Если человек исчезнет, есть ли надежда для гориллы? 6 глава

— Несомненно. Это часть условия задачи.

— Вот это и исключит большинство не имеющих отношения к делу вещей. То, что они никогда не спят стоя на голове, не имело бы никакого отношения к про­цветанию их города. Так, по сути... Вот что я буду ис­кать... Я буду приближаться к цели с двух сторон — с одной стороны, я буду задаваться вопросом: «Что де­лает это общество жизнеспособным?», а с другой — «Что из того, чего они не делают, способствует их ус­пеху?»

— Браво! Теперь, раз тебя посетила такая блестя­щая мысль, я сделаю тебе поблажку: пусть в городе все-таки свершится казнь. Пусть впервые в их истории кто-то нарушит закон, лежащий в основе процветания этого общества. Жители в ярости, в ужасе, они поражены. Они хватают нарушителя, рубят его на мелкие кусочки и скармливают собакам. Такое допущение должно ока­зать тебе большую помощь в выяснении, что же гласит закон.

— Да уж...

— Давай я буду играть роль твоего хозяина. Мы с тобой только что вернулись с казни. Ты можешь зада­вать вопросы.

— Хорошо... Так что все же совершил этот парень?

— Он нарушил закон.

— Да, но что именно он сделал? Измаил пожал плечами.

— Он жил не по закону. Он делал вещи, которых мы никогда не делаем.

Я сердито посмотрел на него:

— Это нечестно! Ты не отвечаешь на мои вопросы.

— Могу сообщить тебе, молодой человек, что его возмутительные поступки тщательно зафиксированы. Подробная биография преступника хранится в городской библиотеке, где каждый может с ней ознако­миться.

Я только крякнул.

— Как ты собираешься воспользоваться биографи­ей казненного? Там не сказано, в чем именно он нару­шил закон. Это просто полное описание всей его жиз­ни, и многие из подробностей наверняка окажутся несущественными.

— Да, но из биографии я могу почерпнуть еще одно указание. Тогда у меня их станет три: благодаря чему их общество процветает; чего никогда не делают жите­ли города; что из того, чего они никогда не делают, со­вершил преступник.

 

 

— Прекрасно. Таковы как раз три указания на тот закон, который мы с тобой ищем. Сообщество живых существ на планете вполне процветало в течение трех миллионов лет. Согласные в ужасе отринули от себя это сообщество, полагая его полным хаоса и беззако­ния, безжалостного соперничества, где каждое живое существо постоянно должно опасаться за свою жизнь. Однако те представители твоего вида, которые по-прежнему являются частью биологического сообще­ства, так не думают — они скорее станут сражаться не на жизнь, а на смерть, чем позволят отделить себя от него.

На самом деле жизнедеятельность сообщества жи­вых существ вполне упорядочена. Зеленые растения являются пищей для травоядных, которых поедают хищники; некоторые из хищников оказываются добы­чей других хищников. Оставшееся достается пожира­телям падали; животные возвращают в почву питатель­ные вещества, необходимые для зеленых растений. Эта система великолепно работала миллиарды лет. Созда­тели фильмов по понятным причинам предпочитают изображать схватки и льющуюся кровь, но любой на­туралист скажет тебе, что различные виды не ведут между собой войны. Газель и лев враги только в пред­ставлении Согласных. Лев, повстречавший стадо га­зелей, не устраивает массовой резни, как поступил бы враг. Он убивает одну жертву не из ненависти к газе­лям, а чтобы утолить голод, и после этого газели спо­койно продолжают пастись, пока лев рядом пожирает свою добычу.

Все это происходит потому, что существует закон, которому неизменно подчиняются члены сообщества и без которого и в самом деле наступил бы хаос, а сооб­щество очень быстро распалось бы и перестало суще­ствовать. Человек самой своей жизнью обязан этому закону. Если бы все прочие виды не следовали закону, он не смог бы появиться, а если бы и появился, то не смог бы выжить. Закон защищает не только все сооб­щество в целом, но и каждый вид и даже индивидов. Ты понимаешь это?

— Я понимаю то, что ты говоришь, но понятия не имею, в чем состоит закон.

— Я демонстрирую его проявления.

— А-а... ну хорошо.

