях кто-то настолько наивный и доверчивый, добрый ко всем становился ходячей неприятностью. А неприятности превращаются в кандалы, сковывающие руки и ноги.
Но Нэдзуми жил с этой странной обузой, ничего не ожидая взамен. Он не выкидывал Сиона из своего гнезда — наоборот, он его оберегал.
Почему?
— Эй, Сион?
— Хм?
— Вы всегда так разговариваете друг с другом?
— Что? Ну… да, думаю. А что?
— Просто Нэдзуми обычно не такой. Он не позволяет себе показывать эмоции.
Сион озадаченно склонил голову набок, будто говоря «что, правда?» Собака лизнула его руку. Так пес выражал благодарность за лечение.
Инукаши сморщил нос и усмехнулся. Он учуял что-то интересное.
Сион и это задание с Исправительным Учреждением были как-то связаны. Ради него Нэдзуми по собственной воле ступил на опасный путь.
У Инукаши не было доказательств. Он не был уверен, зачем Нэдзуми это делает. Но он обнаружил слабость Нэдзуми, в этом сомнений не было.
Мой нос не врет.
Нэдзуми, так этот рассеянный чудак и есть твоя слабость, твоя Ахиллесова пята, а? Хех, все становится интересно. Ты сам сказал. Позволишь кому-то узнать твою слабость и можешь расстаться с жизнью. Ты чертовски прав. И теперь твоя жизнь в моих руках. И я постараюсь, чтобы ты сполна получил за все. Теперь не отвертишься.
— Я могу ошибаться, но…
До него донесся голос Сиона. Он гладил собаку, которая встала на ноги и энергично виляла хвостом, судя по всему, полностью оправившись от паралича.
— А? Ты что-то сказал?
— Этот пес — он твой родственник?
— Ох, — Инукаши запнулся. — Да. Он последний из рожденных моей мамой. Она родила его, и вскоре была избита до смерти, — после недолгого молчания он спросил: «А как ты узнал?»
— Мне просто так показалось, — сказал Сион. — У него такие умные и жалостливые глаза. Это вроде как напомнило мне рассказ о твоей матери, и мне стало интересно, прав ли я.
Сион гладил собаку по шее. Пес прикрыл глаза и тихо вздохнул. Глядя на мирное выражение морды трудно было представить, что эта же собака недавно скалилась на Нэдзуми.
— Сион, ты не смеялся.
— А? Над чем?
— Насчет моей мамы. Обычно, если я рассказываю людям о моей маме, они смеются, издеваются или относятся ко мне, как к уроду… но ты — ты назвал мою маму доброй и любящей. Ты единственный, кто выслушал меня без смеха и издевательств, кроме…
Инукаши оборвал себя и сглотнул. Он только что это заметил. Одновременно его накрыло волнение, угрожавшее его задушить.
Сион, все еще на коленях, озабоченно посмотрел на него. Инукаши облизал сухие губы и медленно продолжил, будто распутывая клубок воспоминаний.
— Ты единственный… кроме Нэдзуми.
Глава 2: Мирные Сцены
А я — само унынье и безответный зов, всё было у меня, и всё промчалось мимо.
В тебе — последнем тросе — последней страстью рвусь. Ты мой последний мак в последнем одичанье.
П. Неруда, «VIII: Белая Пчела» («Двадцать поэм любви и песня отчаяния»)
В Номере 6 большей части населения еще не было сорока. Это был молодой город. Поэтому странная старуха, мимо которой она прошла, выделялась еще больше.
Я сделаю все, лишь бы не состариться.
Ее тошнило от вида толстых седовласых старух, морщинистых костлявых стариков и им подобных.
Женщина работала медсестрой в Центральной Муниципальной Больнице, которой руководил непосредственно Департамент Здоровья и Гигиены. Сейчас она как раз занималась пожилыми людьми. Хоть она их и не переносила, но имела с ними дело каждый день.
Зачем они вообще еще пытаются жить?
Женщина провела рукой по своим длинным каштановым волосам, которыми так гордилась. Мысль о том, что эти волосы побелеют, а ее лицо покроется морщинами и пятнами, была невыносима.
Я лучше умру до того, как начну так выглядеть.
Она была совершенно серьезна. В Номере 6 был первоклассный пенсионный уход. Кто-то даже считал, что в этом он превосходит другие города.
Как только пожилые люди достигали определенного возраста и получали извещение от города, их, независимо от социального статуса, пола или истории жизни, направляли в место, называемое Сумеречным Коттеджем.