— Закон, о котором я говорю, поддерживает мир и не дает сообществу впасть в кошмарный хаос, каким считают дикую природу Согласные. Это тот закон, ко­торый поддерживает любую жизнь, — жизнь травы, которой питаются кузнечики; жизнь кузнечиков, кото­рыми питаются перепелки; жизнь перепелок, которыми питаются лисы; жизнь ворон, которые питаются мерт­выми лисьими телами.

Кистеперые рыбы, которые тыкались носами в бе­рега континентов, возникли потому, что сотни милли­онов поколений живых существ до них подчинялись этому закону; следуя ему, некоторые из рыб смогли стать земноводными, некоторые земноводные — пресмыка­ющимися, некоторые пресмыкающиеся — птицами и млекопитающими. Именно благодаря закону некоторые млекопитающие эволюционировали в приматов, потом от приматов произошел Australopithecus, от него — Homo habilis, от Homo habilis — Homo erectus, от Homo erectus — Homo sapiens и, наконец, — Homo sapiens sapiens.

И вот примерно десять тысяч лет назад одна из ветвей вида Homo sapiens sapiens сказала: «Человек не подвластен закону. Боги никогда не собирались связывать им человека». Поэтому те люди — Со­гласные — построили цивилизацию, во всем отвер­гающую закон, и через пять сотен поколений — мгно­вение на шкале биологического времени — данная ветвь Homo sapiens sapiens привела мир на грань ка­тастрофы. И как же объясняют Согласные такое бед­ствие?

— Э-э...

— Человек жил на планете три миллиона лет, не причиняя вреда, но Согласные всего за пять сотен поколений поставили мир перед угрозой распада. Чем они объясняют такое?

— Вот теперь я понял, что ты имеешь в виду. Они объясняют это тем, что в человеке есть какой-то фун­даментальный изъян.

— Чем предположить, что это вы, Согласные, де­лаете что-то неправильно, вы предпочитаете считать, что виновата сама человеческая природа?

— Это так.

— И как тебе теперь нравится такое объяснение?

— У меня появились сомнения в его справедливости.

— Прекрасно.

 

 

— К тому времени когда Согласные явились в Но­вый Свет и начали все разрушать в нем, Несогласные, жившие здесь, как раз искали ответ на вопрос: «Воз­можен ли оседлый образ жизни, который не вступал бы в противоречие с законом, которому мы следовали с на­чала времен?»

Я не хочу сказать, конечно, что они осознанно ста­вили такой вопрос. Здешние Несогласные так же не подозревали о существовании основополагающего за­кона, как первые воздухоплаватели не догадывались о существовании законов аэродинамики. Однако они все равно старались разрешить жизненно важный вопрос, создавая и отвергая одну разновидность цивилизации за другой, пытаясь создать конструкцию, которая смогла бы летать. Работа, выполняемая методом проб и ошибок, шла, конечно, медленно и могла занять и десять тысяч лет, и все пятьдесят. Несогласным, по-видимому, хватало мудрости понять, что спешить тут не следует. Они не видели абсолютной необходимос­ти непременно подняться в воздух, а потому не свя­зали себя с единственным воздушным судном циви­лизации, явно обреченным на падение, как это сделали Согласные.

Измаил умолк, и когда молчание затянулось, я спросил:

— А теперь что?

Улыбка покрыла его щеки глубокими морщинами.

— Теперь ты отправишься домой и вернешься, ког­да будешь готов сказать мне, какой закон или комплекс законов с самого начала управлял жизнью биологичес­кого сообщества.

— Не уверен, что я к этому готов.

— Именно тем, чтобы подготовить тебя к выпол­нению подобного задания, мы и занимались последние дни, если не вообще с начала нашего знакомства.

— Но я даже не знаю, откуда начать!

— На самом деле знаешь. У тебя есть те же три указания, что и в случае с жителями города — А, Б и В. Закон, который ты должен сформулировать, выполнял­ся всем сообществом живых существ без исключений на протяжении трех миллионов лет. — Измаил кивнул в сторону окон. — Именно из этого следует, как слу­чилось, что все сложилось именно так. Если бы за­кон не соблюдался с самого начала и во всех последую­щих поколениях, моря до сих пор были бы пустыней, а на суше лишь ветер гонял бы пыль. Все бесчисленные формы жизни, которые ты видишь вокруг себя, возникли, следуя закону, и, следуя закону, возник чело­век. Лишь один раз за всю историю планеты нашелся вид, который попробовал жить, отвергнув закон, и это был даже не весь вид, а только его часть, которую я назвал Согласными. Десять тысяч лет назад Согласные сказали: «Хватит. Человек не обязан подчиняться это­му закону», — и начали нарушать его во всем. Все, что закон запрещал, все это без исключений Согласные сделали основной частью своей цивилизации. И теперь, после пяти сотен поколений, Согласные вот-вот поне­сут то наказание, которое понес бы любой вид, нару­шивший закон.

Измаил махнул рукой.

— Всего сказанного должно быть для тебя доста­точно.

 

 

Дверь за мной закрылась, и я остановился в нере­шительности. Войти обратно я не мог, а отправляться домой не хотел. В голове была пустота, я чувствовал себя угнетенным; хотя никаких рациональных основа­ний для этого не было, я даже чувствовал себя поки­нутым.

Дома меня ждали дела. Я отставал от расписания со своей работой, сроки поджимали. К тому же получен­ное от Измаила задание вовсе не вселяло в меня энту­зиазма. Необходимо взять себя в руки и посмотреть на вещи серьезно, поэтому я сделал то, что делаю редко: я отправился в бар и заказал выпивку. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить, а в этом отношении одинокие посетители бара оказываются в выигрышном положе­нии: для них всегда находится собеседник.

Итак, что крылось за непонятными чувствами деп­рессии и отверженности? И почему они возникли имен­но сегодня? Ответ был таков: именно сегодня Измаил отослал меня, чтобы я выполнил задание самостоятель­но. Он мог избавить меня от необходимости самому проводить исследование, но предпочел этого не делать. Отсюда и проистекало ощущение покинутости. Конеч­но, ребячливость с моей стороны, но я ведь никогда не утверждал, будто совершенен.

Однако в моем подсознании, должно быть, таи­лось еще что-то, потому что эти размышления не уменьшили моей депрессии. Вторая порция бурбона помогла мне разобраться в своих чувствах: прогресс был налицо. Прекрасно. Так вот, значит, где источник моего уныния...

У Измаила имелся курс обучения. Ясное дело, по­чему бы ему его не иметь? Свое учение он создал за несколько лет, меняя учеников одного за другим. Со­вершенно естественно. Всегда нужно иметь план. На­чинаешь с одной точки, продвигаешься к следующей, потом к следующей и так далее, пока наконец — вуа-ля! — в один прекрасный день не приходишь к фини­шу. Благодарю за внимание, желаю счастья, и закройте за собой дверь.

Как далеко я продвинулся к настоящему моменту? Прошел полпути? Треть? Четверть? Как бы то ни было, любое мое продвижение вперед означает шаг к расста­ванию с Измаилом.

Какой уничижительный термин лучше всего описы­вает подобную ситуацию? Эгоизм? Собственнические чувства? Уязвленность? Как ни назови, именно это меня и отличает — признаюсь и не ищу оправданий.

Пришлось признаться себе: я не просто хотел иметь учителя — я хотел получить учителя на всю жизнь.

 

Часть 8

 

 

На поиски закона у меня ушло четыре дня.

Один день я провел, говоря себе, что выполнить задание не смогу, еще два — выполняя его, и последний — удостоверя­ясь, что мне это и в самом деле удалось. Входя в офис Измаила, я мысленно репе­тировал свою первую фразу: «Кажется, я понял, почему ты настаивал, чтобы я сде­лал это сам».

Я поднял глаза и на мгновение растерял­ся. Я совсем забыл, что ожидает меня за дверью: пустая комната, одинокое кресло, стеклянная поверхность и пара глаз, горя­щих позади нее. Как дурак, я промямлил в пустоту приветствие.

Тут Измаил сделал нечто, чего никогда раньше не делал: улыбнулся, подняв верх­нюю губу и показав ряд желтых зубов, массивных, как локти. Я, словно школьник, прошмыг­нул к креслу и стал ждать его кивка.

— Кажется, я понял, почему ты настаивал, чтобы я сделал все сам, — сказал я. — Если бы эту работу вы­полнил ты и просто указал мне на вещи, которые совер­шают Согласные, но которые никогда не происходят в природном сообществе, я фыркнул бы: «Конечно. По­думаешь, большое дело!»

Измаил что-то неразборчиво проворчал.