Сумеречный Коттедж был идеальным заведением, построенным городом для того, чтобы пожилые люди могли провести остаток жизни в достатке и комфорте. Говорили, это был настоящий рай: оказывалось необходимое медицинское обслуживание; все, что могло их поранить, встревожить или расстроить устранялось. Это место контролировалось из Центральной Больницы, где работала женщина. Каждую неделю туда отправляли несколько стариков. Не афишировалось, в каком возрасте и при каких условиях люди попадали в Коттедж. Хоть и не много, но находились те, кто умирал от болезни или несчастного случая раньше, чем получал право отправиться в Сумеречный Коттедж. Поэтому старики искренне радовались когда получали новость о заселении.
Так же было и со старухой, чье заявление на заселение вчера было принято. У нее была болезнь, неизлечимая даже с медицинскими технологиями Номера 6.
«Я так рада. Теперь я могу провести оставшийся мне срок в покое. Я благодарна Богу и городу за их милость».
Эта старуха сильно верила в Бога, уходя из больничного крыла, она сложила руки на груди и бормотала слова молитвы.
Сумеречный Коттедж. Женщина не знала, где он находится. Город скрывал его адрес. Но женщину это все равно не интересовало.
Женщина ненавидела пожилых людей. Ее отвращение было оборотной стороной боязни состариться самой. Женщина была молода и красива. Она хотела вечно оставаться такой. В больнице ходили слухи, что город сосредоточил медицинские исследования на изучении жизненных механизмов. Она так же слышала, что деньги вкладываются и в молекулярные исследования, затрагивающие процессы старения.
Если изобретут лекарство против старения — чтобы она всегда оставалась такой же — как здорово было бы. Она желала им успеха и как можно быстрее.
Она почти дошла до станции. Родители ждали в маленьком доме через две остановки. Мужчина и женщина, едва вступившие в пожилой возраст, оба были сварливыми, нервными и требовательными. Они до сих пор жаловались, что их дочь не достигла успехов ни в одной области. Она не хотела становиться такой же.
Женщина прошла мимо зеркального окна магазина.
Я иду домой после работы, поэтому, конечно, выгляжу немного усталой. Но все равно красивой. Кожа, волосы — все равно молодые, все равно прекрасные..
По дороге домой она кое-что купит. На витрине она видела роскошные платья, элегантные туфли и практичные костюмы. В этом городе она могла носить все, что пожелает. Конечно, в переделах ее финансовых возможностей.
Кроме горстки бедолаг, влачивших жалкое существование в Затерянном Городе, жители города без проблем могли приобрести все необходимое, не считая, разве что, вещей премиум класса. Они без труда покупали одежду, еду и дома.
Здесь было не так хорошо, как в Хроносе, но все равно лучше, чем в Затерянном Городе. Она жила вполне комфортно.
Женщина была довольна своим положением. Она хотела наслаждаться юностью, красотой, комфортом и жизнью, которая ее ждала.
Она остановилась. Ее внимание привлекли туфли на витрине. Светло-розовые лодочки. Зима только началась, а весенняя коллекция уже была в продаже. Розовы лодочки сверкали: вот они, раньше, чем в других магазинах; раньше, чем у других; «вперед, вперед; быстрее, быстрее», — звали они ее.
На следующей неделе будет Святой Праздник. Этот день считался днем основания города. По всему городу будут гуляния. Женщина тоже собиралась на две вечеринки.
Я куплю эти туфли. А к ним светло-персиковое платье. Уверена, мне это очень пойдет.
Когда она довольно улыбнулась, у нее неожиданно закружилась голова. После короткого приступа она ощутила жар в основании шеи.
Что со мной?.. Чувствую усталость… Тело тяжелеет.
У нее подкосились ноги. Ее тошнило.
Надо где-то отдохнуть…
Она зашла в переулок между двумя магазинами. За ним должна была быть клиника, управляемая Центральной Больницей.
Мне просто надо туда дойти…
Ее шея горела. Ей казалось, что нечто копошится у нее под кожей. Незнакомое и неприятное ощущение, будто ее тело выжато.
Что?..
Она пошатнулась и упала. Ее сумочка распахнулась, все содержимое вывалилось на асфальт. Женщина протянула руку, чтобы собрать свои вещи и закричала, когда поняла, что именно увидела.
Пятна… черные пятна, будто старческие, причем некоторые из них только появлялись. Кожа потеряла эластичность и начала трескаться.
Не может быть… что… что происходит?..
Женщина схватила зеркальце и заглянула в него. Она снова завизжала. Но ее голос дребезжал и походил, в лучшем случае, на хрип.
Мое лицо… мое лицо…
Ее лицо, еще недавно такое красивое, менялось прямо на глазах. Морщины и пятна покрывали кожу, волосы выпадали.
Что-то скреблось в основании шеи. Нечто жило в ее теле. Охваченная страхом женщина поняла, что ее тело забирало что-то другое.