— Ну так вот. Как я понимаю, есть четыре вещи, совершаемые Согласными, которые никогда не делают другие члены биологического сообщества, и все они лежат в основе цивилизации Согласных. Первое: они истребляют своих конкурентов, чего никогда не бывает в дикой природе. Животные защищают свою террито­рию и свою добычу и при случае захватывают террито­рию и добычу конкурентов; некоторые виды даже охо­тятся на них, но они никогда не преследуют других животных просто ради уничтожения, как поступают кре­стьяне с койотами, лисами и воронами. Животные охо­тятся только ради пропитания.

Измаил кивнул.

— Правда, нужно заметить, что животные иногда убивают в порядке самозащиты или даже только чув­ствуя угрозу. Например, бабуины могут напасть на ле­опарда, который на них не нападал. Разница тут в том, что бабуины всегда ищут пищу, но никогда не ищут лео­парда.

— Не уверен, что понимаю различие.

— Я хочу сказать, что, когда еды мало, бабуины объединяются, чтобы добыть пищу, но если леопардов не видно, они не станут объединяться для охоты на ле­опардов. Другими словами, все обстоит именно так, как ты сказал: когда животные, даже такие агрессивные, как бабуины, охотятся, они делают это ради добывания пищи, а не ради истребления конкурентов или хищни­ков, которые на них нападают.

— Ну да, теперь я понял, что ты хотел сказать.

— Но как ты можешь быть уверен, что этот за­кон неизменно соблюдается? Я имею в виду, если отвлечься от того, что факты уничтожения конкурен­тов в дикой природе, как ты ее называешь, неиз­вестны?

— Будь это не так, то, как ты сам говорил, в при­роде все было бы иначе. Если бы конкуренты истреб­ляли друг друга из любви к искусству, конкурентов про­сто уже не существовало бы. В каждой экологической нише существовал бы один-единственный вид — тот, который оказался сильнейшим.

— Продолжай.

— Во-вторых, Согласные систематически уничто­жают пищу своих конкурентов, чтобы освободить мес­то для того, что едят сами. В природном сообществе ничего подобного не происходит. Правило, которому следуют все виды, таково: «Возьми то, что тебе нужно, и не трогай остальное».

Измаил снова кивнул.

— В-третьих, Согласные лишают своих конкурен­тов доступа к пище. В дикой природе можно не подпу­стить конкурента к своей добыче, но нельзя помешать ему кормиться вообще. Другими словами, хищник мо­жет заявить: «Эта газель моя», но не может сказать: «Все газели мои». Лев будет защищать убитую им га­зель как свою добычу, но не станет защищать от других хищников все стадо газелей.

— Да, все верно. Однако предположи, что ты вы­растил собственное стадо, от первого до последнего жи­вотного, так сказать. Разве не мог бы ты защищать соб­ственное стадо?

— Не знаю. Наверное, это было бы позволительно при условии, что я не стал бы объявлять своей собствен­ностью все стада в мире.

— А как насчет лишения конкурентов доступа к тому, что ты вырастил на земле?

— Тут то же самое. Наша политика такова: каж­дый квадратный фут поверхности планеты принадлежит нам, и если мы решим его возделать, то, значит, всем нашим конкурентам просто не повезло и не остается ничего другого, кроме как вымереть. Мы лишаем своих конкурентов доступа ко всей пище в мире, а другие виды этого не делают.

— Пчелы не дадут тебе доступа к своему меду в дупле яблони, но не станут мешать рвать яблоки.

— Правильно.

— Хорошо. Но ты говоришь, есть еще и четвертая вещь, которую совершают Согласные и которая никог­да не происходит в дикой, как ты ее называешь, при­роде?

— Да. В природе лев убивает газель и пожирает ее. Он не убивает вторую газель, чтобы обеспечить себя пищей на завтра. Олень ест траву, которая растет на лугу. Он не косит сено и не запасает его на зиму. Одна­ко Согласные все это делают.

— По-моему, ты менее уверен в этом пункте.

— Я и в самом деле менее уверен. Существуют ви­ды, например те же пчелы, которые запасают пищу, но таких немного.

— Ну, в данном случае ты не заметил очевидного. Все живые существа запасают пищу, большинство — в собственном теле, как делают это львы, олени и люди. Для других этого оказывается недостаточно, и тогда они делают запасы вне своего организма.

— Да, понятно,

— Нет запрета на запасы пищи как таковые, да и не могло бы быть, потому что на этом основана вся си­стема: растения запасают пищу для травоядных, траво­ядные — для хищников и так далее.

— Действительно... Я не посмотрел на вещи с этой точки зрения.

— Есть еще что-нибудь, что совершают Согласные, а все остальные виды никогда не делают?

— Я, по крайней мере, ничего больше не обнару­жил... Ничего, что было бы важно для жизнедеятель­ности природного сообщества.

 

 

— Этот закон, который ты так прекрасно описал, определяет пределы конкуренции в биологическом со­обществе. Вы можете сколько угодно соперничать со своими конкурентами, но не должны истреблять их, уничтожать их пищу или лишать их доступа к ней. Дру­гими словами, вы можете конкурировать, но не долж­ны объявлять своим соперникам войну.

— Да. Как ты говорил раньше, это миротворчес­кий закон.

— И каков же его эффект? Чему этот закон спо­собствует?

— Ну... пожалуй, он способствует порядку.

— Да, но я хочу услышать от тебя кое-что еще. Что случилось бы, если бы этот закон перестал действовать десять миллионов лет назад? На что походило бы те­перь биологическое сообщество?

— Я должен повторить то, что уже сказал рань­ше: в каждой экологической нише осталась бы всего одна форма жизни. Если бы все травоядные в течение десяти миллионов лет вели друг с другом войну, ду­маю, что к настоящему моменту уже определился бы окончательный победитель. Точно так же, наверное, остался бы единственный вид победивших кровососу­щих насекомых, единственный вид насекомоядных птиц, единственный вид питающихся птичьими яйца­ми змей и так далее. То же самое было бы верно для всех уровней.

— Так чему же все-таки способствует закон? Ка­ковы различия между существующим биологическим со­обществом и тем, которое ты только что описал?

— По-моему, такое гипотетическое сообщество со­стояло бы из нескольких десятков или, самое большее, из нескольких сотен видов — в противоположность ре­ально существующим многим миллионам.

Так чему закон способствует?

— Разнообразию.

— Конечно. А что же такого хорошего в разнооб­разии?

— Не знаю. С ним, безусловно, интереснее...

— Что плохого было бы в обитающем на планете сообществе, состоящем всего лишь из травы, газелей и львов? Или в таком, в которое входили бы только рис и люди?

Я некоторое время смотрел в потолок.

— Я склонен думать, что подобное сообщество было бы экологически хрупким. Оно оказалось бы чрезвы­чайно уязвимым. Любое изменение существующих ус­ловий — и вся система рухнет.

Измаил кивнул.

— Разнообразие — фактор выживания биологичес­кого сообщества в целом. Система, состоящая из мно­гих миллионов видов, способна пережить почти все, за исключением, может быть, катастрофы планетарного масштаба. Из сотен миллионов видов нашлось бы не­сколько тысяч таких, которые выжили бы при глобаль­ном падении температуры на двадцать градусов — а это было бы намного более опустошительным бедствием, чем кажется. Из сотен миллионов видов нашлось бы и несколько тысяч таких, которые пережили бы глобаль­ный подъем температуры на двадцать градусов. Одна­ко сообщество из сотни или тысячи видов почти совсем не располагало бы потенциалом выживания.

— Верно. И именно разнообразие находится под ударом благодаря деятельности человека. Каждый день исчезают десятки видов — это прямой результат кон­куренции Согласных в нарушение закона.

— Теперь, когда ты знаешь, что существует непре­ложный закон, изменился ли твой взгляд на происходя­щее в мире?

— Да. Я больше не думаю о том,, что мы творим, как об ошибке. Мы уничтожаем мир не потому, что не­уклюжи, а потому, что мы ведем, в прямом и страшном смысле слова, войну с ним.

 

 

— Как ты объяснил, биологическое сообщество было бы уничтожено, если бы все виды сочли себя сво­бодными от правил конкуренции, предписываемых за­коном. Но что произошло бы, случись такое всего с одним видом?

— Помимо человека, хочешь ты сказать?

— Да. Конечно, следует допустить, что этот вид имел бы почти человеческую сообразительность и це­леустремленность. Представь себе, что ты — гиена. С какой стати делить тебе добычу с этими ленивыми, важными львами? Стоит тебе убить зебру, как являет­ся лев, прогоняет тебя и начинает пировать, а тебе при­ходится сидеть в сторонке и ждать объедков. Разве это справедливо?