Нет, помогите…. Мама… Папа… спасите меня…
Лица родителей появились у нее перед глазами.
Мама, Папа…
Ее жалобно протянутые руки хватали воздух. Она потеряла сознание.
* * *
Каран, сидя на скамейке, в который раз за день тяжело вздохнула. Она знала, что вздыхать бесполезно. Она могла разреветься, упасть на землю, но чуда не случиться. Ничего не изменится. Поэтому она хотя бы останется несломленной. Расправит плечи, гордо поднимет голову, будет самоуверенной.
Так она думала, но вскоре вздох опять вылетел из её рта.
Я ничего не могу сделать. Я бессильна…
Каран положила обе руки ладонями вверх на колени. Нежные лучи зимнего солнца сияли на ее белой коже. Она ощутила, что очередной вздох на подходе.
На сегодня Каран закрыла свою небольшую пекарню в Затерянном Городе и полдня гуляла по округе. Она решила навестить дом Сафу и ее бабушки в лощеном Хроносе.
Если горожане признавались властями достигшими высшего ранга в какой-либо сфере, им разрешали поселится в Хроносе независимо от их пола, воспитания или семьи. Город давал жилье и создавал условия, необходимые для развития нужных навыков.
Когда Сиона, ее сына, признали обладателем высокого интеллекта на Тестировании в два года, Каран так же разрешили поселиться в Хроносе. Уверенная жизнь в комфорте, как у элиты, благодаря своему сыну, который обязательно окажется в высших эшелонах власти. Каран заняла место, которому многие завидовали.
Положение, которому завидовали и которого жаждали — удобная жизнь, свободная от тревоги за завтрашний день; свободная от голода или насилия; жизнь, в которой следили за окружением, безопасностью, гигиеной и физическим состоянием.
Каран медленно сжала руки. Ее пальцы, во время проживания в Хроносе бывшие такими мягкими и нежными, стали грубыми и натертыми от жизни в Затерянном Городе, кожа потрескалась и кровоточила.
Но пока я не потеряла Сиона, я была счастливее, чем в Хроносе. Намного счастливее.
Каран, не привыкшая к тому, что жизнь расписана по минутам, начала испытывать некоторый ужас, ее нервы не выдерживали. Поэтому, когда Сион нарушил запрет и укрыл беглого преступника, она ощутила — не удивление, не отчаяние — чувство облегчения. Она даже обнаружила, что рада.
Конечно, умом она понимала, что все привилегии вместе с правом жить в Хроносе потеряны, а дверь к светлому будущему Сиона навсегда закрылась. Но она все равно радовалась.
Ей хотелось, скорее, похвалить сына, а не отчитать его, хотя с его уровнем интеллекта такой поступок казался глупостью. Сион так легко отказался от жизни в Хроносе. Вместо стабильной и обеспеченной жизни он предпочел защищать того, кто вломился в его окно одной ненастной ночью. Если угодно, это была ошибка. Но он правильно сделал, что совершил ее.
Значит, Сион тоже не видел смысла жить в Хроносе. Для него это было тем, что легко можно выбросить. Он просто показал, что это для него ничего не значит. И в этом он не ошибся.
«Мам, прости».
В их первую ночь в Затерянном Городе двенадцатилетний Сион склонил голову, извиняясь перед матерью.
«За что простить?»
«Потому что… Мам, ты… ты теперь должна будешь работать».
Преступление Сиона было расценено как сокрытие и помощь в бегстве особо опасному преступнику. С учетом его возраста, он отделался простым выселением из Хроноса. Но ему так же запретили жить где-либо, кроме трущоб Затерянного Города. Мать и сын за одну ночь переместились с вершины на самое дно. Прежде всего, им надо было найти источник пропитания.
«Прости».
Его опущенный подбородок, все еще такой детский, дрожал. Каран крепко обняла сына за плечи.
«Что за глупости, — мягко произнесла она. — Ты не должен за такое извиняться».
«Но…»
«Сион, кто из нас Мама? Думаю, ты перепутал роли, — отчитывала она его с показной строгостью. — Я крепче, чем ты думаешь. Готова поспорить, ты этого не знал, да?»
«Нет».
«Тогда ты еще не раз удивишься. Я скоро покажу тебе, какая у тебя стойкая мама. Будет на что посмотреть».
Сион в ее руках тихо засмеялся.
Сколько лет назад она в последний раз обнимала сына? В тот день в темной заваленной комнате, когда-то бывшей складом для стройматериалов, Каран не ощущала отчаяния или тоски. Это была радость от тепла ребенка в ее руках и чувство счастья, которое может принести только материнство.
«Что он за человек?»
«А?»
«Тот, кого ты взял под крыло. Мне просто интересно, какой он. Любопытно — но ты мне не скажешь, верно?»
|
|
|