— Я-то думал, что все происходит наоборот: уби­вает лев, а гиены мешают ему съесть добычу.

— Львы, конечно, охотятся сами, но ничего не име­ют против того, чтобы присвоить, если удается, чью-то добычу.

— О'кей.

— Ну вот, ты насытился. Что теперь ты предпри­мешь?

— Изведу львов.

— И какой это даст эффект?

— Ну... никто больше не потревожит меня за едой.

— Чем львы питались?

— Газелями, зебрами... вообще травоядными.

— Теперь львов нет. Как это отразится на тебе?

— Понятно, к чему ты ведешь. Теперь для нас ос­танется больше дичи.

— А когда для вас окажется больше дичи? Я непонимающе посмотрел на Измаила.

— Ну ладно. Я предполагал, что начала экологии тебе известны. В естественных условиях, когда кормо­вая база вида увеличивается, увеличивается его числен­ность. По мере роста численности вида пищи для него становится меньше, а следом уменьшается и его пого­ловье. Именно такое взаимодействие поедаемых и по­едающих поддерживает равновесие в природе.

— Да знаю я это! Я просто не подумал.

— Ну так думай впредь, — сказал Измаил, недо­вольно хмурясь.

Я рассмеялся:

— Постараюсь. Итак, львов больше нет, дичи ста­ло больше, и наша популяция растет. Она растет до тех пор, пока добычи перестает хватать на всех, потом на­чинает сокращаться.

— Так было бы в естественных условиях, но ты ус­ловия изменил. Ты решил, что закон ограниченной кон­куренции к гиенам не относится.

— Верно. Теперь мы уничтожаем остальных наших конкурентов.

— Не заставляй меня вытаскивать из тебя слово за словом. Я хочу, чтобы ты обрисовал мне ситуацию в целом.

— О'кей. Что ж, посмотрим... После того как мы уничтожили всех своих конкурентов, наша попу­ляция стала расти, пока не оказалось, что добычи на всех не хватает. Конкурентов у нас больше нет, так что остается только увеличить поголовье дичи... Не могу себе представить гиен, занявшихся животновод­ством.

— Вы уничтожили своих конкурентов, но травояд­ные тоже с кем-то соперничают, — с кем-то, кто тоже питается травой. Это, так сказать, твои двоюродные конкуренты. Перебейте и их, и травы для вашей дичи станет больше.

— Правильно. Раз будет больше травы, станет больше травоядных, а раз станет больше травоядных, станет больше и гиен. А это означает... Кого нам унич­тожить теперь? — Измаил только молча поднял бро­ви. — Больше никого не осталось, кого следовало бы уничтожить.

— Подумай как следует. Я и подумал.

— Хорошо. Мы истребили своих прямых конку­рентов, истребили двоюродных, теперь пришла оче­редь троюродных — растений, которые конкуриру­ют с травой, отбирая у нее почву, влагу и солнечный свет.

— Верно. Теперь станет больше пищи для вашей дичи и больше добычи для вас.

— Забавно... Это же едва ли не священное писа­ние для земледельцев и животноводов: убивай все, что не ешь. Убивай всех, кто ест то же, что и ты. Убивай все, что не является пищей для твоей пищи.

— Это и есть священное писание в культуре Со­гласных. Чем больше конкурентов вы устраните, тем больше сможете произвести на свет людей, а значит, таков ваш священный долг. Как только вы решаете, что закон ограниченной конкуренции на вас не распростра­няется, все в мире, что не является вашей едой и едой для вашей еды, делается вашим врагом и подлежит уничтожению.

 

 

— Как видишь, любой вид, не подчиняющийся за­кону, производит одно и то же воздействие на природу. Дело неизбежно идет к прогрессирующему уничтоже­нию разнообразия видов ради экспансии одного-единственного.

— Да. Любой такой вид придет к тому же, к чему пришли Согласные: постоянному уничтожению конку­рентов, постоянному расширению собственной кормо­вой базы и к постоянной озабоченности тем, что делать с катастрофическим ростом популяции. Как это ты ска­зал раньше? Что-то насчет увеличения производства продовольствия для растущего населения...

— «Интенсификация производства для того, что­бы накормить растущее население, ведет к еще боль­шему росту населения» — так сказал Петер Фарб в своем «Человечестве».

— Ты назвал это парадоксом?

— Нет, парадоксом это назвал Фарб.

— Почему?

Измаил пожал плечами.

— Он, несомненно, знает, что любой вид в дикой природе неизменно увеличивает свою численность по мере расширения кормовой базы, однако, как тебе из­вестно, Матушка Культура учит, что подобные законы неприложимы к человеку.

 

 

— У меня возник вопрос, — сказал я Измаилу. — Пока мы все это обсуждали, я начал подозревать, что сельское хозяйство как таковое по определению проти­воречит закону.

— Так и есть, если определение, о котором ты го­воришь, — определение Согласных. Однако существу­ют и другие определения. Сельское хозяйство вовсе не обязано представлять собой военные действия против всего, что не имеет отношения к распространению тво­его народа.

— По-моему, проблема заключается в следующем. Биологическое сообщество обладает замкнутой эконо­микой, не так ли? Я имею в виду вот что: если вы начи­наете больше брать себе, то кому-то или чему-то до­стается меньше. Ведь правда?

— Да. Только ради чего вы будете брать себе боль­ше? Зачем это делать?

— Ну, такова основа оседлого образа жизни. Без сельского хозяйства я не смогу жить оседло.

— Ты уверен, что именно этого хочешь?

— А чего еще мне хотеть?

— Хочешь ли ты, чтобы твой вид распространился так, что стал бы в конце концов управлять всем миром, обработал каждый квадратный фут почвы и заставил всех заниматься сельским хозяйством?

— Нет, конечно.

— Но именно это делали и делают Согласные. Именно так и построена их сельскохозяйственная сис­тема: она имеет целью не удовлетворение потребностей оседлых жителей, а увеличение их численности. Неограниченное увеличение.

— Ну хорошо. Только мне не нужно ничего, кроме возможности жить оседло.

— Тогда ты не должен начинать войну с природой.

— Но ведь проблема остается. Если я хочу жить оседло, тогда я должен иметь больше, чем имел рань­ше, и этот излишек должен откуда-то появиться.

— Что ж, это так, и я понимаю твое затрудне­ние. Но во-первых, оседлый образ жизни ни в коей мере не чисто человеческое изобретение. Более того, я с ходу не смогу вспомнить ни одного вида, который был бы кочевым в абсолютном смысле слова. Всегда имеется определенная территория — для прокорма, для выведения потомства; всегда имеется улей, гнез­до, логово, нора, берлога, лежбище. Оседлый образ жизни присущ животным, как и людям, в разной сте­пени. Даже охотники и собиратели не являются чис­тыми кочевниками, и существуют различные переход­ные формы между ними и полностью оседлыми земледельцами. Есть такие племена охотников и со­бирателей, которые в результате интенсивного соби­рательства и охоты делают запасы, позволяющие им быть немного более оседлыми. Есть также полузем­ледельцы, которые что-то выращивают, а что-то собирают. Есть уже почти полностью перешедшие к сельскому хозяйству люди, которые занимаются со­бирательством лишь как дополнением к основному промыслу.

— Однако главной проблемы это не решает.

— Решает, но твое видение проблемы ограниче­но тем, что ты смотришь на нее под одним, и только одним углом. Ты упускаешь из виду вот что. Когда на сцене появился Homo habilis — тот самый Homo habilis, который знаменовал собой новый этап адап­тации гоминид, — кто-то должен был уступить ему свое место. Я не хочу сказать, что в результате како­му-то виду пришлось вымереть. Я просто имею в виду, что, в первый же раз запустив во что-то зубы, Homo habilis вступил с кем-то в конкуренцию и кон­курировал он не с одним каким-то существом, а с тысячей — все они должны были немного потеснить­ся, чтобы Homo habilis мог выжить. Это же справед­ливо для любого вида, какой бы ни возникал на пла­нете.

— Понятно. Только я все-таки не вижу, какое от­ношение все это имеет к оседлому образу жизни.

— Ты слушаешь невнимательно. Оседлый образ жизни — следствие биологической адаптации, к ко­торой в определенной степени прибегают все виды, включая человека. А любая форма адаптации суще­ствует в конкуренции с другими формами адаптации. Короче говоря, человеческий оседлый образ жизни не является нарушением законов конкуренции, он им под­чиняется.

— Да... Пожалуй, теперь я это вижу.

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: